Za darmo

На обочине мироздания

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

До героев теперь сквозь шум гуляющего по полям ветра доносился пьянящий шепот волн, что монотонно ударялись о безлюдный песчаный берег и растекались на несколько метров на чистые пляжи, словно бы грозясь однажды выйти из берегов.

– Никогда бы и не подумала, что мне бы когда-то приглянулся белый цветок, – перебила снова молчание гостья, когда она бриллиантами своих безбрежных глаз нашла у своих ног невольно среди кровавых разливов пятно белого шелка, что был запечатлен в лепестках одинокого среди собратьев тюльпана.

Обходительный снова Венсан в безупречном наряде предпочел не сообщать Мари, что она останавливалась здесь всякий раз, чтобы только склониться к нему и обнять его ласково своими руками, забрав душистый цветок с собой. Несколько лепестков рассыпались, посыпавшись на землю медлительно, подобно свежевыпавшему снегу.

– Это чудесная находка, – сорвалось с уст мужчины, взгляды обоих, привлеченные цветком в хрупких руках девушки, снова встретились, а Венсан позволил себе перед минутой расставанья снова в них утонуть…

В багровом зареве заходящего солнца рисовались пейзажи одинокого берега, где в полной гармонии и свободе расстелились на лугах пестрые цветочные пятна, одаривая своим необыкновенным ароматом. Незримый художник, предпочел вовсе и не замечать фигуры гостей в такой опасной близости друг к другу, точно бы присутствие людей нарушало замысел всего полотна. Сцена длилась непозволительно долго.

– Значит, для нас завтра уже никогда не наступит? – произнесла шепотом Мари, розовеющее в вечернем зареве небо нашло свое отражение на ее нежной коже, подчеркнув невольно аккуратный контур ее лица и милые точки веснушек на нем. Пряди золотистых волос слились с дыханием ветра.

– Полагаю, оно не произойдет только для меня.

Венсан в полной задумчивости обреченного всматривался вдаль, где вечереющее небо сливалось с окрасившимся в теплые пастельные тона океаном, яркий солнечный диск близился к иллюзорной линии горизонта, позволяя силуэту проплывающего круизного лайнера, шедшего с берегов Мексики, утопать в себе.

Оба теперь уже были осведомлены, что это судно своим появлением невольно очерчивало словно границу, за которую ни Дарсии, ни Венсану непозволительно было заходить.

– Неделя – короткий срок… – заметила снова гостья, сейчас ей было приятно своей тонкой рукой поглаживать теплый песок: живописное поле кровавых цветов осталось позади, точно как и островное шоссе и брошенный на нем автомобиль, лишь сорванный белоснежный тюльпан сейчас лежал на ушах Мари несколько кинематографично.

– Какое-то время назад я пребывал уже на грани безумства, но так и не узнал доподлинно причины, по которой вселенная дала мне именно этот отрезок, однако сейчас мне не о чем жалеть, – говорил в такт разбивающимся приятно волнам у самых ног Венсан, вдвоем они находились на безлюдной песчаной полоске протяженного пляжа. – Спасибо тебе за то, что ты была со мной и скрасила мое одиночество, придав ему смысл, – продолжил юноша, все наблюдая за проплывающим на удалении от столичного острова судном. – Стрелки часов вновь побегут вскоре вспять.

– Однако, даже если это так, то мне бы все равно хотелось узнать, Венсан, любил ли ты меня когда-нибудь по-настоящему? – призналась без тени стеснения Мари, нисколько не сомневаясь, что тот говорил правду, ведь доводы его за все непродолжительное время их знакомства оказались слишком убедительны.

Юноша уже успел рассказать в подробностях своей дорогой спутнице о той судьбе, которая ждала ее в его первой и самой настоящей из всех жизней, где Мари вскоре после их с ним расставанья, прилетев в Мексику к Клеменсу Морелу, старшему брату Дарсии, сыграла с ним пышную свадьбу, а многим позднее вернулась вместе с ним в Руан, чтобы воспитывать в полной размеренности двоих красавиц-дочерей и быть счастливой.

