– Не думала, что чай завариться так быстро, – заметила Леклер, смотря на фарфоровые посуды на столе перед собой, шляпка ее соломенная лежала с элегантным белоснежным бантом на коленях.
– Мы хотели побеседовать за чашкой чая с Антуаном несколькими минутами ранее, однако глубокоуважаемого господина подполковника внезапно вызвали в штаб, – объяснился Алехандро, испробовав ароматный напиток.
Мари в свою очередь хватило лишь одного мгновенья, чтобы убедиться, что этот чай был выращен на здешних плантациях и собран руками терпеливых островитян в часы до и после сиесты.
– Милый Антуан обещал мне посетить наш дом одним из вечеров: я обязалась сыграть ему на пианино или спеть, – рассказала шутливо Исабель, заставив дорогую подругу вспомнить про их с набожным комендантом сегодняшнюю встречу в стенах безликого штаба.
– Очень надеюсь, что ты не предложила ему это в шутку, – призналась вслух Мари, ведь ей не хотелось искренне, чтобы такой приятный и верный букве присяги человек страдал от возникших внезапно чувств к дочери своего на архипелаге господина.
– Господин офицер по служебной надобности уже неоднократно посещал стены нашего дома, где однажды застал Исабель за игрой на пианино, – рассказал Мари с каким-то легким и свойственным всем отцам отстранением от дел любимой дочери Алехандро. – Как и сегодняшним утром, – добавил шутливо мужчина, последним комментарием невольно заставив Исабель удивиться или скорее даже застесняться их случайной с набожным Фошем встрече.
– Не думала, что он решит рассказать тебе об его сегодняшней встрече с Густаво, когда мы вдвоем играли на пианино, – призналась неловко госпожа Иглесиас, нетронутый чай в кружке на блюдце перед ней уже остыл стремительно, выдав некоторую тревогу любимой господином мэром дочери.
– Прошу, не вини Антуана, ведь он бы не сказал мне об этом в непринужденной беседе, если бы Густаво не дал на это согласия, – заверил ласково мужчина, выступив решительно в защиту безупречного коменданта. – Поверь мне, – добавил уже рассудительнее Алехандро, чем даже насмешил Мари, которая была лишь искренне рада счастью своей дорогой подруги.
– Я ведь иду на завтрашний бал, потому что мы Густаво уже условились танцевать, даже подходящий наряд подобрала, – сказала Исабель, неумышленно напомнив Мари о цели их визита к ее папеньке.
– Господин Иглесиас, мы пришли поговорить именно по этому поводу, – сказала вдруг Леклер, позволив Алехандро оставить комментарий Исабель без внимания.
– Сеньорита Мари, обращайтесь ко мне просто – по имени, – повторился мужчина и, отложив блюдце с пустой чашкой обратно на поверхность невысокого стола перед собой, принял заинтересованный вид.
– Мари ответила на приглашение дона Гарсии согласием, – заявила, наконец, с триумфальной улыбкой на своих тонких губах Исабель, будучи мысленно благодарной своевременному комментарию подруги, который позволил ей избежать обсуждения кандидатуры милого ей Густаво Бальмонта на роль ее кавалера на предстоящем балу.
– Да, Алехандро, – подтвердила сказанные избалованной госпожой Иглесиас слова гостья, от чего мужчина даже потянулся сразу к карману, чтобы найти приглашение и вручить его Мари под одобрительный в торжественном тоне распев Исабель.
– Надеюсь, ты еще не забыла, как нужно вести себя и танцевать на мероприятии, – сказала Иглесиас, когда просочившийся внутрь помещения порыв прохладного ветра встормошил игриво подолы тюлей и собранных штор за ее спиной.
– Ты говоришь, точно как королева бала, – усмехнулась легкомысленно Леклер, вспомнив об умилительном эпизоде трехлетней давности, когда Исабель с прошения Дарсии Морел выбрали королевой бал-маскарада.
