Дороги, которым нет конца

отсюда, что с тобой случится, кем ты станешь, что ты приобретешь или потеряешь, выстоишь ты или упадешь, не важно, в чем окажутся твои руки… Никто из ушедших не уходит слишком далеко. Ты всегда можешь вернуться домой. И когда это случится, ты увидишь, что я стою здесь с распростертыми руками и жду твоего возвращения. Я люблю тебя. Отец».

– Ты не обязан это понимать, – сказал он. – Но ты должен жить.

как ты сейчас рассержен, но пусть эти слова прорвутся через оболочку неприязни. Пусть они просочатся в твои мысли и дойдут до твоего сердца. Это правда обо мне и тебе, насколько я способен понять ее. А когда речь идет о правде, люди имеют право ее знать. Всегда. Независимо от того, насколько это больно, по твоему мнению. Правда – это единственное, что освобождает и одновременно крепко держит нас. Помни об этом, когда будешь думать о нас; все мои воспоминания о тебе добрые и нежные. Все, даже сегодня вечером. Когда ты мысленно вернешься к сегодняшней сцене, к нашим последним словам и к твоему уходу, не позволяй гневу окрашивать эту картину. Я не сержусь. Никогда не сердился и не буду сердиться. Ты не можешь так сильно ударить меня, чтобы я от тебя отрекся. Точка. Нелегко быть восемнадцатилетним человеком. Нелегко найти свой путь в этом мире, особенно когда твой отец отбрасывает большую тень. И напоследок еще одно. Когда ты прибудешь

Когда я увидел тебя, ты был весь в крови, твоя одежда горела, а сверху тебя придавила стропильная балка. Честно говоря, я не думал, что мы выберемся оттуда. Единственное, что ты сказал: «Отец, мне так жаль…» Тогда я понял, что уже давно должен был приехать в Нэшвилл. Сынок, мне нечего прощать. Вообще нечего. Я простил тебя уже в тот момент, когда ты уехал. Ты не можешь ударить меня так сильно, чтобы я возненавидел тебя. По правде говоря, это мне следовало бы извиниться. Я знаю, что могу быть властным и заносчивым. Знаю, что я отбрасываю длинную тень. Если тебе казалось, что я держу тебя на поводке и препятствую твоим мечтам, прошу простить меня. Правда, это не то, к чему у меня лежало сердце. Может быть, мой способ защищать тебя и оградить от чужого влияния был далеко не лучшим. Наверное, я мог придумать что-нибудь более деликатное. Наверное, мне следовало поступать иначе. Если Биг-Биг отдал тебе это письмо, значит, в

сцены. Но лишь немногие могут отражать свет и внимание. Когда ты видишь людей с поднятыми руками, ты понимаешь, о чем я говорю. Справедливо это или нет, но я хочу, чтобы ты провел свою жизнь, создавая музыку, которой подпевают ангелы. Будь отражением, и, думаю, тогда ты с толком проживешь свою жизнь. До сих пор я не говорил тебе об этом и теперь сожалею. У меня есть лишь одно оправдание: мне еще никогда не приходилось воспитывать сына. Пожалуйста, признай за мной право на несколько ошибок. А я буду размышлять о том, в чем я был неправ. После прошлого вечера у меня появилось такое чувство, что ты уехал разгневанным. Я предполагал, что тебе понадобится все, что у нас есть, поэтому отдал тебе все, что было. Думай об этом как о моем капиталовложении в твою карьеру. То же самое относится к Джимми. Береги его. В твоих руках он звучит лучше, чем у меня, и, думаю, это понравилось бы твоей маме. Прошу тебя выслушать мои слова: я знаю,

тоже больно… Не знаю, каким я был отцом. Ты вырос без женского влияния, и мне хотелось бы, чтобы все сложилось по-другому. Хотелось бы, чтобы ты знал свою маму. Тогда ты был бы более подготовлен к сюрпризам судьбы. Она была лучше меня во многом. Она смогла бы научить тебя нежности. Не знаю, когда ты получишь это письмо, если вообще получишь. Но если это случится, я хочу, чтобы ты знал: некоторые величайшие моменты счастья в своей жизни я испытал, наблюдая за твоей игрой на гитаре. Когда ты играешь, то оживаешь. Музыка – это язык твоего сердца, и ты говоришь на нем лучше любого из тех, кого я знал. Возможно, я чересчур навязывал тебе свою заботу. Возможно, мне следовало бы разрешить этому подонку сохранить записи, которые ты сделал на автозаправке. Но тогда я думал о твоем даре, и мне хотелось защитить его, чтобы он не попал в дурные руки. Ты наделен особым талантом, и ты даже не представляешь,

«Дорогой сын, сегодня вечером ты покинул нас. Уехал от Водопада. Я стоял на сцене и смотрел, как красные задние фонари автомобиля становятся все меньше и меньше. Теперь я сижу здесь и гадаю, следовало ли мне отпустить тебя. Спрашиваю себя, следовало ли мне все делать так, как я делал. Возможно, я ошибался. Не знаю. Я знаю, что мое сердце болит, и полагаю, что тебе

плечо на Мэри, которая сидела с сияющим лицом в ожидании

открывал письмо, у меня дрожали руки. Оно было датировано днем его смерти. «Дорогой сын, когда я пишу это письмо, мне не становится лучше. В легких поселилась какая-то инфекция, от которой я не могу избавиться. Три курса антибиотиков ничего не изменили. Я уже неделю пишу это письмо, но каждый раз, когда я читаю его, не нахожу в нем слов, которые так хочет сказать мое сердце, поэтому я рву бумагу и начинаю сначала. Но у меня мало времени. Пожалуйста, разреши твоему старику сказать несколько последних слов. Не знаю, известно ли тебе об этом, но я приезжал в Нэшвилл. Хотел сказать тебе, как мне жаль. Хотел обнять тебя, увидеть твою улыбку, услышать твой голос. Хотел сказать всем и каждому, что ты мой сын. Однажды вечером я увидел тебя перед ужином вместе с Делией. Вы стояли в саду перед рестораном и дожидались, пока освободится столик. Я еще никогда не видел тебя таким счастливым. И таким взрослым. Улыбка на твоем лице. Смех в твоем голосе. Нежность в твоем прикосновении. И Делия… То, как она смотрела на тебя, держала тебя за руку, брала тебя под локоть и опиралась на тебя, как она восхищалась

слышать. И хотя музыка увлекла тебя далеко от Буэна Висты, наш Водопад был и всегда будет твоим музыкальным домом. Я знаю, что тебе придется нелегко, но не позволяй тому, с чем ты сейчас сражаешься, удерживать тебя от этого понимания. Иногда нам приходится петь, несмотря на шрамы на нашем сердце. Иногда песня – это единственное, что исцеляет нас изнутри. Единственное, что разрывает оковы, наложенные на сердце. Джимми научил меня этому после смерти твоей мамы. Береги его. Если ты оказался посреди бури, когда небо почернело, а молния воспламенила мир вокруг тебя, если ты боишься, страдаешь, или, может быть, если твоя надежда истощилась, вспомни того бесстрашного мальчика, который сел за пианино и… выпустил это. Не позволяй страху взять над тобой верх, ведь всегда существует возможность преодолеть преграды. Не лишай себя надежды что-то изменить. Я люблю тебя и всегда любил. Никто из ушедших