– Того, пристрели меня, ну! Пожалуйста, Рэн, умоляю, закончи это! – взмолился я. – Скажи, что я напал на тебя, или чего-нибудь еще… у вас хорошо получается врать…

– Нет… – он в ужасе попятился. – Я… нет, я не… не могу, прости.

С этими словами он поспешно вышел.

Спустя какое-то время, я даже не скажу, в тот же день ли это было, или год прошел, какое-то человеческое существо снова заявилось туда. Даже если бы это был вице-адмирал собственной персоной, я бы не узнал его. Что мне там говорили, я не слушал. Я готовился к смерти. Вот и представьте себе мое удивление, когда прозвучало известие, что мне дарована жизнь. Если только тюремную жизнь можно назвать жизнью, конечно. Да-да, мне повезло из будущего висельника превратиться в каторжника, поздравьте меня! Такое милосердие ко мне проявили вовсе не от большой любви. Из-за войны им нужна была мускульная сила, поэтому еще жизнеспособных мужчин отправляли на каторгу. То же случилось и со мной. Так, по крайней мере, мне сказали.

С того самого момента, как мне сказали, что моя жизнь продолжится, во мне снова пробудилось желание отомстить. “Он просил не дать тебе откинуться быстро”. Я был слишком опасным преступником, меня не могли помиловать! Если только он не приложил к этому руку… Еще более страшная, чем раньше, ненависть переполнила меня. Она помогла мне скоротать время, но в то же время заставляла мои внутренности пылать адским огнем. Я вспомнил клятву, данную много лет назад, еще в молодости. Тогда мне не хватило духу ее исполнить, но теперь… Я убью его, думал я. Эта мысль дала мне новый повод жить. Да, я убью его.

