– Принесите той девушке бокал шампанского. Скажите, что это комплимент. От меня.
Дальше происходило что-то особенное, на обычную Юрину жизнь непохожее. Девушка улыбнулась, взяла бокал и подошла. Протянула руку:
– Аня.
Юрий поднялся, галантно поцеловал ей ручку, параллельно думая только о том, как же ловко у него все это выходит. Видимо, в фильмах он столько раз это видел, что научился, сам того не заметив. Голливудская улыбка:
– Юрий. Присаживайтесь.
– Очень приятно!
– Взаимно. Вы очень красивая.
– Спасибо, а вы очень галантный молодой человек.
– Не такой уж молодой.
– Это тоже хорошо.
Они о чем-то говорили и дальше, но это тот Юра, богатый и респектабельный, говорил, а настоящий Юра рассматривал девушку. Молоденькая. Никогда он с такими не встречался, даже в институте, хотя тогда он был красавчик, и факультет у него в педе был бабский. Но это были такие девушки на выгул, нежные красотки для папиков, особенный разряд. Положительные девушки из общаги таких осуждали, и они с пацанами это осуждение поддерживали – мол, ни души, ни мозгов. Но все равно, точила внутри честная мысль о том, что девчонки просто завидуют их холености, нарядам, духам и спокойной уверенности в себе. А пацаны понимают, что не по зубам такую вот девочку – даже если срастется, то потом придется чувствовать себя нищим неудачником и бояться, что она упорхнет. И он робел заранее, и отвечал недовольно, и уходил быстро, чтобы не влюбиться нечаянно.
А теперь смотрел на такую вот красотку, болтал с ней и чувствовал себя невероятно крутым. Не из-за свободной пятерки в кармане, которую он сейчас спустит, и не из-за костюма в хрустящем картонном пакете, стоявшем у ног, а из-за этой поразительной свободы. У него жена дома, ребенок, ипотека и посиделка эта – просто игра на полчасика, и девочка – игра. Можно расслабиться, наблюдать и думать о том, что теперь он знает, куда ходят такие девочки, когда прогуливают пары. Спа, брови и перекусить. Только тут грудка не жареная, а на гриле.
Дома Юрий распаковал костюм, положил его на кровать и начал прикладывать к нему рубашки. Подходила любая. Юра думал, что это не потому, что и вправду подходит, а потому, что костюм этот будет напоминать ему об этом прекрасном дне. Дне, который он прожил так, как должен проживать всю свою жизнь. И про юную Аню, которая подарила ему это чувство мужественности и привлекательности, которого утомившая жена дать не может.
Внезапно вошла жена и замерла на пороге.
– Ого! Это что?
Пока она подходила к кровати и рассматривала этикетки, Юра чувствовал, как возвращается в него нищий клерк, этот пресловутый менеджер среднего звена, этот человек – штамп. Он постарался удержать волшебное настроение:
– Этот лучше? Как думаешь?
Но прозвучало заискивающе и стыдливо. Жена разозлилась.
– Восемь тысяч!
– Он в два раза больше стоит.
– Очень здорово! У нас долги по ипотеке, а ты костюмы покупаешь!
– Я должен хорошо выглядеть. У меня же переговоры. Мне начальник замечание сделал.
– Нас выселят скоро, мы под забором будем хорошо выглядеть!
Дальше началась ссора, но Юра как-то даже не злился. Ругался с женой нищий Юра, а настоящий Юра остался сидеть в том кафе, с Аней.
Доругавшись до крика, Юра хотел уйти на улицу, подышать, но жена разоралась бы еще больше. Поэтому Юра прихватил на прогулку сына. Пока тот возился в песочнице, Юра набрал Ане. Нет, он не собирался больше с ней встречаться, но хотелось вернуть это ощущение собственного достоинства, силы, и немного опасности.
Они поболтали ни о чем, посмеялись глупостям, пока сын качался на качелях и осваивал горку в соседнем дворе – в своем говорить было небезопасно, какая-нибудь сердобольная соседка могла подслушать и донести.
