Другая половина зала – славяне. Здесь к гадалке не ходи, каждый отличил бы их от европейцев. Верхние пуговицы рубашек у мужчин расстёгнуты, громкий говор, смех. Из этой половины зала почти все – местные. Так зачем им ехать в отель, если у них своя квартира имеется?
Дело в том, что они, видимо, живут в районе протестов, а из-за этого даже самый простой выход на балкон становится опасным. Поэтому данные люди на время уезжают в отели. Об этом Смирнов узнал из громкого разговора за соседним столиком. Там муж и жена в возрасте говорили о «скором возвращении на их квартиру на Крещатике, когда протесты закончатся». Данный факт смутил Виктора, но и вызвал восхищение в это же время. Мало кто бы до этого додумался.
Смирнов быстро позавтракал, залпом выпил кофе и стал ждать, пока Анна закончит трапезничать. В этот момент Виктор окинул взглядом зал и увидел, что многие (даже иностранцы) курят. Тогда он достал из кармана пачку, оттуда взял сигарету и закурил. Курение, хоть и вредное, но успокаивающее. Во время затяжек ты даже не задумываешься о протестах, о проблемах жизни. Ты лишь наблюдаешь за дымом, за тем, как он вылетает из лёгких, убивая их, в вентиляцию.
За окном стояло холодное, снежное, но солнечное утро, которое когда-то восхвалял Александр Сергеевич. Снег большими и мягкими хлопьями медленно, никуда не торопясь, падал на землю. Сверху доносился гул митингов (дело в том, что Подол находится в низине, а районы протестов на горках). Всё было в напряжённом спокойствии, когда ничего не предвещает беды, но внутри тела тебя распирает волнение. Анна справилась с основным завтракам и пошла за десертом.
В этот момент на улице послышались очень громкие хлопки и крики – слезоточивые гранаты снова пошли в дело. Причём шум стоял такой, что многие позакрывали уши и подрагивали. После этих «хлопков» можно было слышать, как по тихому полуденному Киеву расползается эхо. После волны шумов, всё затихло, как ни в чём не бывало.
Но вдруг послышались крики и топот. Этот гул приближался к отелю. Смирнов, как и все в зале напрягся, пристально наблюдая за происходящим через окно. Шум лишь приближался, а за окном всё так же мирно и медленно падал снег.
В один миг показалась толпа в балаклавах, банданах, с флагами в руках, которая бежала со стороны горы. Многие сильно хромали. За ними стояло огромное облако газа. Стёкла отеля аж дребезжали от топота. Из облака, что было позади убегающих, выбегала милиция с дубинками и добивала отстающих. Один из них упал, и на него с яростью накинулись двое служащих. Они его не слабо побили дубинками, после чего пошли догонять остальных.
Облако газа быстро рассеялось, а побитый всё так же лицом в землю лежал на брусчатке, иногда вздрагивая.
Смирнов мигом выбежал из отеля на помощь к этому человеку и перевернул его на спину:
– Вы живы? – крикнул Виктор и начал щелкать пальцами
Лежащий чуть кивнул, ибо сил у него на произношение слова не нашлось. Его лицо было испачканным в песок и снег, которые лежали на брусчатке. Из носа тоненькой алой струйкой текла кровь.
Смирнов мигом набрал ноль-три и стал ожидать скорую.
– Молодой человек, вы живы?
– Да… – очень тихо прохрипел лежащий
– Не умирайте! Надо жить! Куда вас ударили?
– Мене били по нирках.1 – застонал он
– Что? Я вас не понимаю.
– Меня били по почкам, сильно били по почкам. Потім по сонячного сплетіння2…
– По солнечному сплетению?
– Да, да.
– Вам тяжело дышать?
– Да. Очень тяжело. – хрипел побитый
Смирнов снял с себя свитер, оставшись в одной лишь футболке, сложил его несколько раз, затем положил под голову травмированному и начал массировать область между нижней парой рёбер. Руки разведчика чувствовали, как сжавшаяся от судороги диафрагма распрямлялась, а лежащий перестал хрипеть и начал спокойно дышать.
Вскоре послышалась сирена скорой помощи. Побитый начал привставать.
