Часть 10.
Софья чувствовала, как напряжение возрастало с каждым часом, приближающим её ко встречи с Юной – человеком, который единственный мог разлучить их с Кириллом, поэтому ходила мрачная и дерганная. Кир, каким бы далеким от мира эмоций он ни был, чувствовал – что-то не так, и не подходил к ней лишний раз, боясь спровоцировать. Однако, он просчитался, такое поведение лишь усиливало тревожность девушки, которая очень нуждалась в поддержке и подтверждении чувств между ними особенно сильно именно сегодня.
Наконец, оба морально измученные, они услышали звонок в дверь. Наумов радостно помчался открывать, а Софья нервно оглядела себя в зеркале: светлые волосы уложены в легкую укладку а-ля «я совсем не старалась, но провела перед зеркалом два часа», новая бежевая рубашка подчеркивала оливковую кожу, а льняные брюки завершали образ. Пара колец и чокер как штрихи.
– Юна! Проходи пожалуйста!
– Привет, Кирюш. Рада тебя видеть! Как у тебя здесь замечательно, светло и солнечно.
– Да что ты, это же я, как можно не окружать себя красотой?
– О, я знала, что ты идеален, но не думала, что ты хорош даже в быте.
Софья стояла в дверях кухни и прислушивалась к разговору в прихожей. Это сейчас её парень говорит? Точно он? Ведь все не так. Это же Софа уговорила его перекрасить стены в персиковый и поменять занавески в цвет. Это она! Почему Юна считает, что квартира принадлежит Наумову, хотя они равноценные хозяева и платят за аренду пополам. Что происходит? Не успела она погрузиться окончательно в мысли, как в поле зрения возникла девушка:
– Софья! Нескончаемо рада знакомству, Кирюша очень много рассказывал про свою лучшую подругу! Ты именно такая, какой тебя и описывал Кирочка.
– Кирилл? – это совсем не то, что хотела сказать Софа. Она была сбита с толку напором Юны и ее словами. У девушки случился когнитивный диссонанс. – Лучшая подруга? – Софья растерянно переводила взгляд с одного на другую.
За спиной у девушки Наумов сделал страшные глаза и жестикулировал. Юна звонко рассмеялась:
– Мне очень нравится у вас! Как к себе домой пришла, честное слово!
– Ну что же мы стоим? Пойдем обедать, Софья испекла твой любимый пирог с лисичками.
Юна благодарно посмотрела на парня:
– Ребята, спасибо большое, не надо было!
«Почему спасибо она говорит обоим, а смотрит только на Кирилла?» – подумала Софа, но поплелась за прыткой девушкой на кухню.
Они сидели и ели пирог, пили вкусный травяной чай. На протяжении всего обеда Юна не успокаивалась и продолжала хвалить Наумова с Софой, однако при этом смотрела только на Кирилла, как будто Сони здесь вовсе не стояло. Пак приняла роль стороннего наблюдателя, ей не хотелось проявлять себя и закреплять свои позиции. Зачем? Ведь она и так полноценная хозяйка здесь, они давно встречаются, у них прочные отношения, а это все лишь для отвода глаз родителей Наумова. Так ведь, да?
Когда же пирог был съеден, а уровень раздражения Юной у Софьи зашкаливал на отметке «развернись топор, я пошла всех убивать», они наконец перешли в гостиную. Соня уже начала расслабляться и отсчитывать минуты до ухода Юны:
– Ах! Какая прекрасная у вас видеотека! Здесь есть почти все мои любимые фильмы! – «Ты не устала всему восторгаться?» – проскользнуло у Софы. – Кирюша, помнишь, мы вчера говорили вот об этом вестерне. – она показывала на диск «Быстрый и мертвый».
– Так давайте посмотрим! – Наумов был только рад провести еще немного времени втроем, пусть Соня убедиться, какая Юна хорошая.
Софья видела, КАКАЯ Юна хорошая, но от этого ей легче не становилось, а хотелось начать бухать прямо сейчас. Поэтому, пока они заводили кино, она пошла на кухню и намутила себе молока с кофейным ликером – её любимый коктейль, который легко пьется и быстро дает в голову, то что доктор прописал, ибо оставаться трезвой в данной ситуации она не могла и не хотела.