– Я любил тебя, дорогая Мари, и буду любить всегда, ведь даже когда судьба разделила наши жизни настолько далеко, насколько это вообще возможно, я всегда вспоминал о тебе: в бессонные ночи, в счастливые мгновенья, в затишье шумных разговоров, все думая о том, как бы ты смотрела за всем этим и что бы говорила, – признался искренне Венсан, все чувствуя себя виноватым, поскольку не солгал снова и позволил себе рассказать правду. – Но я в тоже время понимал отчетливо, что иначе и быть не могло: для меня ты навечно осталась той юной стеснительной и несколько беспечной девушкой, впустившей меня в свою жизнь в такой странный эпизод моей собственной, за что я был тебе и буду извечно благодарен, – объяснился торопливо юноша, завидев, с каким интересом гостья слушала его полные пытливой мальчишеской искренности слова.

– Быть может, если бы Клеменс не был братом Дарсии, то мы бы обязательно навестили вас на райском острове уже в ином качестве, – признался следом вслух уже скорее самому себе Венсан.

Многозначительное молчание снова одолело разговор, а взгляды обоих устремились к силуэту идущего неспешно мимо столичного острова судна, словно бы приходясь героям строгим надзирателем, позволившим провести им несколько больше положенного времени.

– Еще одно мгновенье, – сказал обреченно Венсан, найдя взглядом циферблат элегантных карманных часов, длинная золотистая стрелка на которых бежала от мгновенья прошлого неумолимо.

– Вот бы только остаться на берегу вместе с тобой, – призналась вслух как-то несерьезно и вместе с тем мечтательно Мари.

– Для меня ты навечно останешься в этом мгновенье, застывшем в моих воспоминаниях, – добавил утешающе юноша, коснувшись с небывалым трепетом хрусталя нежных рук спутницы. – Позволь, я еще раз взгляну на тебя, – сказал следом Венсан, найдя на себе ангельский взгляд гостьи, она все поняла и бес слов.

Ветер, уносящий года и десятилетия, встормошил грациозно волосы юной Мари, прежде чем с ее тонких губ сорвалось негромко и понимающе:

– Прощай.

***

Последние слова, произнесенные Мари полушепотом, донеслись до одинокого Венсан уже словно сквозь дымку утекшего времени, от чего ему даже показалось, что их последняя встреча произошла целую вечность назад, а еще живые воспоминания о ней были лишь теплящими его сердце и разум отголосками. Все они являлись тем немногим, что позволяло извечному узнику, лишенного всяких видимых оков, находить порой спасительное забытье в тоске безмерного одиночества, которую даровала ему его новая жизнь.

– Быть может, все это, что приключилось со мной и Дарсией после рассвета злополучного дня, есть лишь какая-то нелепая ошибка вселенского масштаба, ведь никакой человеческий разум не способен объять дарованной ему вечности, пусть даже она, будет заточена в каком-либо отрезке времени, – заключил вслух полный траурной задумчивости Венсан, когда вновь отыскал перед собой все тот же пейзаж за тем лишь исключением, что багряное зарево заката сменилось пленительной синевой небес.

Теплый ветер гулял беспечно по полям, колыша под собой нежно лепестки кровавых цветов, а до одинокой фигуры юноши доносилось привычное пение волн, обреченных ударяться о безлюдный песчаный берег затерянного в море острова.

Венсан в безупречном наряде сидел неподвижно на краю капота своего залитого светом верного автомобиля перед расстелившимся перед только его глазами полем красных тюльпанов.

– Вот бы просто раствориться в этой тишине… – признался вслух почти смеясь Венсан, зная о том, что даже прервав собственную жизнь, он будет обречен самой вселенной вновь оказаться здесь.

– Вот уж не думала, что одиночество заставит тебя в конечном итоге обратиться к подобным мыслям, – раздался вдруг следом предательски знакомый мужчине голос, за которым он безошибочно признал Дарсию, свою супругу и спутницу в заточении.

– Решила вновь навестить меня здесь? – вопросил Венсан, зная хорошо о том, что временная петля девушки начиналась неделей раньше, от чего у нее было вдвое больше времени, исключая, впрочем, вечер одного дня в ее позднем детстве.

