– Чтобы запутать, втереться в доверие, – безумец неожиданно вцепился в ближайшую бутылку и, звонко ударив об угол, сделал «розочку». – Не приближайся. Может для вас я и спившийся забулдыга, но за себя постоять смогу, не в первый раз.
– Успокойтесь, я не причиню вреда. У меня даже оружия нет.
– До меня дошло. Ты – его дочь, – окончательно сбрендив, затараторил несусветную ересь одичавший шизик. – Я не встречался с девчонками лет пятнадцать. И по возрасту ты идеально подходишь. Вы работаете в паре с сестрой: одна – отвлекает, другая – убивает. Маньячки херовы! Как вы умудрились уговорить Виктора опоить меня? Сколько заплатили продажной твари?
– Я понятия не имею, о чем речь!
– Не ври, стерва!
Переубеждать глупца было поздно. Неистово мотая головой, будто кругом одни злопыхатели, он попятился спиной к выходу.
– Тимур Валентинович, очнитесь! – предпринимая крайнюю попытку вразумить глупца, взмолилась Венера. – Мы только начали подбираться к сути. Вместе у нас есть шанс выбраться.
Но тот отныне созерцал иные реалии. Перед ним стояла не милая, рыженькая прелестница, а худощавый, сутулый мужчина в очках. Испуганно скривив рот в отвратительной гримасе, псих зарычал и принялся размахивать битым стеклом, истерически голося:
– Нет, нет! Тебя нет! Аааааа!
В миг озверев, он набросился на растерявшуюся спутницу. Не ожидая от пьяницы нападения и уж тем более молодецкой прыти, она отскочила слишком поздно, и получила сильный удар в бок. Вслед за кровью брызнули слезы. Девушка взревела, схватилась за рану и в последнее мгновение увернулась от новой атаки. Первое, что пришло на ум: звать ребят, но, даже услышав, они вряд ли успеют вовремя. Тогда в ход полетело все, что попадалось на пути. Хитрость помогала слабо. Безумец хоть и был чертовски пьян, упорно продолжал наступать. Остервенело тыча горлышком, ненормальный бормотал абсурдные вещи, и наносил глубокие порезы везде, куда доставал: плечо, бедро, грудь. Венере казалось, будто снаружи кровищи столько, что внутри скоро окончательно опустеет. Алая, густая жижа, разбавляясь потом, крупными каплями падала вниз, издавая отвратительный, тошнотворный запах, заставляющий желудок испытывать спазмы.
Девушка обернулась в поисках спасения. Пару метров – и стена. Она умрет, если не сменит тактику. Ничего не оставалось, как, крича и хромая, скорректировать траекторию и двинуться к лестнице. Бедолагу так обуял страх, что, убегая, она не заметила отсутствия преследования. Тимур Валентинович больше не смотрел на нее. Он спотыкнулся о, завернутый в покрывало, труп Анжелики, и словно проснулся. Повержено опустив руки, мужчина выронил «розочку» и обреченно поплелся в центр комнаты. Теперь ему предстояло сражаться с собственными демонами.
***
– Как ты здесь оказался? – всхлипнул Тимур Валентинович, утирая слезы рукавом. Десять минут он отчаянно пытался одолеть соперника кулаками, но тот невозмутимо продолжал стоять и добродушно улыбаться. Осознав тщетность наносимых ударов, горемыка сдался, и устало прислонился к ребру поваленного стола. – Ты умер полгода назад.
– Откуда знаешь? – поинтересовался Владимир. Они дружили с раннего детства, а, повзрослев, вели общий бизнес. – Ты в тюрьму ко мне не захаживал.
– Но всегда пристально наблюдал. Ты покончил собой. Они заявили, что без понятия, как заключенному удалось выбраться на крышу.
– Все осуществимо, когда тебе доверяют. С таким опытом в финансовой области, меня мигом перевели в разряд «полезных зэков».
– Я собирался забрать тело, но…
– «Но»? – повторил усопший, красноречиво приподнимая бровь. – Что же остановило? – насмешливо полюбопытствовал он.
– Света опередила.
– Света – инвалид, она априори не могла быстрее. Я успел изрядно попортиться, прежде чем жена нашла возможность приехать. Кстати, о ней. Когда меня «закрывали», ты строил жалобные рожи, обещал вытащить и позаботиться о близких, а в итоге… – мужчина повернул голову и ласково промурлыкал: – Здравствуй, родная.
