Внучка бабы Яги

Додумать я не успела. Красавец склонился ко мне с отчетливым намерением запечатлеть, так сказать, поцелуй. Ага, такой выведет! Не знаю, как из лесу, а уж из терпения меня - точно. Вишь, выискался! Полупроводник, ёжкин кот! Скользнув верткой змейкой с валуна, я отвесила нахалу затрещину:

- Да ты, дедушка, совсем ополоумел!

Безупречные брови поползли вверх, выражая недоумение. Мамочки, забыла! Три раза надо "слово" молвить, чтоб подействовало. Наскоро пробормотав: "Дедушка, дедушка...", я любовалась на то, как сползает с красавца наведенный морок - съеживаются плечи, уменьшается рост и хлопьями грязной пены истаивает заморское облачение. Через несколько мгновений передо мной стоял хозяин леса в своем обычном виде - русоволосого коренастого бородача, не по погоде одетого в тонкий полотняный руб.

- Это что же такое получается? - уперев руки в боки в лучших традициях деревенских склочниц, вопросила я. - Седина у нас в бороду ударила?

Леший смущенно переминался с ноги на ногу и отчаянно краснел:

- Ну чего ты, Лутонь... Ну пошутил я, настроение с утра такое... шутейное...

- Ну и что это за балаган? - спросила я, устраиваясь на лавке, сдвинув в сторону чучело гигантского муравьеда.

Бабушка обиженно поджала губы:

- Ужо и повеселиться на старости не дают.

Потом морщинки в уголках рта разгладила радостная улыбка.

- Видала, как я их?

- Да, бабуля, накуролесила вдосталь. Парни теперь седмицу заикаться будут.

- Угу, - привычным пассом от двери Яга распахнула окошко: - Теперь, Лутоня, покричи погромче, для достоверности.

- Надо чего? - вежливо вступила бабуля.

- Ты, это, девку-то не гноби...

Судя по звуку, Еремей разговаривал, не покидая стратегического дверного косяка.

- Дверь закрой, дует. Чай не девочка уже под сквозняком сидеть.

- Ишь чего охальник удумал! У вас товар, у нас купец...

Бум! Бац! Шмяк! Дзинь!

Наша нехитрая домашняя утварь завершала свой жизненный путь на ступеньках крыльца, картинно перелетая через порожек.

Иногда так бывает, что время останавливается только для тебя. Застываешь ты, будто мошка в янтариновой толще, вокруг продолжается суетливое движение других козявок, но сам ты – ни охнуть, ни вздохнуть…