Между тем, Евгений остановился у какого-то малоприметного здания и стоял, наблюдая за Ириной. Она и сама не заметила, как замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, погрузившись в воспоминания.
– Ирина, – тихо позвал Евгений, и она посмотрела на него задумчивым и отстранённым взглядом, но быстро отбросила прочь свои печали, улыбнулась и подошла к Евгению: «Мы уже пришли? Так быстро?» «Да, мы пришли», – Евгений улыбнулся её почти детской реплике, распахнул дверь, пропустил вперёд Ирину и вошёл следом, загадав, что если дверь не скрипнет, чего с ней никогда не случалось, то он споёт сегодня для Ирины особенную песню. Дверь не скрипнула. Значит, предстояло петь.
В зале было многолюдно. Люди смеялись, обнимались, словом, чувствовали себя весьма раскованно. На подиуме пела какая-то дама, очевидно из оперных. Её меццо-сопрано вибрировало в голове. Ария «Аве-Мария», вне всяких сомнений, ей удалась. Когда затих последний звук аккомпанемента, собравшиеся захлопали, загоготали и затопали ногами в знак одобрения. Раздались свистки и просьбы повторить успех.
Ирина и Евгений к тому времени нашли свободный столик, он был чуть в стороне от основной массы любителей живого пения. Официантка уже успела забрать заказ: два десерта и пару слабых алкогольных коктейля, и Ирина с деланным оживлением осматривалась по сторонам, хотя если совсем честно – ей хотелось уйти из этого грохочущего зала и просто побродить по улицам, подумать и успокоиться. Она не ожидала, что караоке-бар окажется таким громогласным…
– Чем ты жила, пока меня не было? – немного странный вопрос для человека, которого не было почти никогда.
– Работала, работала и ещё раз работала. Если ты помнишь, у меня есть воспитанница, Вильгельмина. Её, видишь ли, иногда нужно кормить, а кушает она ну очень много для кошки, хотя и размером с откормленного мышонка.
– Да, я помню. Чудесная киска. Но я спросил не о работе. Меня интересует твоя личная жизнь. Ты что-то писала на сайте знакомств, помнишь, плачущая любовь…
– Ах, это. Да тут даже и говорить не о чем. Он был гораздо старше меня, хотел семью, детей, но однажды просто исчез, без предупреждения. Я звонила, но телефоны были отключены, а потом я забила на него. Вот и всё.
– Всё?
– Всё.
– Невесело как-то.
– Да нет, нормально. Стала жить не иллюзиями, а реалиями – работой, общением с Олей, даже пробовала вышивать крестом. Не улыбайся так, почему бы и нет? Я одинокая свободная женщина, и могу позволить себе любую прихоть. В том числе и вышивку.
– Это я так, не обижайся. Просто не ожидал, считал, что вышивание крестом – удел старушек. Как вязание носков, рукавичек и свитеров с оленями.
– Ну, значит, я молодая старушка. Потому что связала пинетки для Олиного малыша и даже уже начала вязать кофточку. Я всё ж таки крёстная, если, конечно, последние события не изменят Олино решение.
– Конечно, нет! Ты будешь прекрасной матерью…крёстной, – добавил Евгений, и посмотрел на Ирину смеющимся взглядом, а Ирина между тем нервно сглотнула и попыталась изобразить на лице безмятежную улыбку. «Я вижу, как тебе тяжело, поэтому прошу не притворяться при мне. Будь самой собой. Пожалуйста, Ирина».
«Как всё это неловко. Только бы не раскиснуть прямо здесь, нужно дождаться возвращения в номер. Быть естественной?! Смешно! Если бы я дала волю своим эмоциям, я бы многое ему сейчас сказала, но какой смысл?»