Рядом с ним сидел костлявый труп: полуразложившийся, изъеденный червями, с клочком оставшихся волос, многочисленными переломами, одной пустой глазницей и кишками, вывалившимися до пола из лопнувшего живота.
– Ты в курсе, что она пиликала на коляске через полгорода, лишь бы спрыгнуть со здания, где я предложил ей «руку и сердце»? Света принципиально решила уйти из жизни тем же путем, чтобы оказаться вместе. Конечно, ты знаешь. Но и ее бедные девочки хоронили сами. А ведь ты, сволочь, вожделел мою жену и давно хотел трахнуть.
– У меня галлюцинации? В этом дело? Что за дрянь подмешена в коньяке? Наркотики, психотропные?
– О нет, дружок, не упрощай. Ты трезв как стеклышко. Мы разговариваем наяву.
Тимур Валентинович дико загоготал.
– О какой «трезвости» идет речь? Я выпил так много, что скоро отключусь.
– Неужели?
Владимир измерил друга настолько скептическим взглядом, что тот растерялся. Сознание алкоголика, и впрямь, стало ясным и чистым: предметы не раздваивались, а чувство обезвоживания испарилось.
– Это – наказание? – недоуменно спросил он.
– Считаешь, светлость ума – «наказание»? Или в пьяном угаре меньше мучает совесть?
– А, по-твоему, меня должны терзать угрызения?
– Почему, нет? Обвинение, состряпанное в мой адрес – твоих рук дело. Я и не догадывался, пока не сдох. Мы были почти братьями. Скажи: за что?
– Только не прикидывайся невинной овечкой! – взорвался Тимур Валентинович, выходя из себя. – Ты намеревался кинуть меня, отжать фирму. Предатель! Растранжирил мое детище!
– Твое? Компания принадлежала моему отцу. Если бы не я, ты бы так и пахал клерком в банке!
– Ты нас разорил! Я лишь старался сохранить последнее.
– И все равно не смог! Я же хотел помочь жене встать на ноги. Какой мужчина не пожертвовал бы всем ради любимой?
– Я!
Противники сверлили друг друга покрасневшими от злости и ненависти глазами. Тяжелое, затянувшееся молчание, прервал Владимир:
– Вернись мы назад, ты бы поступил иначе? – гнев уступил место милости, а голос приобрел мягкие, жалобные нотки.
– Ни за что! – категорично рявкнул Тимур Валентинович, до белых пятен сжимая пальцы. – Я никому не позволил бы угробить свой бизнес.
– Так выпьем же за это! – оживленно воскликнул собеседник, меняясь в лице.
Раздался хохот – холодный, пробирающий до мурашек, предвещающий боль и страдание. Разум Тимура Валентинович вновь затуманился, мир поплыл, а к горлу подкатила тошнота. Пьяного вусмерть мужчину окружил плотный, едкий дым. Сквозь него, он видел уже не Владимира, а себя с видом запойного бомжа: обветренные, распухшие веки; плешивая, рваная щетина; всклоченные, нечесаные волосы; скрюченные трясущиеся ладони; потрескавшиеся, длинные ногти и псориазные корки по всей коже. Ужасный двойник стал расти, нависать над беднягой. Он потянулся к жертве грязной, гниющей лапой, но не схватить, а занести над головой огромную бутылку отвратительно пахнущего пойла. Задорно смеясь и произнося пошлые тосты, копия перевернула тару и жадно наблюдала, как топит себя в дешевом коньяке. Она не успокоилась, пока последние пузырьки воздуха, со свистом, не вышли из бренного тела Тимура Валентиновича, плавающего в вонючей луже алкоголя, собственных экскрементов и кровавой рвоты.
***
Неладное Мирон почувствовал, едва открыл глаза и понял, что находится в маршрутке. Первое, что мелькнуло в мыслях – восстановить события вечера. Он отлично помнил, что назначил встречу в Мустанге: «хорошие» люди похлопотали за одного человека, пришлось согласиться помочь. Поскольку личного знакомства с заказчиком мужчина не имел, то прихватил пистолет и корочку, мало ли – пригодится.
Клиент чертовски опаздывал, а потому полицейский решил промочить горло и изучить обстановку. Профессиональную привычку не искоренить: он зафиксировал их всех. Рыженькую бестию в маскарадном костюме, эротично танцующую в паре метров от барной стойки. Аристократа – явного завсегдатая, сорившего деньгами направо и налево, и звавшего официанток по именам. Алкаша, пускающего сопли в бокал и жалующегося соседу на вселенскую несправедливость. Быстро прошмыгнувшего в неприметную дверь ряженого франта. И высоченную, тонкую девицу, часто выбегавшую из ВИП-зоны в общий зал, чтоб, не стесняясь в выражениях, обругать персонал.