Один час сорок восемь минут, такова длительность фильма. Удивительно, теперь Софья Пак точно знала, сколько нужно времени, чтобы набухаться и свалиться спать. «Все потом, а сейчас Леонардо Ди Каприо, Рассел Кроу, Джин Хэкмен и Шэрон Стоун составят им компанию, я им не нужна».
На утро болела голова, а во рту нагадило двадцать три бездомных оголтелых кошки – Софья знала точно. Ей не хотелось шевелиться и что-либо делать. Какая учеба? Она не сможет выполнить элементарное па даже при большом желании, как она будет отмазываться в институте: «Лучшая ученица, ха!» – она придумает позже, а сейчас нужно позвать Кира и попросить сварить острый супчик – лучшее средство от похмелья.
– Кирочка, посмотри, какая она милая. – над похмельной Софьей, как демон из кошмара, возникло, довольное и бодрое до оскомины, лицо Юны! Софа подняла руку в надежде смахнуть глюк, но промахнулась и от резкого движения свалилась с дивана. Жалкая и помятая она предстала перед ними.
– Соня, с тобой все хорошо? – казалось, Наумов был серьезно обеспокоен. А Софью волновало совсем не это.
Почему она на диване? Где ночевала Юна? И какого хрена, она вообще ночевала у них?
– Я. Это. Ну как бэ. – все, что удалось произнести. Стало еще хуже.
– Да оставь её, не видишь, плохо человеку. Сонечка, поднимайся, иди в душ, а потом на кухню, я как раз супчик доварила.
«Что она сделала?»
– Кир, хочу лапшу быстрого приготовления. Сделай пожалуйста. – Софья решила игнорировать девушку и попытаться отстоять укрепившийся порядок в её доме.
– Да какая лапша, она же вредная, одни химикаты. – не согласилась эта. – Давай, малышка, ползи в душ.
– В смысле? Я не хочу суп, я хочу лапшу быстрого приготовления и прямо сейчас, и прямо сюда! – Софья не понимала вообще, что вот сейчас происходит.
– Нет, Софья Пак, неумытой я тебя за стол не пущу! Здесь гостиная, а едят на кухне. Еще изляпаешь Кирюше здесь все.
Софа посмотрела одуревшим взглядом на своего парня.
– Давай, Соня, не спорь с Юной, она дело говорит. Все уже почти готово, не будешь же ты ее расстраивать? – Юна рядом скорчила грустную мордочку. – Что за капризы, в конце концов.
Вот это он зря добавил. Для Софьи последние слова оказались недостающей каплей в бочке терпения. Видят боги, она была очень терпелива. Что, капризы? Какие на хрен капризы, это её квартира! Это её кухня! Здесь она определяет порядки и делает то, что считает нужным!
– Кирилл. – внимательно глядя в глаза своему парню, твердо начала она. – Я не хочу и не собираюсь делать так, как говорит Юна. Если ты не сделаешь мне лапшу быстрого приготовления, я сварю себе сама и буду есть прямо сейчас и там, где сама захочу. А тебе, Юна, не пора по своим делам? Тебя дома не потеряли?
Повисла пауза, на неё смотрели с негодованием и растерянностью две пары глаз. В создавшемся напряжении, Пак осторожно встала и направилась на кухню претворять свой план в действие.
Пока она варила чертову лапшу, услышала, как о чем-то переговаривались эти двое, как хлопнула входная дверь. Она прислушалась еще немного, но в ответ ей была тишина – Наумов тоже ушел.
– Ну и пусть. – пробормотала Софа и продолжила упрямо мешать лапшу в кастрюльке.
Когда же антипохмельное блюдо было съедено (поистине исцеляющее зелье), душ принят, а Софья переодета, наконец вернулся Наумов.
– Ты что вообще здесь устроила? – с порога начал парень. – Ты хоть представляешь, как мне было неудобно перед Юной? Как долго мне пришлось извиняться за тебя и уговаривать ее не расстраиваться? «Юна, это она не со зла, ты же видишь, она не в себе.» – продекламировал он. – Звони ей и извиняйся! – припечатал Кирилл.