Официантка очень кстати вернулась с заказом. Ирина просто накинулась на коктейль. Евгений с беспокойством поглядывал на то, как быстро через изящную трубочку в виде змейки исчезал коктейль из Ирининого стакана. А в голове Ирины царил тем временем хаос. Она вдруг увидела Евгения будто под другим углом. До сих пор Ирина романтизировала его образ, для неё он был образцом, потому что и сравнивать особо было не с кем, и понравился он ей сильно. И вдруг в мгновение он стал совершенно чужим, причём не только чужим мужем, но и просто чужим. Они просто сидели во второсортном баре, просто говорили ни о чём, просто теряли время друг на друга, потому что у них выдалось несколько часов свободного времени. Очарование прошло. Осталась проза жизни. Вот этот седеющий мужчина напротив – отец её ребёнка. Любит ли Ирина его или Евгений нужен ей только как гарант спокойной жизни, как помощник в воспитании её, простите, ИХ ребёнка? Или всё же только её? А если сейчас признаться во всём и без обиняков спросить его, будет ли он помогать ей? Что он ответит?
Ирина подняла глаза, но не увидела Евгения, зато услышала его голос со стороны подиума. Он собирался петь?
Зазвучал аккомпанемент, и полились слова незнакомой песни. «Руки протяни, да глаза сомкни, и пойдём: пусть твою ладонь родники умоют серебром. Глянь, – бабочки-народ просят в хоровод, – не откажи, они тебя ждали, платье подбирали с той весны…» Евгений словно пел для своей невесты. Невесты, которая сидела со своей тётушкой и ждала с нетерпением её выздоровления. Чтобы стать ЕГО женой.
«А как же я?», – спросила Ирина сама у себя, и сама же ответила: «А меня в этой песне просто нет». Внезапно подвело желудок, и Ирина постаралась как можно незаметнее покинуть залу.
Её крутило и выворачивало минут двадцать, а может и больше. Слёзы смешались с тушью, Ирина плакала, не в силах остановить рвотные позывы. Постаралась дышать помедленнее, и ей стало немного легче, желудок отпустило. Вспомнилось выступление Евгения. Стало жалко себя. И слёзы снова побежали по щекам. Слёзы одиночества и беспомощности. Мама, папа, бабушка, Андрей и даже Оленька её покинули. Совсем одна! Только Володя, возможно, мог бы её поддержать сейчас. Ирина вынула мобильный телефон из кармана брюк, в очередной раз подивившись прихоти Ольги, подарившей ей этот странный аппарат, и набрала номер Владимира. Трубку сняли не сразу, но спустя некоторое время Ирина всё же услышала знакомый голос: «Да, Ирина, слушаю тебя». Ирина ничего не сказала, только всхлипнула.
«Ирина, ты там что делаешь?» – «Да плачу я, Володь» – «Тебя Евгений обидел или ты из-за этой истории с аварией?» – «Меня жизнь обидела» – «Что ты говоришь?! У тебя будет ребёнок!» – «И что? Мать-одиночка – прекрасная перспектива. Всю жизнь мечтала именно об этом. Меня сейчас тошнило, и даже посочувствовать было некому. Одна наедине с толчком» – «Где Евгений?» – «Песню пел. Мы в караоке-баре. Как я понимаю, про свою принцессу. Володь, мне тут одиноко. Забери меня, а?» – «Ириш, ты же знаешь, я не могу Оленьку оставить. Ей сейчас непросто» – «А мне?» – «У тебя есть Евгений» – «Что? Есть? Евгений? Умоляю, Володь, разве он есть у меня? Разве не у НЕЁ» – «Я в том смысле, что ты его гостья, и он обязан позаботиться о тебе» – «Вот то, что он ОБЯЗАН, а не по собственному желанию, меня и останавливает» – «Перестань истерить, успокойся. Когда вернёшься в номер, позвони» – «Я поняла» – «Ирина, ты сильная девочка, ты сможешь. Просто успокойся, и ты увидишь, что не всё так плохо. И не стесняйся говорить Евгению о своих нуждах» – «Окей».
Ирина отворила дверь кабинки, подошла к предусмотрительно открытому ею крану холодной воды (чтобы шум воды заглушил другие звуки), умылась, прополоскала рот и вытерла салфеткой тёмные разводы под глазами. Постояла немного, грея руки под электросушилкой, и пошла к выходу.
Напротив выхода стоял Евгений, бледный, как полотно. Ирина остановилась. Несколько минут они просто стояли и смотрели друг на друга. Потом Евгений шагнул навстречу, обнял Ирину и прижал к себе. А она просто прислонила голову к его плечу и замерла, полная блаженного покоя. Ирина понимала, что нужно отстраниться, превратить долгое отсутствие в подобие шутки, но не могла больше лицемерить.