Разговаривая, Юра прохаживался перед лавкой, меланхолично попинывал окурки и пустые бутылки – вчера здесь явно заседала какая-то буйная компания. У мусорки лежала упаковка от презерватива, и это сильно удивило Юру – видимо, кто-то занялся сексом прямо тут. Возможно, на виду у случайных прохожих и жителей дома. Может быть, кто-то не спал и все видел. От этого защекотало внутри, и стало сначала смешно, а потом обидно – вот у людей жизнь – делают, все что хотят, а Юра даже на улице сексом-то никогда не занимался, только в помещении.
Неожиданно бутылка откатилась в сторону, и за ней оказалось кольцо с крупным камнем. Юра сначала подумал, что это бижутерия, и поднимать его как-то стыдно. Он присел на лавку и сделал вид, что завязывает шнурок. Кольцо оказалось дорогим – у мамы было такое, еще бабушкино – довольно грубое на вид – массовая советская штамповка, но оно было с рубином, точно с настоящим рубином, очень крупным. Когда умер отец, мама продала такое кольцо и купила Юре велосипед, а себе стиральную машину.
Юра вспомнил маму и даже хохотнул от радости. Мама точно за ним наблюдает – смотрит сейчас с облачка и подсказывает, что не ту жизнь он живет – слишком рано женился, слишком рано дети, и уж тем более, ипотека. Она же говорила, но тогда Юре казалось, что мама драматизирует – он уже нагулялся, устал от одиночества и непостоянства, а жена – это точно та самая. Юра и сейчас так думал, и возмущение внутри, оно было не против жены или сына, оно было против безденежья, против работы, на которой он впахивал круглыми сутками, но ни роста тебе, ни прибавки.
Все это время Аня продолжала болтать – что-то про ее институт и сессию. И Юра, окрыленный находкой, решил пригласить ее завтра куда-нибудь. Заберет с пар на такси. Ему хотелось ощутить еще и это. Почувствовать себя респектабельным папиком, который снимает себе студеночку на глазах у ее нищих юных сокурсников. Аня обрадовалась, и Юра рванул в ломбард. Он был за углом, внутри Юра никогда не был, но оказалось несложно. Приемщик пытался занизить, но Юра пересчитал на современную стоимость машинки и велосипеда и затребовал 50. Приемщик согласился, а Юра расстроился – продешевил. Если в ломбарде взяли за 50, сколько оно на самом деле стоит? Но предвкушение завтрашнего дня наполнило его такой гордостью, что он перестал жалеть. Шел и улыбался. Просто шел и улыбался. Впервые за долгие-долгие годы шел и улыбался самому себе. Спасибо, мама.
В песочнице сына не оказалось. Юру прошиб пот, а потом обдало ледяным испугом. Он рванул к ломбарду, обратно, к дому и зачем-то к магазину, и орал одно и тоже:
– Вова! Вова! Сынок! Ты где?
Вокруг никого не было, встревоженно поглядывали случайные прохожие, но по лицам их было ясно, что не видели – даже спрашивать бесполезно. В голове стучало: «Просрал. Просрал. Сына просрал. Просрал сына».
Юра рванул к дому – оставалась еще слабая надежда, что Вову мог привести сюда кто-нибудь из соседей.
Вломился в квартиру и заорал в коридор, готовясь расплакаться или проломить стену:
– Роза! Я Вову потерял!
Жена вышла из комнаты, холодная и сердитая:
– Он домой пришел!
– Сам?
– Представь себе!
Юра осел на стул у порога и всхлипнул. Жена хотела поругаться еще, но не стала, видимо, выглядел Юра жалко. Чтобы как-то прийти в себя и оправдаться, даже больше перед собой, чем перед ними, Юра разулся и прошел в детскую:
– Ты почему ушел? А если бы ты потерялся? Или под машину попал? Я сколько раз говорил, потерялся – стоишь, ждешь! Я говорил тебе? Говорил? Отвечай!
Вова молчал, опустив глаза, и Юре стало еще хуже. Виноват был он сам, конечно, но и сын. Мог бы и подождать.