Все трое еще какое-то время вели светскую беседу, обсуждая последние новости Западного полушария, порой Исабель и Мари смеялись поочередно со слов Алехандро, которому дела с брошенными бумагами за столом уже не были интересны, и он позволил себе вовсе позабыть об их существовании, словно бы в этом и заключалась главная преференция его президентской должности. Леклер даже не заметила, насколько стремительно тихие улочки Руана погрузились в стерильный полумрак ночи, когда капризное солнце вновь скрылось где-то за морем, оставив без своего внимания берега райского острова.
– Сеньорита Мари, наверное, мне следует распорядиться, чтобы слуги доставили вас непременно к воротам дома Леклеров, – предположил перед прощаньем вслух мужчина, когда Исабель находилась у приоткрытого высокого окна, разглядывая пристально размытые огни фонарных столбов и мерцающие молчаливо звезды в ночном небе.
– Прошу вас, я в этом вовсе и не нуждаюсь, – говорила Мари, найдя себя вдруг в эту минуту стеснительной, до всех присутствующих в просторном кабинете внезапно донесся повторяющийся гул лопастей вертолета.
Никто из собеседников не придал этому никакого значения, хотя госпожа Леклер вдруг вспомнила незамедлительно услышанные ею случайно слова из уст иностранного солдата из числа охраны. Тот в разговоре с товарищем поделился своим сомнением касаемо борьбы с местным партизанами, которых было многим проще бросить в море с борта вертолета, нежели расстреливать или вешать, навлекая на себя неизбежно гнев островитян. Однако все эти слухи не имели подтверждения, поэтому для Мари утихающий гул вертолета не носил угрожающего характера.
– Верно, – согласилась внезапно госпожа Иглесиас, обернувшись к папеньке и очаровательной гостье, после чего добавила, объяснившись: – Я провожу Мари…
***
Ткани белесого платья взошедшей луны в неполной фазе расползались стремительно по глянцу безмятежного моря, даже тридцатиэтажные башни из стекла перед бухтой окрасились в светлые полутона вперемешку с неоновыми огнями своих роскошных интерьеров. Ослепительное мерцание несчетного множества холодных звезд высоко над головами дам сделалось вдруг тусклым и почти неразличимым в тени пышных крон среди улиц и чугунных виселиц фонарей.
Немногословная Леклер все с наслаждением вслушивалась в повторяющийся среди мелодии шелестящих листьев топот каблучков при каждом новом шаге своей беспечной подруги. Мысли ее не покидал обрывочный образ Венсана, который в это мгновенье, по домыслам девушки, тоже наблюдал за небом. Должно быть, полный загадочной задумчивости молодой человек сейчас видел одну с ней картину и следом тоже подумал о ней, вспомнив об их встрече в стенах брошенной астрономической обсерватории.
– Знаешь, дорогая Мари, меня все не покидает тревожное предчувствие, словно в течение следующих дней обязательно должно произойти что-то ужасное, – призналась волнительно Исабель, своим взглядом отыскав на лице спутницы точки милых веснушек.
– Наверное, ты просто волнуешься в ожидании завтрашнего бала.
– Надеюсь, что ты говоришь правду.
Ухоженная усилиями терпеливых островитян пальмовая аллея и фасад губернаторского дворца остался уже далеко позади, даже силуэты стеклянных башен пропали из виду среди карнизов и крыш старых домиков. Юные дамы в роскошных нарядах гуляли беспечно, то появляясь из тени вблизи мягких огней уличных фонарей, то исчезая снова в приятном полумраке, только робкий ветер сопровождал их все время безотлучно.
– Почему господин Жозеф не смог найти возможности возвратиться на остров вместе с твоей маменькой к предстоящему балу? – спросила отстраненно Иглесиас, говоря об отце дорогой подруги.
– Папенька ведь известил дона Гарсию, что в эти недели будет находиться на лечении на одном из курортов старого света, – объяснилась без труда Мари, когда увидела в открытых окнах простенького бара неподалеку фигуры пьяных матросов.
Праздные моряки распевали весело какую-то известную песню, повествуя о прекрасной Катерин, что верно ждала из плаванья своего возлюбленного и выходила каждым вечером на берег в надежде запечатлеть вдали среди туманной дымки над гладью морской знакомые паруса.
