Михаил Рудницкий

Да сказали вам правду, Бетти. Почему вы вбили себе в голову, будто правда – это только самое худшее. Что за страсти такие? Бетти улыбнулась, как ребенок. – Потому что тогда я настроюсь, возьму себя в руки. Я же себя знаю: если со мной и правда ничего страшного, я распущусь. Зато если пойму, что речь о жизни и смерти, я буду бороться. За каждую оставшуюся мне секунду я буду сражаться, как одержимая. А если буду бороться, то, может, сколько-то времени еще выиграю. А так я его только теряю. Неужели

Люди, одержимые, словно манией, какой-то одной идеей, необъяснимо притягивали меня всю жизнь, ибо чем больше человек себя ограничивает, тем выше он из этой своей ограниченности поднимается к бесконечному; как раз подобные, на первый взгляд начисто отрешенные от мира индивидуумы, подобно термитам, строят из особой материи своего духа поразительные и поистине уникальные модели мироздания. Вот

объявление о призыве своей категории, сменил

Еще и полвека спустя все мы оставались его внуками и говорили «дедушка Ленин», – у нас ведь все пребывало в движении, все, только не время.

Помогай, когда можешь, делай, что можешь, а когда ничем уже не помочь, забудь! Отвернись! Соберись с духом! Сострадание – это для спокойных времен. Не для таких, когда жизнь на волоске. Мертвецов похорони, а сам зубами вгрызайся в жизнь! Она тебе еще пригодится. Скорбь скорбью, но факты – упрямая вещь. И скорбь твоя ничуть не убавится оттого, что ты сумеешь посмотреть фактам в лицо. Ибо только так и можно выжить.

Разве объяснишь, почему люди, не умеющие плавать, бросаются с моста за утопающим?

заразы в здоровые части организма. Делается ли это? Делается как раз противоположное. Гуманность об этом только и заботится. В каком отношении к этому основному биологическому вопросу стоят нынешние высшие ценности? Философия, религия, искусство и т. д. (Средства лечения: например, милитаризм, начинаяфизиологически сводится к нулю. Не подлежит сомнению величайшая ничтожность этих мнимых «реактивов»; они суть формы наркоза против некоторых