Воспоминания о Рерихах

23.03.23

Беседа с Н.К. Рерихом о будущей работе Школы. – Е.И. Рерих о воплощениях и духовном ученичестве

Были вечером у Рерихов я и Нуця. Мы приехали с Н.К. раньше <…>. К шести часам приехала Е.И. Она села со мной рядом на диване, и я случайно заметила, что кольцо Е.И., бывшее в Тибете, совершенно почернело и имело прямо-таки медно-красный отлив.

Мы все были поражены, ибо это или признак нездоровья Е.И., или предвидение несчастья. Замечательно, что к концу вечера оно начало светлеть и на наших глазах почти приняло свой светлый цвет. Е.И. рассказала, между прочим, что в день, когда заболела Джин, кольцо было совершенно черное.

Много беседовали о Школе, Н.К. находит, что нам необходим его брат для художественного заведования «Корона Мунди», развешивания картин, устройства выставок и т. д. Если брат Н.К. не приедет, надо будет Рерихам, как они решили, выписать сюда мадемуазель Лагорию – барышню, окончившую его Школу и очень полезного для нас человека, для «Корона Мунди», выставок и преподавания. Также у Е.И. и Н.К. определенная идея никогда не иметь у нас в Школе ни [почетных] членов, ни патронов, ибо это опасно: дадут деньги, а потом пожелают вмешиваться в дела Школы. Лучше нам все вести самостоятельно, без чужого вмешательства. У нас могут быть только друзья Школы, люди, дающие стипендии или жертвующие деньги на Школу.

Много интересного Е.И. говорила о воплощениях. Если большой дух работает в одном направлении в своей жизни, например [занимается] умственной работой, в нем уже сушится другая сторона – сердце, эмоции. Потому в будущем воплощении должна быть развиваема именно прежде неглижированная^[91] черта характера. Потом Е.И. говорила, что М. пробует разные души, но не знает, что будет в результате их работы, или, вернее, говорит, что это зависит от их личной кармы, свободы их воли, ибо все мы свободны. Каждому дано два пути на выбор, и от его выбора зависит ход его дальнейшей работы. Каждый из нас несет не только свою карму, но и карму своей нации, расы. Потом Н.К. и Е.И. много рассказывали о своей школе в Петрограде, учителях, курьезных типах, сторожах, в особенности одном – Антоне, который себя называл императорским секретарем, продавал Рубенсов, надувал кого только мог, [например] богатых дам, сам себя выдавал за художника и вообще был потрясающим типом. На каждой выставке Н.К. замечал всегда какую-то безобразную картину, которая вдруг где-то висела. Он узнавал «великолепную кисть Антона», приказывал ее выносить, грозил ему отказать [от должности], тот обещал больше этого не делать, но каждый раз делал то же самое.

Необыкновенно мудро вел Н.К. свою школу, во все входя сам и улаживая со всеми сам все дела.

Провели дивный вечер, нам было очень светло, ибо мы уже давно у них не были.

24.03.23

День Учителя

Мы собрались у Рерихов вечером для сеанса, но только всемером, ибо Нетти больна и Хорш не хотел ее оставить. Был дивный день для нас, ибо 24 марта – это День [Учителя] М. В этот день три года тому назад началась Книга^[92]: «Я твое благо, Я твоя улыбка…» – а вчера прислали уже форму Книги и последние гранки от печатника. В этот день мы всегда должны собираться, молча сосредоточиться на М. и знать, что этот день – праздник для нас всех. После сеанса (у мамы было пять интересных и значительных видений) мы сидели и долго беседовали. <…>

25.03.23

Принципы развески картин на выставках

Е.И. и Н.К. развешивали в Школе картины для выставки на вторник 26-е. Хоршей не было: Нетти больна, а Хорш был всего полтора часа. Мы сидели, и учились, и сознавали свое невежество. С 11 утрадо 5.30 дня было повешено 83 картины. Подбираются не только гармоничные краски, близкие по духу сюжеты, но и пропорция – мера должна подходить. Одна картина «скучна» рядом с другой, другая «терпка». Удача [одной] «убивает» другую. Висят пять картин, и кажется гармонично, приходит шестая – и вся гармония нарушена, и все надо перевесить. Боковой свет лучше всего для картин, «лобовой» хуже всего. Две картины одинакового тона или красок нехороши, если висят рядом.

Сегодня много раз перевешивали картины на первой стене, чтобы добиться желательной гармонии для глаза. Е.И. поражает своим знанием развешивания картин и пониманием красок. Какие дивные картины, и как украсились и заговорили стены! Какой великий художник Н.К.! Многое мы поняли сегодня – мудрость и красоту в художестве. Это все иной мир! Краски как драгоценные камни!