– Пошли домой, – тихо сказал Евгений, и Ирина кивнула головой в знак согласия.
Возвращение домой было похоже на прогулку влюблённой парочки: Евгений приобнимал Ирину за плечи, она шла, склонив голову, изредка взглядывая на Евгения, когда он спрашивал её о самочувствии. В эти мгновения их глаза встречались и улыбались друг другу, будто находились в немом сговоре. Дорога заняла несколько больше времени, поскольку наши герои шли не спеша. С неба летела снежная пыль и тут же таяла на одежде и ресницах, на лице.
– Ты хорошо пел. Что это была за песня?
– «А над нами облака», автора уже и не припомню, но мне эта песня очень нравится.
– Красивая. Ты пел про жену?
– Какую жену? Нет у меня никакой жены!
– Про будущую. Ты ведь женишься.
– Вообще-то я пел для тебя. Хотелось поделиться.
– А. Понятно, – сказала раздумчиво Ирина, а про себя подумала: «Я так и знала, он пел про НЕЁ, но хотел, чтобы я разделила с ним его чувства. Бесчувственный эгоист».
Хотя… Он ведь не знал правды, не так ли, а посему имел полное право заблуждаться на счёт Ирины, воображая её исключительно другом. И ещё: Ирина теперь точно решила, кому она позвонит в первую очередь по приходу в гостиницу – Алёне Геннадьевне, своему любимому гинекологу и наперснице. Ирина давно не навещала свою знакомую, клиника находилась за городом, а Ирине было уже трудновато водить автомобиль по причине частых головокружений.
Однако, несмотря на все свои планы, едва за Евгением закрылась дверь и, Ирина, освободившись от верхней одежды, прилегла на диванчик чтобы «чуть-чуть отдохнуть», глаза её сами собой закрылись, и она погрузилась в глубокий исцеляющий сон, без сновидений…
– Алёна Геннадьевна…
– Да, голубушка. Рада тебя слышать, Ириша. Как дела, как малышка, активно шевелится?
– Доброе утро. Вы не заняты, я Вам не мешаю?
– Ну что ты, разве ты можешь мне помешать. Так как твоя девочка себя ведёт?
– Вчера вечером всю меня испинала, но я не для этого звоню. Понимаете, тут такое. Евгений пригласил меня на свою свадьбу. И я поехала, не смогла отказаться.
– Ой, милая, что ты такое говоришь? Твой Женя решил жениться? На другой?
– Да, но свадьба откладывается, и он уговорил меня составить ему компанию. На правах старой знакомой, понимаете?
– Ситуация. А что ты? Как ты нашла в себе силы согласиться? Зачем тебе всё это? И ты, наконец, сказала ему, что он отец твоего ребёнка, как собиралась?
– Нет, – Ирина наклонила голову и подняла плечо, придерживая трубку мобильного телефона, затем она руками потёрла виски, пытаясь унять лёгкую головную боль.
– Вот глупенькая. Неважно, женится он на тебе или на другой женщине, он вправе знать, что станет отцом. Это ты хоть понимаешь? Если ты не расскажешь ему правды, судьба может наказать тебя, и сурово. Насколько я поняла, он ответственный человек, и не бросит своего ребёнка. Не лишай малышку отца, очень тебя прошу.
– Я понимаю, но никак не могу собраться с силами. Только настроюсь, как что-то случается. Помните Ольгу, мою подругу, она привезла меня к вам в клинику? На днях выяснилось, что она мне родная по отцу. То есть сестра. И ещё выяснилось, что это по вине отца погибла моя мама, она узнала правду.
– Господи, Ирина. Я и не подозревала, что с тобой происходит. Почему сразу не позвонила, почему носишь эту боль в себе? Ирина, я уже предупреждала тебя, нельзя копить в себе негатив, не будь такой скрытницей, делись печалями с близкими тебе людьми. Молчание – вред для тебя, в твоём положении.
– Всё это верно, да только из близких людей Вы одна и остались. С Володей и Олей мне сейчас не очень хочется общаться, нужно как-то всё это пережить.
– Солнышко, а что Оля говорит?