Я был осужден пожизненно. Неудивительно. Да даже стань я святошей-епископом, меня бы не выпустили. В общем, все вполне обыденно. Можно сказать, мне даже повезло. Грести на галерах – дело не трудное, бывало и хуже, тем более что это значило работать в своей стихии. Я был избавлен от самого страшного наказания, которому подвергались обычные узники – безделье и одиночество. Работая как ломовая лошадь, я заваливался дрыхнуть быстро и спал крепко, так что изнывать от тоски просто не было времени. Ну а мои товарищи по несчастью составляли мне весьма сносную компанию, хотя я по противному складу своего характеру чуть ли не избегал их, а они меня немного побаивались. Мой зверский аппетит удовлетворялся достаточно, так что грех жаловаться. Порядки… ну, что можно сказать про порядки? Как на флоте – самое подходящее описание. Шаг влево, шаг вправо – заклеймитьрасстрелятьзакопатьраскопатьисноварасстрелять! Вполне заслуженно, все гуманно. Все бы хорошо, если бы голова отчаянно не болела. Возможно, оттого, что затылок мой зашивал человек, у которого из десяти пальцев на руках было только семь, но я так не думаю. Я навсегда запомню это чувство – я бы не задумываясь дал голову на отсечение за возможность вдохнуть морской воздух хотя бы еще раз. Мне вусмерть не хватало солоноватости в неприятно горячем воздухе. Мы работали на реке, но на острове все до такой степени было испорчено, что река наша больше напоминала огромную лужу. Я часто благодарил судьбу, что отправила меня на галеры, а не в шахту, но потом задумался: есть ли за что благодарить? Бывало, поднимешь голову, а сквозь уродливые надстройки мелькало открытое небо, под которым я бороздил Моря, когда был свободен. Тогда впереди мне мерещились перекатывающиеся волны и “Ла Либре”… Я помню, как впервые перегрелся на солнце. Тогда я поднял взгляд и увидел Шебу. Она спокойно шла по берегу в своем пестром платье, бросая на меня взгляд прекрасных черных глаз. Я бросил весло и перегнулся через борт. Потом – окрик и свист разрезаемого воздуха. Не больно. Да и не обидно совсем – каторга хоть, а не служба. С тех пор я не обращал внимания на это. Даже если она протягивала смуглую руку и говорила что-то… Я боялся думать о таких светлых вещах в таком презренном месте и положении. Может, если бы меня замуровали в шахтах, было бы легче?.. Так никогда и не сошедшие с запястий, лодыжек и лба следы лучше не делали. Но пришлось свыкнуться и вырасти из капризного возраста. Так прошло два года, которые я провел на острове-тюрьме Зигорре (где еще вы замечали, чтоб два года пролетели так быстро?). И вроде бы все прекрасно, но… Черт, да лучше собственноручно повеситься, чем сидеть там всю жизнь! Но с эшафота ведь убежать нельзя, не так ли? Как вы уже поняли, однажды я решил, что мне там больше не нравится, и принял решение оттуда удрать. Опять же, не буду в красках рассказывать, как я убежал, я не первооткрыватель этого действа. Требовалось лишь “потерять сознание” во время гребли, чтобы меня вытащили на берег. Так и случилось, правда, для этого мне потребовалось пустить в дело все свое актерское мастерство – серьезной проблемой оказалось то, что мое настроенное на работу сердце отказывалось замедлять свой ход. Но все же это сработало. Ну а вырубить надсмотрщиков было довольно просто – я всю жизнь слушаю, какая у меня тяжелая рука. Ноги тоже не подвели. Быть может, умнее было убежать ночью, но вечером корабль, на котором я собирался унести ноги, уже выходил в Море. Ну вот, я ждал все это время не просто так. Сначала дождался, пока придет подходящее судно – если бы я не сразу покинул остров, велика была бы вероятность, что меня вернут. А если бы меня вернули, то… было бы плохо. Следующее, дождался, пока с нами останутся бестолковые приставщики. И все – вперед да с песней. Как бы кособоко я это не рассказал, далось мне это не очень легко. Я отжал у надсмотрщиков ружье и спустя несколько ярдов лег на землю и начал отстрел. Выиграв таким образом какое-то время, я бросил оружие – лишний груз – и пополз назад, к реке. Незаметно нырнул в нее за какими-то кустами и скрылся под водой. Убедившись, что течением меня унесло достаточно далеко, я вынырнул и доверился своим ощущениям. Когда они сказали мне, что Море недалеко, я вышел из воды и побежал туда, где, как мне казалось, должен быть порт. На ходу я зубами разорвал рубаху и обвязал ее вокруг своего “запятнанного” лба. Я давно не ел, легкие трещали по швам, старая травма ноги дала о себе знать. Это был далеко не самый легкий забег в моей жизни. Добежав до порта, я остановился отдышаться и обомлел.

Море.

Сколько я так стоял, я не знаю, но когда до меня донеслись крики, я уже смешался с толпой, пригнувшись и сгорбившись, чтобы не выделяться.

Проблем мне доставила и моя походка. Долго мне пришлось по-детски приплясывать, чтобы мне вернулся мой прежний, подскакивающий шаг. Палубный бот – не самое охраняемое место на свете, поэтому я не потратил много усилий на то, чтобы проскользнуть туда. Когда мы дошли до Санты-ди-Шилы (вполне себе мирный северный островок, далекий от военных действий и мне хорошо знакомый), я незаметно прыгнул за борт. До берега было где-то полторы морские мили и я доплыл без проблем. Я выбросился на берег, как умирающий кит, и вдруг до меня наконец дошло – я свободен.

Свободен.

Глава XV

Я дождался, пока моя рваная и потому мало напоминающая тюремную “форму” одежда высохла и начал думать, что делать дальше. Одежду все равно придется поменять – я знал, что очень напоминаю дикого человека, который провел 12 лет на необитаемом острове. Карманы у меня, разумеется, были также пусты, как и мой желудок и моя многострадальная голова. Но ни голод, ни отсутствие мозгов у вашего покорного слуги не грызли меня сильнее дикой тоски по “Ла Либре”, по Шебе и по моим пиратским делишкам. Но сантименты пришлось отложить в сторону. Я встал и направился к трактиру “Косой парус”, одному из самых гостеприимных и милых мест из всех, которых я знаю. Заведовала им такая же милая, как и сам трактир, толстушка, имя которой вылетело у меня из головы. Однако в таком виде я к ней заявиться не мог. На Маяке ограбить человека гораздо проще, должен сказать. Жизнь я тому несчастному прохожему сохранил, не переживайте. По крайней мере, я не думаю, что он отдал концы. Я оставил его валяться в том переулке, где и нашел, только лишь стянув у него парусиновую куртку и деньги. Затем абы как остриг отросшие волосы и бороду. Ну, это мою чапальную физиономию конечно симпатичнее не сделало, но теперь я по крайней мере мог не вызывать интереса у жандармов.

