– Что… что такое? Что с тобой?
– Да нет… ничего, всё в порядке, просто…
Сальвия указала трясущейся рукой в сторону сцены.
Роксана подошла к балкону и посмотрела вниз.
– Ч-чёрт… Крис! – строго позвала она. Крис тут же оказался возле неё, неумело встав по стойке смирно.
– Ты же сказал, что внизу всё убрали.
– В-виноват, мэм, не смогли оттереть…
Оба перешли на шёпот, и Сальвия перестала их слышать.
– Ладно, ладно, будет вам, я не маленькая. Просто… ладно, хватит уже, давайте лучше играть!
Сальвия, Роксана и Крис уселись за стол и начали играть в любимую настольную игру, бывшую очень популярной в последние дни цивилизаций. Альберт, как всегда, сидел в сторонке, курил свои дорогие сигареты, пахнущие не то вишней, не то коньяком, и внимательно следил за их игрой, то и дело вставляя остроумные (на его взгляд) комментарии. Они старались говорить об отвлечённых вещах, смеялись и шутили, словно мир не рухнул. В основном они предавались счастливым воспоминаниям.
– А помнишь, помнишь, Рокси, как Крис по пьяни завалился домой к Эми и попытался устроить сцену ревности?
– Конечно! Мы же вместе с тобой его утаскивали, забыла? Эми тогда только вернулась к мужу из командировки и…
– И тут в самый разгар долгожданной встречи в спальню вваливается пьяный муж её сестры и устраивает сцену! И это несмотря на то, что на тот момент их с сестрой легко можно было различить!
– Ага, Вера же после родов набрала… наверное, с половину Криса.
– Не-е-е, тогда бы она не смогла ходить.
– Зачем Эми вообще дала Крису ключи?
– Да не Эми она дала, а Вере. Крис просто перепутал ключи. А заодно и квартиры.
– Эй, да ладно вам, я сто раз уже извинялся за тот случай, и так сильно никогда больше не напивался.
– Помнится, Эми тогда замки сменила…
– Да, точно, мы с Рокси помогали ей выбрать. Рокси, помнишь, ты советовала ещё на окна решетки поставить и сигнализацию? Ты тогда вообще не в себе была с этой твоей…
Сальвия заткнула себе рот рукой, но было поздно.
– Ну? Договаривай давай. С этой моей – чем? – холодно спросил Роксана.
В воздухе повисло тяжёлое молчание.
– С чем я была не в себе?! – закричала вдруг Роксана, вскочив и опрокинув стол. Игровое поле и карты разлетелись во все стороны, часть из них оказалась внизу, на окровавленной сцене.
– Ну, что, не можешь произнести вслух?! Да, я была беременна! Бе-ре-ме-нна, мать твою! У меня был сын, пока… пока не…
Роксана, заливаясь слезами и захлёбываясь рыданиями, помчалась на лестницу и вскоре оставшиеся услышали как хлопнула входная дверь.
Крис, Альберт и Сальвия не могли ни пошевелиться, ни вымолвить ни единого слова. Первым заговорил Альберт:
– Я пытался заставить её поверить, что её сын теперь в лучшем мире. Что всех детей, как безгрешных созданий, просто отправили на небеса. Какое-то время казалось, что мне удалось.
– Ты сам-то в это веришь? – глухо спросил Крис.
Альберт поднялся и стал не спеша наводить порядок.
– Как тебе сказать… не знаю. Я никогда ни во что особо не верил, мне всегда нравилось думать, что я человек рациональный. Но мой мир тоже перевернулся с ног на голову, так что теперь я стараюсь ничему не удивляться и всё допускать, как заведомо возможное. Ну а если рассуждать логически, то что мы имеем? Все дети действительно пропали. Все до одного. А значит, их всех действительно объединяет некий фактор, но какой?
– Экзотический вкус, – проворчал Крис.
Альберт усмехнулся.
– Не исключено. Но разве Смотрители так походят на жадных до нашей плоти инопланетных чудищ, которыми нас пугали фантасты?
– Они гораздо хуже, – прошептала Сальвия.
Альберт удовлетворённо кивнул.