– А что она может сказать, просит прощения. Хотя она здесь не причём. Умом-то я это понимаю, но не могу простить, даже не её, а отца своего и маму Ольги. Они лишили меня полноценного детства, радости семейного очага, близкого человека. Из-за похоти, обычной похоти. Как это противно! Нет, я не могу, я не смогу стать прежней с Олей. Слишком много боли.
– Ириша, давай пока возьмём паузу. Ты правильно сказала, новые сведения должны улечься в твоей голове. Только не наломай дров, прошу. Как с Евгением. Поторопилась, и что вышло? Ерунда вышла. Потеряла любимого. Не потеряй ещё и сестру. Договорились?
– Хорошо, спасибо Вам, Алёна Геннадьевна. Я ещё позвоню, если позволите?
– Конечно, звони. Я и сама тебе позвоню, только немножко разгребу документацию, ожидаем комиссию из Министерства Здравоохранения.
– До свидания, Алёна Геннадьевна.
– До свидания, дорогая. Надеюсь, что до скорого. Жду тебя на плановый осмотр.
Утром следующего дня Ирина сидела в ресторане, располагавшемся на первом этаже отеля, и пила кофе с круассанами. Слышно было, как за тонкой перегородкой гремел кастрюлями шеф-повар, как негромко переговаривалась обслуга. Внезапно Ирину охватило жгучее желание съесть что-нибудь, напоминавшее о детстве. Первым блюдом, пришедшим на ум, стал салат из крабовых палочек – любимое мамино блюдо, его она делала на каждый праздник, будь то День Рождения или Новый Год.
Ирина взяла в руки колокольчик, лежавший на столике, и позвонила. Подошёл сам шеф-повар. Видимо, Ирина всё же была особенным гостем, либо толстяк просто заскучал в своём царстве сковородок за отсутствием посетителей.
– Что желаете, мадемуазель? – с едва заметным акцентом произнёс шеф-повар.
– Простите, как к вам обращаться?
– Жорж, шеф-повар.
– Жорж, не могли бы вы приготовить мне салат из крабовых палочек?
– Мы не держим крабовое мясо, но специально для вас наш сотрудник приобретёт его в ближайшем супермаркете.
– Благодарю, – и Ирина откинулась на спинку стула и, взяв в руки салфетку, начала изучать затейливый узор кружева.
Ирине вспомнился её последний День Рождения, проведённый в кругу семьи. В одном из семейных альбомов сохранился снимок, на котором бабушка демонстрировала огромный пирог с буквами, вылепленными из теста: «Нашей Ирочке». Рядом с бабушкой стояла счастливая Ирина и улыбалась. Казалось, впереди было множество таких же счастливых мгновений, дней и лет. Если бы знать…
Незаметно для Ирины её мысли перенеслись из прошлого в настоящее и даже немного в будущее. Её взволновала тема предстоящей свадьбы Евгения. Какой она будет? Кажется, Евгений упоминал, что задумал свадьбу в духе 19 века, с лакеями и настоящей каретой, выписанной из Парижа, с канделябрами и высокими лифами эпохи Наполеона. Если так, то Ирина в её прекрасном ярком платье и лисьей накидкой, идеально вписывалась в действо. Платье было в пол, с высокой талией, перехваченной бархатной лентой. Проблема была в причёске, но Ирина понадеялась на стилистов, приглашённых Евгением для приведения внешности дам в соответствие его задумке.
– Мадемуазель, салат готов.
– Что? Ах да, спасибо, – и Ирина задумчиво стала ковырять серебряной вилкой в поданной тарелочке. Взгляд её блуждал по дорогой скатерти, пока не наткнулся на маленькую фигурку, лежавшую на столике рядом с её тарелкой. Это был маленький ангелок. Он лежал навзничь, крылышками вверх, золотоволосая головка немного растрёпана. У Ирины перехватило дыхание. Она осторожно тронула пальцем неподвижное тельце, и оно рассыпалось. Ангелок оказался набором ингредиентов салата, выпавших из тарелки, а золотоволосая головка – обычной кукурузинкой. На душе стало чуть спокойнее. Казалось, это был знак, но знак чего?
– Доброе утро, красавица, – голос Евгения был бодр и приветлив. Он торопливо свернул разговор по мобильному устройству и, отодвинув стул напротив Ирины, сел за столик: «Как спалось на новом месте?»
– Хорошо, спасибо.