Безымянная толстушка меня, слава всем Морям на этом свете, так и не вспомнила. Деликатность не позволила ей подозрительно скосить на меня глаза, как позволила всем остальным. Не могу их винить – несмотря на все мои старания, я представлял собой достаточно дикое и жалкое зрелище. Однако деньги у меня были, и это являлось самым главным для нее.

– Чем могу вам помочь? – проворковала дамочка, вся из себя такая мягкая, кругленькая, пастельная. Первый представитель прекрасного пола, который встретился мне за два года. Я с трудом отделался от этой мысли.

– Каюту на неделю, – попросил я, удивившись, как даже мой голос звучит живее на свободе. Эти два с лишним года прожил словно не я. Как будто это не меня потащили на допрос, как будто не я был осужден пожизненно сидеть в застенках каторжной тюрьмы, будто не я, в конце концов, просидел две недели в трюме, чтобы удрать. Я словно был лишь зрителем своих собственных действий, и вот только сейчас я зажил по-настоящему. Пока я думал о своей жизни, наша пташка уже нашла мне свободное местечко в своем гнездышке и яростно пыталась мне втолковать, как к нему пройти. Я бросил ей несколько монет и удалился. Следующим моим действием определенно было узнать о судьбе “Ла Либре”. Цела она или зловредный вице-адмирал все-таки потопил ее? Этого я не знал, но многое бы отдал, чтобы быть уверенным, что где-то она еще есть. Но это все потом, потом. Я вдруг вспомнил, что не спал четыре дня и неплохо бы это исправить. Давно я не спал так спокойно.

С чего начать мои поиски, я не знал. Хорошо бы вернуться на Усталого путника, но я сомневался, что она все еще там. Тем более, отнятых денег не хватило бы на долгий рейс. Поэтому я решил вернуться в свою стезю, где деньги взять будет уже гораздо легче. От Санта-ди-Шилы до Родины пиратов недалеко, 300 морских миль, так что я напросился на борт первого же попавшегося не-каботажного судна. Меньше недели прошло, прежде чем мы добрались. Я сошел на берег и шумно вдохнул маяковский воздух.

Первой моей мыслью было, конечно, навестить Шебу. Но я этого не сделал. Мне было стыдно. Во время прошлой нашей встречи я был в ее глазах честным человеком, небрежно носящим офицерский мундир. А теперь что? В украденной куртке, весь в наколках, шрамах и рубцах, с разодранным ухом, без пальца, прихрамывающий. О том, что осталось у меня от каторги, я вообще молчу. Мне самому от себя тошно становится, так что ж говорить про Шебу? Допустим, ей нет дела до моего совершенно неблагородного вида, но как быть с тем, что она наверняка знает, кем я стал на самом деле. Я ведь ей соврал… Кроме того, что творилось в моей голове, в душе я боялся, что я ей был уже не нужен. Она – цветущая, красивая женщина. На Маяке много достойных. Рано или поздно я вынужден был бы вернуться – я не могу без нее. Но не сейчас, нет, я должен подумать, что делать, когда я снова увижу ее, что сказать при встрече.