– Хуже, в смысле разумнее и потому опаснее. Поедание младенцев – не их стиль. Так что самую плохую версию мы сразу исключаем.
– Но с чего ты взял что поедание наших детей на завтрак – самое плохое? Может они опыты какие ставят, или…
– Стоп, – Альберт водрузил стол на место и уселся на стул напротив, – Давайте на этом прекратим. Так до чего угодно договориться можно. Мы не знаем, где они, что с ними, и точка.
– Да. Знаем лишь, что они исчезли, как и многие другие.
– А может это не они исчезли, а мы, – задумчиво проговорил Альберт.
– То есть ты хочешь сказать, что это нам – хана, а где-то там в параллельной Вселенной наш мир живёт и процветает как раньше?
Альберт пожал плечами.
– Я всего лишь хочу сказать, что рассуждать об этом бессмысленно. И я бы поспорил с тем, что наш мир процветал. Мы тут пытаемся все вместе не сойти с ума, не сдаться, так? На этом и нужно сосредоточиться, на мой взгляд. И если для этого Роксане нужно поверить, что возможно, с её сыном всё хорошо, нужно ей с этим помочь, согласны?
Крис и Сальвия молча кивнули.
– Но у меня, кажется, не вышло. Что ж, пойдёмте искать её. Уже темнеет. В таком состоянии ей не стоит оставаться одной слишком долго.
Все трое поднялись и направились к выходу. И точно, уже стемнело. Крис и Альберт зачем-то достали из своих рюкзаков налобные фонари, хотя улицы по-прежнему освещались.
– Ребят… я… не могу пойти с вами, – тихо сказала Сальвия, – Я должна идти домой.
Крис и Альберт серьёзно посмотрели на неё.
– И долго?
– Сорок дней, – так же тихо ответила Сальвия, затем обняла обоих друзей по очереди и без единого слова отправилась в сторону своего дома на побережье.
"Один день. Всего один день обычной жизни, пообщаться с друзьями, не вспоминая о Смотрителях и конце света. Неужели я прошу так много? Видимо, да. Наверное, лучше нам вообще больше не видеться. Лучше, если мои воспоминания о них будут из нормальной жизни. И я всё равно не в силах помочь никому, в том числе и себе," – думала Сальвия, пробираясь домой сквозь свет фонарей. Ей казалось, что чёрное небо так низко над городом, что упирается в крыши домов. Словно Сальвия и жёлтый электрический свет представляют собой последний оплот жизни, с бессмысленным упрямством сопротивляющийся миллиардам тонн темноты, которая все равно в конечном итоге поглотит всё и вся.
Когда она вернулась в свой пустой огромный дом и на неё обрушилась зловещая тишина, Сальвия словно вышла из ступора и её захлестнула волна скорби, тоски и страха, и она, разрыдавшись, без сил упала лицом в подушку. Каким-то чудом она заснула, и проснувшись, увидела солнечные лучи, аккуратными полосками разукрасившие белый пол. Она убрала жалюзи и открыла настежь окно. Почему-то внутри не осталось ни следа от печали, Сальвия ощущала словно даже легкий подъём, и она решила использовать появившиеся силы для того, что давно собиралась сделать. Она заварила крепкий кофе, достала из стола новенькую толстую тетрадь и принялась писать:
День 157
Моё имя Сальвия Альба. Уроженка города Арканы. 23 года, не замужем. Специальность: журналистика. На момент Внедрения училась на втором курсе, подрабатывала в местном супермаркете, жила с матерью. Я приняла решение вести дневник, на случай выживания человечества. Ну и ещё так проще не сойти с ума. Наверное.