– Все же я волнуюсь, пусть и не знаю причин, дорогая Мари, – произнесла категорично Исабель, идя рядом с подругой.
В скором времени, наконец, юные дамы снова оказались у калитки высоких врат родового гнезда Леклеров, колониальный дворец в английском стиле за ними за прошедшие часы нисколько не изменился.
– Полагаю, папенька договориться о времени нашей с тобою завтрашней встречи с дядей Хосе, – сказала перед расставаньем Иглесиас.
День ушедший растворился в приятном шелесте листьев, которых с такой нежностью задевал морской ветер, что гулял и по зеленым лугам на холме возле дома. Ночь в этом позднем часу показалась Мари чудесной.
***
Доверенный дворецкий по просьбе юной госпожи разбудил Мари ранним утром, когда в интерьерах дома еще не появились слуги, чтобы у них вдвоем было достаточно времени на подготовку к предстоящему балу: Леклер под руководством дяди Хосе требовалось снова разучить некоторые забытые ею танцы и подобрать подходящий наряд.
– Господин Иглесиас уже звонил мне, и мы назначили вашу встречу с их семейством на семь вечера, – рассказал домоправитель, наблюдая за грациозными движениями Мари в такт неслышимой мелодии.
Леклер в простом домашнем платье с собранными волосами, обнажившими предательски точки ее милых веснушек на хрупких плечах и лице, со всем вниманием повторяла снова и снова серию движений своих ног, разворачиваясь по окружности с малым радиусом.
– У вас уже хорошо получается, моя госпожа, – заверил Леон де Виньялес, стоя в некотором удалении возле открытых в сад окон просторного зала. – Я ведь все еще помню, как вместе с учителем музыки давал вам уроки танцев многими годами ранее, – добавил старик, заставив Мари в полной благодарности улыбнуться слуге.
Когда беззвучный мотив в мыслях Леклер оборвался, она, наконец, устало застыла на одном месте посреди паркетного пола, прохлада уходящей ночи, приносимая в танцевальный зал вместе с ветром, приятно бодрила девушку.
– Дядя Хосе, пройдитесь со мной, как и много лет назад, – пригласила после короткой паузы дворецкого Мари, завидев как первые лучи восходящего над пылающим горизонтом солнца достигли малого сада и проникли в интерьеры просторного помещения через высокие окна.
Дворецкий в безупречном наряде выпрямился как-то благородно и вместе с тем непринужденно, после подошел к своей госпоже, словно бы упустив из внимания ее слова, поклонился изящно и в приветственном жесте подал юной даме правую руку в белоснежных накрахмаленных перчатках. Царившая в зале тишина вдруг в мыслях Леклер оборвалась снова и сменилась зазвучавшим по указке незримого дирижера ритмом полонеза с известным размером.
– Соблюдать этикет: быть в позволительной степени скромной и грациозной в движениях, – произнесла шепотом Леклер, вспомнив вдруг давнее наставление дяди Хосе, и подала руку кавалеру, девушка посчитала забавным, что домоправитель носил в эти часы перчатки, чтобы проверять качество уборки домовой прислуги, а теперь они пригодились вдруг для танцев.
– Будем считать, что танец был мне обещан, – улыбнулся манерно мужчина, когда вместе с очаровательной спутницей сделал первый полный плавности шаг в незамысловатой фигуре, лежавшая на его ладони в перчатках ладонь Мари показалась спутнику невесомой, точно бы руки ее тонкие были сделаны вовсе из бумаги.
Так продолжалось еще несколько минут, прошедших в приятном для обоих молчании, прежде чем Леон остановился грациозно, замерев перед дамой, и госпожа его положила левую руку на рукав у плечевого шва, чтобы продолжить танец в ином сопровождении. Мари с каким-то интересом разглядывала приятное и несколько смугловатое лицо престарелого кавалера, пока он, будучи заметно выше ученицы, своим добрым взглядом нашел точки ее веснушек необычайно милыми и достойными всех улыбок этого мира.