– «Хорошо, спасибо». И всё? Ну ладно, допустим. Что ешь? – и Евгений заглянул в тарелку Ирины.
– Редкое блюдо, известное в простонародье как салат из крабовых палочек. Кстати, в твоём ресторане его не готовят.
– Да, Жорж – очень хороший повар, но не знает российских традиций времён застоя. А что ты думаешь о свадьбе? – сменил тему Евгений: «О какой свадьбе мечтаешь ты?»
– Наверное, что-то неизбитое. Уснуть дома, проснуться в Париже. Но и твой вариант хорош.
– Как тривиально. Проснуться в Париже.
– Для тебя – да, ты богат. А для меня – просто роскошь. Не забывай, мы из разных слоёв. Ты – крутой босс, а я обычная писака, каких множество.
– Не скажи. Я читал твои стихи и репортаж из дома престарелых. Стихи проникновенные, а статья берёт за живое. Ты талантлива. Если разрешишь, я издам твои сказки, а нет, так просто буду читать их будущим детям.
Ирина судорожно сглотнула. Это был неожиданный удар, но она сохранила лицо и даже смогла улыбнуться в ответ на его улыбку.
– Помнишь героиню Алентовой в «Москва слезам не верит»? Ты думаешь, ей было легко? А сколько слёз, боли и бессонных ночей осталось за кадром. Ты думаешь, она особенная? Нет, такая же трусиха. Но смогла себя преодолеть.
– Ты о чём?
– Так, ни о чём. Предваряю твои возможные жалобы на судьбу.
– Их не будет.
– Нет? И отлично, – и Евгений накинулся на жасминовый чай и пирожки, будто накануне не съел целиком огромную пиццу и не выпил, по меньшей мере, три кружки пива. А Ирина вдруг вспомнила сон, от которого проснулась посреди ночи. Ей приснилась кудрявая девочка с большими серыми глазами, которая сидела на высоком стульчике для кормления и улыбалась. И Ирина во сне поняла, что это её дочка.
Ирине вдруг стало страшно. Даже не то, чтобы страшно, а как-то не по себе. По-настоящему страшно ей было лишь однажды.
Тот день она Ирина не забудет никогда. Бабушка привела её в интернат в первый раз. В коридор выбежали плохо одетые дети, в основном, коротко стриженные. Они рассматривали новенькую своими блестящими глазками, у иных в глазах плескалась злость. Это было так страшно, когда за бабушкой закрылась дверь. Ирина проглотила слёзы и повернулась к собратьям по несчастью. В руках она сжимала пупса – подарок мамы, с которым не расставалась, и небольшой узелок с вещами, собранными бабушкой.
«Ты кто?» – спросил бритый наголо мальчик, видимо, главный здесь. «Ира», – тихо сказала Ирина и мысленно сжалась в комок. Что-то подсказывало ей, что нельзя обнаруживать свой страх, что нужно держаться естественно и дружелюбно. «Пошли, покажу, где твоя кровать», – и мальчик исчез за одной из дверей. Ирина послушно пошла следом.
Позже Саша стал её лучшим другом и защитником, а потом и женихом. На выпускном вечере пару Ирина-Александр признали лучшей. Влюблённые строили прекрасные планы на будущее. Однако накануне похода в ЗАГС, когда уже были куплены кольца и красивое платье, Саша погиб в аварии. Ушёл близкий человек. Снова. Интересно, как бы сложилась судьба Ирины, если бы Саша продолжал жить? У него был прекрасный дар рисования, он хотел большую семью и собирался учиться на дизайнера. Хотел купить большую машину, чтобы вся семья с удобством размещалась в ней. Эх, мечты. Как мало общего они имеют с действительностью.
Почему же теперь Ирина испугалась? Просто она не думала о предстоящем материнстве всерьёз. Да, она была рада своей беременности, но не понимала, что маленький человек внутри неё – это и радость, и громадная ответственность. Мать, помимо заботы о своём ребёнке, должна дарить ему свою любовь и наделять счастьем. А откуда взяться счастью, если её душа будто выжжена? Где черпать силы? Она снова одна. Невыносимое состояние. Самым худшим для Ирины было ощущение одиночества, отсутствие дружеского плеча. Это лишало её сил, колебало почву под ногами.
