Глава 13 – Не в психологах счастье
– …сейчас. Довольно удовлетворительно, не так ли?
– Почему ты… такой, Хэнк? – непонимающе поинтересовалась София, на что Хэнк, ухмыляясь, пожал плечами и моргнул в пустоту слева от себя, как Джим из «Офиса».
– Если каждый из нас пьёт по бокалу, не значит ли это, что пьянеть мы будем в четыре раза быстрее? – спросил я.
– Не знаю, – ответила София. – Может, вмешается наша ускоренная регенерация?
– Она действует не сразу…
– Вот и узнаем, – Хэнк выпил чуть ли не пол бокала за несколько глотков.
Из кухни вышла Адель, забрала у лежащего на полу пирата его бандану и, обвязывая ею всё ещё влажную копну волос, уселась за наш стол вместе со своим пивом.
– Так, а теперь расскажите, что к чёрту происходит, – потребовала она, сделав внушительный глоток.
– Прям всё? – поинтересовался Хэнк.
– Да.
– Окей, – он глубоко вдохнул, и пошло-поехало. – Если вкратце, то Малика забрало в другой мир сверхъестественное существо, являющееся то ли архангелом, то ли представителем дико продвинутой инопланетной расы. Затем этот чувак послал Малика найти некоего «опасного индивидуума», которого ты знаешь под именем ЛаФлёр и который, если теория об архангеле верна, является каким-то демоном или же самим Люцифером. Однако это существо – инопланетянин, ангел или кто он там, которого, кстати, зовут Дамбл Дор, сообщил, что несмотря на его мощь, ЛаФлёра всё же можно победить и сделать это должен именно Малик, потому что он что-то типа Нео. Но для этого ему нужно найти три противоречия: кровь блудливой девственницы, слёзы того, кто счастлив в своём несчастье и человека, которому ничего не нужно. После этого Дамбл Дор вернул нас обратно домой, разделив личность Малика на четыре части. Я – Хэнк, творческая, эмоциональная и безумная часть, София – логика, совесть и всё хорошее, Дэмиан – наша депрессия и сам Малик – мозг операции. Вопросы?
Адель сидела с приоткрытым ртом, пока дым из её сигареты медленно поднимался к потолку.
– Я… ничего не поняла.
– И не ты одна, – сказал Хэнк. – Так что? Где будем искать несчастливого счастливчика? – обратился он к нам.
– Погодите, что? – не унималась Адель.
– Не тормози. Постарайся ничего не упускать, иначе запутаешься и ни хрена не поймешь. Что тут сложного? Нас послали победить парня по имени ЛаФлёр, который устраивает в мире хрен знает что, – ответил ей Хэнк.
– Да, но ведь ты говорил, что ты брат Малика… – не понимала Властительница.
– Я соврал. А теперь жалею, что не продолжил лгать, потому что ты очевидно не догоняешь.
– Хорош, Хэнк, – упрекнула его Софи. – Послушай, Адель, мы все являемся частями личности Малика, поэтому мы так сильно и похожи на него. Это очень долгая и запутанная история, в которую сложно поверить и ещё труднее вникнуть. Просто дай нам поговорить. Это очень важно и если ты всё же поймешь, о чём речь и у тебя будут какие-либо идеи, то не стесняйся их озвучить.
– Хорошо?.. – вопросительно сказала Адель.
– Итак. Второе противоречие. Нам нужен мазохист, так? – София отпила пивка и закурила.
– Не думаю, что прям мазохист, но, по сути, некто близкий к этому, верно, – отчасти согласился с ней Хэнк. – Слёзы того, кто счастлив в своём несчастье… хмм… – он задумался и почесал бородатый подбородок. – Может, это типа баба, которая в дисфункциональных отношениях со своим парнем? Она счастлива, но при этом несчастна?
– Или парень, – добавила София.
– Конечно, ведь сейчас главное не ранить ничьи чувства, – он покачал головой.