– Всегда восхищалась, насколько хорошо вы выучились танцам, – призналась стеснительно Леклер, после оборота найдя снова взгляд дворецкого, из-за значительной разницы в росте девушке иллюзорно было тяжелее оставаться грациозной в каждом своем движении, поэтому Хосе, понимая прекрасно секундное волнение спутницы, был вдвойне осторожен.
– Служба заставила выучиться и не такому, моя госпожа, – отозвался с неясной улыбкой терпеливый Леон, когда открытое окно с собранными шторами вновь оказалось позади него, и он своей фигурой закрыл Мари от прикосновения холодного ветра.
– Добрый дядя Хосе, прошу, обращайтесь ко мне просто, – выговорила жалобно девушка, чем несколько насмешила слугу, в мыслях обоих в просторном зале не прекращалось звучание музыки среди смеха гостей и иллюзорного звона бокалов.
– Конечно, сеньорита Мари, – сдался мужчина в извечно идеальном наряде, от собранных волос спутницы веяло приятным ароматом цветочных духов, паркет под ногами казался обоим бархатным.
Один танец сменялся другим вне всякого стеснения, от чего Мари даже и не заметила, как часовая стрелка циферблата приблизилась к вертикальному положению и достигла цифры «11», а в тени беседки малого сада показалась фигура слуги в нелепом кителе и с ножницами на поясе.
– Уверяю вас, что этим вечером вы будете блистать, сеньорита Мари, – сорвалось с уст обходительного Хосе, когда вдвоем они, наконец, остановились, а Мари устало бросилась жадно хватать воздух.
– Моя благодарность вам, – отозвалась дама, когда мужчина отпустил ее плавно руку, и добавила, объяснившись: – С вашей помощью мне не пришлось долго вспоминать танцев.
Мари снова отстранилась от дворецкого и вышла к открытым окнам зала, откуда веяло прохладой, Леон де Виньялес за ее спиной остался неподвижен, будто бы мужчина оказался заворожен падающими через высокие окна на лакированный паркет лучами света. Юная госпожа сделала несколько шагов вперед и неспешно спустилась с крыльца справа от летней веранды, где Хосе в отсутствие дел любил проводить за чтением долгие вечера, шатер из полос цветной ткани вился приятно над пристройкой.
– Я хочу немного погулять, – заявила Мари в простом платье, одном из тех, в которых она предпочитала ходить дома.
– Как вам будет угодно, сеньорита Мари, – сказал домоправитель, прежде чем удалиться к остальной прислуге, нанятые из числа городских островитян горничные уже усердно наводили порядок, собирая пыль тряпками и пылесося ковры в отсутствие хозяев.
Леклер вновь невольно осталась в одиночестве и по мощенной старым камнем дорожке вышла к беседке возле высаженных пестрым полотнищем цветов, где ее всегда пьянило от их терпкого и неповторимого аромата. Девушка обернулась и завидела вдали за пышными кронами старых деревьев соседского сада ровные линии улиц солнечного Руана, среди мозаики черепичных крыш возвышались грандиозно стеклянные обелиски, а у линии набережной налилась бирюзовой синевой безмятежная бухта, словно сливаясь с монотонной палитрой головокружительного извечно неба.
– И почему у нас не растет вишни? – задалась вдруг вслух вопросом Мари, вспомнив заброшенный сад астрономической обсерватории, где произрастало одиноко красивое вишневое дерево.
Задумчивая девушка вскоре оставила беседку и по дорожке направилась к оранжерее, где они с Исабель в детстве так любили гулять, хотя с той поры ничего и не изменилось, и Леклер все слушала с интересом свою подругу, сведущую в вопросах садоводства. Слуги обычно появлялись здесь после полудня, поэтому сейчас в помещениях под стеклом было тихо и безлюдно, а по обе стороны от дорожки на вытянутых над пышными кустами лозах висели созревшие грозди винограда. Именно собранные руками слуг плоды подавали к ужину, а сорванные с одинокого цитрусового дерева в центре оранжереи апельсины – к чаю.