– Спокойно, спокойно. Всё в порядке. Лежите. – Смирнов, стоящий на коленях рядом с лежащим, опустил его голову обратно на свитер
Карета скорой помощи остановилась прямо перед ними.
– Доброго дня! 3– сказал по-украински фельдшер
– Здравствуйте! – ответил Смирнов – У молодого человека, судя по всему, отбиты почки и были нанесены удары по солнечному сплетению. Я попытался оказать первую помощь…
Фельдшер ощупал место, которое массировал Виктор и радостно сказал:
– Ви врятували його від смерті!4
– Простите, я по-украински не понимаю…
– Вы спасли ему жизнь. Если бы вы просто рядом сидели, то он бы задохнулся и… Ну, вы поняли! Так что, спасибо вам огромное!
– Так, сердечно дякую вам… 5– тихо промолвил уже вставший с брусчатки побитый демонстрант
– Не за что! Это каждый должен уметь делать! – слегка покраснел Смирнов
– Не каждый, далеко не каждый! – поспорил фельдшер – Мало кто знает, что нужно делать при судороге диафрагмы! Вы доктор?
– Нет, просто инстинктивно знаю, что нужно делать…
– Ещё раз спасибо! – сказал фельдшер, пожал Смирнову руку и повёл травмированного в машину
– Дякую, величезне дякую! 6– тихо сказал побитый, сел в машину скорой помощи, и они уехали и больницу…
Смирнов, глядя вслед уезжающему автомобилю, поднял с брусчатки свитер и отряхнул его. За эти минуты разведчик замёрз, а его кожа покрылась маленькими мурашками.
Люди, завтракавшие в отеле, не отрываясь смотрели за действиями Виктора, и, когда тот вошёл обратно в отель, все до одного встали и начали аплодировать. Не было ни одного, кто сидел трапезничал. Смирнов слегка покраснел, а затем слегка кивнул в знак благодарности и направился в свой номер; Анна побежала за ним.
– Ну ты, конечно, герой! – не без восхищения заявила она
– А что здесь такого?
– Ты спас его!
– Это обязанность людей – помогать друг другу, а иначе никто не выживет на этой планете. До сих пор не осознаю, почему остальные не подошли, а лишь сидели и наблюдали за всем через стекло…Хотя какой смысл говорить об этом именно сейчас? Всё прошло, парень жив, – улыбнулся Виктор – так что можно открыть бутылочку чего-нибудь приятного в мини-баре!
– У нас в номере есть мини-бар? – удивилась Никольская
– А как же! Причём неплохой, очень неплохой! – Смирнов открыл дверь в номер и зашёл внутрь – Ты только посмотри! – он открыл дверцу маленького коричневого холодильника, заполненного снеками, шоколадками и алкоголем.
– Действительно неплохо, но ты хочешь прямо с утра выпить?
– Почему бы и нет? – Смирнов начал снимать фольгу с пробки от бутылки шампанского
– Но утром же…
– Нормально! После того, что произошло, выпить – это не грех. – Виктор перебил Анну и открыл бутылку, после чего налил газированное жёлтенькое шампанское в два высоких стеклянных бокала
Они чокнулись бокалами и опустошили их.
– А теперь пора работать! – довольно сказал Смирнов и начал доставать из пакета фотоаппарат
– Работать? – переспросила Анна
– Да. Только ты, для своей же безопасности, посиди в номере. Ну или прогуляйся по округе.
– Эм…Ты меня одну хочешь оставить?
– Не хочу, а оставлю.
– Здесь же опасно. – на глазах Никольской выступили слёзы
– Если ты пойдёшь на Майдан Независимости, то там ещё опаснее. Поверь мне!
– И долго ли ты там будешь ходить? – заплакала девушка
– Час, может два. Не больше. Пофотографирую площадь и окрестности, может поговорю с кем-нибудь…Тогда надо и диктофон захватить с собой! – вспомнил Смирнов и стал копаться в пакете с техникой.
– Так ты всего на час? – Анна вроде как успокоилась
– Конечно. А что там весь день делать? Я же не прямой эфир веду, а просто материал для репортажа собираю. – обнял он её – Так что не расстраивайся! А лучше выпей, пока ждёшь меня! – усмехнулся Смирнов и указал на открытую бутылку с шампанским.