Не могу не рассказать об этом случае. Шел я, значит, своей дорогой, как вдруг мне в руку вцепилась чьи-то цепкие пальцы. Я подпрыгнул, готовясь отбиваться, но сразу выдохнул – это была старая цыганка. Ее смуглое лицо, испещренное морщинами, крючковатый нос и пронизывающие синие глаза мне кого-то напоминали, но я не был особо удивлен – вероятно, в раннем детстве мать часто сбагривала меня ей. А может, она и была матерью моей или Кида, кто знает? Цыганки – это женщины, многие из которых могли похвастать своей красотой, и, вероятно, эта в молодости крутила несусветным количеством мужчин, но славились они еще кое-чем. Не у многих эта небесная красота сохранялась до старости. Цыганка дьявольски улыбнулась и протяжно прохрипела:

– Дюк…

Я вздрогнул. Я не слышал своего имени 29 месяцев, все это время я был просто номер 759.

– Ты права, это я, – усмехнувшись, чтобы скрыть волнение, сказал я. – А теперь дай мне пройти.

Ее когти только крепче впились в мою обшивку.

– Как тебе понравилась каторжная жизнь, а, морячок?

Я состроил недовольную гримасу.

– Я с 11 лет там, я привык. На Маяке все знают?

– Кто-то знает, кто-то нет, – уклончиво ответила она. – А я давно это предсказала.

– Ну-ну.

– Хочешь, расскажу, что с тобой будет дальше?

– Я не хочу знать свое будущее. И платить я тебе не…

– О, вижу, вижу! – воскликнула она, закрыв глаза и протянув руку вперед. Я вздохнул и понял, что сопротивляться бесполезно – люди, считающие женщин слабыми созданиями, никогда не были пойманы старой ведьмой. Закрыв свободной рукой глаза, я про себя начал молиться, чтобы это быстрее закончилось. – Да, в этот раз ты вылез сухим из воды, малыш, – наконец начала она, открыв свои всевидящие очи. – Но потерять то, что тебе всего дороже, тебе придется еще дважды, – выставила два костлявых пальца. – И оба раза из-за женщины.

– Кажется, первый из них мне известен.

– Врешь! – взвилась она.

– Произойдет он из-за тебя, а потеряю я, видимо, свою правую рабочую руку, – со смешком ответил я, глядя, как мое предплечье приобретает синеватый оттенок.

Она покачала головой, не оценив шутки.

– Что тебе дороже всего, знаешь только ты, но это уж точно не рука!

– Может быть, но если ты думаешь, будто я ей вовсе не дорожу, то ты глубоко ошибаешься, – с этими словами я стряхнул с себя ее когти и ушел прочь.

– Берегись, Дюк! – кричала она мне вслед. – Берегись своих слабостей, но еще больше остерегайся своей силы.

Я зашел в первый попавшийся паб. Меня быстро обслужили. Отдохнув и забронировав себе каюту, я вышел на свежий воздух покурить. Вот стою, я стою, пока не случилась самая счастливая случайность в моей жизни.

Раздались крики. Сначала я не придал им большого значения – дело не редкое, но среди толпы мне послышался знакомый голос. Я, не веря себе, повернулся и начал высматривать того единственного человека в толпе. Да, слух не подвел меня. Когда он приблизился, я выбросил руку вперед и перехватил несущегося сломя голову Тима.

– Пусти!.. – взревел он, пока не поднял глаза. – … те?..

Я не стал дожидаться, пока он сыграет все эмоции, от ужаса до радости (или огорчения, кто ж его знает) и втащил его в паб. Заставить Тима бегать было непросто, значит, что-то случилось.

– От кого несешься?

Я давно отпустил его, но его руки все еще находились в том положении, в котором я их держал.

– Вы живы?!

– Как видишь. Что случилось, говорю?

– Н-но п-почему?

Я встряхнул его и заорал:

– Тим, что случилось?!

Люди с удивлением смотрели на эту странную сцену, но я не обращал внимания. В руках бывшего юнги я заметил что-то золотое. Откуда бы у него взялся золотой браслет?

– Опять украл? – спросил я, забрав украшение у него.

Он удивленно воззрился на браслет у меня в руке, пока наконец не вспомнил, что же все-таки произошло. Ноги у него подкосились, мне понадобилось снова схватить его за локоть, чтобы он не упал.

– Меня повесят! – дрожащим голосом сообщил он мне.