Венсан почему-то предпочел не оборачиваться к гостье, будто бы взгляд его надменный приковало к себе безмятежное и прекрасное в своем высокомерии море.

– Не привыкла слушать твоих жалоб, – заявила шутливо Дарсия, когда приблизилась неторопливо к юноше и как-то играючи своими ладонями прикрыла последнему глаза, будто бы в этом жесте заключались одновременно все слова прощения и извинений на всех возможных языках.

Венсан, найдя ласковые прикосновения Дарсии приятными, в ответ лишь рассмеялся в полной беспечности, а прикрытые осторожно руками девушки пейзажи перед героями вдруг налились вновь яркими красками, палитру которых перестал различать некогда юноша.

– Кажется, мы позабыли, как мечтали именно об этом: быть счастливыми, имя все время, – признался снова вслух Венсан, когда вновь увидел перед собой чудесное цветочное поля и обнял в ответ навестившую его здесь Дарсию.

В головокружительном небе высокого над головами обоих горело пьянящее солнце ясного дня, проплывали неторопливо пышными парусами облака, а среди них серебрился где-то едва заметно силуэт авиалайнера, где в нетерпении перед возвращением на Родину пребывала Мари, не зная еще ни об Венсане, точно как и о том, насколько запоминающимися для нее окажутся события этой недели в августе, однако всего этого для нее еще и не произошло, поэтому ей оставалось только разглядывать очертания столичного острова через иллюминаторы.

Эпилог

На ветру реяли гордо трехцветные полотнища флагов Французской республики, развиваясь над громоздкими боевыми судами, что выстроились в один ряд, заняв собою всю бухту. Загорелые матросы в парадных одеждах с блестящими на свету ремнями вышли на палубы и застыли в ожидании момента, когда их офицеры в черных мундирах, к числу которых принадлежал и Антуан Фош, вместе с почетными гостями взойдут на президентский катер, однако прежде этого должна была обязательно произойти торжественная церемония у стен губернаторского дворца.

Беспечная Исабель, поглядывая временами на свою подругу в толпе островных аристократов, стояла на сцене возле отца, что своим благородным молчанием только подстегивал повисшее в воздухе напряжение, и заполонившие центральную улицу островитяне наблюдали с восторгом за приближающимся кортежем их заморского покровителя.

 

Дочь господина Иглесиаса в чудесном платье позволила себе оправить с нескрываемым кокетством роскошную сережку, одну из тех, что подарил ей перед мероприятием внимательный к ее шутливым капризам Густаво Бальмонт, которому Исабель заявила, что ей не в чем выйти в свет. Сейчас юноша с забавными волосами находился рядом с фигурой отца в офицерском мундире аргентинской армии с саблей на ленте и маменьки, производящей всегда впечатление мудрой женщины.

– Господин Морел, полагаю? – обратился вдруг к проходящему мимо статному юноше во фраке Жозеф Леклер, удивившись появлению сына Гарсии в гражданском наряде, хотя в нем и без этого было сложно угадать прежнего мальчишку с забавной улыбкой и кудрявыми волосами.

– Конечно, но только обращайтесь ко мне, как и всегда, просто: мы знакомы с первых дней моей жизни, – ответил привычно в шутливой манере Клеменс, он вовсе и позабыл уже, когда видел в последний раз старшее поколение семьи Леклеров. Быть может, это случилось еще даже до его бегства на службу в Мексику, лишь с Мари ему удалось встретиться на балу несколькими днями ранее и танцевать с ней.

– Клеменс! – приветственно произнесла имя мужчины Мари с таким нескрываемым восторгом, точно бы они и не виделись больше после тех чудных деньков, когда тот был еще мальчишкой.

– Боюсь, что теперь, особенно когда вы уберегли мою дочь от стрелка, я не могу обращаться к вам никак иначе, – заявил признательно Леклер, говоря о неудачном покушении на Гарсию, когда Клеменс закрыл собою Мари и Исабель. – Клеменс, – добавил уже без тени официоза мужчина.