– Я тебя поняла! Только аккуратно, прошу тебя. – они поцеловали друг друга, после чего Смирнов накинул пальто прямо на футболку и ушёл. Ушёл с фотоаппаратом, висящим на чёрном шнурке, обёрнутом через шею и диктофоном в глубоком кармане брюк.
Виктор вышел из отеля и пошёл вверх, на горку. Ведь Майдан и все прилегающие «зоны протеста» располагались на возвышении, когда Подол гордо оставался в низине. Смирнову надо было преодолеть крутоватый, но до жути красивый подъём – извилистую улицу, ведущую наверх, по обе стороны которой стоят уютные и милые низкие домики старой, дореволюционной постройки. Дома стоят в одну линию, а за ними лес, если его можно, так назвать. Ещё возвышалась высокая красивая церковь. Если бы не запах жжёных шин, стоявший в воздухе и гул митинга, то можно было спутать это место с Европой. Каким-нибудь Мадридом или Парижем. Виктор от восхищения остановился, снял крышку с линзы фотоаппарата и сфотографировал это место. Андреевский спуск – удивительное место, соединяющее спокойный, тихий низинный район и с шумным деловым центром Киева.
Вскоре Смирнов поднялся на горку и остановился на Михайловской площади. Он стоял прямо перед Киево-Печерской Лаврой – одним из центров мирового православия. Золотые купола церквей ярко переливались на солнечном свете, слегка ослепляя любого, поднимающего взгляд на них. Белые колонны стали казаться перламутровыми. На сколько же раньше красиво строили! Каждая церковь – огромное вложение сил, денег, энергии. Раньше религия для людей была всем, толпы народа были готовы возводить храмы, не покладая рук. Сейчас мало таких преданных Вере людей; в основном нынешние люди ходят в церковь, чтобы замолить грех, а вне церкви называют себя «современными» и отрицают Бога.
Виктор снова сделал фотографию. Теперь на кадре была изображена Киево-Печерская Лавра. Рядом с ней стоит здание Министерства Иностранных Дел. Это высокое белое сооружение с роскошными колоннами и шикарным барельефом в виде герба Украины под самой крышей. Смирнов сфотографировал и его, после чего не ушёл, а остался наблюдать. У входа в Министерство было много упитанных людей в костюмах, которые явно суетились. Многие из них то вбегали в здание, то выбегали. Чего-то эти люди боялись – всё время оглядывались. Через минуту к зданию подъехал чёрный лимузин, из которого выскочил водитель и открыл заднюю дверь, из которой вышел высокий мужчина в шляпе и чёрном длинном пальто с дипломатом в руке. Все люди, стоявшие у входа, кинулись к нему и начали что-то спрашивать, но тот сделал отвергающий жест рукой и вошёл в здание. Судя по всему, это был Министр, у которого накопилось много проблем из-за протестов. Смирнов сфотографировал и его.
Далее Виктор направился по Михайловской улице прямо к Майдану. Уже виднелись высокие чёрные столбы дыма от жжёной резины, украинские флаги и баррикады. Напротив всего этого стояли грузовики с надписью «Милиция» и очень много людей в чёрной форме. Чёрные штаны с блестящими наколенниками, высокие берцовые ботинки, блестящий шлем, бронежилет – это не просто милиция, а ОМОН. «Значит, протесты и вправду очень серьёзные» – подумал Смирнов при виде этих людей.
В этот момент сзади кто-то хлопнул Виктора по плечу:
– Куди йдемо?7 – радостно спросил мужской голос
Смирнов резко обернулся и снял мужскую руку с плеча.
– Чего? Можно по-русски? – сказал Виктор, хоть и понимал перевод этой фразы
– Куда идём? – переспросил мужчина в штатском, но по нему было видно, что это военный
– На Майдан, куда ещё-то?
– Все ясно! Туриста з себе корчить! Хлопці, ідіть сюди! Тут зайчик прибіг!8
К Смирнову подбежали два крупных упитанных мужичка, которые, судя по всему, тоже работали в структуре.