Всё началось в ночь с 1 на 2 февраля 20… года. Во всех городах мира были зафиксированы массовые случаи психозов. Правительства всех стран решили, что это самая крупная в истории террористическая атака с применением неизвестного химического (биологического? психотронного?) оружия. У всех людей были схожие симптомы: галлюцинации, страх, вспышки агрессии, маниакально-депрессивные состояния. Люди кончали с собой и бесследно исчезали. Стоит отметить, что друг друга люди не убивали и не калечили (по крайней мере мне и моих знакомых ничего неизвестно о таких случаях). В новостях говорили только об этом. Главы всех стран совещались, спорили, обвиняли друг друга, пытались усиливать свои армии. Но вскоре начали пропадать и ведущие новостей, и политики, и военные. Примерно через месяц стало ясно: чем бы это ни было, заражены все. Однако версия болезни или психотронного воздействия скоро была исключена, так как выяснилось, что все «галлюцинации» всех людей имеют нечто общее. Во-первых, всем без исключения мерещился некий персонаж, это мог быть кто-то реальный, либо вымышленный. Во-вторых, всем людям этот персонаж говорил одинаковые вещи. Фраза "найди точку Сингулярности". Её слышали даже те, кто и слова такого не знал (в том числе ваша покорная слуга). В-третьих, все галлюцинации давали людям указания, причем иногда совершенно бессмысленные. Например нашему соседу, Альфреду Пайку, было приказано выкинуть из дома все фотографии, а затем несколько дней голым ходить по улице. Моей матери было приказано покинуть меня и никогда больше не общаться. Она выполнила приказ по-своему: повесилась. В предсмертной записке написала одну фразу: "мы имеем право называться людьми до тех пор, пока не позволили забрать нашу свободу".
В-четвёртых, вскоре с лица Земли исчезли дети. Ну, то есть, буквально все дети пропали. У меня нет точных данных насчёт возраста, но похоже, что пропали дети до 15 лет, плюс-минус. До 12 лет точно не осталось ни одного. Стоит ли упоминать, что огромное количество матерей и отцов покончили с собой после этого.
В-пятых, был введён полный запрет на применение любого физического насилия. Тоже не вяжется с теорией о массовом оружии. Запрет, который невозможно нарушить, как бы сильно не хотелось. Люди больше не могут убивать и калечить друг друга, а если кто попытается, то умрёт сам, прежде чем осуществит задуманное. Думаете, вот он, идеальный мир? Как бы не так.
Людей вокруг с каждым днём становилось всё меньше. Остатки людей при власти решили построить огромные лагеря, куда были помещены все сошедшие с ума. Лагеря окружены очень высокими заборами с колючей проволокой под напряжением и накрыты громадным куполом из прозрачного материала. Мне неизвестно, был это приказ Смотрителей или последняя самостоятельная попытка властей держать ситуацию под контролем. С другой стороны, скорее всего, уже тогда ничего не делалось без их позволения.
Термин «Смотритель» применил в нашей стране один известный блогер, незадолго до исчезновения (возможно, запрета на свою деятельность). Он высказал популярное предположение, что Смотрители – инопланетные захватчики, обладающие, помимо невероятной силы, способностью влезать в наш разум. Нам непонятны их цели и действия, потому что их интеллект и возможности во много раз превосходят человеческие. В итоге среди оставшихся эта версия стала самой популярной.
Смотритель у каждого свой. Это может быть образ погибшего/живого родственника, знакомого, актёра, выдуманного персонажа или даже тебя самого. Но общее одно – это всегда человек. Когда он появляется, часто замирает время (восприятие времени?). Чужого Смотрителя увидеть или услышать невозможно. Каждый Смотритель даёт своей жертве различные указания. А если ослушаться, последствия бывают иногда неприятными, а иногда крайне неприятными. А чаще всего смертельными.
Мой Смотритель принял образ известного актёра Германа Грэя. Судьба настоящего Германа мне неизвестна. Не знаю, почему именно он. Никогда он особенно мне не нравился. Возможно, именно поэтому. Я даже не помню, смотрела ли я с ним фильмы, видела его только в новостных лентах соцсетей и по ТВ. Я склонна полагать, что выбор образа в случайном порядке изымается из нашего сознания. Первый раз он появился в компании друзей, среди них я была первой жертвой. Мы решили собраться у меня и обсудить, куда же это покатился мир и что нам теперь вообще делать. Первые дни было очень страшно. Заходят значит друзья, и он с ними. Он просто стоял, молчал, и всё на меня таращился своими холодными серыми глазами. А я смотрю – рожа знакомая, подумала, наверное Криса приятель, он всегда любил со странными типами дружбу водить. Потом не выдержала, вскочила с дивана и говорю повышенным тоном, мол, чего это вы, сударь, меня изволите гипнотизировать. Друзья переглянулись, а Эми посмотрела на меня полными ужаса глазами и перекрестилась. Герман усмехнулся, приложил к губам указательный палец и жестом приказал следовать за ним. По словам друзей, я стала белее снега и последовала за ним, как овечка. Он привел меня на берег и сказал:
– Ну наконец-то лицом к лицу. Что за испуганный вид, ты что, не рада встрече?