– Скажи это Владиславу, хренов лицемер, – помрачнела София.
– Давайте без этого, – я попытался остановить надвигающийся спор. – Хэнк, ты у нас хорош в философской части дел. Придумай что-то помимо человека в дисфункциональных отношениях. Иди глубже. Что ты вообще понимаешь под фразой «счастливый в своём несчастье»?
Хэнк задумался.
– Я понимаю это так: человеку, о котором идёт речь, комфортно находиться в своей ситуации, даже если он в ней и несчастен. Может, речь идёт о нас? Всё-таки у нас жёсткая депрессия и мы периодически хотим покончить с собой, но при этом не предпринимаем абсолютно никаких усилий, чтобы выбраться из своего положения, – ответил он.
– Кажется, я читала что-то подобное у Ошо, – равнодушно сказала Адель, попивая пиво.
– Ты читала Ошо? – явно подкалывая, спросил Хэнк.
– А что в этом такого? – нахмурилась девушка.
– Просто не думал, что ты духовный человек.
– Хэнк, – позвала его София.
– Да?
– Заткнись. Адель, продолжай, – как и всегда поддерживающим тоном сказала София.
– Эээ, – Адель пыталась сформировать свои мысли. – Короче, человек же в принципе не может быть счастлив. Это чувство не постоянное, а мимолётное, поэтому нельзя воспринимать фразу «счастливый в своём несчастье» так, будто этот человек находится в вечном кайфе от того, что он несчастен.
– Так я же сказал практически то же самое! – Хэнк прозвучал как отличница, у которой украли славу за правильный ответ.
– Помолчи, – более мягко повторила София. – И как ты представляешь себе такого человека? Примерно. То есть, каким он должен быть? Из чего состоит его жизнь?
– Ой, не знаю… – Адель задумалась. – Наверное… хм… наверное, он должен полностью осознавать то, что он несчастен, постоянно жаловаться на свою ситуацию, но при этом бояться выйти из своей ситуации. Точнее… не то, чтобы он боялся, просто он настолько привык обвинять окружающий мир в своих проблемах, что уже даже не видит разницы между тем, что может изменить и тем, что не может, хотя по сути человек способен изменить очень даже многое, если он действительно этого захочет, – она сделала паузу. – Для него всё едино, а жизнь говно, с какой бы стороны он к ней ни подступался.
– Теперь я ещё сильнее уверен в том, что второе противоречие это мы, – обиженно сказал Хэнк, допив своё пиво. – Можно мне ещё одно?
– На, выпей мое, – София протянула ему свою кружку. – Вынуждена согласиться с Хэнком. Малик всю жизнь твердит, что всё дерьмо, но не делает ничего, чтобы хоть что-то изменить.
– Потому, что это бесполезно, – закатил глаза Дэмиан. – Сколько раз мне придётся повторять, что весь этот абсурд с психиатрами, духовным ростом и позитивным настроем – бред собачий?
– Твоего мнения никто не спрашивал, – разозлилась София.
– А стоило бы. Как-никак вы говорите обо мне.
– Это очень странно, – заметила Адель.
– Ещё как, – ответил ей Дэмиан. – Эти идиоты думают, что я обыкновенная болезнь и что меня можно просто вылечить как какую-то там простуду. Вы не мыслите достаточно глубоко.
– Ты и есть просто болезнь, Дэмиан. Не делай вид, будто ты нечто большее, чем обычный паразит, который присосался к нам из-за психологических травм, прошлых неудач, комплексов и всего остального добра, которым нас одарила жизнь, – София медленно поднимала тон своего голоса.
– Это не так, – упрямился Дэмиан, сохраняя полное спокойствие.
– Неужели?
– Голову даю на отсечение, – улыбнулся Дэмиан.
– Как же сильно мне хочется ударить тебя прямо в твою тупую унылую рожу, – взбесилась София.