На следующий день Юра потребовал повышения. Просто так зашел к боссу, сел напротив, закинув ногу на ногу, и объяснил, что это он лично нашел сразу нескольких выгодных клиентов и заключил с ними крупные сделки. И что жена, ребенок и ипотека.
Босс был удивлен напором и смотрел на Юру с большим интересом, будто вообще впервые его видит. А может и вправду, не замечал раньше. Пообещал поговорить с финансовым и вызвал после обеда. Поговорил. Выписал премию и повышение.
Юра сидел на месте и щелкал калькулятором. Выходило хорошо, с новой зарплатой по ипотеке можно рассчитаться года на два быстрее. А если не гнать и оставлять эти деньги на жизнь, будут не только торговые центры по выходным, но и, возможно, отпуск. Спасибо, мама.
Если бы не эти находки, то Юра так никогда и не решился бы. Он скачал из соцсети фотографию мамы и поставил на рабочий стол. Погладил по лбу пальцем.
Аня уже ждала. Получилось и вправду хорошо. Куча студентов у входа в корпус, такси, и Юра в новом костюме. Аня порхнула в машину, и Юра увидел это – несколько ненавидящих взглядов. Такая явная и сильная зависть.
– Вон тот в тебя влюблен. И этот, – он поцеловал Аню в щечку и показал на студентов, – Так посмотрели!
– Да это бывший мой, он дебил, – улыбнулась Аня.
Дальше Юрий наслаждался. И опять же не самой Аней, к ней он привыкал медленно, и даже прикасаться особо не хотелось, а этим чувством удовольствия. От дня, от хорошего ресторана и вкусной еды, от легкости общения и от денег в кармане. Это его найденные деньги, это излишек, посланный ему мамой на карманные расходы, чтобы он расправил крылья, наконец, и почувствовал себя сильным.
Из телевизора за Аниной спиной лились картинки курортов, дорогих вещей, еды и роскоши, и Юра снова почувствовал это забытое, студенческое чувство карьерной лестницы, устремленной в неограниченное богатство. С ипотекой он потерял это чувство, остановился, и было ясно, что чуда теперь не будет, будет 15 лет по 30 в месяц. И как-то выживать на оставшееся. И помощи ждать неоткуда. Теща крепкая еще женщина, но работать не хочет, пенсия у нее маленькая. Мама Юры умерла, с ее квартирки в пригороде они и сделали первый взнос. А через 15 лет – жизнь прошла, а надо еще ипотеку, теперь уже для сына. А еще вуз. И жениться захочет. А там внуки. ВНУКИ. Я дед. И все.
И важно было вернуть себе эту студенческую дерзость, это чувство лестницы. Это самодовольство. Он трахнул Аню в примерочной дорогого магазина и купил ей то, что она примеряла. Она, кажется, была довольна – думала, старый хрен обезумел от страсти, а он просто не хотел возиться со съемной квартирой – не настолько хотелось секса.
Домой он вернулся поздно, стараясь не шуметь, прокрался на кухню. Жена сидела за столом и смотрела на него странным взглядом, будто сама не понимала, рассержена она или рада, что нашелся.
– А ты чего не спишь?
– Два часа ночи! Ты почему трубку не брал?
– Телефон сел.
Юра подумал, что гроза миновала и поцеловал. Разговаривать было странно, будто бы это не он говорил, и врал сейчас, а кто-то за него. Кто-то хитрее. Может, дух мамы помогал. Или это респектабельный Юра наблюдал со стороны и диктовал.
– Ты пил, что ли?
– Да. С начальником.
– Чего?
– Да, меня повысили, прикинь. И… Он меня поужинать позвал, обсудить работу. И напился.
– Он пьет?
– В том-то и дело, что нет. А тут прям нажрался с непривычки, мне пришлось такси ему вызывать. Еще самому платить!
Так складно вралось. В самом начале было еще немного волнения, но потом спасительная версия нащупалась, и стало легко и радостно сочинять.
Это чувство приключения вообще его больше не оставляло. Особенно после того, как он снял для Ани убитую двушку около универа. Аня и сама в ней не жила, оставалась иногда, но в квартирке постоянно тусили какие-то ее сокурсники, репетировали КВНщики, все приносили еду, а отчисленные ребята заняли вторую комнату и платили половину плюс коммуналка. Юра начал уходить с работы пораньше и пропадал там.