Прошлое не отпускало. Оно затихало, маскировалось и пряталось, но не исчезало полностью. Ждало в засаде, словно дикий зверь свою жертву. И когда Ирина слабела, прошлое набрасывалось на неё и душило неясными опасениями, неизвестностью.
Как же хотелось в детство. Забиться под мамино крылышко и замереть, уткнувшись в её тёплое плечо. И вдруг Ирина почувствовала злость на Ольгу. Злость захлестнула с такой силой, что перехватило дыхание. Ольга, это дитя порока с самых младых ногтей и до недавнего времени, была сейчас счастлива и любима, а Ирина, оставшаяся по вине матери Ольги, сиротой, была одинока и забыта. Как коварна судьба! Ирине показалось, что Ольга отняла у неё счастье, своим рождением и просто своим существованием.
Кулаки сжались от бессилия что-либо изменить. Это был удар, второй по силе после предательства Андрея. Нет, даже первый, потому что, не будь в помине Валерии и её греха, Ирина смогла бы избежать многих ошибок. Не связалась бы с Андреем, да, не связалась бы, потому что сейчас отчётливо понимала, что было много, очень много звонков и звоночков, только уши её были забиты романтической ерундой, а потому – глухи к истине. А самое главное – в жизни Ирины не было бы этих ужасных тоскливых лет сиротства, её бы любили, обнимали, слушали её страхи, разделяли надежды. Ох уж это сослагательное наклонение! Её никогда не обнимут больше и не полюбят, всё досталось сводной сестричке. Все тридцать три удовольствия и муж в придачу. Сердце застучало в груди так сильно, что Ирине показалось, будто оно выпрыгнет прямо на тарелку с недоеденным салатом, и они вместе с Евгением будут его изучать. Бедной сердце, бедная Ирина.
– Бедная я, – чуть слышно произнесла Ирина.
– Разве? – спросил наблюдавший за ней Евгений.
– А разве нет? Семьи нет, любви нет. Никого и ничего. Клёво, да? – губы Ирины скривились в гримасе, на глаза набежали слёзы. Всё, достаточно, она должна уйти, иначе разрыдается на весь ресторан. Ирина встала, но Евгений задержал её руку в своей, не давая уйти.
– Ты, слышишь, ты, не смей мне мешать, я должна уйти, – Ирину просто трясло от злости и обиды.
– В таком состоянии ты никуда не пойдёшь.
– Ах, вот как, тебя состояние моё озаботило! Очень мило, только где ты был, когда я лежала на диване и выла по тебе, да что ты вообще знаешь! И надо же, пригласил на свадьбу! И кого, меня! Так надо мной ещё не издевались.
– Что?
– Что? Что слышал! А теперь – дорогу! – и Ирина выскочила вон из ресторана. Евгений не стал её догонять.
… Ирина сидела на кресле, поджав под себя ноги, и смотрела «Красотку». Она смотрела её, наверное, раз тридцать или пятьдесят, но всё равно фильм ей нравился. В интернате все девчонки, от мала до велика, любили эту мелодраму. Кассета с фильмом была заезжена до дыр, и временами фильм прерывался, но все настолько хорошо выучили сюжет, что это никого не смущало. Самым любимым моментом, конечно же, была сцена, где Ричард Гир, с цветами в зубах, поднимался по лестнице к улыбающейся Джулии Робертс, ну, или, Вивиан, которую та играла. Ирина в очередной раз затаила дыхание, предвкушая насладиться чужой сказкой, когда дверь распахнулась. Ирина едва успела щёлкнуть пультом от проигрывателя, подумав, однако, что вошедший, кто бы он ни был, успел рассмотреть романтический кадр.
Вошедшим оказался Евгений. Ирина не удивилась. На вечер был запланирован поход в театр на «Юнону и Авось». Она даже не заперла дверь, думая, что Евгений захочет объясниться. Но он всё не шёл, и Ирина, успокоившись, поняла, что совершила глупость. Свадьба неумолимо надвигалась, и её порыв мог только удивить или даже повеселить Евгения. Ну вот, сейчас будут расставлены все точки над i.
Евгений прошёл в номер, притворив дверь, встал напротив Ирины, загородив мерцающий экран телевизора. «Позволишь?» – указал он на соседний диванчик.