Наличие крытого помещения для выращивания культур в подобном щадящем климате не было обязательным и часто становилось предметом для шуток со стороны Исабель, однако Жозеф Леклер все не решался избавиться от стеклянного замка, поскольку отец его распорядился воссоздать точную копию оранжереи, в которой он любил гулять со своей супругой в доме ее родителей в Бретани еще до замужества в 1969 году словно на десятилетие кубинской революции.
Одинокая Мари прошла неспешно вдоль ровных рядов виноградных кустов по дорожке к центру стеклянного зала, где возвышалось величественно под куполом апельсиновое дерево, прежде чем девушка расслышала вдруг застучавшие о стекло падающие капли теплого дождя. Мелодия непогоды показалась Леклер волшебной, словно бы она истосковалась уже по монотонному звучанию дождя, что донимал ее во время учебы в мрачном Вашингтоне, наверное, Мари в эту минуту невольно вспомнила своих новых разъехавшихся на время каникул однокурсников и подруг.
Хозяйка в домашнем платье, оставаясь неподвижной, наблюдала с интересом за повисшими на ветках дерева апельсинами и даже не заметила вошедшего с другого входа в оранжерею Хосе Леона де Виньялеса.
– Вы выглядите огорченной, моя госпожа, – произнес внезапно раздосадованный дворецкий, собрав элегантно длинный зонт, когда бесшумно приблизился к Мари. – Позвольте мне узнать причину, – добавил Хосе, небо над морем стремительно заволокло пятнами туч.
– Неужели настанет то время, когда мы с Исабель уже не будет беспечно гулять среди оранжерей цветущего сада? – призналась вслух Леклер, юная госпожа следом своими безбрежными океанами голубых глаз взглянула на мужчину.
– Полагаю, если вы задумываетесь о таких вещах, как мимолетность настоящего счастья, то вас что-то тревожит, – сказал Хосе, пара перчаток его белоснежных теперь снова лежала в карманах костюма. – Быть может, вы тревожитесь предстоящего бала, где вы можете ждать с кем-то встречи, – предположил с поразительной точностью старик, хотя он и не желал знать о чувствах Мари подробнее.
– Наверное, вы правы, – выдохнула девушка и заметила восхищенно: – Дождь сегодня такой чудесный.
– Ливень продлиться до самого вечера, – сообщил учтивый дворецкий, следя по старой привычке за погодой.
– Это прекрасно.
Оба собеседника снова замолчали, Леон с собранным зонтом в руках оставался неподвижен, а госпожа его, напротив, сделала несколько робких шагов навстречу потяжелевшим от плодов веткам апельсинового дерева.
– Добрый дядя Хосе, расскажите мне, пожалуйста, что-нибудь о временах вашей молодости, когда вы еще служили в ЦРУ, – попросила сердечно девушка, оба они хорошо помнили, с каким ребяческим восторгом Мари раньше любила слушать истории отставного разведчика.
– Разве тебе еще интересны эти воспоминания?
– Боюсь, кроме вас мне больше об этом никто и не расскажет, – просила настойчиво Леклер, осознавая отчетливо, что у любящего ее по-отечески старика нет шанса противиться ее воле в этом вопросе.
Обжигающие теплом капли дождя стучали по монотонно по стеклу просторной оранжереи, отзываясь внутри приятным почти мелодичным звучанием.
– Я ведь уже рассказывал вам про свое двухмесячное пребывание в Колумбии? – поинтересовался Леон, уперев, как трость, кончик собранного зонта в пол перед собой, в то время как Мари в простом платьице уселась на качелях под одной из веток старого дерева.
– Только про марш вместе с аргентинским спецназом, когда вы, пройдя границу в джунглях, дошли от Боготы до истоков Амазонки.
– Тогда мы преследовали одного из командиров отрядов ФАРК, однако половину пути мы преодолели на вертолетах и кроме сотен голодных крокодилов так и не нашли противника, – вспомнил с легкой усмешкой в голосе дядя Хосе и добавил иронично: – Наверное, руководство СИДЕ предало нас и предпочло заранее предупредить ФАРК об операции США в регионе, чтобы самим пленить важную птицу.