– Тихо! Такие вещи не говорят вслух, неужели я тебя ничему не научил? – я посадил его на стул и дал ему чей-то стакан виски, который он тут же осушил. Его владелец хотел было устроить разборку, но я нетерпеливо поднял руку в требующем тишины жесте. Как ни странно, это сработало. – Тебя не повесят. Ты украл его? – я помахал браслетом в воздухе.

Он дерганно кивнул.

– Они пробежали мимо, не бойся. – Я не соврал, топот давно затих вдали.

– Они вернутся. Меня поймают. И казнят.

– Успокойся, – я спрятал браслет в карман и положил руку ему на плечо. Когда у двери действительно послышались шаги и голоса, я незаметно стянул с кого-то шляпу, нахлобучил ее ему на голову, закрыв лицо, сделал ему жест пригнуться, откинулся сам и “заснул”, одним глазом следя, чтобы Тим не выдал себя. Я сидел к двери спиной, но знал, что они сейчас стоят в дверях, злобно зыркая по сторонам и спрашивая прохожих, не видели ли они такого-то парня. Поднялся крик, и ювелирных дел мастера с констеблями выперли из паба. Я выдохнул. Тима под огромной шляпой совсем не было видно, было непонятно, то ли он – куча выкинутых мной вещей, то ли мой пьяный товарищ, решивший скукожиться. Я усмехнулся и снял с него спасительную шляпу. Его в тот момент было не узнать, он больше походил на мертвеца, чем на живого человека. Я потрепал его по все такой же кучерявой голове и со смешком спросил:

– Ну что, бандит, живой?

Воришка мне не ответил. Я покачал головой и попросил бутылочку чего-нибудь вкусного, но не сильно пьянящего (и дешевого). С каждой кружкой пива его лицо начинало приобретать все более теплые цвета. Когда я решил, что шило вернуло его к жизни, я отодвинул его кружку в сторону и сказал:

– Ну все, хорош с тебя, маленький пьяный ворюга. Что заставило тебя вернуться к своей воровской карьере? От пирата к мелкому вору – не кажется ли это тебе шагом назад, а? Где отец?

– Папа? А, па-а-апа… – протянул он.

– Да, да, Хет, где он?

– Дома.

– У тебя дома?

– Нет, у него дома, – он, икнув, нарисовал на лице улыбку “Не глупи, Дюк”.

– А его дом где?

– Там, где мама.

Я испугался. Не хочет ли парень мне сказать, что Хет отдал концы?

– На Туге, что ли?

Он, со все той же довольной улыбкой, кивнул. Я выдохнул.

– Когда меня захватили, кого-нибудь еще поймали? – Я старался говорить медленно, как с пятилетним ребенком, а не как с двадцатилетним лбом, хотя мне хотелось схватить его за плечи и потрясти со словами “Где “Ла Либре”? Что случилось после того, как меня поймали?”. Он задумался.

– Н-нет, нет. Мы убежали. – Хорошо, подумал я, не придется возвращаться, чтобы их спасать. Все равно ведь не получилось бы, а мне совесть не позволила бы их оставить.

– Хорошо, Тим. А теперь скажи-ка мне – что случилось с “Ла Либре”?

Он пожал плечами. Я с трудом подавил в себе ярость. Я же сам его и напоил, чего еще я хотел? Я понял, что больше я от него ничего не добьюсь и отправил его в свою каюту спать. Сам я пошел погулять, чтобы все обдумать.