– Это же твоя гостиница – пожала плечами Ирина.
– Да, но это твой номер.
– Садись, конечно.
– Спасибо.
Евгений молчал, молчала и Ирина, предпочитая, чтобы он заговорил первым.
– Ирина, я хотел бы поговорить о том, что произошло утром в ресторане.
– А разве что-то произошло?
– Твои слова. Они меня поразили.
– Не обращай внимания. Я перенервничала и сказала лишнее. Сама себе удивилась.
– Я тоже считаю, что это история с Ольгой вышибла тебя из колеи. А что до наших с тобой отношений… Возможно, я был тебе немного дорог. Чуть-чуть, хотя я не обольщаюсь на свой счёт. Я не идеален, и если бы ты узнала меня получше, ты бы это поняла. Я властный, жёсткий, иначе нельзя, если ты в бизнесе. Я не умею красиво говорить о любви и красиво ухаживать. Я не романтик. Я прагматик. А ты такая тонкая натура… словом… не важно. Твои слова меня удивили, я думал, ты рада, что я женюсь, что тебе небезразлично моё счастье. Ведь ты мой друг?
– Конечно, – сказала Ирина, выпрямив спину и спустив ноги с кресла, посмотрела Евгению прямо в глаза: «Я твой друг. Друг. Да». Ирина постаралась улыбаться пошире и смотреть поспокойнее, но все её усилия оказались напрасными, так как Евгений уже не смотрел на неё, он смотрел в окно. Ирина наблюдала за его лицом, пытаясь прочесть на нём хоть какую-то эмоцию, но ни один мускул на лице Евгения не дрогнул. Он продолжал излучать благожелательность и дружелюбие. И робкая надежда, на существование хоть небольшой сердечной привязанности, которая ещё жила внутри Ирины, угасла. Итак, свадьба была неотвратима, расставание – неизбежно. Оставалось смириться.
Сидя в зрительном зале рядом с Евгением, Ирина почти не обращала внимания на то, что происходило на сцене. В голове не было ни единой мысли, всё внимание было сосредоточено на лёгких шевелениях дочери в животе. Дочка щекотала её то ли ручками, то ли ножками, переворачивалась, растягивала свою временную колыбель.
Ирине хотелось плакать. Она вообще в последнее время стала очень сентиментальной, чего с ней раньше не случалось. Сцена прощания графа Резанова и его возлюбленной резанула по сердцу, и по щекам Ирины заструились горячие слёзы. Она плакала за себя и дочку. Ирина будто увидела сценку из будущего: вот она гуляет с Евой возле дома, катает её на маленькой карусели, дочка смеётся, ветерок лохматит её каштановые волосики. А в это время Евгений, возможно, стоит у колыбели своего другого ребёнка вместе с женой. Они улыбаются, их руки соприкасаются. А её дочка, её любимая Ева, никогда не узнает, что высокий брюнет с седыми висками, качающий колыбель за тысячу километров от их дома, никогда не придёт, чтобы обнять и поцеловать на ночь. Неужели Ева повторит судьбу Ирины, с тем только различием, что Ирина никогда не расстанется с дочкой, по крайней мере, до тех пор, пока той нужна её помощь и поддержка, её любовь?
На обратной дороге Евгений предложил Ирине прогуляться, и она зачем-то согласилась, хотя на небе сгустились тучи, и подул западный ветер. Наверное, она просто устала. Евгений и Ирина прошли несколько кварталов, когда заморосил дождь, очень быстро набравший силу. Евгений снял куртку и протянул Ирине: «Вот, накройся, не хочу, чтобы моя гостья простыла».
– А как же ты?
– Зараза к заразе не пристаёт, – усмехнулся Евгений. Он шёл под дождём в тонком дорогом пиджаке и джинсах. Дождь обозначил его фигуру, и Ирина не могла оторвать взгляд от широкой спины и узких ягодиц. Хорошо, что сумерки скрыли её восторг и желание.
Ирина попыталась было вернуть куртку, но Евгений, подмигнув ей, сказал, что знает безотказное средство от простуды и, взяв за руку, потянул куда-то в сторону. Ирина едва успела прочитать вывеску «ресторан Болеро».
– Это заведение моих знакомых. Хороших.