Софья медленно повернула голову, чтобы увидеть лицо своего любимого, она надеялась разглядеть в нем искры шутки, смеха, что это все не всерьез и её сейчас разыгрывают. Но нет. Кирилл Наумов был настроен серьезно. Горло Софьи сковало спазмом, слезы выступили из глаз.
– Кира. – она сделала над собой усилие, чтобы прохрипеть родное имя. – Кирилл, почему ты так со мной?
– Как? Это ты ведешь себя безобразно! Это из-за тебя Юна уехала в слезах! Мне стыдно за тебя! Кто тебя воспитывал?
– Меня никто не воспитывал, дорогой. С четырнадцати лет мне приходится следить за собой самостоятельно. – Софья не узнавала свой голос, таким хриплым и далеким он не был еще никогда.
Наумов понял, что сморозил и сбавил обороты:
– Софья, прости, я глупость сказал. Прости меня. – он подошел ближе и присел перед ней на корточки, заглядывая в глаза. – Но ты поступила плохо, зачем ты нагрубила Юне? Она же не виновата, она хотела как лучше для тебя, а ты ответила черной неблагодарностью, да еще и выгнала практически ее. Хорошо, что она не так воспитана и не стала раздувать скандал.
– Она не так воспитана. – эхом повторила Софа. – А я, значит, так.
– Да что ты прицепилась! Я уже извинился.
– Дело не в этом, дорогой мой, Кирилл. Дело в том, как ты говоришь о нас, о том, как ты разделяешь нас.
– Я не понимаю тебя в последнее время. Я стараюсь балансировать между нами и родителями, пытаюсь найти выход из сложившейся ситуации, а ты, вместо того, чтобы помочь мне, только усложняешь мне задачу своими недомолвками и поведением.
– Кирилл Наумов, давай расстанемся? – пожалуй, это были самые тяжелые, но самые правильные слова в жизни Софьи.
– Ну что ты начинаешь? Почему, вместо того, чтобы помочь мне разобраться в ситуации, ты говоришь всякие глупости!
Софа подняла на своего родного любимого человека глаза, в которых плескалась вся боль и отчаяние, что копились в душе девушки, а сейчас вырвались наружу:
– Это не глупости. Ты просишь помочь разобраться в ситуации? А готов ли ты к моей правде, Кир? Готов ли ты выслушать меня беспристрастно и попробовать понять меня?
– Ну конечно! Я давно прошу тебя об этом.
Девушка не стала говорить о том, что она несколько раз пыталась донести до Кира свою точку зрения. Она лишь собралась с духом, ох не вот так должен был состояться их самый серьезный разговор.
– Хорошо, Кирилл. Я попробую.
И она рассказала. Обо всем. О том, что встретила удивительного человека на свадьбе Марсель и о сомнениях, посетивших её на мгновение. Как она, в поисках поддержки, не смогла ни дозвониться, ни дописаться до Кира и напилась в одиночестве, отчего ей захотелось спровоцировать своего парня на реакцию. О своих чувствах, когда пришлось разгребать последствия поступков и размышлениях, почему Кирилл так и не сказал о них своим родителям. Она поделилась, как ей было тяжело каждый раз отпускать его на слепые свидания и надеждах, что это скоро закончится, но ничего не заканчивалось, а только усугублялось. О чувстве одиночества, которое поселилось в ней и укреплялось с каждым воскресеньем, о неуверенности в своих силах. Рассказала, как испугалась, что потеряет его, когда услышала о Юне. И, конечно, о Юне. О том, что лишь войдя в их квартиру, она заполнила собой все пространство, не оставив места для их отношений и самой Софьи, в частности.
– Вот рассказала и сразу легче стало. – она глубоко вздохнула, перебирая свои пальцы.
Наумов сидел рядом и смотрел куда-то вдаль, сквозь стены их родной квартиры.