– Я не мог поступить иначе, к тому же этого и не потребовалось: убийцу обезоружили сразу после выстрела, – убеждал юноша, когда снова нашел на себе полный благодарности взгляд Мари, она в роскошном платье все стояла в полушаге от папеньки, будто бы желая в ответ услышать комплимент ее наряду из уст Клеменса.

– Надеюсь всем сердцем, что ваш папенька быстро оправится от ран, – сказал радушно Жозеф, за пальмовой аллеей перед почтенными гостями открывался вид на мозаику красных черепичных крыш, всюду реяли трехцветные флаги, а силуэты судов налились золотистым блеском на свету.

– Благодарю вас. Верю, когда папенька получи эти слова, то сразу пойдет на поправку, – ответил Клеменс, убедившись еще раз в том, что Гарсия в инвалидном кресле вместе с маменькой наблюдает за процессией с переднего балкона мэрии Руана.

– И еще, Клеменс, – добавил вдруг господин Леклер. – Вы ведь знаете, что мне вместе с супругой нужно вскоре отлучиться, чтобы быть на сцене рядом с четой Иглесиасов в качестве представителя от старой аристократии, а Мари всегда не нравилось подобное, поэтому прощу вас любезно остаться с моей дочерью, ведь после недавнего я могу вам всецело довериться, – объяснился следом смело и несколько торопливо Жозеф, чтобы не видеть стеснительную Мари невольно раскрасневшейся.

Юная госпожа Леклер хотела вполне справедливо возмутиться словам отца, однако сразу вспомнила, как предыдущие два дня, после того как Виконт, ее пернатый собеседник, разнес ее секрет, в котором Мари призналась в любви с первого взгляда к Клеменсу, по всему дому, упрашивала скорее нанести в семье Морелов визит вежливости, где бы ей удалось обязательно вновь увидеться с ним.

– Я бы не стал отказывать вам, однако прежде всего хотел бы услышать вердикт самой Мари, – ответил статный юноша в белоснежном наряде.

– Я? – выговорила как-то нерешительно юная госпожа Леклер, когда оба мужчины следом посмотрели на нее. – Я согласна: папенька совершенно прав, к тому же теперь я убеждена, что рядом с вами мне ничего не угрожает, – согласилась Мари, своим емким обоснованием даже несколько насмешив юношу.

– В таком случае не смею вам отказывать, – сдался Клеменс и подал руку в перчатке юной даме в роскошном наряде, после чего отметил хороший вкус Мари в выборе подходящих к платьям и туфелькам украшений, хотя она и всего на одно мгновенье заподозрила, что этот комплимент являлся для юноши дежурным.

Клеменс сопроводил юную спутницу под руку к лучшим местам, которые предполагалось отдать изначально Гарсии и его супруге, а взволнованная Мари все о чем-то говорила, словно бы торжество сейчас волновало ее многим меньше общества юноши, хотя тот обходительно ответил взаимностью, и между обоими завязалась живая беседа.

Вскоре, когда Жозеф Леклер вместе с супругой были уже на сцене у градоначальника, к площади приблизился под конвоем из мотоциклистов роскошный президентский лимузин с флагом пятой республики, чтобы выполнив грациозно разворот, расстаться с почетным эскортом и следом остановиться у выстланной ковровой дорожки. Французские солдаты в парадных мундирах и высоких сапогах, выстроившиеся с обеих сторон от роскошных красных тканей, синхронно подняли над головами сабли, удостоив первое лицо в высшей степени почетным жестом приветствия.

Колоннада лезвий в лучах солнца возгорелась, отливая благородным серебристым сиянием. Подошедший адъютант отворил услужливо длинные двери, точно бы обозначив следующую часть представления, и перед сценой приподнялась неторопливо фигура высокого мужчины в костюме, сразу после чего Антуан Фош в мундире, стоя перед военным оркестром, приказал начать исполнение церемониального марша.