Здесь было весело, интересно. Они пили, курили траву, трахались во всяческих сочетаниях и устраивали долгие кухонные разборки на тему «ты не понимаешь мою страдающую душу». Во времена своего студенчества Юра жил в общаге и тоже выпивал иногда, тоже устраивал разборки, тоже спал, с кем попало, но у них все было куда спокойнее. Все понимали, что придется и дальше жить вместе, и что на следующий день узнает весь университет, а потому скандалить надо тише, и вообще, лучше не афишировать.
А эти ребята были так раскованы, что с ними Юра чувствовал себя чуть ли не в притоне на дне французских трущоб. Тут он попробовал траву. Тут он попробовал групповой секс с Аней и ее подругой. Тут он впервые пил абсент и ходил голым перед незнакомыми. А потом умывался и шел домой. Ему казалось, что он шпион из боевика и находится на задании, вызнает что-то у богемной революционной группировки, и все, что там происходит – не считается. Он просто по заданию. Пока однажды не случилось.
Юра задержался на работе и пришел к Ане поздно. Была на этот раз какая-то крепкая гидропоника, а он не ел, и его штырило часов пять, и когда перестало, он вырубился и очнулся уже утром. Рванул домой. Жена была в ярости.
– Я чуть с ума не сошла! Все больницы обзвонила! Где ты шлялся опять?
– Ты как разговариваешь?
– Ты дома не ночевал и телефон выключил! Нормально?
– Я на переговорах был всю ночь!
– Ой, как интересно! И с кем ты переговаривался?
– Ты тон смени! Муж с работы пришел, всю ночь пахал.
– Пахарь! Так где ты был-то?
– Переговоры с поставщиками в другом часовом поясе.
– И начальник твой с вами был?
– Да!
– А мне он сказал, что ты дома. И сам он почему-то дома был.
– Ты что, моему начальнику звонила?
– Да, и начальнику, и на работу, и в полицию.
– Ты зачем меня подставила? Я хотел с поставщиками мимо фирмы договориться, свое дело начать, а ты меня слила!
– Да не сливала я тебя.
И тут в разговоре опасно надломилось, надо было выправить, но Юра почему-то решил доломать, и сам этому поразился:
– Как меня задолбали твои подозрения! Все, я ухожу, я устал от такой жизни.
– Чего???
– Не хочу с тобой скандалить, все. Нам лучше расстаться!
Юрий выскочил на лестницу. Конечно, он мог в любой момент вернуться, наврать, вымолить прощение, но он не хотел. Ему понравилось, что вранье завершилось. Устал, устал врать и спешить домой. Стало легче.
На улице светило солнце, и Юра даже улыбнулся. Было странно, как-будто что-то ужасное исчезло – вскрылся прыщ или вырван изводивший зуб.
Дальше понеслось – на работу Юра начал опаздывать, спал уже не только с Аней, но и с любой свободной студенткой, ел мало, много пил и на работе стал рассеянным. Работа вообще мешала. Деньги были не особенно нужны, приходившие приносили алкоголь, какую-то еду, Юре тоже приходилось покупать на всех, поэтому он приносил дешевое, а съедать старался дорогое. Как и остальные.
Но они-то оставались дома и веселились, пока он пахал, а потом тратили родительское, а Юра вынужден был переться с похмелья на работу. Недовольство нарастало, и голодный после работы Юра, не найдя вообще ничего, даже как-то подумал о том, что сейчас гаркнет и выгонит их всех отсюда. Решил потерпеть и попытался найти хоть что-то, идти в магазин ломало.
Вместо солений или варенья обнаружил в шкафчике под подоконником здоровенную закладку плана, угол от которой был уже отщипан. Юра сначала хотел спросить, чей это, потому что добра тут было прилично, но вспомнил о маме. Что если это очередной подарок? Ведь давно уже ничего волшебного с ним не случалось. А если он сейчас спросит, и найдется мнимый хозяин? В конце концов, он уже несколько месяцев спускает на них всю зарплату, можно и забрать в качестве компенсации.