– Спасибо тебе, Сонь. Тогда я попробую тоже открыться. Я виноват, что не писал во время поездки к своим родителям, боялся, что меня раскроют. Почему я до сих пор не рассказал им, возможно, не был готов признать перед собой, что у нас все настолько серьезно, ведь это мои первые отношения. Ты же знаешь, я ни на кого больше не смотрел, кроме тебя. Я видел все твои сообщения и звонки, но выискивал подходящее время, а потом появлялись какие-то срочные и неотложные дела. Твое видео взорвало всех, я не смог отстоять нас и наши отношения. А может, не хотел прикладывать усилия? Признаюсь, мне было интересно на свиданиях и весело с другими девушками. Я не задумывался и не копался в себе, свалив на тебя всю вину. Убеждая себя, что все так повернулось не из-за меня. Что я тут совершенно не при чем. А когда появилась Юна. Я даже не понял, в какой момент она мне понравилась. Но последние события показали, что выбирая сторону, я не задумываясь выбирал ее. Мне даже не пришла в голову мысль, что тебе может быть обидно и больно от того, что я не осмелился открыть ей правду наших отношений. Только сейчас, думая обо всем, я понимаю, что скрывался от посторонних глаз, и о нас знают только самые близкие мои друзья, и то не все. Мне важнее было сохранить лицо перед гостьей, чем позаботиться о твоих границах, о тебе, Соня. Я даже потребовал извиниться пред ней, хотя сейчас понимаю, извиняться надо мне перед тобой. Ведь это я не сказал Юне, а ты не обязана была подыгрывать мне. – тут он посмотрел в глаза девушке – Поверь, ночью между нами ничего не было. Но, видимо, это сейчас не так уж важно, все же я хочу, чтобы ты знала. Мы оба прошли испытание другими людьми, и я не справился с этим.
Они еще долго сидели. Оказывается, поговорить по душам, искренне, без претензий, они могут лишь перед расставанием. Это был их последний долгий разговор.
Всему приходит конец. Их отношения завершили себя. Отныне каждый пойдет своей дорогой.
Часть 11.
Отпускаю! И слезы высыхают на ресницах.
Ну как же синие звезды нам с тобой могли присниться?
Я не могу понять, мне не видно неба.
Я не могу понять – был ты или не был?
Ветром по волосам, солнце в ладони…
(МакSим "Отпускаю")
Лежа в общаге своего института, уже месяц, каждый вечер, она крутила на повторе одну и ту же песню. Она смотрела на обшарпанный потолок с одной единственной лампочкой, глотала слезы и вспоминала. Теперь вся её жизнь превратилась в одни сплошные воспоминания. Она не хотела двигаться дальше, она не хотела что-либо делать, она просто закрылась в своей скорлупе и существовала.
Просыпалась утром, выпивала чашку кофе, шла на пары, обедала в столовой, отправлялась на факультативы, потом на тренировки в танцзале до полного изнеможения, приходила в общагу к полуночи, если оставалось сил, то ужинала, но чаще всего, ложилась сразу после душа. Так началась её новая жизнь. Теперь все делилось на до и после Кирилла Наумова. Она поменяла номер телефона, порвала связи со всеми, кто мог бы знать про их отношения. Плюс – таких было немного, минус – это были самые близкие люди. Софья же, потерявшая родителей, всегда цеплялась за людей, поэтому решение уйти ото всех далось очень тяжело. Но иначе было нельзя, ведь Кирилл за эти полтора года стал для неё всей её жизнью, а каждый вопросительный или сочувствующий взгляд вызывал бы в ней еще большую боль. Софа не нашла ничего лучше, чем просто сжечь все мосты, уходя – уходи.
А еще был страх, что она сорвется и напишет ему. Хотя цифры алыми буквами навеки впечатались в подкорку мозга, но новый номер все же сдерживал, потому что страх увидеть ответ – был еще сильнее.
Она всхлипнула и сжала простынь до белых костяшек, ни к чему слышать соседкам по общаге её рыдания. Лежать в общажной комнате, глотать слезы, беззвучно кричать в тишине – вот её реальность. Вот до чего она докатилась, сильная и милая Софья Пак: «А могла бы проглотить все и не обращать внимания на ситуацию.» – закралась подлая мыслишка.
– Нет! Не могла бы! – забывшись, произнесла она вслух.
– Ну нет, так нет. Зачем же так орать. – послышался голос с нижней койки. – Я же просто спросила, могла бы ты заменить меня на новогоднем концерте.