– А, – только и протянула Ирина в ответ.
Она сразу обратила внимание на тёмно-бордовые портьеры, закрывавшие окна почти до половины. Портьеры были собраны на золотистые шнуры, оканчивавшиеся золотыми кистями. На столах лежали бархатные скатерти в тон портьерам, поверх них лежали кружевные салфетки. Видно было, что хозяева не поскупились на интерьер. Столики пустовали, Ирина выбрала один возле окна, подальше от входа и стойки распорядителя, и с удовольствием опустилась на мягкое сидение стула.
– Ирина, что ты делаешь? Ну-ка снимай скорее плащ, он наверняка промок.
Ирина нехотя стянула с себя плащ, который носила для маскировки живота, и посмотрела на Евгения. Тот уже стянул пиджак и стоял в одной футболке и прилипших к ногам джинсах. Евгений перехватил озабоченный взгляд Ирины и улыбнулся: «Ничего, я сейчас немного подсохну вон у того камелёчка, а ты пока делай заказ, только не заказывай ничего изысканного, всё равно не подадут: у них шеф-повар в декрет уходит». И Евгений, в самом деле, направился к настоящему, во всю стену, камину, в котором потрескивали сухие сучья.
У Ирины уже просто «выпрыгивали зубы от голода», как любил говорить её интернатовский жених Саша. Она заказала «карпа с картошечкой по-деревенски и лучком» и предалась воспоминаниям.
Саша… Интернат находился на окраине города, с одной стороны здания проходили железнодорожные пути, с другой – лежали поля, миновав которые, можно было прогуляться по заброшенному парку. Когда-то эти поля и парк принадлежали богатому купцу Верещагину, а сам интернат был расположен в загородном доме купца. Только тому и в страшном сне не могло привидеться, что сделают с его резиденцией. Скульптуры и портреты Ульянова-Ленина, отбитая лепнина и казённого вида лестница, с которой убрали вензеля. И комнаты, превращённые в клетушки с железными панцирными кроватями. Там пахло неблагополучием. Этот запах, Ирина не забудет, также, как и запах цветущих лугов, где вместе с Сашей она узнала, каково это – быть любимой. И сразу забыла, таким недолгим оказалось счастье, таким мимолётным. Саше она нравилась любой: в казённом платьице, в наряде выпускницы, это было неважно. Они всегда держались вместе, вместе рассматривали звёзды из окна чердака, вместе бегали за земляникой, вместе запускали воздушных змеев. И если бы можно было вернуть Сашу, Ирина отдала бы половину своей жизни за его жизнь.
Ирина вспомнила, кажется, это было в июле, сразу после того, как Саша справил одиннадцатилетие. По обыкновению, до обеда дети убежали в поля. Ирина кружилась среди васильков, а Саша сосредоточенно корпел над чем-то. Оказалось, это был венок из ромашек с вплетёнными травинками. Саша торжественно надел Ирине на голову свой венок и пообещал, что она станет его женой. Вот только он немного подрастёт и перегонит по росту Ирину. Выше Ирины он не стал, но от этого ничего не изменилось. Его намерение крепло день ото дня. Следующим залогом будущего счастья стало кольцо из фольги, затем букет из бумажных роз, фата из занавески, висевшей в прачечной, свадебное путешествие вокруг парка. И, наконец, самое настоящее обручальное кольцо, которое так и осталось на безымянном пальце левой руки Ирины, как напоминание о дорогом сердцу прошлом. Даже Андрей не смог уговорить её убрать кольцо в шкатулку. Ирина уже даже и не пыталась снять золотое украшение, ей казалось, что кольцо вросло в её палец и стало частью её самой. А разве можно оторвать кусок плоти?
Карп отдавал тиной, лук и жареная картошка подгорели. Может, просто не было аппетита?
Евгений в тот вечер, пожалуй, перебрал с алкоголем. Иначе как объяснить его поведение, едва они с Ириной вышли из ресторана?
– А ты любила когда-нибудь сильно? – и Евгений так пристально посмотрел Ирине в глаза, что она постаралась отвести взгляд. Евгений встал под фонарём, раскинув руки: «Как хорошо! Посмотри, какое небо». Ирина посмотрела, но ничего особенного не увидела: обычное чёрное осеннее небо.