Кроме того, он подозревал, что это план Дисы, который иногда наведывался не просто продать, но и потусить с ними, и вполне мог притарить товар не у себя. Тогда Дису следовало наказать. В общем, Юра спрятал план на антресолях и начал ждать.
Все вели себя как обычно. Никто ни о чем не спрашивал, Диса тоже приходил и продавал. Хотя при нем Юра даже раскрыл шкафчик. Диса не дрогнул. План можно было оставлять себе. Продать и больше не работать. По крайней мере, пока.
Это было так вовремя, что сомнений быть не оставалось – это мама помогла. Начальник давно косился и даже выговоры объявлял, но в то утро Юра по его тону почувствовал, что сейчас все кончится. Надо было как с женой, перетерпеть и извиниться, но терпеть больше не хотелось. Хотелось свободы. А нужно было разговаривать. Зачем люди разговаривают вообще? Ничего хорошего из этого все равно не выходит.
– Юра, постой. Зайди, пожалуйста.
– Здравствуйте, Игорь Иваныч!
– Бессонная ночка? Ты любовницу завел?
– Я?
– Я так и понял. Мне вчера твоя жена звонила.
– Да вы…
– Не хотел же тебя повышать. Рано тебе такие деньги иметь. Сразу ушел в разнос. Ты за голову возьмись. Пока не поздно.
– Да кто вы такой, чтоб меня как пацана отчитывать?
Это да. За время жизни со студентами Юра привык к позиции папика. Он был главным. Он решал. И они не смели.
– Юра, я добра тебе желаю.
– Я вашего мнения спрашивал? Я к вам в жизнь не лезу. Знаете что? Раз вы так со мной разговариваете, я увольняюсь! Поглядим, как вы без меня запоете!
Юра хлопнул дверью и пошел прочь. Чувствовал спиной изумленный взгляд начальника, чувствовал, что делает неправильно, и что это какая-то детская истерика, и тоже будто бы не его, а где-то увиденная раньше, но все равно ушел.
Свобода.
На последние деньги вывел Аню в ресторан. Ей никто ничего не говорил, но она, кажется, догадывалась, что Юра спит не столько с ней и корила себя – идея с подругой и сексом втроем принадлежала ей. Юра не хотел расставаться – привык, и хотелось хоть в ней какой-то стабильности, а потому принялся вешать ей лапшу про то, что уходит на другую работу.
– Сейчас устроюсь, сделку крупную проверну, в Майями зимовать поедем!
Аня верила.
– Я с поставщиками напрямую договорился, сейчас вложусь, привезу партию, продам – и все. Купаться в деньгах будем.
Аня хотела в Майями, а потому расцеловала радостно и предложила отметить. Юра хотел подозвать официанта, но вместо него почему-то увидел лицо жены. И еще секунд тридцать приходил в себя, пытаясь понять, не кажется ли ему, и что теперь делать. Подошел. Жена чуть не плакала.
– Роз…
– Не надо. Я по-другому поводу.
– Мы же разводимся, и я… Мы с ней недавно, ты не думай…
– Юр, мне это все и так унизительно, я, если бы не была в таком положении, в жизни бы не пришла.
– Что-то с Вовой?
– Нет, но он постоянно про тебя спрашивает. У меня огромные долги по ипотеке, квартиру собираются отобрать. Нас с Вовой выселят… А мы же договаривались, мы ее вместе брали, и я не рассчитывала, что ты…
– Я буду платить алименты…
– Ты же уволился! Какие алименты?
– Роза, я буду помогать, я от своих обещаний не отказываюсь, это мой сын. И я уже нашел новую работу. Через пару месяцев я…
– Юра, мне сейчас деньги нужны! Мне нечем платить!
Юра торопливо сунул ей купюры из кармана, надеясь, что в бумажнике что-то осталось:
– Все что есть, остальное на карте. Позже переведу. Я позвоню!
Жена убрела прочь. Юре было так мерзко, что он даже ужинать передумал – пошли домой и накурились.