Мирон не сохранил в памяти, как покинул заведение. Последнее, что запечатлелось: тело обдал жар и наступила темнота. И вот он трясется в задрипанном автобусе в неизвестном направлении. В карманах – мелочь и никакого кошелька, оружия или удостоверения, – негодяи забрали все. Выходя на остановке, мужчина попытался расспросить водителя, как очутился в транспорте и, угрожая, потребовал отвезти обратно, но тот был не из робкого десятка и смачно послал. Облик старик имел суровый, спорить с таким не хотелось. Полицейский молча заплатил и откланялся.
Затем, как в типичном триллере: три обследованных дома оказались не просто безлюдны, а буквально пусты – ни мебели, ни хозяев. Здания только снаружи смотрелись уютными и обжитыми. Вокруг пугающего поселка – густой, непроходимый лес, туман и ни души. Мирон благоразумно рассудил, что попал в новый, благоустроенный, но еще не заселенный район, но тут столкнулся с Ильей и охренел. Естественно он не поделился со спутниками, что видел и какие выводы сделал. Как и не посчитал нужным упомянуть о своей профессиональной деятельности. Мужчина редко доверял людям в обычной жизни, а тут из ряда вон выходящий случай.
Честно говоря, Мирон и особняк рассчитывал увидеть безжизненным, но ошибся. Он стал выжидать, и вскоре появился труп. Пока они разбирались с повешенной, мерзкий Илья сумел ускользнуть. Начиная нервничать, что потерял из поля зрения потенциального подозреваемого, полицейский надумал выпить и тут, наконец обратил внимание на ассортимент алкоголя. Пьянчуга, переступив порог, схватился за коньяк. Актрисулька употребляла вино, а франт, сбегая, прихватил виски. Сам он предпочитал темное пиво, оставалось: крафтовое и коктейльный набор для «голубой лагуны», – наверняка напитки ряженой и паршивого богача. В столовой, с тем же разбросом предпочтений, было накрыто на шесть персон, а из трех марок сигарет, одни соответствовали его личному вкусу. Все вдруг стало очевидно: их ждали и похищение готовили давно.
Голова шла кругом. В доме действительно орудовал маньяк, возможно водитель автобуса. Старик либо приходился сообщником кому-то из прибывших, либо сам всем управлял. Мирон успел пожалеть, что согласился бросить девчонку с алкоголиком. Парочка явно была безобиднее аристократа. Потому, желая обезопасить себя, он ускорил шаг и, немного оторвавшись от Серафима, начальственно распорядился:
– Проверь в правом коридоре, а я займусь левым.
Напарники расстались. Только полицейский осмелился открыть ближайшую дверь и ступить внутрь, здание вновь тряхнуло. Отделка с потолка посыпалась кусками. Стены задвигались, меняя положение, размер или исчезая вовсе. Старые предметы потеряли четкие очертания, медленно растворяясь, а вместо них возникли новые: металлические столы, плиты, раковины, шкафы, мойки, современные подвесные люстры и огромная вытяжка. В заключение происходящего безумия, на изумленного мужчину повалилась мелкая кулинарная утварь: кастрюли, терки, посуда, салфетки, столовые приборы, – все неслось с бешеной скоростью и вставало на отведенные им места. Пришелец еле успевал уворачиваться, чтоб пролетающие мимо вилки и ножи не воткнулись в тело. И все же пару раз ему досталось: половником по лбу и деревянной доской в живот. Мирона скрутило и чуть повело. Когда он очухался, комната выглядела, как ни в чем не бывало: идеально убрана, опрятна. Но она уже не являлась спальней, как изначально, а была куском профессиональной кухни.
Не раздумывая, полицейский рванул к парадному входу. Но там, где прежде располагался проем, выросла перегородка. Тогда он оббежал еще несколько помещений, в надежде выбраться иным путем, но все тщетно. Как бы Мирон не старался, окна не поддавалась манипуляциям, а проходы настолько запутались, что он перестал ориентироваться в пространстве. В одной из спален мужчина обнаружил увесистую кочергу. Он попробовал воспользоваться ей, но стекло даже не дрогнуло, оказавшись прочнее камня. Это окончательно убедило смышленого полицейского, что кто-то играет с их разумом. Красочно выругавшись, он принялся корить себя в глупости:
– Ладно, остальные – обыватели, но какого хера накрыло меня?! Где я опростоволосился? Не пил, не ел, был осмотрителен. С другой стороны, виной галлюцинациям мог быть газ.