– Да я правда турист. Точнее журналист. Приехал репортаж делать про протесты. Честно! – Смирнов достал из кармана диктофон и показал фотоаппарат – Смотрите! Вот моя техника…
– Він і справді на журналюги схожий. 9– пробормотал один из упитанных парней
– Та який він журналіст? Ці бандерівці будь-яку відмазку придумають, аби за барикаду встати!10 – ответил сотрудник в штатском
– Я вам клянусь, что я журналист! Хотите, пройдёмте в отель и узнаем там, откуда я приехал. Или, если хотите, можете за мной сколько угодно ходить и увидите, что я только фотографирую и интервью беру! – начал повышать тон Смирнов
– Гаразд, припустимо, що я тобі повірив. Тоді де твоя ліцензія?11 – спросил мужик в штатском
– Да вы можете по-русски говорить-то?
– Где твоя лицензия?
– В Москве.
– Все ясно з тобою … Хлопці, упаковуйте його!12 – указал мужчина в штатском двум упитанным парням, которые уже взяли под руки Смирнова
Виктор умело, как настоящий разведчик, выбился из захвата и заорал:
– Да что «все ясно»? Что тебе ясно? Я журналист! Не веришь, пойдём со мной! Будете ходить за мной и проверять, как бы я не перелез через эти паршивые баррикады! Пройдёмте, господа!
Упитанные высокие парни в чёрных водолазках смутно посмотрели на Смирнова, затем на мужчину в штатском, который явно нервничал, отчего у него подрагивал глаз.
– От чорт! Хочеться відпустити його, але нам статут забороняє так робити! Що скажете?13 – обратился он к упитанным
– Так він навіть по-українськи не говорить. Давай пустимо його, а там подивимося. Ну він не виглядає, як протестант. Видно, що у нього морда російська! 14– ответил парень в чёрной водолазке
– Так вони всі спочатку "не говорять на мове", а потім стоять за барикадами і палять шини, кричачи "Слава Україні!" і співаючи фашистські пісеньки!15 – начал спорить второй упитанный мужичок
– Ладно, замолчите! – неожиданно для Смирнова, по-русски заговорил мужчина в штатском – Отпускаем тебя! Но! Если увидим за баррикадой, то тебя никогда не найдут!
– Хорошо, не беспокойтесь. – выдохнул Виктор и пошёл далее к Майдану.
«Морда российская. У меня лицо, морда у него! Надо же так жрать, чтобы подбородок голову подпирал, а не шея, и чтобы пузо на полметра свисало! И он ещё моё лицо «мордой» называет! Свинья!» – подумал про себя Смирнов и скривил лицо.
Виктор зашёл на Майдан. Как ни странно, на площади было теплее, нежели на прилегающих улицах. Помимо запаха сгорающей резины доносится и приятный аромат варящегося мяса и гречи – это готовили протестанты.
На самом деле, у митингующих всё продумано до каждой мелочи, и нельзя сказать, что они центр города в уборную превращаю. Стоят палатки светло-зелёного цвета, на которых нарисован сине-жёлтый флаг. Также там стояли два огромных котла, в которых готовилась еда, специальные туалеты и даже рояль! Откуда они его притащили – никто не знает, но все знают, что теперь гимн Украины и национальные песни можно исполнять и под звуки пианино.
Смирнов, практически не останавливаясь, делал фотографию за фотографией. Он специально крупным планом фотографировал лица протестующих и полицейских. У первых лица были покрасневшими, ибо они кучу времени проводят на улице. Вторые сидели на скамеечках и чистили обувь, перевязывались и готовились к новым вечерним столкновениям.
Смирнов подошёл к одному из ОМОНовцев и спросил по-русски:
– Добрый день! А можно задать вам пару вопросов?
Служащий с усталым видом вяло ответил:
– Можно, с чего бы нет? А вы для телевидения или для газеты?
– Газета, причём не украинская.
– А чья? – сильно удивился служащий
– Московская, из России!
– А, ясно. Задавайте ваши вопросы. – ОМОНовец томным, но добрым взглядом посмотрел на Смирнова; их лица были схожи: оба в лёгких морщинах, образовавшихся при службе
– Поддерживаете ли вы протестующих лично? – спросил Виктор и включил диктофон
– Как я их могу поддерживать, если вечером мы то и дело сталкиваемся?