Под травой, разморенный, кайфуя от Аниного минета, Юра думал о жене. Ее было жаль. Вышла замуж за клерка, он ее бросил с ребенком и ипотекой, и как она теперь?
Стало стыдно. Юра подумал, что продаст кусок и вправду подкинет ей деньжат. Кусок был здоровенный, если втридорога продавать лошкам – первокурсникам, то можно на год ипотеки ей денег дать. На полгода точно. Кончил Юра в тот момент, когда думал о том, что можно не заморачиваться и продать через Дису, и его рожа подпортила кайф.
Диса Юру выслушал и попросил показать. Потом взял пробу. Шмат был приличный, и весь его Диса забирать не хотел – сказал, что нет у него с собой столько денег. Но покупателя найдет и сам наварится слегонца. Юра был не против, Диса назвал цену куда большую, чем Юра рассчитывал.
В назначенный день Юра стоял в костюме и с портфельчиком на мосту и ждал Дису. Он воображал себе, как сейчас придет к жене, выложит на стол пачки, связанные банковскими резинками, и вернется к Ане. Заставит убрать в квартире и установит хоть какие-то правила. Типа – смывать за собой и график дежурства на кухне.
Диса шел навстречу и широко улыбался. Юра не видел, что в это же время к нему со спины подходят еще двое. И как только Юра протянул Дисе пакет, они, легко приподняв Юру, перебросили его через парапет. Зацепиться он не успел и полетел прямо на проезжающие под эстакадой машины. В полете он думал о том, что просрал жизнь. И про то, что как же так, мама?
Диса еще не знал, что скоро один из этих бравых молодчиков, Илья Сокольский, крепкий и туповатый, сольет его ментам вместе со всеми явками, дилерами и покупателями. Он и предположить не мог, что Илья был не стукачом от конкурентов, освобождавшим поляну, он был обычным следаком в отпуске, и никто его ни на какое задание не отправлял. И если бы Диса узнал правду, он бы ни за что в такую правду не поверил.
Илья вырос в хорошей семье, с отцом – известным спортсменом и утонченной мамой, которая раз в месяц водила его в театр или филармонию. Когда от передозировки скончалась бывшая одноклассница, Илья записался на военку и попросился в органы. Не было у него каких-то романтических чувств к однокласснице, даже дружеских не было, но Илья был молод, и у него еще никто не умирал. Ему хотелось посвятить жизнь чему-то важному и полезному, совершить героическое и наконец, зауважать себя.
Отец был человеком с большими связями, и без труда пристроил сына в отдел. И какое-то время Илья был счастлив. Он жил в голливудском боевике – устраивал облавы в клубах, выслеживал торчков, искал банчил, которых молодняк звал «драгдилерами». Бросали так небрежно: «Мой драгдилер говорит»… и какую-нибудь банальность.
Потом Илья влюбился в инспектора по делам несовершеннолетних, строгую девушку Юлю. Во время долгих прогулок они говорили о том, как сделать мир лучше. Юля не особо верила в то, что это возможно, но Илью поддерживала, постоянно рассказывая о своих севших на иглу и погибших подопечных. Илья чувствовал невероятное родство и думал, что Юля и есть – та самая.
Конечно, он не мог не замечать, что некоторые сослуживцы живут слишком уж роскошно для сотрудников, а другие перед неудавшимися облавами куда-то названивают, и много чего еще, но всегда оставался шанс, что это просто прикрытие – подыгрывают, втираются в доверие, стараясь поймать кого-то покрупнее.
Потом госнаркоконтроль расформировали, а Илью перевели в полицию. Сначала Илья не придал значения – ну дальше до работы на одну остановку, какая разница? А когда понял – затосковал. Это было позорно – мордобой, бытовуха, мелкие воришки. Что-то из компетенции Юли, которую он уважал, конечно, но всегда думал, что она делает дела помельче, не такие важные, как он, и не такие опасные. Илья даже собирался уйти куда-нибудь в разведку, но Юля его переубедила.