– Ребята, ребята! Мы ведь не это собрались обсуждать, так что давайте вернёмся к тому, что действительно важно, – попытался разрулить ситуацию Хэнк, выпивший уже половину кружки, которую ему передала Софи. – Боже, София, если я играю роль голоса разума, то тебе нужно искать новую работу.
– Ты прав, – опомнилась рыжая. – Этот засранец просто умеет выводить меня из себя.
– Так вы считаете, что это я? – вмешался я.
– Я не уверена. Может быть. Не знаю, – София лихорадочно пыталась разгадать эту глупую загадку.
– Это не ты, Малик. И знаешь почему? – спросил Дэмиан.
– Скажешь сам или мне нужно догадаться до этого каким-то магическим образом?
– На самом деле ты не счастлив в своём несчастье, так как ты не несчастлив вообще. Язык сломать можно, – пошутил Дэмиан. – Дело в том, что ты попросту понимаешь, что всё бессмысленно и продолжаешь осознанно жить своей настоящей, но всё же бессмысленной жизнью, пока все остальные живут иллюзиями, обманывая себя и упорно твердя себе, что всё нормально.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я.
– Да то, что ты никогда больше не получишь удовольствия от выпивки или от общения со своими друзьями. Тебе просто не суждено снова быть счастливым, потому что счастье – это иллюзия. Куда уж там, ты даже не сможешь искренне ответить тем, кто спросит, как твои дела. Ты всегда будешь лгать, говорить, что всё нормально и ощущать себя полнейшим неудачником, ведь ты будешь знать, что врёшь и это будет угнетать тебя ещё больше, – холод его слов нагонял на меня неимоверную тоску, ведь я знал, что это мои собственные мысли, что это не инородный червь, поселившийся в моём разуме, а я сам.
– Малик. Ты ведь знаешь, что это временно, знаешь, что это пройдёт. Посмотри на этих людей, – София указала на лежащих на полу посетителей. – Им всем тоже бывает паршиво, у них тоже бывают неудачи, но многие преодолевают их или хотя бы пытаются. Не впадай в это состояние, не позволяй ему пудрить тебе мозги. Всё будет хорошо. Когда-нибудь всё обязательно будет хорошо, – утверждала София, пока сигарета тлела в её дрожащих от нервов руках. Она выглядела грустной, но улыбалась мне, пытаясь скрыть свою печаль за этой странной гримасой.
– Когда-нибудь. Когда-нибудь! Всегда это «когда-нибудь», – сказал я. – Почему не сейчас, не завтра или хотя бы не через месяц? Эта человеческая неопределённость, незнание того, что грядёт и грядёт ли что-то вообще убивают меня. Я, как дурак надеюсь на изменения, а в итоге остаюсь ни с чем. Сколько ещё я должен просыпаться с мыслью о том, что лучше бы никогда не рождался?
– Перестань! Изменения не приходят сами собой… – начала Софи, но я прервал её.
– Пожалуйста, не начинай с этими своими психологами, – раздражённо отмахнулся я.
– Ахахахахаха! Психологи! Ты прав, Малик, именно о них она и собиралась поговорить. Терапия, антидепрессанты и позитивный настрой! – Дэмиан снова рассмеялся. От ледяного смеха моей депрессии у меня по коже побежали мурашки.
– Ну и что, что в первый раз с психологом вышло… не очень хорошо? – смягчила София. – Тебе просто не повезло. Подумаешь! Мне кажется, я дала тебе достаточно времени, чтобы пережить это и тебе уже давно пора было начать искать нового, ведь как ещё ты собирался прогнать этого засранца из нашей головы? – спросила София.
– Не знаю, – вновь отмахнулся я, не желая мусолить эту тему.
– Обязательно невесть откуда должно было появиться божество, обещающее тебе справиться со всеми твоими проблемами за тебя?! – кричала на меня София. – Если бы не Дамбл Дор, мы бы всё так же сидели дома, ненавидели себя и смотрели сериал!