– Ну, вдруг вы просто безукоризненно выполняете приказ, а внутри вас другое мнение…
– Да и внутри-то то же самое! Те, кто хотел уйти – ушли. Я лично не поддерживаю действия протестующих! Там в основном собрались одни юнцы, а людей постарше там по пальцам пересчитать можно.
– Понял. Следующий вопрос! Чем закончится эта ситуация?
– Это дело начало далеко заходить, понимаете? Если мы будем сталкиваться так же часто, как и сейчас, то вплоть до смены власти дойти может, но мы этого не допустим! – гордо заявил служащий
– До революции?
– Да, но это только если сюда придёт настоящая толпа. Тех, кто сейчас там, за баррикадами, – кивнул он в сторону протестующих – крайне мало для такого события.
– И последний вопрос. Страшно ли во время столкновений?
– Честно…Не то, что бы страшно, но какая-то доля боязни присутствует. Когда они берут в руки камни, цепи и коктейли Молотова, то мы со своими газовыми гранатами и дубинками ничего сделать не можем. И многие возвращаются со столкновений израненными или покалеченными.
– Спасибо вам огромное! Удачи вам, надеюсь, что всё будет без жертв. Главное, чтобы все были здоровы! – Смирнов пожал руку служащему
– Это точно! Здоровье…
Виктор направился далее по площади, но в этот миг на Крещатике собралась огромная толпа с украинскими флагами, которая резко двинулась в сторону Майдана со стороны Европейской площади и напевала песни группы «Океан Эльзы». ОМОН за мгновение выстроился в цепочку, встав поперёк Крещатика, тем самым преградив путь шествию.
Послышались четыре громких хлопка. Смирнов обернулся. Это полицейские выпустили газовые гранаты, которые, оставляя за собой зеленоватый след, летели по параболе прямо по протестующим. Те не остановились, а только надели повязки, предварительно смоченные водой. Шествие резко ускорило шаг, переходя на медленный бег.
Хлопки раздавались один за другим. Крещатик заполонило огромное облако слезоточивого газа. Тогда ОМОН стал цепью наступать, шаг за шагом. Сзади подъехали полицейские водомёты, которые мигом пустили струю под мощнейшим напором по толпе. Постепенно шествие замедлилось, а потом из колонны превратилось в хаотичное месиво. Люди стали зажигать файеры, которые выделяли протестующих из газового облака.
Тогда полицейская цепь расформировалась, превратившись в атакующий клин. Они били дубинками всех без разбора, а падающих арестовывали. Подоспело полицейское подкрепление. Началась стрельба резиновыми пулями. Это было настоящее столкновение. Толпа против толпы, а самое главное – украинцы против украинцев. Смирнов всё это дело снимал на фотоаппарат, а звук записал на диктофон. Когда он закончил съёмку, быстро побежал обратно в отель, по той же Михайловской улице. Он нёсся, пожалуй, быстрее ветра. Но он попал на чью-то подножку, упав лицом на брусчатку, после чего получил раз десять дубинкой по спине. Это было очень больно. Смирнова подняли под руки и повели к полицейской машине двое ОМОНовцев.
– Ну що, Бандера, як тобі деньок? Сонячно, чи не так?16 – ехидно спросил один из них
– Что? Я не понимаю по-украински. Я журналист из Москвы! – закричал Смирнов, после чего получил удар под дых
– Говори-говори, поки зуби є. Скоро не наговоришся!17 – говорил всё тот же ОМОНовец
– Да отпустите же меня! На каком основании вы задержали российского подданного?
– Ти подивися, що говорить. "Росссійский підданий"! І сміх і гріх.18 – залился смехом второй служащий.
Они грубо закинули Виктора в кузов полицейской машины, где лежал один сильно побитый демонстрант, и закрыли за ним дверь, сказав:
– Ось зараз старший лейтенант підійде, і ми дізнаємося, де буде твоя могила: у Львові чи все-таки в Житомирі?19
Смирнов сидел с разбитой губой в тёмном кузове, куда доносился свет только из-за решётки.
– Тварі! Ненавиджу цих поліцейських! Мене взяли за те, що я вийшов свою думку сказати! 20 – полуживым хриплым голосом заворчал лежащий рядом демонстрант
– Что? Можно по-русски? Я не местный. Меня вообще ни за ч о взяли, я просто журналист…
– Москаль? Я тобі зараз знесу твою голову і покажу, хто господар в Україні!21
– Спокойно, спокойно. Что я тебе сделал?