Она рассчитала верно: у Илюшиного папы связи, папа постарается, и в полиции неглупый и хваткий Илья быстро поднимется по карьерной лестнице, главное, чтобы не ушел. Она долго говорила о том, что если не он, то кто? И что он и тут может делать мир лучше. Илья истолковал все по-своему, но вдохновился. Последним неоконченным делом в наркоконтроле был Диса. А дело нужно доводить до конца. Вместо того, чтобы поехать с Юлей и родителями посмотреть Крым, Илья взял отпуск и «внедрился». Это оказалось довольно просто – попросил друга наехать на Дису в клубе, а потом вступился и ляпнул, что безработный телохранитель. Диса заинтересовался. У Ильи оказалось недорого. Видел такое в каком-то фильме.
Диса был, конечно, мелким барыгой, но с другой стороны, необычайно суетливым, а потому закупался в пяти местах одновременно и банчил по всему городу. И взять его надо было так, чтобы повязать сразу всех.
Юле все это не нравилось – подозрительно просто – внедрился мгновенно, сразу все разузнал. Илья пытался объяснить, что в связи с их расформированием наркоши распустились вконец, да и сам Диса не семи пядей во лбу, но Юля не верила. После отпуска она перебралась к его родителям, пекла им штрудели и вечерами ходила с его мамой в театр.
Через три недели Илья взял 4 точки за раз. Пятый барыга сбежал. На этом Илья посчитал свою миссию выполненной. Он вернулся к семье и расследованию мелкой бытовухи. Юля вскоре забеременела и родила Павлика – 3,98. Илье прислали погоны, потом еще и еще, и жизнь его окончательно наладилась. Пятый барыга его не искал, а Диса, судя по слухам уехал из города.
Диса всегда был хорошим мальчиком, надеждой учителей и маминой радостью. Даже одноклассники особо его не чморили, потому что он хоть и был ботаном, но всегда давал списать. Да и гулять он не ходил не потому, что не хотел, а потому что подрабатывал грузчиком на почте:
– Реально жрать нечего, пацаны.
Мама его работала продавщицей в гастрономе, в рыбном отделе, и от нее пахло даже после бани. Диса любил маму и никогда ее не расстраивал.
Он завидовал пацанам, на которых мамы орали, а отцы пороли. Это, казалось, пережить было легче, чем ее собачий взгляд и поджатую губу. Она просто тревожно заглядывала в глаза, потом отворачивалась и смотрела снова. Так, будто вот-вот расплачется. Диса ненавидел себя в такие моменты. Мама посвятила ему всю свою жизнь, она батрачила в магазине, стоя, со своими протрузиями, а по утрам не могла встать. Обычно Диса успевал помочь перевернуться и делал массаж с водкой, после чего она, охая, поднималась и расхаживалась только к концу завтрака. От постоянной работы с заморозкой, ладони у нее стали широкими, почти мужскими. Они даже после отпуска оставались красными и шелушились. И насморк до конца никогда не проходил – нафтизин мама покупала целыми блоками. Но больше Дису расстраивало не это.
Его мама была женщиной очень влюбчивой. Признавать она этого не хотела, но время от времени в ее рассказах начинал преобладать то грузчик, то экспедитор, то веселый покупатель. И мама задорно и немного смущаясь, рассказывала об их ухаживаниях, а потом смотрела на свои руки, прятала их под стол и мрачнела. Она всем отказывала. И сколько ни убеждал ее Диса в том, что она все еще красивая и молодая, и что нужен ей мужчина, потому что Дисе скоро уезжать, мама кивала и продолжала отказывать.
Диса надеялся, что оставшись одна, она заскучает и на кого-нибудь все же согласится, но мама говорила, что слишком стара для всего этого. А потом запоем читала любовные романы. И Диса замечал, как она, перелистывая страницу, видит свою руку и вздрагивает. Он убеждал ее сменить работу, но в рыбном и правда платили хорошо. Мама откладывала на его учебу, и оставалось нормально – раз в три дня они ели мясо. Диса тоже откладывал на свою учебу. Не на платное, конечно. На билет, общагу и на то, чтобы не работать до следующего лета – мало ли, вдруг нагрузки.