– Я не хотел снова проходить через это унижение! – крикнул я в ответ.
– Ребят, – смущённо прервала нас Адель. – Я, конечно, очень извиняюсь, что встреваю в ваш наружный монолог, но… – она выждала паузу, по очереди вглядываясь в наши лица. – …что случилось у психолога?
– Отличный вопрос, Адель, – улыбнулся Дэмиан, поворачиваясь к остальным. – Никому не прерывать меня, пока я буду рассказывать. А ты устраивайся поудобнее и позволь поведать тебе эту потрясающую историю.
* * *
Вернёмся на три недели назад, в начало октября.
В один из тех прохладных осенних вечеров нам стало невыносимо одиноко. Больше, чем обычно. Дело в том, что Малик не мог поделиться гнетущей его проблемой ни с одним из своих друзей, ибо не хотел никого видеть из-за сильного желания забиться в угол квартиры, сидеть в темноте и слушать самую депрессивную музыку, которая у него только имелась. Однако без спиртного было не обойтись, поэтому он купил пол-литра самой паскудной водки, так как наш внутренний еврей Ари настоял на дешевизне, а также пару бутылок пива в магазине одного старого извращенца рядом с нашим домом.
Вернувшись, Малик воплотил свой план в жизнь и начал напиваться до потери пульса. Он делал это медленно, потому что ему нравилось быть пьяным, нравилось не мыслить здраво, убегать подальше от Софии, от меня, от всех нас далеко за пределы разума и быть только Хэнком.
Выдув две бутылки пива и примерно восемьдесят процентов водки, он, шатаясь, побрёл на кухню, чтобы вытащить из холодильника апельсиновый сок, однако в отражении окна он увидел себя – окосевшего, раскачивающегося молодого парня с кругами под глазами, щетиной и худым рахитическим телом. Он хотел чувствовать что-то, хотел знать, что жив, ведь тот, кого он увидел в том отражении, был давно почившим ходячим мертвецом. И тут его взгляд упал на нож на кухонном столе, и, не ведая что делает, Малик схватил его. София закричала, я, естественно, обрадовался, думая, что сейчас всё закончится, однако Малик не слышал нас. Мы были, так скажем, вне зоны действия сети, а Хэнку эта идея казалась хорошей.
Он не знал, что делал и зачем. Ему просто хотелось почувствовать хоть что-то. Уверен, Малик даже убил бы, лишь бы снова почувствовать себя живым! Положив руку на стол, он прицелился острием ножа в тыльную сторону правой руки, после чего поднял левую руку, в которой был нож и хрясь!
Чёрт побери, какое же прекрасное чувство – боль! Она расползалась по всей руке, словно электричество и Малик ощущал её. Он знал, что жив, знал, что всё ещё может чувствовать и у него началась эйфория, о которой тебе, Адель, известно даже больше, чем нам.
Малику, а точнее сказать Хэнку хотелось прыгать, танцевать и у этих двух появилась уверенность в том, что они могут летать, проходить сквозь стены и быть кем угодно. Они могли всё! Примерно минуть пять. Затем это чувство выветрилось, словно наркотик, оставив после себя лишь кровоточащую руку, усталость и тошноту. Допив водку, Малика вырвало, и вскоре он заснул.
Наступило утро, в котором нас ожидало нехилое похмелье. Бодун был такой, что Малику захотелось умереть даже больше, чем обычно. София, как и всегда, недовольно качала головой из стороны в сторону, Хэнк удовлетворенно молчал, а я скакал от радости, обзывая Малика идиотом и трусом, которому не удалось довести дело до конца. Он и сам знал, что идиот, ибо на руке он обнаружил внушительное отверстие диаметра пятидесятикопеечной монеты. Водка, которую он запивал пивом, тоже давала о себе знать – не самое приятное послевкусие, скажу я тебе.