– Ви все – російські зіпсували нам життя, і через ваш Януковича наші брати вмирають там, на Майдані. І зараз ти отримаєш за це.22
– Послушай сюда, собака ты паршивая, ещё одна угроза в мою сторону, и моя нога сплющит твою шею!
– Що ти сказав?23
– Что слышал!
Лежащий начал вставать.
– Да лежи ты спокойно, успокойся! – сказал спокойно Смирнов; тот не успокаивался и почти встал
– Ну все! Молися, свиня!24
Виктор ногой двинул украинцу прямо в живот, отчего тот принял исходное положение
– Ещё есть вопросы? – спросил Смирнов таким же невозмутимым голосом
– Ну нічого, потім розберемося! Коли переможемо, від тебе і мокрого місця не залишиться, москаль! 25– тихо пробормотал украинец
– Что ты там сказал?
– Ничего, ничего! – на ломаном русском ответил демонстрант
– То то же!
Дверь кузова со скрипом открылась, внутрь вошёл знакомый нам человек и штатском.
– Русский! Я же тебя предупреждал! Говорил тебе, а ты…
– Товарищ старший лейтенант! Позвольте объяснится! – по-армейски заговорил Смирнов – Дайте мне минуту, пожалуйста!
– Валяй!
Виктор рассказал ему всё, как есть. И про ОМОНовца, и про фотографии, и даже предъявил интервью. Украинец же в это время тихо напевал песни группы «Океан Эльзы».
– Эх, вот ты, русский, прямо как червь! Везде извернёшься! – усмехнулся мужчина в штатском – Ладно, я тебе верю! Но больше ты на Майдане не появляйся, понял?
– Понял.
– Отель далеко?
– Нет, в низине.
– Мои ребята тебя проводят.
– Хорошо! И да…спасибо вам, товарищ старший лейтенант! – козырнул Смирнов
– Иди! Ну а теперь мы разберёмся с этим гражданином! – кивнул он в сторону лежащего украинца.
Смирнов в сопровождении двух полицейских направился к отелю.
Майдан к этому моменту гудел ещё пуще, чем во время начала столкновения. Даже в квартале от места событий слышались звяканье цепей, хлопки от гранат и резиновых пуль. Вдруг стал раздаваться лёгкий стон.
Виктор остановился и обернулся – к полицейской машине на носилках подносили трёх раненых ОМОНовцев. Их лица и ладони были в крови.
Смирнов отвернулся и гордо пошёл к отелю.
Он зашёл в номер, где сидела пьяненькая Анна Никольская, которая, видимо, опустошила пару бутылок шампанского, не считая ту, что была утром.
– Милый! Привет! – заговорила она пьяным голосом
– Ты пьяна?
– Нет, ни сколько! Дай я тебя обниму! – Анна встала и, шатаясь, подошла к Виктору, но тот показал отвергающий жест – Ты ранен? – завопила девушка
– Немного…
– Дай посмотрю! – она вплотную подошла к Смирнову, и он почувствовал явный запах алкоголя, но это был не запах водки или виски, а лёгкий аромат шампанского, который не столь сильно ударяет в нос
– Ничего особенного, Аня. А вот ты меня поразила…
– Подожди, прежде чем меня упрекать. У тебя разбит нос и губа, тебе надо умыться. Сполосни лицо холодной водой и промой рану!
– Хорошо… – Виктор ушёл в ванную комнату и встал перед зеркалом, после чего промыл рану, и его лицо стало как будто чище. На нём не виднелась запёкшаяся кровь и грязь, это улучшило его внешний вид.
– Аня, зачем ты столько выпила? – спросил Смирнов
– Я…я себя успокаивала, понимаешь? До сюда доносились хлопки и шум с этого…Майдана! Вот я и испугалась за тебя, понимаешь?
– Ладно, всё хорошо, не расстраивайся! – обнял Виктор Анну – Но тебе надо будет проветриться! – усмехнулся он
– Хорошо. А что мы сегодня делать будем?
Виктор глянул на часы.
– Ну, сейчас время обеда. Так что можно прогуляться до ближайшего ресторанчика. Ты заодно и отрезвишься!