После школы Диса учил уроки, шел разгружать, и снова учил. Хотел медаль, но с гуманитарными было плохо, особенно с литературой. Он не понимал, что именно нужно запоминать и почему литераторша делает такие странные выводы из чьих-то смертей и любовных похождений. Впрочем, литература ему и не понадобилась. После школы он поступил в пищевой, на сыроварение. Говорили, что из-за санкций эта отрасль скоро начнет бурно развиваться, но Дисе было все равно. Лишь бы бюджет.
Диса воображал, что в городе его ждет другая жизнь – без почты, маминого рыбного, одноклассников. Город и вправду потряс – сияющие вывески, широкие проспекты, торжественная громада института. Однако вскоре стало ясно, что жизнь его никак не изменится – он будет отсиживать пары, шлепать в библиотеку, сидеть там, потом найдет подработку, и будет после библиотеки также горбатиться за три копейки. И поселили его с такими же нищебродами, тоже ботанами – девственниками из соседних деревень. И девочки к ним в гости заходили страшные, прыщавые и робкие. Как-будто Диса был уверен, что институт – это уже красивая жизнь, а тут выяснилось, что она красивая только для тех, у кого она и до этого была красивой, а у Дисы продолжается его жалкое существование, просто в другом месте и с другими людьми.
Прыщавый Косой влюбился в преподшу, целыми днями таскался за ней по универу, а ночами дрочил, мешая спать. Второй сосед был родом со Шпалзавода, и Дисе казалось, что это его полностью описывает.
Хотелось не быть с этими, хотелось к тем, хорошо одетым ребятам – старшекурсникам, которые не варят себе макароны на дряхлой плитке, а едят в столовой, играют на гитаре между этажами и тусуются в курилках. Диса закурил. Это ему не нравилось: воняло, и кружилась голова, а потому он был уверен, что с легкостью бросит. Тем более, это было дорого. Но к крутым притереться получилось.
Там он познакомился с Кирой, девочкой, не очень красивой, но ухоженной и с деньгами. Кира сводила его в парикмахерскую, подарила ему рубашку и пару ярких футболок, и Диса стал выглядеть почти как они. Правда, теперь ему было уже не так важно – с Кирой он лишился невинности и предпочитал проводить время голым, о чем и сообщал своим ботанам с вальяжным видом. С тех пор, как старшекурсники Дису приняли, ботаны его тоже зауважали. Он уже пробовал водку и пиво, а как-то раз его пьяного притащила домой Кира.
Диса не заметил, что тусовка у них с Кирой постепенно меняется, что в ней появились две отчисленные девчонки, уходившие ночью на вокзал. Говорили, что в клуб, но денег на вход у них не могло быть, и настроения для тусовок тоже. Эти девчонки и предложили попробовать дурь. Диса особо ничего не почувствовал – так для галочки, чтобы и это вальяжно сообщить пацанам, а вот Кире очень понравилось. Ей почти сразу захотелось секса, она затащила Дису в аспирантский душ, и так стонала и извивалась, что Диса кончил дважды. Все как-то незаметно начали время от времени употреблять.
Кира попросила денег на аборт. Диса был поражен, он еще не решил, стоит ли им заводить ребенка – это даже и можно было бы – у Киры были богатые родители, они бы помогли. Но Кира не захотела, и Диса денег дал. Это были последние из тех, что он мог потратить в этом месяце, и ему пришлось почти неделю доедать за ботанами и ходить в гости в надежде на то, что тебя покормят.
Кира пропала. Вернулась она через пару дней, потом снова пропала. Косой сказал, что ее видели на вокзале с проститутками.
Диса сначала не поверил. Это была какая-то чушь из американского кино – какие-то проститутки, наркота, да и аборт тоже. Он стал спрашивать, искать, выяснять и с ужасом обнаружил, что все это правда. Отчисленные девчонки ходили работать на вокзал, сутенер подсадил их, они подсадили Киру, которая уже давно не травку покуривала, а пошла по вене. Никакой беременности не было, конечно. И изменяла Кира Дисе по 4-5 раз за ночь. Вокзальных проституток редко бронировали на всю ночь – обычно на минет или на час.