Малик, а точнее София сильно злилась на себя. Ладно, скорее на меня, за то, что я надоумил Хэнка на столь опрометчивое пьянство и продырявленную ножом руку. София решила, что злится на нас в последний раз. Это было уже слишком для нашего неженки Малика, ведь в следующий раз он вполне мог бы перерезать себе вены и счёл, что у попытки самоубийства послевкусие будет похлеще, чем у водки с пивом.
Взяв телефон, он написал одной знакомой, у которой в каждой сфере было до фига своих знакомых и спросил о психологах. София была вне себя от счастья! Не удержавшись, наш сгусток морали и праведности сказал, что было бы, конечно, гораздо лучше, если бы Малик сделал это до инцидента с ножом, но почувствовав сильное раздражение Малика, Софи сменила тон и добавила, что разницы всё равно нет. Видишь ли, она наивно полагала, что пойди Малик к психологу, всё сразу же начнёт налаживаться.
Однако, получив номер, нерешительный Малик ещё долго не находил в себе нужной смелости и наконец, через пару часов откладывания этого дела на потом, он всё же нашёл в себе силы и позвонил. Психологом оказалась молодая девушка по имени Айтян и она показалась Софии милой и рассудительной, а её голос звучал мягко и успокаивающе. Айтян спросила Малика, на что он жалуется и после краткого описания ситуации они договорились о встрече на Хатаи через два дня.
Несмотря на то, что был октябрь, в день встречи было довольно жарко. На Малике была лишь одна майка, но он всё равно потел, как свинья, во-первых, из-за солнца, внезапно решившего, что лето ещё не закончилось, а во-вторых, из обыкновенного беспокойства. Видишь ли, ему абсолютно не хотелось встречаться с этой дамочкой, рассказывать о себе и о своих чувствах. Сойдя на станции «Хатаи», он посмотрел на соблазнительный вагон, который вскоре должен был поехать обратно.
«Сейчас же садись в него и езжай домой. Зачем тебе это? Терапия бессмысленна и бесполезна. Ты взрослый мужик, ты не должен делиться чувствами. Так поступают только бабы или слабаки» – сказал ему я.
«Не слушай его! Ты ведь уже договорился о встрече и пришел. Теперь поздно поворачивать назад» – прокудахтала София.
Послушав её, а не меня, что я считаю большой ошибкой, Малик сорвался с места и больше не останавливался, боясь, что если он притормозит, то не сумеет справиться со мной и вернётся домой.
Дойдя до места встречи, он позвонил Айтян. Она сказала, что скоро подойдет и что на ней синее платье. Малик закурил и снова засомневался в верности своих действий. Однако София продолжала пудрить ему мозги, говорила, что уже слишком поздно. Побег был бы неприличен и крайне труслив, поэтому Малик взял свои яйца в кулак, сжал их и напомнил мне о том, что он мужчина, который держит слово. Естественно, не буквально – делать такое на улице средь бела дня было бы довольно странно и, скорее всего, незаконно.
Когда его сигарета была почти докурена, он увидел приближающуюся к нам звезду данной истории. Айтян оказалась смуглой темноволосой девушкой примерно двадцати пяти лет с незапоминающимися чертами лица. После быстрого знакомства и нескольких фальшивых улыбок, психолог пригласила Малика следовать за ней.
Он пошёл за Айтян и думаю, те десять минут, что он ходил за ней, были самыми неловкими в его жизни, так как они оба просто молчали. Малик не знал, мариновала ли она его, чтобы позже слова, эмоции и прочий бред потекли из него поносом или просто ждала, пока они сядут, или не разговаривала по какой-то другой причине. Его это очень беспокоило и дискомфорт, который он ощущал, был даже хуже обычного. Я же, естественно, насмехался над его мучениями, ибо меня снова не послушали!
Итак, вскоре мы были у жилых домов недалеко от парка Ходжалы и кивком Айтян указала на здание, которое мы просто никак не ожидали увидеть.
«Что за херня?!» – подумал Малик, пока я покатывался со смеху.