Все устали, кроме Е.И. и Н.К., которые больше всех и работали.

На днях, когда мы были у Рерихов, они оба определенно высказались против летней сессии на будущее, говоря, что нужно дать отдых на три месяца и ученикам, и учителям, чтобы побыть одним, набраться новых впечатлений и осенью прийти со свежими силами обратно. Школа Н.К. была закрыта три месяца в году – июнь, июль, август. То же самое и мы должны будем сделать в будущем, ибо это мнение Е.И. и Н.К.

26.03.23

Беседа с Н.К. Рерихом о Школе

Сегодня в Школе разговаривала с Н.К. Очень много важного было Сказано Рерихам вчера на сеансе. Опять предостережение насчет «одного злого, который пытается сокрушить дух Фуямы». Потом насчет Хорша, что кто-то пытается его вовлечь в спекуляцию. Сказано также послать Заку приглашение на завтра на выставку картин Н.К. и потом подарить ему картину (костюм). Как нас мудро учит М. не ссориться с нашими врагами…

Между прочим, Н.К. также сказал, что мы должны не думать о религиозной щепетильности. Это относительно Хорша, который где-то вычитал, что Крейн – враг евреев, и очень против него настроен и просит, чтобы ему ни за что не продавали картину Н.К. Н.К. говорит, что, во-первых, он не думает, что Крейн против евреев (Нуця читал его статью, где он против сионизма, но против этого очень много религиозных евреев^[93]), а если бы даже он и был против – нам все равно нужно с ним встречаться и направить его на то, чтобы он сделал что-нибудь полезное для нашей работы. Н.К. вспомнил, что, когда он и Нуця ходили нанимать помещение на 54-й улице, священник высказывался против евреев. Если бы они ему на это что-нибудь ответили, [это] было бы недостойно того большого дела, которое должно было в том помещении начаться. Да и вообще нам нужно забыть о евреях, христианах и национальной розни и думать лишь о деле М. Если с Заком и Бринтоном велено встречаться – это нам урок на будущие сношения с друзьями и врагами.

Е.И. проснулась этой ночью с определенным чувством, что Безант будет им враждебна, а также какой-то писатель, который работает над историческим трудом.

27.03.23

Выставка картин Н.К. Рериха в Школе

<…> В два часа началась выставка Н.К. в Школе, устроенная на один день. Было около двухсот человек. Многие не получили приглашения, хотя им и было послано из Школы, но мы все думаем, что тут с чьей-то стороны была устроена пакость. Или ушедшая стенографистка и мальчики Хорша просто не отправили письма. Был Бринтон, держал себя явно враждебно и, видимо, старался всех, кого мог, настраивать против. Из прессы почти никого не было, что нас всех удивило. Но оказывается, что это все было нужно, ибо Рерихам в этот же вечер было дано послание: «М. явил Щит. М. явил чудо. Читайте завтра!» На другой день Рерихи получили письма от критиков, которые хотя и были приглашены, но не пришли, не веря, что выставка всего на один день, и просят позволения прийти в конце недели посмотреть картины, чтобы написать статьи.

Е.И. думает, что все это было устроено для блага, ибо, если бы была пресса, Бринтон бы, наверное, старался бы им что-то наклеветать, ибо он себя держал Бог знает как и показывал свои когти все время. А так он не имел случая напакостить, как ему хотелось. Выставка произвела глубокое впечатление на посетивших ее, особенно трогательно отношение Рывкина, который специально приехал из Филадельфии и ушел последним – не мог оторваться от картин, говорил, что, глядя на них, он слышит как бы колокольный звон. Многие хотели купить картины, спрашивали цены и были разочарованы, когда узнали, что они не продаются.

30.03.23

Беседа с Рерихами о будущем отношении Хоршей к Школе и музею Н. Рериха. – Интернационализм идей и культурных учреждений Рерихов. – Гороскоп Хорша

Были у Рерихов я и Нуця, имели очень серьезный разговор. Мастер велел для меня передать: «Пусть Радна растет с каждым препятствием». Я и Е.И. провели три часа вместе и разговаривали очень серьезно о будущем отношении к Хоршам, общей работе, значении Н.К. и Е.И. для нас всех и для Великого Плана. Многому меня научила Е.И. на будущее.