Пока Софа превращалась из звезды института в угрюмую тень, жизнь катила своим чередом, приближался новый год со всеми вытекающими. Например, их ВУЗ готовил традиционный новогодний концерт, где лучшие студенты выступали и показывали свои навыки. В прошлом году, как лучшая первокурсница, Софья принимала участие, в этом году – забыла совершенно про все.
Она посчитала бессмысленным оправдываться и объяснять, что кричала не на свою соседку, а на себя. Зачем? В её планы не входило начинать дружиться с кем-либо, пусть просто не трогают и не пристают.
День проходил за днем, вот наступил новый год, но ей было не с кем его встретить. Соседи разъехались по домам к семьям, а она вернулась в свой старый семейный дом – все, что осталось от родителей. Софья не любила возвращаться сюда, каждая дощечка напоминала о счастливом детстве, о горьком времени, когда ей приходилось одной справляться со взрослыми проблемами. В то время она подрабатывала в ближайшем магазине, таким нехитрым способом зарабатывая необходимый минимум на жизнь. Теперь у неё была повышенная стипендия, а большего и не нужно девушке, которая не стремится к богатой жизни и довольствуется малым.
Сейчас же она прекрасно понимала, что с домом нужно попрощаться и продать его. Софья решила пережить новогодние каникулы, вернуться в общагу и обрубить последнюю ниточку, связывающую её с прошлым. А пока она сварил суп, открыла банку пива и включила телевизор, так, за просмотром увеселительных передач прошли её последние дни в родительском доме. Пора было собирать вещички и выметаться отсюда опять в общагу. Занятая поиском своей любимой футболки, она услышала стук в дверь, сначала робкий, потом начали долбить ногами.
– Кто там такой нетерпеливый? – проворчала девушка, но уже догадываясь – кто, поплелась открывать.
Она успела только повернуть ручку замка, как в дом ворвался длинноволосый вихрь под названием «Злая Марсель»:
– Какого хрена, Софья Пак? Ты что себе вообще позволяешь? Ты, блин, вообще в своем уме? – Ее глаза светились яростью, а ноздри широко раздувались, она была похожа на маленький чайник, еще немного и из ушей повалит пар. Картина была настолько уморительная, что Софа не выдержала и улыбнулась, эта была её чуть ли не первая улыбка за последнее время.
– Марс, ты похожа на чайник.
Девушка аж присела на колченогий стул, стоящий рядом, казалось, из нее ушла вся злость и осталась лишь усталость:
– Зайчик, ты хоть представляешь, что я испытала, когда ты пропала? Телефон не алё, на территорию института чужих не пускают, я дежурила возле входа, но ты так и не появилась, в вашей квартире какая-то девка мне открыла, что даже не стала спрашивать у нее – извинилась и все. Наумов молчит и говорить не хочет. Вот сегодня мы приехали от родителей Ника и я сразу помчалась сюда, как уже последнее место, где можно тебя найти. Поверь, если бы не нашла – заявила бы в полицию, искать твой хладный трупик по канавам. – она помолчала немного. – Да что у вас, ребята, произошло!?
– Мы расстались, Марс. – очень тихо ответила Софья. Ей было стыдно за то, что окутанная своими переживаниями, забыла про единственного человека, который беспокоился о ней. Стыдно и больно, что подруге пришлось пережить все это из-за неё. – Марсель, прости меня пожалуйста. Я больше так не буду. – слезы сами брызнули из глаз. Слишком долго она рыдала беззвучно, слишком долго подавляла переживания и кричала в подушку по ночам.
Софью прорвало, она рыдала и не могла остановиться. Она захлебывалась, растирала руками слезы и сопли по щекам. Все лицо покраснело, покрылось испариной, отросшая челка намокла и пряди свисали некрасивыми сосульками, а она не обращала ни на что внимания. Наконец Софа смогла выплеснуть всю ту боль и отчаяние, что разъедали её изнутри. Она ревела, а Марс стояла рядом и просто похлопывала по плечу, не пытаясь успокоить – подруга, как никто другой понимала, что Софье нужно освободиться от всех своих подавляемых эмоций и чувств. Это продолжалось еще долго, настолько много переживаний накопилось у неё, настолько больно ей было, она сама не ожидала, но была благодарна Марсель за молчаливую поддержку и понимание. Иногда людям не нужны громкие слова успокоения, порой, стоит лишь побыть рядом и похлопать по плечу, чтобы человеку стало легче – если есть такой человек, то еще не все потеряно в жизни.