Меня тогда словно парализовало ужасом, я не могла выдавить из себя ни слова. Время вокруг остановилось. Я видела каждую застывшую каплю разбивающихся о берег волн. Ярко-красный закат. Пронзительные серые глаза. Это было словно во сне. Кошмарном. Я не помню, что ещё говорил мне Смотритель, но когда он отпустил меня домой, моих друзей и след простыл. Но я их не виню. Через несколько дней (насколько мне известно) на Земле не осталось ни одного человека, избежавшего этой чумы нашего времени.
Что я думаю по поводу Внедрения? Я не знаю. Наверное, версия с захватом пришельцами самая логичная, но остатки разума подсказывают, что не всё так просто. Смотрители способны на многое. Если бы хотели нас уничтожить, у них не ушло бы на это и пяти минут. Но им явно что-то от нас нужно. "Найти точку Сингуярности". Говорят это всем. Сингулярность – понятие из космологии. Видимо, найти эту точку может только человек. И когда кто-то найдёт эту точку… чем бы она ни была… помилуй нас Бог. Они всех нас уничтожат. Скорей бы, что ли. Скорей бы. Скорей бы.
– И как ты училась с таким ужасным почерком? Или умение писать журналисту в современном мире не требуется? – раздался вдруг за спиной до боли знакомый голос. Сальвия вскочила и дневник вместе с ручками тут же полетел на пол. Герман учтиво отошел на шаг назад, и она, вздохнув, принялась подбирать вещи.
– Что, даже не поможешь? Из-за тебя уронила, это-то ты отрицать не будешь, господин Захватчик?
Герман молча обошел её, взял со стола дневник и принялся небрежно листать его.
– Ну и чушь ты тут накорябала для воображаемого будущего поколения своим ужасным почерком! Даже если бы у вас были потомки, они бы не смогли разобрать ни слова. Впрочем, это было бы к лучшему. А ещё лучше то, что никаких потомков не будет, Сальвия. Я же говорил тебе. Очнись. Хватит жить иллюзиями и успокаивать себя фантазиями о будущем.
Он уронил дневник на пол.
– Ой-ёй. Ну да ладно, это ты сама поймёшь, когда найдешь точку Сингулярности. А пока что в течение следующих сорока дней отшельничества тебе лучше потратить время с пользой. Пойдешь в библиотеку и будешь читать.
– Что… что читать? Почему-то на ум приходят только антиутопии…
Герман ухмыльнулся.
– Ты поймёшь, что. Если не безнадёжна. Дам только одну подсказку – это НЕ антиутопии. Сорок дней, Сальвия.
– Сорок… подожди, вчера было сорок! Остается тридцать девять, ты же…!
– Сальвия, Сальвия, – говорил он, укоризненно покачивая головой, – Ты невнимательно меня слушаешь. Сорок дней отшельничества. Значит, никаких контактов ни с кем. Разумеется, в том числе и со мной. Ну что ж, время пошло. Надеюсь на встречу после окончания срока. Живой и… просвещенной.
– Живой… намекаешь на то что, если я нарушу приказ, ты меня убьёшь, да?
Герман отвернулся от Сальвии и принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спину.
– Жизнь и смерть… хаос и порядок… созидание и разрушение…
Он взял с книжной полки кубик-мозайку из магнитных шариков и продолжил, задумчиво рассматривая её со всех сторон:
– …чем бы они были друг без друга? Всё на свете состоит из одних элементов и подчиняется одинаковым законам. И ты, и я, и этот кубик. Просто есть правила, и можешь изучить их и следовать им, или…
На этих словах он сильно сжал кубик, превратив его в бесформенную массу.