Я всегда должна ставить высоко перед всеми участниками дела указы М. и точное исполнение их, а также ставить перед ними на должную высоту значение Н.К., который есть «правая рука» М., и ближе, чем Рерихи, теперь к М. во всем мире нет людей. Никогда никто не должен этого забывать. Если бы не Рерихи, то и всех наших дел, Школы, «Корона Мунди», Музея не существовало бы, ибо не деньги, данные Хоршем, это создали, а М. через Рерихов. Н.К. не только великий мировой художник, не только великий мудрец, но и Брат Белого Братства и великий дух, давший нам возможность приобщиться к Великой Мистерии, Великому Плану. Это сокровище силы, знания и духа мы получили через Рерихов, учеников М., исполнителей Его воли на Земле. И я это всегда буду говорить Хоршам. И буду, и должна твердо настаивать на исполнении указов М. Если будут уклонения или потухания, нужно вновь зажигать сотрудников и твердо держаться данного нам, иначе все на нас же обратится, если мы намеренно не исполним [поручения] или пойдем по ложному течению.

Также Хорш должен понять, что Музей Рериха дан М. и что это не просто «русский музей», и нашу Школу не назовут русской, как этого боится Хорш, ибо ему кто-то из американцев что-то нашептал, а что этот Музей – памятник для нас и будет нашей гордостью в этой стране. И наша Школа, и наши идеалы – интернациональны, и нам американцев нечего бояться. Куда мы с ними пойдем и кто у них держит знамя истинного искусства? Не Спайкер же, Кролл, Беллоу и прочие шовинисты! Они приходят к нам, потому что Школа успешна и мир нас признает, потому что у нас музей Рериха и его идеи.

Также Е.И. много говорила, что Хорши оба, в особенности он, очень честолюбивы и поэтому надо быть с ними осторожными. Если он особенно нервен иногда и даже говорит и поступает неверно, не надо говорить с ним в этот момент, ибо и он, и я или Нуця тоже можем быть взволнованы тогда, а лучше переждать и при удобном случае напомнить происшедшее и твердо настаивать на правильных и логичных действиях. А если он сознательно хочет делать то, что, как мы чувствуем, ошибочно, – дать ему это сделать, и он почувствует, что сел в галошу, и на будущее будет осторожнее. Точно так делал иногда Н.К. в Петрограде с иными директорами его школы: давал им садиться в галошу, если они настаивали на своих неверных решениях, а потом они приходили к нему же за помощью и на будущее уже остерегались. Е.И. знает, как и я, что у нас будут в будущем трения и препятствия, но нужно быть дипломатичными, уметь лавировать и стоять на страже указов М.

Также Е.И. советовала напомнить, когда будет нужно, Хоршу о Синнетте. Когда все нападали на Блаватскую, он ее первый признал и писал о ней в своем журнале. И за это он был приближен [к Учителям] и допущен [к знаниям], и ему было велено написать книгу «Эзотерический буддизм», ценный вклад в литературу, то есть его возвысили. Потом в его других, уже посредственных, книгах были и ненужные высказывания о Блаватской, ее вспыльчивости, ссоре с кухаркой, то есть вещи не нужные для печати, вредные для ее авторитета, и мы видим, что его роль свелась на нет. Он дальше не рос. А все, которые были против Блаватской, погибли. Тот, кто допущен к свету и тайнам и пошел на это добровольно, какХорш, тот должен понять важность своей миссии и всю ее ответственность. Надо напомнить ему об этом, а также о его гороскопе, то есть что от него самого зависит его путь и рост, иначе все может рухнуть для него, как это ясно указано в гороскопе.

31.03.23

Сеанс у Рерихов

<…> Были у Рерихов для обычного субботнего сеанса – все, кроме Хоршей. Порума еще слаба и не выходит, а Хорш пошел на праздник к родителям. До сеанса я рассказала сон, снившийся мне накануне: я очень много работала с Е.И., над чем – не помню, но в конце она должна была уехать и дала мне в руки целую груду дивных драгоценных камней. Я была поражена и спросила, как же мне их хранить для нее, не отдать ли их в оправу, чтобы было безопаснее. Е.И. ответила, что можно, хотя это все равно, и что я должна хранить их для нее.

Когда я рассказала это, Рерихи были очень удивлены по следующей причине. Вчера же утром Н.К. вспомнил не то сон, не то видение, снившееся ему неделю тому назад. Будто мы все сидим у Хоршей на сеансе, атмосфера очень сгущена, и вдруг раздается сильный треск и на стол сыпется что-то. Зажигают лампу, и мы все видим громадную пирамиду из драгоценных камней и золота на столе. И слышен голос М.: «Теперь надо заплатить за все». При этом Хорш с отчаянием хватается за голову. Поразительное сопоставление между этими двумя снами – моим и Н.К. <…>

Потом у нас был сеанс очень серьезного характера. М. недоволен, мы думаем, Хоршами, многое было сказано для них. Мы все были очень взволнованы, было сказано: осторожно переводить для Грант сказанное. У них [Хоршей], видимо, сомнения, им нашептывают [враги], это на них влияет. Мы чувствуем странное нервное состояние Хорша уже свыше двух недель. Вчера мы были серьезно взволнованы сказанным и все время думаем об этом, но надеемся, что все разрешится мирно. Нам уже давно было сказано, что апрель несет много осложнений и неприятностей для нас. И мы видим, как это сбывается.