Мирон осмотрелся. Предположение звучало убедительно, а доказательством тому служила легкая дымка, расползшаяся по особняку вслед за нестерпимым пеклом. Пот тек градом, в горле саднило, а кожу обжигало, словно солнцем в июльский полдень. Твердо уверовав, что разобрал задачку, мужчина пришел к единственно верному заключению: раз их не собираются отпускать, надо вырваться силой. Широко улыбаясь, он замахнулся тяжелым прутом и представил, как убивает похитителей. Испачкать руки в крови полицейский не боялся. Специфика работы превратила его в черствого, продажного ублюдка, и он этого не стеснялся, придерживаясь вечной истины: либо ты, либо тебя.
Наплевав на поиски пижона, Мирон устремился в главный зал. По крайней мере, он надеялся, что выбрал нужное направление. Невиновность пьянчуги и девушки была куда более очевидной, чем вычурного болвана-богача. Да и дом скорее смахивал на вотчину аристократа, а не простушки в карнавальном наряде или забулдыги-алкаша. К тому же, втроем справиться с обидчиками гораздо проще. Можно подставить спутников под удар, а самому, со спины, добить негодяев.
Оценивая возможные варианты развития событий, мужчина удивленно поднял брови и замер: под ногами весело бегали спасительные сине-красные огни скорой помощи и полицейских машин. Обрадованно взвизгнув, он бросился к окну и обомлел.
– Какого хера?
Глаза Мирона округлились, нижняя челюсть непроизвольно отвисла, а руки, со звоном роняя кочергу, задрожали в неконтролируемом танце.
***
На улице, с той стороны дома, где раньше царствовали глухой лес и тьма, теперь проходила трасса. На обочине, метрах в двадцати, дымилась дорогущая машина, смятая в гармошку: дверь распахнута, за рулем никого, а с пассажирского сидения стекает кровавое изломанное месиво. Мирон помнил тот случай. Он произошел три месяца назад. Невменяемый ублюдок съехал в кювет и на бешеной скорости влетел в вековые ели. Автомобиль буквально сплющило. Недоумок-водитель чудом выжил, а вот его спутнице повезло меньше. Удар имел такую силу, что подушки безопасности скорее продлили мучения несчастной, чем спасли ее. Мерзавец сбежал, бросив девушку в полном одиночестве. Два часа бедолага билась в невыносимых конвульсиях, искренне веря, что он вернется, но так и скончалась, не дождавшись помощи. Говнюк наплевал на ее надежды, на то, что убил чью-то дочь, сестру, подругу, что лишил человека будущего. Он скрылся с места аварии, отлично понимая – бабло и связи сотворят чудо.
Последней инстанцией в безнадежных вопросах и был Мирон. Он знал всех и вся, а потому решал проблемы любой сложности. Кем оказался негодяй, мужчина не вникал, да ему и не хотелось. Пусть он и слыл «продажным ментом», остатки моральных принципов не растерял. У него действовали четкие правила: деньги – деньгами, а уважение подонкам не мог заставить выказать даже сам дьявол. Обставить дело было непросто, но, как выяснилось, отец мудака, прикончившего девчонку, обладал сказочным богатством и заплатил всем, кому рекомендовал Мирон. В итоге историю обернули так, будто погибшая угнала машину под наркотой, и сама разбила ее в хлам.
Не веря глазам, полицейский зажмурился, а когда вновь распахнул веки, картина изменилась, но не так, как он предполагал. Мирон находился в зале суда, вот только не в привычном амплуа, а на скамейке подсудимых: конечности сковали цепи, а наголо бритая голова, чесалась от раздражения.
Душное, плохо проветриваемое помещение до отказа набилось народом. Некоторые из присутствующих мерещились отдаленно знакомыми, однако ни с кем из них мужчина лично знаком не был. Ни адвоката, ни прокурора за столами не обнаружилось, лишь в кресле судьи – косматый дядька с суровым взглядом. Он был одет в гражданское и, тем не менее, держал молоток председателя.
– Подсудимый, встаньте, – взревел угрюмый мужик, обращаясь к опешившему Мирону.