– Пойдём! Я же не зря туфли брала!
Она быстро одела бежевые брюки, красивое серенькое пальто, подчёркивающее её стройную фигуру, и туфельки на каблуках, которые, правда, не лучший вариант для зимы.
Виктор просто выложил камеру и диктофон, не меняя никакой одежды.
Они вышли из отеля и стали бродить по Подолу в поисках хорошего ресторана. Анна глубоко вдыхала морозный свежий киевский воздух, стабильно отдававший жжёной резиной, и с каждым вдохом похмелье проходило.
Они наткнулись на симпатичное заведение на Контрактовой площади – центре Подола. К этому моменту Анна почти протрезвела, и тот похмел, который наблюдался ранее, как рукой сняло.
Они вошли в ресторан. Его интерьер впечатлял – вся мебель была старой, но в хорошем состоянии, чопорные официанты в блестящих туфлях и панорамные окна. Парочка села прямо возле одного из таких окон, чтобы любоваться площадью.
Сделав заказ, Смирнов достал сигарету и закурил, ловя на себе осуждающие взгляды клиентов ресторана. Площадь казалась тихой и спокойной. Более того, на ней расположилась новогодняя ярмарка, которая создавала атмосферу праздника и рассеивала воспоминания о протестах, что шли совсем неподалёку.
Виктор и Анна неторопливо поедали обед. Никольская долго расспрашивала её парня о произошедшем на протесте.
– Понимаешь, это всё очень сложно. Там настоящее месиво. – говорил Виктор, тщательно прожёвывая еду – Толпы людей: одни с пулями и дубинками, другие с простыми камнями и цепями.
– Пулями? – удивлённо переспросила Анна
– Да, резиновыми. Но они бьют больнее, чем обычные. Их вес компенсирует недостаток в уроне, и когда в тебя влетает кусок очень твёрдой резины на огромной скорости, то он не создаёт ранение, но синяк остаётся такой, что мама не горюй!
– По тебе попали?
– Нет, я быстро убежал.
– Тогда откуда разбитая губа и кровь из носа?
– Я убегал с протеста, чтобы не попасть под горячую руку полиции, а пока бежал по улице, меня поймали другие полицейские, подумав, что я протестант. Ну там меня и… ты поняла.
– Ясно. А как же камера? Они разве не могли понять, что ты журналист по камере?
– Понимаешь, нужна лицензия.
– Ты её не взял?! – Анна резко перебила Виктора
– Мне предлагали, но я как-то и не подумал…
– Надо было брать!
– Да я уж понял…Ладно, как есть. Мне сказано больше туда не соваться.
– А что мы будем делать ещё два дня?
– Не знаю. – вздохнул Виктор
К вечеру они закончили трапезничать (что необычно) и расплатились, после чего стали ходить вдоль ярмарки. Яркие гирлянды, пёстрые флажки, люди в костюмах Деда Мороза – это заставляло не думать о Майдане, но разбитая губа Виктора не давала об этом забыть.
Анна, крепко держа Виктора за руку, волновалась за него и предложила пойти погулять, на что Смирнов ответил согласием. Они медленно, никуда не торопясь, рассекали по Подолу. С горки доносился шум протестов, со временем ставший привычным для ушей. Крики людей, громкие хлопки плотно сходились с тихими звуками Подола. Необычно.
Смирнов любовался старой царской застройкой, увешанной рекламой. Причём рекламы было больше, чем в Москве. Он закурил и обнаружил, что пачка сигарет пуста – нужно покупать новую.
– Зайдём в магазинчик какой-нибудь по пути? – предложил Виктор
– Зачем тебе?
– Надо сигареты купить, может ещё что-нибудь вкусное найдём.
– Пошли!
Смирнов взял Анну под руку, и, слегка прихрамывая, он направился по улице в поисках продуктового магазина.
Вечерело. Становилось всё темнее и темнее. Яркие вывески рекламы слегка ослепляли прохожих. Вот высветилась табличка «Продукты», туда и направилась парочка.
Виктор взял себе три пачки сигарет, причём не обычных, а каких-то европейских, толстоватых, каких в России не сыщешь. Он опробовал новинку, после чего выбросил окурок в урну и серьёзным голосом эксперта вынес вердикт:
– Эти сигареты слаще, чем наши. – важно заметил он – Именно табак другой. Не могу сказать, что наши хуже, но и эти им не уступают.