Если Тим здесь, значит, все наши, кроме Хета, тоже здесь? Что Хет потерял на Туге, я не знал. Обычно было так – мы расходились за добычей, захватывали пару кораблей и встречались там, где договаривались. Иногда местом встречи был Маяк. Ничего не срасталось, я ничего не понимал. Если моя шхуна или перешла в вице-адмиральскую собственность или потонула, моя команда, включая Тима рассыпалась по другим хетовским кораблям. Это понятно. Но какого, мать его, хрена один там, другой здесь? Местом встречи должен был стать Маяк или родина треклятого коммодора? Может, корабль, на котором теперь Тим и, допустим, “Кодис”, “Людоед” и “Волна” ждут их тут, а остальные сделали вынужденную остановку на Туге? Возможно, но далековато друг от друга эти острова находятся. Это где они должны были разойтись, чтобы на встречу идти такими окольными путями? Да и, что самое главное, зачем Тиму красть браслет, если у них все нормально? Может, он просто страдает клептоманией, но получать он должен много, он моряк все же. Что-то тут не сходится. Или это я такой тупой и не могу понять, что происходит, а на самом деле все ясно, как безоблачный день? Я хотел пойти в порт, где мы обычно швартовались, но вдруг обнаружил, что у меня появилась отдышка. Я был достаточно удивлен – усталость не могла настигнуть меня так быстро, даже учитывая, как много я курю. И тут я оглянулся и обнаружил, что в своих путаных размышлениях я ушел на другой конец острова. В голове мелькнула мысль, что Тим мог проснуться и, будучи неопытным в этом деле, с похмелья отчалить куда-нибудь. Это придало мне сил и я бегом ринулся назад. Мои страхи не оправдались – парень мирно спал, раскинув руки и ноги в расслабленной позе. В каюте койка была только одна, а брать вторую у меня кончились деньги, поэтому я, в чем был, завалился спать прямо на палубу.

– Эмм, Дюк? – Утром Тим с присущей ему робостью положил руку мне на плечо.

– Да, да, что? – спросонья бросил я.

– Мне остаться, или?.. – неуверенно спросил он.

– Нет! Да! Это, как его… тьфу!.. короче, вымачивай якоря тут, – подскочил я, путаясь в словах.

– Хорошо, кэп, стою.

Я только в тот момент понял, что он неплохо подрос. Окреп, в плечах расширился, в лице как будто появилось больше отцовских, мужских черт. Может, так казалось из-за появившейся короткой щетины вокруг губ. Цветущий молодой сердцеед. Да, ему уже не пятнадцать лет, с некоторой досадой подумал я. До совершеннолетия ему остался год, но… вот хоть убей, я в нем видел все того же Тима. Им он был, им он и останется, даже если ему выбить глаз, отрубить руку и ногу, посадить на плечо попугая и отправить одного против армии солдат.

– Боюсь, что не кэп я тебе больше. Какой же я капитан без корабля-то, а?

Он сначала недоуменно сдвинул брови а потом понимающе покивал и торжественно воскликнул:

– Как без корабля, Дюк? Ждет тебя “Ла Либре”, никого другого в капитаны не берет.

Я, слегка скривившись, посмотрел на него и сказал:

– Это злая шутка, Тим.

– Я не шучу!

– Этого не может быть! Он бы не оставил ее так.

– Он и не оставил, но в ту ночь, если помните, мы были не одни. Мы отбили нашу шхуну. – Потом тихо, горько добавил: – Мы не успели помочь. На шхуне мародерничало только человек 20 – остальные отчалили, и мы не знали, куда. Отец пытался найти тот корабль, искать информацию о тебе, хотел выкупить, но никто ничего не знал. Прости, Дюк, – почти шепотом закончил Тим, боясь поднять на меня глаза.

– Вы и не должны были – у вас бы не получилось. Не совершай моих ошибок, Тим, и всегда думай о себе, – отмахнулся я, но мои мысли занимало только одно – она цела, и она не у него. – Пойдем в порт! – я махнул ему рукой, чтобы он следовал за мной, но он не двинулся.

– В чем проблема, матрос? Ты же все еще матрос, или мне называть вас “сэр”? – я склонился в почтительном поклоне, снимая воображаемую шляпу. После заявления Тима настроение у меня мгновенно поднялось выше небес…

– Все… не совсем так, как ты себе представляешь. Мы разошлись. Окончательно. Навсегда. Нет больше нашей эскадры.

… и с такой же скоростью упало назад.

– Ничего не понимаю. Это что же ты хочешь мне сказать, малой?

Тим грустно опустил взгляд.

– Отец ушел в отставку. Продал “Ската”, вернулся домой. Вскоре после того, как тебя схватили.