«Не суди её! У неё ведь первый сеанс бесплатный. Может, она только начинает свою карьеру и ещё не нашла кабинет?» – пыталась рационализировать София, но не думаю, что у неё получалось.
Забавный факт: на самом деле знакомая Малика дала ему несколько номеров разных психологов, но он выбрал Айтян именно из-за бесплатного первого сеанса. Точнее, это был еврей Ари внутри него, что до сих пор смешит меня до чёртиков.
Я не сразу скажу тебе, что это было за здание, потому что надеюсь на твою сообразительность и скорее всего, пока я буду описывать тебе интерьер и впечатления Малика, ты догадаешься о цели этого построения сама.
Итак, мы вошли и внутри было даже хуже, чем снаружи. Разноцветные обои стен были разукрашены неуклюжими рисунками, а куда ни глянь, везде были низенькие стульчики, игрушки и прочая дребедень. Эмоциональное состояние Малика было сложно описать. Думаю, это был коктейль из таких чувств как крайняя раздражённость, страх, стыд и непонимание, однако он держался молодцом и не бросился бежать оттуда на всех парах.
«Мало того, что мне ужасно неловко рассказывать о себе и своих переживаниях, так мне ещё и предстоит делать всё это именно тут?!» – осматриваясь, думал Малик, вытирая со лба капли пота.
Айтян пригласила Малика в комнату с длинным низким столом. На стенах висели карта Азербайджана, гимн, фотография президента, мёртвого отца этого же президента, который, естественно, тоже был президентом, таблица умножения и многое другое. Девушка попросила нас сесть, указав на один из мелких стульев. Малик повиновался и ощутил тупую боль в заднице, после чего наша целительница сказала, что скоро вернётся. Малик снова мариновался, как огурец в банке и надеялся, что унижения, которые ему придётся перенести, подошли к концу.
Вернувшись через пару минут, Айтян села напротив нас.
– Можно спросить… почему мы в детском садике? – поинтересовался Малик.
– О, вы знаете, первый бесплатный сеанс и последующие я провожу здесь. В клинике мои сеансы дороже, – Айтян очаровательно улыбнулась. – Вам некомфортно?
– Нет-нет, всё хорошо, – соврал Малик с натянутой улыбкой, думая о том, что садик – вариант для бедных. Учитывая, что мы никогда не были богаты, даже странно, что это его так оскорбило.
Вначале Айтян попросила Малика нарисовать для неё несуществующее животное, передав ему бумагу и карандаши, отчего он почувствовал себя дебилом, сидящим в детском садике и рисующим единорогов. Малик мешкал и потел ещё больше, чем раньше, так как все окна в комнате были закрыты, а кондиционер, недавно включенный Айтян, толком не успел ничего охладить. Малику нужно было придумать что-то, но он и понятия не имел, что именно. Мозг лихорадочно пытался работать, и он сжал в руке простой карандаш в надежде, что он нарисует что-нибудь сам.
– Не торопитесь, – сказала Айтян. Несмотря на то, что он был в детском садике, эта баба начинала не по-детски играть Малику на нервы.
Тут в дело вступил Хэнк. Вместе с Маликом они нарисовали нечто, похожее на оборотня, смешанного с демоном. Существо стояло на двух ногах, устрашая зрителя как выражением морды, так и острыми клыками, когтями, пушистым хвостом и шерстью. Малик нарисовал существу вертикальные зрачки, как у дракона, но сам глаз сделал более треугольным. Как ты знаешь, рисует он неплохо, но из-за волнения и чувства, что ему нужно закончить как можно быстрее, получилось черти что.
Вернув листок психологу, Малик ждал отзыва, однако Айтян всё никак не могла начать говорить и нам казалось, что мы прождали целую вечность, прежде чем она раскрыла свои мерзкие губки.