Наконец, она выплакалась. Соне казалось, что слез в её организме не осталось совсем. Она сидела и просто всхлипывала, судорожно поджимая пальцы ног, и кромсала откуда-то взявшуюся салфетку в руках. Марс делала чай и поглядывала украдкой в сторону подруги, вдруг, у той опять начнется, но ее опасения оказались лишними. Софья тихо сидела и смотрела опустошенным взглядом перед собой.
– Давай уже, вставай. Чай пить будем, я шоколадку принесла.
Вообще-то не принесла, а всегда носила с собой с тех пор, как пропала Софа, зная, как девушка любит сладкое. Вот и пригодилась.
– Надеюсь, срок годности в норме. – Добавила она.
Софа благодарно посмотрела на нее заплаканными страшными красными глазами и пошла вслед за Марс.
– О, господи, Соф, иди умойся. Смотреть же страшно. Как зомб.
Девушка поменяла вектор направления и впрямь отправилась умываться.
А потом они сидели, пили чай и разговаривали. После того, как Марс услышала всю историю целиком, она закинула нога на ногу и пристально посмотрела на подругу:
– И что ты собираешься делать? Ты же понимаешь, так продолжаться больше не может? – Сейчас она была серьезной и сосредоточенной, совсем не похожа на себя.
– А ты изменилась. Вот, оказывается, как свадьба людей меняет.
– Первое, что сказала моя лучшая подруга после истерики.
– Я просто горжусь тобой и собой, за то, что у меня есть такая подруга, как ты. – Софа расцвела своей лучезарной улыбкой, от которой в старом доме стало светлее и уютней.
– Ты же понимаешь, что надо жить, а не просто существовать?
Девушка повертела чашку в руках, не поднимая взгляд. Да, она понимала:
– Не знаю, буду учиться, как и всегда – это единственное, что у меня получается лучше всего. Больше ничего в голову не лезет.
– А деньги? Тебе стипендии хватает?
– Подруга, забываешь – я лучшая на своем потоке. У меня самая большая стипендия и бонус от фонда для перспективных молодых студентов, мне хватает. Чтобы работать – это надо жертвовать учебой, а тогда стипендия будет меньше. Так зачем мне заниматься нелюбимым делом и получать примерно столько же, как и сейчас?
– Ладно, а с домом что?
– Продам, вот как раз вещи последние собирала. Хочу выставить на продажу, а деньги вложить куда-нибудь.
Марсель многозначительно пошевелила бровями:
– Если что, то у меня есть идея, куда их можно с толком вложить. Обращайся.
– Давай так. Я передам тебе все права по продаже дома, и ты сама распорядишься моими деньгами. Но с условием! Когда они мне понадобятся – сразу все переведешь.
– С ума сошла? Зачем мне этот гемор? Не боишься, что кину тебя и уеду на Бали?
Софья расхохоталась, представляя, как её подруга бежит в шляпе и очках (маскировка), оглядываясь по сторонам на самолет.
– Да пожалуйста, повеселись там за меня.
– Ладно, так и быть. Уговорила.
Не откладывая дела в долгий ящик, они тут же направились в ближайшую нотариальную контору и оформили все как надо. Потом вернулись обратно и Марс помогла упаковать оставшиеся вещи.
У Софьи начиналась новая жизнь. По пути в общагу она купила в ближайшем магазинчике вкусняшек для своих соседей – пора было знакомиться и налаживать новые связи. Повезло – она оказалась первой, кто вернулся с каникул, пока никто её на застукал, девушка торопливо побросала свои сумки и вывалила на стол все вкусности, водрузив посередине маленькую вазочку с красивой веткой ирисов, что на языке цветов означало «Я очень ценю вашу дружбу» – Софья без эстетики, не Софья.
Разложив свои вещи, она стала ждать своих, возможно, новых хороших друзей.