– Хет… ушел… продал, – я пошатнулся, но скоро взял себя в руки и тихо сказал: – Етить твою за ногу, стоило мне ненадолго исчезнуть и у них все тут же пошло кувырком! А чего это он так, а? Что сказал? Может, он пошутил, а? – с надеждой спросил я. Тим моего вопроса не услышал.

– Кстати, Дюк, где ты был?

– Угадай. Ну так что, мне с ним разговаривать придется, что ли? – я непроизвольно схватился за голову и начал широкими шагами мерить каюту.

– Нет, не придется. Ты его не убедишь.

– Попробую, что ж делать. А что, неужели никто в коммодоры не запросился?

– Нет. Так где ты был, говоришь?

– Потом, – я махнул на него рукой, не столько оттого, что был очень занят, сколько оттого, что мне страсть как не хотелось об этом говорить. – А шхуну кто сюда привел?

– Твой помощник, Кент. – На все мои вопросы Тим отвечал, стоя прямо, сцепив руки за спиной, слегка раскачиваясь. Дело привычки.

– Ладно, пойдем, выйдем на свежий воздух, а то на меня эти переборки давят.

Мы вышли на улицу и медленно, не сговариваясь, пошли в порт. Я нащупал в кармане браслет и протянул его Тиму со словами:

– А у тебя что, деньги кончились, что ты украшения взялся воровать?

Он вспыхнул.

– У меня… да. Кэп, пожалуйста, не будем вспоминать наш вчерашний разговор, хорошо?

Я кивнул и похлопал его по плечу.

– Понимаю. А Кент теперь – капитан, да?

Тим отчаянно замахал головой.

– Нет, он… был очень расстроен, сказал, что не хочет брать на себя такую ответственность. Пробормотал что-то про тебя, про твою душу, что ли… Ну, ты же знаешь, он достаточно суеверный человек.

– Мою что? – я остановился.

– Мы ведь думали, что ты мертв.

– Вы так думали почему?

– Мне сказали, что тебя того, ну… вздернули, – его явно охватило смущение. Я хотел спросить, а с какого такого, собственно, перепугу, но потом вспомнил, как это должно было выглядеть со стороны и просто пробурчал:

– А, понятно.

Мы пошли дальше, но я обшивкой чувствовал, как он ждет продолжения.

– Как видишь, вы ошиблись. Ты же знаешь, у них идет война, им требовалась… Ну, как тебе объяснить? В общем, каторга.

Он запнулся. Одновременно с этим нам открылся маяковский порт. Я быстро углядел в гавани “Ла Либре” и устремился к ней.

– Сэр, чего вам тут надо? Сюда нельзя. – Бросил мне – это мне-то! – Дик, облокотившийся о фальшборт, не поднимая глаз от грязных ногтей. У меня было слишком хорошее настроение, чтобы орать, поэтому я просто сделал приветственный жест и крикнул:

– Эй, там, на палубе! День добрый.

Я даже со своего места увидел, как Дик вздрогнул. Видимо, у меня все же достаточно узнаваемый голос. Он прищурился, протер кулаками глаза, но все же им не поверил. Я тем временем поднялся на опердек.

– Как ветер сегодня, а, матрос? Попутный, нет?

Он хотел что-то сказать, но вместо ответа послышалось только невнятное бульканье. Я махнул на него рукой и сказал:

– Все с тобой понятно.

Переведя с него взгляд, я почувствовал, как у меня по коже пробежали мурашки. Может, от ветра. Холодного норда, заставляющего волны биться о борт шхуны. Краска немного потускнела, но в конце концов, когда я в последний раз перекрашивал ее? Убранные паруса тихо трепались на ветру. Рангоут негромко поскрипывал. Моя шхуна. Я молча подошел к фальшборту, присел и положил руки на планширь. Я не был здесь всего лишь 2 года и 5 месяцев, но мне казалось, будто прошло 50 лет. Встал, положил руку на грот-мачту. В ту же секунду ветер словно снова обрел силы, случился новый порыв, меня окатило брызгами соленой воды и леера, удерживающие грот, лопнули. Давно хотел сменить бегучий такелаж. Грот гордо растянулся на ветру. От неожиданности все вздрогнули, я, будучи слишком подавленным, чтобы пугаться, взял линь, залез на салинг, молча отвязал порвавшийся нирал и заменил. И чего я этого раньше не сделал? Сидя на салинге, я вгляделся в небо. Завтра, когда пробьет пять склянок, будет буря. Спрыгнул. За все это время мне ни разу не пришла в голову мысль, что шхуна, может быть, мне уже не принадлежит. Я вообще ни о чем не думал.