– Хм, – в кои-то веки изрекла задумавшаяся Айтян. – Вы очень замкнутый человек… никого не пускаете к себе в душу… поэтому вы нарисовали шерсть. Да и вообще, весь этот устрашающий облик говорит только о том, что вы не хотите рассказывать людям о том, что происходит у вас внутри.
Естественно, мы были в шоке от точности её диагноза.
– А вот глаза у существа круглые, что означает страх. Вы боитесь чего-то, Малик, – сообщила ему Айтян.
Малик попытался объяснить, что хотел сделать их более треугольными, просто переволновался, но Айтян была непреклонна.
– И всё же, это страх, – тупо повторила она.
София наблюдала за происходящим в диком ужасе. Мне же, напротив, было та-а-а-ак весело, что даже сложно пересказывать.
Наконец, начался долгожданный разговор.
Мне лень вдаваться в детали сеанса и пересказывать весь наш с ней неловкий диалог. Кто знает, может Айтян была права и мне действительно не хочется раскрывать перед тобой душу. Вкратце, Малик рассказал о том, как ему не хотелось видеть людей и общаться с ними, из-за чего он постоянно сидел дома и смотрел сериалы. Он рассказал, что вещи, которые он любил делать раньше, не доставляют ему никакого удовольствия, рассказал о том, что чувствует, то есть практически ничего, кроме огромной всепоглощающей пустоты, решив опустить момент, когда пару ночей назад он собственноручно попытался стигматизировать самого себя.
Она слушала, задавала вопросы, понимающе кивала и к концу отведённого нам часа, настало время для очередного вердикта. У Малика уже появились некоторые сомнения насчёт уровня её образования после того, как она попросила его рисовать. Хоть я и не психолог, но я всё же не думаю, что взрослым людям нужно рисовать сраное животное. К тому же, некоторые деликатные вопросы она задавала довольно прямо и несколько неучтиво, что, надо признать, расстраивало ранимую натуру Малика. Всё же, несмотря на весь балаган, он всё-таки надеялся, что в конце она скажет ему что-то дельное, направит на путь истинный или нечто вроде того.
Однако поразмыслив буквально пару секунд, Айтян выпалила следующее:
– Малик… думаю, вы правы. У вас действительно депрессия, но я также думаю, что вы сами в этом виноваты.
Глаза Софии округлились от удивления, но как нас научила Айтян – круг означает страх.
– Вы изолируете себя от общества, избегаете своих коллег и друзей, как ещё вы должны себя чувствовать? – продолжал психолог. – Мне кажется, вам нужно найти другую работу.
– Другую работу? – переспросил он.
– Да, ну, знаете, чтобы она по-настоящему вас заняла. Ваша нынешняя профессия кажется очень тоскливой. Ещё было бы неплохо, если бы вы бегали по утрам. Это заряжает энергией на целый день? – её голос прозвучал, как у девушки из рекламы, пытающейся продать энергетический напиток.
Если ты не почувствовала иронии всей ситуации, то сейчас я объясню тебе, что я такое. Понимаешь, одно лишь моё присутствие отнимает у Малика всю энергию и желание делать что-либо. Просыпаясь по утрам, он физически не способен выйти и порезвиться на свежем воздухе. Даже просыпаться и ковылять на работу даётся ему с трудом, а Айтян советовала добавить к этому и без того сложному делу не только поиск другой, более весёлой работы, но ещё и бег.
Психологи вообще редко дают советы своим пациентам. Они скорее направляют их, дабы те могли найти ответы на свои вопросы сами. Мы понимали это так: если Малик действительно сменит место работы, к которой он уже более или менее привык, а потом ему станет хуже, и он покончит с собой, на ком будет лежать ответственность? Динь-динь-динь! Правильный ответ: на психологе.
А теперь слушай, что было дальше.
С полминуты Малик пытался осознать, происходило ли всё это на самом деле. Затем, благодаря мне, смирившись с тем, что такова его действительность и таков уж уровень психологической помощи в нашей стране, он решил, что пора валить. Однако оказалось, что Хэнк не на шутку взбесился и собрался проучить сучку в стиле Тони Сопрано. Скажу по секрету – это мой любимый момент из всей этой глупой истории.