– Ты должна быть благодарна, что ты человек и обладаешь волей и правом выбора.
Затем Герман щёлкнул пальцами, и старинные часы с кукушкой на стене возобновили ход. Он тотчас испарился. Магнитная мозаика, бывшая подарком Сальвии от её без вести пропавшего брата, оказалась на полу. Сальвия обречённо вздохнула и рухнула в кресло, бессмысленно уставившись на слипшиеся магниты. В голове её возникла жуткая ассоциация с изувеченным телом.
Интересно, он намекал, что меня вот так же… нет, не буду даже представлять.
Брат… где он сейчас? Может, он жив…? Нет. Герман в одном прав – нет смысла тешить себя пустыми надеждами. Особенно когда сам виновник краха твоего мира говорит тебе об этом.
Она пыталась искать брата и его жену, пока Герман не запретил.
Лучше попытаться смириться с нынешним положением и во что бы то ни стало продержаться как можно дольше. Назло Смотрителям. Назло всему этому проклятому миру.
Мы обещали. Мы поклялись.
Сальвия подобрала магниты и попыталась собрать куб снова, но руки дрожали и не слушались. Взгляд её упал на дневник, но писать расхотелось, да и нечего было больше сказать. К тому же, читателей у неё скорее всего действительно не найдётся. Она вздохнула, оделась и вышла на улицу.
Библиотека располагалась рядом с мэрией, так что идти было недалеко.
Сорок дней ни с кем не видеться… не говорить… даже со Смотрителем…
Сальвия попыталась вспомнить, был ли в её жизни хоть один день, когда она ни с кем не говорила и не виделась. Кажется, был. В детстве, когда она обиделась на всех за то, что ей подарили не то, что она хотела, на день рождения, и целый день не выходила из комнаты. Это был не самый лучший день в её жизни, но сегодня она вспомнила о нём с теплыми чувствами. И в тот день она как раз погрузилась в чтение, чтобы отвлечь себя. Немного помогло, должно помочь и сейчас. Смотритель не дал чётких указаний, что читать, так что она решила, что можно всё, что угодно. Ах да, кроме антиутопий.
Здание библиотеки было очень красивым. Построено из зелёного гранита, фасад с колоннами, золотой купол как у старых храмов, а у входных дверей по бокам две статуи: одна изображает человека, погружённого в чтение, другая – человека с пером и пергаментом. Теперь вид здания немного портили выбитые окна, кучи мусора на улице и следы деятельности птиц на статуях.
Сальвия вошла в здание, выбив ногой дверь. Она сорвалась с петель и рухнула с ужасным треском, эхом прокатившемся по залу.
На ресепшене, разумеется, никого не оказалось. Был там зато старинный звонок, какие показывают в старых фильмах, в сценах с отелями. Сальвия попыталась взять его, но он оказался словно приклеен к столу. Тогда она стала лупить по нему, пока звон в ушах не заглушил мысли. Но, подумав, что сорок дней подряд всё равно не выдержит, она двинулась было в сторону книжных полок, но взгляд упал на журналы посещений. Она открыла лежащий сверху стопки и увидела, что последние несколько исписаны одним именем: Николас Штэрн. И в самом конце строчка неровным почерком: БУДЬ ПРОКЛЯТ НИКОЛАС ШТЭРН. Видимо, это был Смотритель библиотекаря. Небрежно закрыв журнал, Сальвия побежала на второй этаж, к столикам и большой табличке "Фантастика".
Она выбрала книгу наугад и уселась за столик с видом на море. Некоторое время она просто любовалась прибоем, стараясь выкинуть все мысли и страхи из головы. Затем вспомнила, что книги – как раз лучший способ отвлечься, и погрузилась в чтение.
Книга оказалась интересным приключенческим рассказом про другие планеты. Главный герой – человек, потерявший память, он путешествует с планеты на планету в поисках своего прошлого и нигде он не чувствует себя, как дома. Но, несмотря на грустную предысторию, он всё время вляпывается в забавные и казусные ситуации, находит новых друзей и со временем начинает думать, что его прошлое не имеет особого значения. Сальвия так увлеклась чтением, что не заметила, как наступили сумерки. Работающих часов поблизости не оказалось, но Сальвия могла поклясться, что раньше темнело гораздо позже. Она поискала выключатель, и, на удивление, этаж озарило мягким светом.