– Ээ… капитан?

– Что? – спросил я, забухтовывая порвавшуюся снасть.

– С возвращением.

Я повернулся и обнаружил, что Кент стоит, протягивая мне руку. Я пожал ее.

– Если кому-то нужны объяснения, идите к Тиму, – громко сказал я, хотя, наверное, зря. Они и так его уже облепили.

– Конечно. Знаете, это она так вас приветствует, – заметил помощник, тыкая пальцем в убранный грот. Я усмехнулся.

– Хорошенькое приветствие. Это… Кент, я что хотел сказать… – мято продолжил я, когда он уже повернулся, чтобы уйти и начать обсуждения с друзьями.

– Что?

– Спасибо, что привел ее сюда. В целости и сохранности.

Он весь засветился от гордости.

– Я больше не представлял, куда еще я могу ее привести. Думаю, все на моем месте поступили бы так же.

Я что-то промычал.

– Ну что, капитан, пускаемся в свободное плавание? – с грустной ухмылкой спросил он.

– Видимо, да, – со вздохом ответил я. Впрочем, почему нет? Стратегию нападения я и сам смогу придумать, обойдемся без помощи – мы и так нечасто ею пользовались. Добычу ни с кем делить не придется, не надо будет слушать приказы взбалмошного человека. Да, конечно, так мы будем гораздо слабее, но стоит ли оно того? Да и что я могу сделать? Если Хет решил высадиться на землю – туда ему и дорога. Ползать перед ним на коленях я не собираюсь. Я приказал начать погрузку груза. Сбагрим его на Гуну, получим денег – так и заживем. Ну, “приказал” в моем случае – сказать и пойти работать самому.

Слухи о моем возвращении быстро расползлись по острову.

Я сидел в трюме, когда услышал крик:

– Эй, Дюк! Господи, воскресший девятипалый капитан этой чертовой шхуны, где ты?!!

Я прекрасно понял и в первый раз, но мне было интересно, до чего это дойдет. Когда в голосе раздражения оказалось больше, чем самого голоса, я вылез.

– Ты оглох?!

Все это время тут надрывался Кесети. Смуглый поджарый хетов офицер ни капли не изменился.

– И тебе здравствуй. Чего хотел?

– Пойдем, разговор есть.

– Я не хочу никуда идти, – жалобно проблеял я. Он с укором посмотрел на меня.

– Не веди себя как ребенок, Дюк. Остальные уже заждались.

Я вздернул брови вверх.

– Неужто праздник в честь моего возвращения? Это так мило с вашей стороны!

– Хватит ломать комедию! Это серьезно.

– Ладно, ладно, – проворчал я.

Мы сошли на землю и он повел меня в таверну. “Большой риф”, что ли, она называлась. Там нас действительно ждали все бывшие хетовские офицеры. Я, поднапрягшись, сел на свободный стул.

– Ну, вы притащили меня просто чтобы мы поглядели друг на друга или?..

– Мы посовещались немного и выбрали нового коммодора, – начал Остин, высокий темнокожий и очень сильный капитан “Цунами”.

– Здорово. И кто это?

– Мы предлагаем тебе занять пост коммодора эскадры.

Я был… удивлен. Я вступил в “береговое братство” только лишь девять лет назад, и то два с половиной года проваландался в тюрьме. Это очень мало для звания коммодора. Даже учитывая что на посту капитана я уже 15 лет, не слишком ли рискованно с их стороны выбирать коммодором меня?