– Вы что, совсем охренели? – спросил Хэнк через Малика.
– Простите..? – мгновение назад глупо улыбавшееся лицо Айтян нахмурилось, а её глаза расширились от удивления, но из их округлости нам стало очевидно, что это страх, ибо она утверждала так сама.
– Ты меня слышала, – говорит ей Хэнк. – Где ты вообще нахваталась этого бреда? Не стыдно называть себя мозгоправом и брать с людей деньги за хрено-мотиварские речи, которые ты позаимствовала из «Пинтереста»?
– Извините, я не знала… – говорит она.
– Ещё бы блять, – прервав её, Малик встал, повесил свой рюкзак на плечо и отошёл к двери, в последний раз бросая взгляд на её охреневшее лицо. – Имей в виду, если я сыграю на своих венах, как на скрипке, а смычком будет нож, то это твоя вина!
Девушка попыталась сказать что-то, но Хэнк снова перебил её и прикрикнул:
– Не интересно! Всё, иди на хуй, – уходя, он показал ей третий палец.
Выйдя из детского садика, Малик хлопнул дверью. Странное предложение. Никогда не думал, что скажу нечто подобное.
Закурив, он решил, что надежды нет и что депрессия, то есть я, останусь с ним до конца времён и что он един с депрессией. Аллилуйя.
Теперь ты знаешь, что произошло на приёме психолога, так что мы можем вернуться к нашей продуктивной дискуссии.
* * *
Пока Дэмиан рассказывал эту историю, злодейски расхаживая по пабу в своём халате, София гневно хмурилась и испепеляла его взглядом, я же сидел с поникшим видом и вглядывался в свою пустую кружку. Хэнк молча курил, а Адель увлечённо слушала, не желая упускать ни одной детали и реагируя там, где было нужно. Дэмиан действительно умел интересно рассказывать, отчего я так часто и вслушивался в его слова.
– Пиздец, – сказала Адель, положив руку на лоб. – У нас даже психологи конченые.
– Я всё ещё считаю, что это лишь обычное невезение. Следующий психолог был бы лучше! – громко сказала София, зажигая ещё одну сигарету.
– Да знаю я. Просто мне и в первый раз стоило больших усилий пойти к мозгоправу, и я не хотел… а вообще, какого хера мы сейчас это обсуждаем?!
– Пытаемся понять, являешься ты вторым противоречием, – пожала плечами София.
– Так что же, по-твоему, мне нравится всё это? Думаешь, я кайфую от того, что этот ублюдок вечно просит меня перерезать себе вены? Думаешь, я в восторге от того, что не получаю удовольствия практически ни от чего?!
– Скажи мне сам! После Айтян ты оставлял это дело на завтра, потом на послезавтра и так длилось целых три недели, пока сегодня решение не явилось к нам само-собой. А что, если бы не было никакого Дамбл Дора? Что, если мы не справимся? Что будешь делать тогда? Снова терпеть Дэмиана? А говоришь, что тебе не нравятся суицидальные мысли, не нравится не получать удовольствие от запахов, еды, алкоголя, да и вообще – всего. Что?! Что ты так на меня смотришь?! Разве я не права? Это просто логический вывод, вытекающий из твоего полного бездействия!
– Ну да, он тот ещё мазохист, – грубо вставил Дэмиан.
– Заткнись, Дэмиан! А ты отстань от меня! – я встал. – Не ходите за мной.
Потушив сигарету в пепельнице, я пошёл в туалет, умылся и взглянул в помутневшее от грязи зеркало. Посмотрев на нанесенную себе почти зажившую на руке рану, которая почему-то не поддавалась регенерации и нахмурившись собственному отражению, я вышел из туалета, который провонял мочой Хэнка, а затем и прочь из паба «Чиз».