И как это электричество ещё работает? С другой стороны, вода, и продукты… Ладно, об этом лучше не думать. Наверное, это всё-таки сон.
В животе заурчало. Сон это или нет, но длится он уже довольно долго и своё тело обслуживать здесь было всё-таки нужно.
Сальвия выглянула в окно. Напротив как раз был продуктовый, да не один. Она поспешила вниз, пока на улице совсем не стемнело.
Зайдя в магазин, она взяла тележку и стала скидывать в неё не глядя консервы, шоколадные батончики и бутылки с водой. И вдруг она услышала возню в дальнем конце магазина. Сальвия замерла, и тут же услышала мужской голос:
– Эй? Кто-нибудь? Я знаю, вы там, я вас слышу, прошу, не молчите! Мне нужна помощь, я ослеп! Пожалуйста!
Его голос дрожал, в нём слышалось отчаяние. Сальвию захлестнула волна жалости. И страха. А голос все приближался.
– Умоляю, ответьте! Я просто… просто хочу поговорить! Я так давно ни с кем не говорил!
Сердце Сальвии забилось со страшной силой. Ясно, при других обстоятельствах она бы обязательно ответила, но…
Она, стараясь не шуметь, медленно покатила тележку к выходу. И тут мужчина буквально заорал, захлебываясь слезами:
– Нет, нет, не надо, умоляю! Я сделаю всё что угодно, только не уходите, нет…!
Сальвия понеслась к выходу, стараясь изо всех сил не заплакать тоже. Она была убеждена, что мужчины редко плачут, только когда дела совсем плохи, а потому мужской плач вызывал у неё гораздо больше жалости, чем женский или детский. А крики отчаяния этого мужчины вселили в неё настоящий ужас. Она поняла, что её может ждать такой же исход, причём скорее, чем можно было предположить.
У самой лестницы перед входом в городскую библиотеку Сальвия споткнулась и продукты вылетели из тележки, как пушечные ядра, и консервные банки с грохотом покатились по асфальту. Сальвия, наспех поднявшись и не подбирая их, пулей помчалась обратно на второй этаж библиотеки и села на свой стул у окна, пытаясь отдышаться, и стала наблюдать за входом в магазин. Минуты через две показался сгорбленный силуэт мужчины лет сорока. Глаза его были открыты, но явно слепы, лицо распухло от слёз. Затем он поднял руку и, словно оперевшись на кого-то невидимого, продолжая всхлипывать, медленно двинулся наверх, в сторону центра города. Сальвию передёрнуло. Кажется, она никогда ещё не наблюдала со стороны контакт со Смотрителем.
Она надеялась, что сегодняшняя случайная встреча не будет считаться нарушением приказа.
Сердце продолжало бешено стучать, и вдруг её взяла злость. Она вскочила и начала выплёскивать её в пространство:
– Признайтесь, вам это просто нравится, да?! Наблюдать, как мы прыгаем с одной ноги на другую и трясёмся от страха, как загнанные в угол звери! Вы такие же отвратительные, как и мы, наслаждаетесь чужими страданиями! Вы ничем не лучше нас, ясно? Ничем!
Одних возмущённых криков ей показалось недостаточно, чтобы выразить свой протест, и она начала хватать книги с полок и бросать их на пол первого этажа.
– Моя мать! (Книга номер 1 на полу) Была права! (Книга номер 2 на полу) Она была! (Книга номер 3 на полу) Сукой! (Книга номер 5 на полу) Но она не стала! Вам подчиняться! (Книга номер 15 на полу) Нужно было! (Книга номер 20 на полу) Лишить вас! Ублюдков! Удовольствия! Если бы я не была такой! (Книга номер?? на полу) Трусихой! Я бы…! Я бы…
Сальвия окончательно выдохлась и рухнула на пол, жадно глотая ртом затхлый воздух. Затем поднялась и открыла настежь окно, впустив внутрь морозную свежесть. Вдруг в памяти всплыла сцена из детства:
Сальвия сидела у себя в комнате и играла в компьютерные игры. Ей было лет десять. Тут в комнату заходит мать и строгим голосом спрашивает:
– Салли, а ты уроки сделала?