– Какая подлость с их стороны, но зато вам не пришлось участвовать в боях, – прокомментировала изумленно Мари, раскачиваясь беспечно на качелях перед дворецким, тот нашел ее слова по-доброму смешными.
– Полагаю, они тогда поступили так же, как и поступали мы, – выговорил с какой-то мрачной нотой в голосе Хосе, которого его юная госпожа и не могла себе вообразить не в безупречном извечно наряде, а в затертой камуфляжной форме с автоматом наперевес посреди забытых богом джунглей, кишащих голодными крокодилами и опасными врагами.
– Дядя Хосе, мне так нравиться, когда вы говорите таким мрачным тоном, – шутливо заверила искренняя Мари, от чего на лице мужчины невольно засияла следом от умиления робкая полуулыбка.
Доверенный дворецкий в однотонном костюме зашагал неторопливо к дереву и уселся рядом с дамой на продолговатом участке выдающегося из выстриженной травы корня, ливень снаружи оранжереи не прекращался.
– После недельного пребывания в джунглях мы с таким восторгом погрузились в вертолеты, наверное, я еще никогда до той минуты так не любил летать, вслушиваясь в мелодичный гул вращающихся монотонно лопастей, – вспоминал с улыбкой Леон, спасительная прохлада вместе с тихим ветром проникала в помещение и стелилась по траве.
– Вертолеты на подобие того, что стоит на крыше штаба, на котором нам с Исабель уже приходилось летать вдоль побережья?
– Не совсем: вместо четырех кресел там два ряда скамеек вдоль всего корпуса на двадцать десантников и у дверей с бортов по пулемету со стрелком, – говорил по памяти дядя Хосе, наблюдая за слушавшей ее с интересом Мари. – Хотя, наверное, повторяющийся гул лопастей одинаковый, – предположил уже мягче старик.
– И о чем вы думали, когда слушали музыку винтокрылой машины? – спросила беспечная Леклер, раскачиваясь неторопливо на качелях, мысленно она пыталась представить себе, как ее волосы в вертолете тормошил приятно ветер, а дыхание ее заглушал рев пары мощных двигателей.
– О том, куда я с товарищами пойду по прилету в Боготу после душа, – признался бесхитростно отставной разведчик в деловом костюме и с собранным зонтом в руках.
– Верно, вы сначала подумали о баре «Сорок песо» возле посольства Канады? – спросила юная госпожа, вспомнив одну из рассказанных ей ранее за долги вечером историю, что обретала целостность только сейчас, по прошествии многих лет.
– Только о нем и думал, – согласился с усмешкой Хосе, – вечером после возвращения на авиабазу мы с товарищами пошли именно в бар «Сорок песо».
– Где вы случайно, точно бы самый настоящий принц из сказок, повстречали во второй раз переводчицу Хлою Габриэль? – предположила с надеждой Мари, говоря об иностранке, которую отряд Леона спас вместе с другими журналистами от повстанцев в первые дни затяжной командировки.
– Значит, однажды я уже рассказывал эту историю, моя госпожа, и не вижу смысла повторяться, – заявил устало дворецкий.
– Добрый дядя Хосе, я лишь предположила, – протестовала ревностно Мари, на качелях раскачивая ногами в туфельках вперед и назад поочередно, точки веснушек на лице вокруг аккуратного носа делали ее еще милее.
– Хорошо, сеньорита Мари, – сдался снова мужчина. – Я встретил ее в тот вечер снова, и обращенная ко мне улыбка ее вдруг показалась мне единственным проблеском света в этой богом забытой стране, – вспоминал мечтательно Хосе, от чего ему даже на мгновенье показалось, что он может среди шума ливня расслышать смех товарищей, гитарный мотив и звон бокалов.
– И какой она была на самом деле? – поинтересовалась несколько бестактно Леклер, хорошо зная, что старик обязательно простит ее.