– Ясно! – бодро ответила Анна.
На самом деле она всегда слушала его изречения, даже если тема была самой неинтересной. Никольская осознавала, что он, как журналист, хочет выговориться, высказать свои мысли вне статьи, в простом разговоре. Анна знала, что своим вниманием к его «вердиктам» она делает Смирнову приятно.
К этому моменту на улице и вовсе стало темно. Наступил вечер, но с виду это была глубокая-преглубокая ночь. С неба падал крупными хлопьями снег, однако мороза в воздухе не было. Была приятная прохлада, причём ничего не таяло, особой грязи под ногами не наблюдалось. Это смутило Виктора.
В Москве при такой температуре с каждым шагом брюки становились бы грязнее, и капли отлетали от месива с громким всхлипом.
Виктор и Анна направились к отелю. Они шли по брусчатке, по той самой улице, где утром Смирнов спас человека. Наверняка тот парень вынес важный для себя урок, что митинги – опасная штука. А может он, наоборот, решил отомстить за причинённую боль и снова вернулся на площадь…
С горки всё также слышались взрывы газовых гранат и хоровое пение произведений «Океана Эльзы». Как будто у них, украинцев больше ничего нет. Да, это популярная группа, но это не повод выставлять её, как национальные песни. Вакарчук точно не знал, что его песни, написанные о любви, об отношениях стали стимулятором протестов. Хотя, поговаривают, он лично на протесты ходит.
Анна и Виктор зашли в отель, и, проходя мимо стойки регистрации, парень произнёс:
– Ань, иди в номер. Я через минуту подойду!
– А что такое?
– Сюрприз! – заманчиво прошептал Смирнов
– Ну хорошо! Только не задерживайся.
Виктор подбежал в бар, что находился рядом с общим залом-рестораном. Там сидело много мужчин, именно мужчин в строгих смокингах и сигарами в руках. Они из себя Черчилля корчат? Бедолаги. Им, видимо, не понять, что толстая сигара в руке и рюмка коньяка не делает из них магнатов-олигархов. На самом деле все понимали, что это – обычные местные жители, сбежавшие на время от протестов в отель, а костюмы они одели, чтобы сделать из себя иностранцев. Это не удалось, но никто не выдавал друг друга.
Данные персоны важно сидели с газетами в руках, медленно выкуривали сигары и то и дело поглощали рюмку горячительного за рюмкой. Когда они расходились по номерам, то на барной стойке их ждали длинные чеки, в конце которых жирным текстом была напечатана цена. Совсем не маленькая цена. Даже по меркам Москвы. Однако данные люди с невозмутимым видом откидывают купюры, показывая своё безразличие к трате денег. Мол, их у них много, и какие-то пять тысяч гривен для них ничто.
Смирнов попросил у бармена три бутылки шампанского, бутылку красного французского вина и пузырь с водкой. Виктор расплатился и взял все эти ёмкости кое-как между пальцами, после чего гордо двинулся в номер. Люди, сидящие в зале, с широко открытыми глазами глядели вслед Виктору. Какой-то любопытный тип спросил бармена:
– Сколько он отдал?
– Восемь тысяч.
– Восемь?! Так это ж больше, чем я за полнедели в баре выпиваю и поедаю!
– Вы бы видели, какое вино он взял! – важно сказал бармен
– Италия? – поинтересовался третий голос из зала
– Франция! – ответил бармен – Двадцать шесть лет!
Оба клиента кашлянули и сидели молча, читая газеты и выкуривая сигары.
Смирнов, неся всё в своих руках, аккуратно поднимался по деревянной лестнице, после чего подошёл к своему номеру и постучал в дверь ногой.
Анна мигом открыла и от удивления крикнула на пол-отеля:
– О, Боже! Какой повод?
– Спокойно, милая, спокойно. Начнём веселье! Мы в Киеве, и у нас есть ещё два дня!– усмехнулся Виктор
Он зашёл в номер и с грохотом поставил бутылки на низенький деревянный кофейный столик. Никольская же стояла с глазами по пять копеек.