Салли. Она всегда звала её так. Сальвия это ненавидела.
В ответ маленькая Салли пробурчала что-то невнятное, в том смысле, что уроки не самое главное в жизни. Мать молча подошла и выдернула шнур от компьютера из розетки. Сальвия начала возмущаться, но мать резко прервала её:
– Сначала уроки, потом развлечения. И всё на этом.
Она вышла из комнаты, хлопнув дверью. Сальвия ужасно обиделась, собралась было закатить истерику, но вдруг услышала, как мать за дверью тихо сказала про себя:
– Ну что мне делать, чтобы она не выросла такой же слабачкой и неудачницей, как я…?
Это было одним из немногих проявлений тёплых чувств матери. Сальвия так удивилась, что про истерику как-то забыла и молча засела за уроки. Школу она в итоге закончила с отличием, что позволило с легкостью поступить в желаемый университет.
Да, всё так. Самоубийство – это слабость.
Немного успокоившись, Сальвия вышла на улицу и стала собирать разбросанные на дороге продукты обратно в тележку.
На улице уже было темно, но сегодня горел один фонарь, что рядом с библиотекой. У Сальвии возникло чувство, словно кроме этого света, во всем мире нет больше ничего, и никого. Даже моря не слышно. Последний оазис в мёртвой холодной пустыне. Последняя звезда во Вселенной.
Стоп, при чем тут звезда?
Возвращаясь в библиотеку, Сальвия спрашивала себя, почему ей пришла в голову такая аналогия. И тут взгляд упал на одну из брошенных на пол в порыве ярости и отчаяния книг. Последняя звезда во Вселенной.
Автор: Саймон Хостинг.
Сальвия подобрала книгу и стала её листать. Что-то научно-популярное о космосе. Она взяла книгу подмышку и поднялась наверх к своему столику.
Усевшись поудобнее на прежнем месте, Сальвия достала консервы и воду, с небольшим сожалением отметив, что не успела взять столовые приборы. Поглощая с детским аппетитом рыбную печень, Сальвия смотрела в окно на освещенную холодным светом фонарей часть улицы. В поле зрения попался упавший и разбитый рекламный щит, на котором была изображена одна из последних моделей смартфона с очень хорошей камерой.
Сальвия вспомнила, как незадолго до конца света все мечтала прикупить такой, и даже собиралась взять кредит. Сейчас же город полон заброшенных и полуразрушенных магазинов, и наверняка хотя бы в одном из них такая модель найдется.
О чем это я? – одернула себя Сальвия, – какие еще смартфоны? На дворе апокалипсис. Гуляем последние недели, может дни. Или… стоп. А точно ли в этом дело? А может, он мне не нужен не из-за близости смерти, с этой мыслью я, вроде уже более-менее свыклась, а потому что похвастаться уже не перед кем? Ну кому я покажу эти фотографии? Кому нужны мои репортажи… Помнится, раньше я всё убеждала себя, что выбрала профессию для себя. Чушь это, конечно. Без общества, без зрителей и читателей, моя деятельность не имеет смысла. Настолько мы погрязли в пороках, которые сами друг в друге взращиваем, ругая и хваля друг друга, что без общества нам кажется, что и смысла в жизни нет. Мы разучились жить для себя. А может, никогда и не умели.
Продолжая размышлять о человеческих пороках, Сальвия собрала мусор со стола и отправилась к себе домой.
Следующие несколько дней Сальвия ходила в библиотеку, как на работу, читала научно-фантастические романы, бродила по супермаркетам в поисках пищи и пыталась бороться с нарастающим безумием. Ночами ей снились кошмары, и на седьмой день она зашла в аптеку и взяла снотворное. Прочитав инструкцию, Сальвия приняла одну таблетку, отогнав невольную соблазнительную мысль поглотить все содержимое пластиковой бутылочки. Но кошмары продолжали её посещать, и тогда она решила попробовать не спать как можно дольше и стала пить крепкий кофе. Если бы не сухой закон Смотрителей, она бы попросту напивалась до беспамятства. Как и все остальные.