– Просто прелестной, сильной и изящной в каждом движении. Голос ее звучал как-то необыкновенно, всякий раз завораживая меня до самого сердца, а глаза и улыбка видятся во мраке мне после стольких лет и сейчас. Такой была для меня Хлоя Габриэль, – поделился частичкой своих полных искренности чувств с Мари доверенный дворецкий, описания его отвлеченного собеседнице оказалось достаточным, чтобы собрать по крупицам мысленный образ этой незнакомки, занимающей особое место в сердце Леона.
– Дядя Хосе, мне так жаль, что вы не вместе и страдаете от этого, – выговорила юная Леклер в благодарность за рассказанную ей историю об ушедших навсегда годах и людях, оставшихся в них навечно, чьи имена еще числились под грифом «секретно».
– Это было наилучшим решением: вскоре меня перебросили в Бангкок, неподалеку от которого тогда гремела в своем закате Вьетнамская война, а вертолеты под прицелами телекамер сбрасывали символично в море с палуб авианосцев, – сказал задумчиво мужчина, рассчитывая снова увидеть ослепительную улыбку Мари возле себя. – Руководство хотело запутать след присутствия американских советников от третьей стороны.
Между дворецким и его юной госпожой снова повисло блаженное молчание, нарушаемое бившими о крышу оранжереи каплями теплого дождя. Небо высоко над их головами заволокло густыми серыми тучами, но Хосе вдруг снова оказался ослеплен невинной улыбкой собеседницы.
– Сеньорита Мари, вы ведь уже выбрали подходящий наряд на вечер? – спросил отстраненно слуга, он перевел решительно тему, поскольку предпочитал никому не рассказывать истинной причины, по которой согласился отправиться в Таиланд на острие невидимого фронта затухающей войны за место того, чтобы остаться с Габриэль.
За секундным молчанием Хосе снова вспомнил, как в обращенных к Хлое словах обещал себе бросить службу и состариться вдали от войн и шпионских игр вместе с ней, вот только судьба распорядилась иначе. Хлоя погибла при крушении сбитого повстанцами вертолета на подлете к Кали, тогда командир отряда повстанцев по ошибке принял борт с журналистами за правительственный и отдал приказ на пуск ракеты, у пассажиров машины в прицеле ПЗРК не было и шанса на спасение.
– Да, платье просто восхитительное, как длинные перчатки и брошь в виде венка, – отозвалась восхищенная ожиданием Мари, ее полные невинной беспечности слова приободрили невольно дворецкого.
– Моя госпожа, вы не утомитесь к вечеру?
– Я отдохну до пяти часов, – заверила девушка и попросила ласково следом: – Дядя Хосе, только, прошу, разбудите меня в случае такой надобности.
– Будет сделано непременно, моя госпожа, – сказал Леон де Виньялес, выпрямившись в полный рост подле Мари, и подал ей руку галантно, чтобы помочь даме сойти с остановившихся качелей под старым апельсиновым деревом.
Вскоре дворецкий и его юная госпожа оставили оранжерею и по выстланной вдоль всего сада дорожке направились к дому неторопливо, Хосе не отстранялся от Мари ни на шаг, поскольку держал одной рукой развернутый над собой зонт, по которому безустанно моросил летний дождь. Девушка в домашнем платьице с интересом наблюдала за налившимися свежевыпавшими каплями листьями выстриженных усилиями слуг кустов. Ей даже показалось, словно бы пестрящие разными красками лепестки цветов возле них дергались от прикосновений ветра и льющейся с затянутого тучами неба воды попеременно.
– Дядя Хосе, позвольте нам остановиться, – сорвалось вдруг с тонких губ Леклер, и спутник ее непременно замер на середине пути между крыльцом дома в торце и просторной оранжереей.
– Как вам будет угодно, моя госпожа.
Фигуры героев под зонтом какое-то время оставались неподвижны, Мари голубыми, как само море в ясный день, глазами своими все наблюдала за великолепием преобразившегося в непогоду сада, узнаваемый аромат выстлавшихся сказочным одеялом у ее ног цветов в дожде заиграл неописуемой свежестью.
