– Глупости, – вслух произнесла я, словно пытаясь избавиться от наваждения
полного, как говорится, счастья. – Звягинцев сказал, был еще подозрительный случай: девушка утонула. – Лена Кирюхина? Болтали, что утопилась. – У нашего участкового на этот счет сомнения. – И он поспешил с тобой ими поделиться
моем появлении на хуторе. Друг называется… Впрочем, он сделал это, потому что беспокоился обо мне, следовательно, злиться на него, по меньшей мере, глупо. Но говорить с ним все равно не хотелось. Сам он, кстати, тоже не звонил, видимо, не ожидая от нашего разговора ничего
он меня узнал. А его жене, как я уже сказала, помощь не требовалась. Она ему исключительно предана, не думаю, что я бы так смогла. По крайней мере, от помощи не отказалась бы. – То есть вы ничего не стали ей рассказывать? – Конечно нет. – Но продолжали жить рядом? – Продолжала. Знаете, Коровин действительно замечательный художник, его работы очень востребованы. К тому же у него приличная коллекция работ мастеров начала двадцатого века. Его жена передала их на хранение нашей картинной
вернувшийся Сергей. – По-моему, просто объелся. Некоторое время мы обедали молча, пока Звягинцев не сказал: – Вкусно
– Жизнь прекрасна, – сказала с улыбкой. – Где-нибудь совершенно точно.
много лет один жил, человек аккуратный. У такого, как он, все на своих местах. Я на следующий день сюда пришел, осмотрел все еще раз. В шкафу все чашки в ряд, ровненько, а одна в стороне стоит, за стаканами. И блюдце с краю, а остальные с другой стороны и тоже в ряд. – Ты хочешь сказать… чашку с блюдцем ктото другой поставил? – Вот именно. И второпях не обратил внимания на заведенный Стасом порядок: тарелка к тарелке, блюдце к блюдцу. – Он с кем-то пил чай? – сообразила я. –
И смотрела на меня почти влюбленными глазами. В такие минуты мне хотелось наброситься
долгий пронзительный вой, в глазах его была