Она постоянно испытывала тоску по людям и с каждым днем всё сильнее. Она мысленно просила Германа, чтобы он появился. Ей было наплевать, что он ей скажет, пусть он в малейших подробностях станет описывать уготованные ей страдания в преисподней. Она готова была встретиться с сумасшедшим маньяком-убийцей, она была бы рада ему, как никому другому никогда в жизни. Она и не подозревала, что в ней так сильна потребность в общении. И в какой-то из дней этого тяжкого испытания Сальвия пошла вместо библиотеки на пляж, в то самое место, где впервые говорила со Смотрителем, и ей казалось, что море говорит с ней, без осуждения, но и безо всякого сочувствия.
– Я так устала, Боже, помоги мне! За что мне все эти муки? Умоляю, ответь, я сделаю все что угодно, но я глупа, я не осознаю своих грехов! – обращала она свой плач к беспощадным холодным волнам. И волны отвечали ей:
– Разве ты наказана? Ты скорее столкнулась лицом к лицу с последствиями своих ошибок, и тебе дан шанс их исправить. Немногие могут похвастаться подобной роскошью, разве нет?
– Но я не понимаю, каких ошибок? Меня лишили людей, потому что я не ценила их? Каюсь, не ценила! Теперь я понимаю! Клянусь, я буду любить и ценить каждого человека, только выпустите меня из этой одиночной камеры, коей стал для меня весь мир!
– А может, твоя ошибка не в том, что ты их не ценила, а в том, что переоценила?
Море говорило с шумом и журчанием. Его трудно было понять, к тому же интонация ничего не выражала. Но, по крайней мере, это был собеседник, так что Сальвия почувствовала небольшое облегчение. Она легла на холодный песок, положив голову на локти и закрыла глаза. Сальвия старалась представить себе, что говорит с человеком.
– Ну хорошо. Вот ты пытаешься сказать, что общение мне не так уж и нужно. Но почему тогда без него я страдаю? Словно от голода или жажды? Может, и еда, и вода мне тоже не нужны? Завтра мне есть и пить запретят? И скажут, что я просто дура, раз мучаюсь?
Сальвия засмеялась совершенно здоровым, довольным смехом.
– Может, и запретят, – отвечало Море, – Я не могу сказать, что тебя ждёт. Я никогда никому не даю точных ответов, этим и славлюсь. Но люди всегда меня именно за это и любили.
– Да, это так. Ты – тайна и всегда манило к себе людей. Отчаянных, любопытных и решительных. Но в наши дни такие вряд ли ещё остались. Хватит с нас приключений. Мы отчаянно жаждем лишь одного – покоя.
– Не стоит говорить за всех. К тому же, признайся, ну неужели нынешняя ситуация нисколько тебе не нравится? Ну вот прямо совсем?
Сальвия задумалась. Действительно, неужели совсем? Она принялась рассуждать вслух:
– Знаешь, Кипящее Море, все религии всех цивилизаций мира пророчили какой-нибудь апокалипсис. Религии, которые формировались независимо друг от друга. Почему так происходило? Вера в конец света у нас в крови, как и вера в сверхъестественное? Почему так? Мы все жаждем конца? В одиночку умирать очень обидно. А если все вместе – не так уж. К тому же конец света избавляет нас от необходимости заботиться о будущем. Свобода. Да, ты правильно говоришь, это своеобразная свобода и немного это утешает. Но есть одно «но». Если бы наш конец света был всего лишь неотвратимой смертью, скачущей к нам как всадник и снимающей головы с плеч одну за другой, это было бы не так ужасно. А тут… неизвестная сила, заставляющая нас плясать под свою дудку. Выжмет все соки, помучает, и всё равно ведь погубит.
– А ты разве не знаешь, что сама суть жизни – непредсказуемость, изменчивость? Постоянство – враг прогресса, но многие люди почему-то так любят жить надеждой на стабильность.