– Неужели на всем свете есть еще где-то такая красота? – прервала многозначительное молчание не сразу Леклер и, обернувшись робко вполоборота, нашла туманный взгляд мужчины.
– Безмятежное море в летнем тихом дожде мне тоже кажется прекрасным, – сказал неясно Хосе, поскольку нашел вдруг эту сцену похожей предательски на обрывочный фрагмент воспоминаний своих, когда он, узнав о гибели Габриэль, стоял опустошенно на берегу в ожидании катера. Катера под чужим флагом, что не столько в дождливый траурный день доставил его на один из авианосцев, вернувшихся из плаванья у дальних берегов без победы, сколько избрал для него единственно верную из всех оставшихся судеб…
В скором времени Леклер и Леон под зонтом оставили сад и укрылись от непогоды в залах просторного дома, где охваченный воспоминаниями мужчина захотел снова притронуться к клавишам концертного рояля, безупречная мелодия из-под крышки которого в один миг разнеслась по помещениям. Расставшаяся с дворецким Мари в своей комнате какое-то время стояла у приоткрытого балконного окна, все наблюдая за зелеными лугами и наслаждаясь чистым ароматом первозданной свежести, которая возникает только среди моросящего дождя. Приглушенное звучание приятной мелодии из залов гостиной на первом этаже все не прекращалось, и юная госпожа без всякого стеснения в своей постели провалилась в легкий сон по ее аккомпанемент.
***
– Как вам будет угодно, господин Иглесиас, тогда я обязуюсь охранять ваш дом и в ваше отсутствие, – заверил ревностно подполковник Фош, когда почтенный мэр отказался от сопровождения, поскольку в резиденции Морелов всегда находился целый гарнизон из числа доверенных лично Гарсии иностранных наемников.
Наконец, Алехандро с помощью обходительного по-лакейски слуги продел руки в рукава длинного черного фрака и, накинув его на плечи, следом оправил на груди изящный бант, от чего стал походить на европейских колонизаторов прошлых столетий.
– Будут еще какие-то распоряжение по столичному гарнизону? – поинтересовался комендант, прежде чем удалиться из гостиной, на стенах которой висели парадные портреты представителей рода Иглесиасов: все как один стройные мужчины с густыми усами на манер кавалерийских в украшенных высокими наградами военных мундирах прошлого.
Мари помнила, как Алехандро в разговоре с ее папенькой в шутку признавался, что он, по всему вероятию, был первым из всего семейства, кто предпочел политику военной службе и не прогадал, заполучив волею судеб президентское кресло в новообразованной стране, флаг которой он придумал лично на пару с советниками из Вашингтона.
– Нет, Антуан, – обратился с подчеркнутой признательностью по имени к офицеру мужчина, и добавил ему вслед: – На этом все.
– Жаль, что господин подполковник так и не поделился своим высоким мнением касаемо моей игры на пианино перед обедом, – высказалась с шутливой жалостью в голосе Исабель, платье на ней блистательное было затянуто в поясе корсетом усилиями дорогой подруги, точно как свежесорванные пестрым венком лилии в ее собранных темных волосах. Кокетливая госпожа Иглесиас не могла обойтись без изысков, хотя Леклер в роскошном вечернем платье в один тон с жемчужными бусами на ее тонкой шее предпочла приколоть изумительную брошь из голубых бриллиантов в форме цветочной ветке чуть выше сердца.
– Неужели господин Фош пропустил каждодневную молитву в церкви, только чтобы послушать, как ты музицируешь? – заметила вдруг Мари и добавила шутливо: – Боюсь, ты совсем сведешь его с ума, дорогая Исабель.
Юные дамы, нисколько не утомленные последними приготовлениями, рассмеялись звонко, пока смуглый слуга безмолвно покинул интерьеры гостиной, и в просторном помещении на первом этаже родового гнезда Иглесиасов остались только фигуры троих человек в безупречных вечерних нарядах.