Зазвучавшая вдруг мелодия заставила сияющую от счастья Мари отвлечься от Клеменса, и запечатлеть церемонию встречи заморского властелина, которая всегда даже при всей своей театральности казалась ей безынтересной, однако именно она открывала захватывающие дух сентябрьские военные маневры. Именитые газеты с позволения журналистов уже сделали главным гостем торжества большой авианосец, стоявший на рейде в паре километров от Руана, что пройдет мимо города и примет на борту иностранные делегации.

– Северный ветер, – сказал вдруг негромко Клеменс, когда оркестр перед фасадом губернаторского дворца, наконец, замолчал, а европеец обменялся серией рукопожатий с островитянами.

– О чем вы, Клеменс? – поинтересовалась стеснительно Мари и обратила свой ангельский взгляд к статному юноше, тот вновь показался ей приятным на вид, но все тем же мальчишкой со смешной улыбкой, которого она некогда знала.

– Ветер подул с Севера, местные считают это предвестником холодов, – объяснился задумчиво Клеменс, своими словами вдруг рассмешив спутницу, в мыслях которой подобная манера озвучивать свои наблюдения присутствовала только у одного него.

– Не нахожу эти слова смешными, – выговорил категорично и несколько оскорбленно мужчина, однако ослепительная улыбка среди милых веснушек на лице Мари вдруг обезоружила его и заставила даже извиниться за грубость.

– Прости, Клеменс, но ты кажешься мне таким искренним и не похожим на всех остальных, точно как и много лет назад, когда ты разучивал со мною танцы у развалин часовни, – призналась следом беспечная Мари, после чего между героями повисло неловкое молчание, однако вскоре они вновь заговорили непринужденно и легко и даже упустили то мгновенье, когда церемония переместилась от стен губернаторского дворца ближе к бухте.

Венсан, заявленный во всех списках, тоже был на церемонии вместе с Дарсией и видел в толпе гостей сияющую от счастья только от одного присутствия рядом с собой Клеменса Мари, чему даже умилился. Юная госпожа Морел заметила в нем эту перемену, однако она понимала, что вдвоем они были уже слишком давно увлечены друг другом, чтобы уделять кому-либо еще свое внимание. Оба они, застряв однажды на обочине мироздания, потратили целую вечность, чтобы высвободиться из плена времени и теперь, наконец, после стольких лет застали сентябрь.

– Северный ветер, – произнесла негромко Дарсия, облокотившись о парапет балкончика, реявшие трехцветные флаги над исполинами судов вдали теперь заворожили ее до глубины души.

– И не думал, что когда-нибудь вновь смогу ощутить его на себе, – признался вслух Венсан, он стоял рядом с собеседницей и наблюдал отстраненно за удаляющейся вниз по улице процессией.

– И куда теперь мы убежим?

– Через океан в Португалию, а оттуда в Испанию, после того как там нам наскучит, посетим снова Рим, и уже после обязательно полетим в Индию, – шутливо и мечтательно рассуждал юноша, словно бы боялся вновь оказаться в ловушке. Оба вновь беспечно и звонко рассмеялись.

– Надеюсь, вы не хотите пропустить всю церемонию на этом балконе из-за такого старика, как я, – раздался вдруг с отчетливым испанским акцентом хриплый голос Гарсии, он на инвалидном кресле в сопровождении не оставляющей от него ни на минуту матери Дарсии выглянул на балкон.

– Папенька, сколько же раз мне еще объяснять, что мир вокруг тебя не вертеться? – в шутливой манере вопросила юная госпожа Морел, и все четверо рассмеялись наглости дочери. Гарсия после пережитого уже и не был столь требователен к единственному сыну и жениху любимой дочери, а просто хотел, чтобы они были счастливы.

Сентябрьские маневры вскоре завершились, Мари затем снова покинула райский остров, точно как и Клеменс, вернувшийся из отпуска на службу, и Венсан с Дарсией, возвратившиеся в университет. Но уже одним из последующих августов все пятеро снова оказались в Руане, где Мари уже была замужем за Клеменсом, а женившиеся Дарсия и Венсан после университета предпочли отказаться от работы в Европе в пользу беспечного преподавания в местном университете, где учились когда-то женившиеся Густаво и Исабель.