02.04.23

Негативное влияние на Хоршей. – Русское искусство и значение Школы Рерихов для американской культуры

<…> Днем из Школы заехала на короткое время к Рерихам. Е.И. напомнила мне, что, когда мы у них были в прошлую пятницу (две недели тому назад), у нее так сильно потемнело кольцо, что [это] нас всех поразило, и [только] к концу вечера начало светлеть. Как раз тогда на обеде у Хоршей были Харрисы, которые им что-то, видимо, нашептали, ибо мы все после [этого] ясно почувствовали перемену в Хоршах, которая продолжается до сих пор и которую мы все теперь переживаем, так как у нас объединенное сознание. Е.И. много сегодня опять поучала на будущее относительно отношений с Хоршами. Если он будет опять говорить об Америке и американской школе и искусстве, можно сказать ему, что если он попадет в лужу, то пусть не принимает ее за океан. В луже тоже есть вода, но она остается лужей. В «Кор Арденс», когда оно было основано Н.К., вошли все мировые имена, такие как Метерлинк, Местрович, Тагор, не потому, что они любили Америку и ценили ее искусство, а потому, что там был Рерих и из-за него они пришли. Рерих – личность мировая, через него были даны Мастер-институт, «Корона Мунди», Музей, и задачи этих учреждений интернациональны.

Шовинизма у нас в Школе не должно быть – чуть мы станем на американскую сторону, мы этим самым потеряем место в Белом Братстве, ибо Оно во главе своих Мастеров признает только дела всего мира. Это надо при случае сказать Хоршу.

В одном из указов М. говорит: «Если сущность ваших дел хороша для всего человечества, она хороша для вас».

Мы не можем отдавать пристрастного предпочтения никакой нации, а [надо] собирать сокровища всех наций и давать их учащимся. Н.К. в России имел редкую коллекцию картин старых мастеров, которую собирал всю жизнь. Один Третьяков собирал только русских художников, его брат – иностранных мастеров. В Америке наибольшие цены платят за Ван Дейков, Рубенсов и т. д. Говоря же о русском искусстве, надо не забыть, что громадный успех имеет Московский художественный театр, русский балет, на них Отто Кан тратит громадные деньги. Один из лучших американских художников, Морис Стерн – русский из Москвы; русская музыка в лице Рахманинова, Хейфеца и др. высоко ценится, даже американец-танцор – художник Стоуэт, прицепил себе кличку «русский», чтобы иметь больше успеха. Лучшая опера здесь итальянская; из всего мы видим, что в Америке пока своего нет или очень мало, и благо тем, кто не шовинисты, а берут лучшее у других наций.

Если Хорши когда-нибудь скажут опять «русский художник» про Н.К., сказать им, пусть они потрудятся почитать книгу отзывов Америки и других стран о Н.К. и его собственные статьи, им многое станет понятно, ибо они, видно, не очень внимательно все читали или вряд ли вообще читали.

Нам нужно будет твердо стоять на страже указов М. и оберегать Школу от коммерческих жилок, которые иногда особенно проявляются у Порумы. У нас будет борьба в будущем, но мы победим, ибо М. за нами. Е.И. думает поговорить с Порумой и выяснить все, и сказать ей про то, что было Сказано, а также про неправильность их действий и понимания дела.

Вчера, 1 апреля 1923 года, Е.И. меня вызвала и передала мне послание, в котором Сказано, что очень серьезный враг Вадья и с ним нужно главным образом считаться, ибо он – тот высокий человек в видении мамы, который пытался разрушить дом Школы, а вышиб всего два камня. В этом видна наша победа, но в будущем надо очень быть осторожными и следить за его действиями.

03.04.23

Беседа с Рерихами. – Н.К. Рерих о будущей работе в Школе

Вчера утром звонила Е.И. и сказала, что решила поговорить с Порумой, которая должна прийти к ней днем. Е.И. постарается выяснить все, не огорчая ее тем, что было ей сказано, ибо она слаба и это будет для нее ударом. Я тоже чувствую, что это лучше…

Е.И. мне рассказала, что она видела прошлой ночью во сне М[ахатму] К.Х. в темном одеянии. Он был с ней где-то в большом городе, очень молодо выглядел, радостно ей улыбался, и она чувствовала к Нему огромную любовь, больше которой трудно было себе представить. Потом М.М. подтвердил, что Е.И. и М. К.Х. были в Лондоне для какой-то работы, ибо там теперь очень трудно. Замечательно то, что Он не был окружен особым светом, а Лик был даже немного изменен, вероятно, потому, что Он был в Лондоне в физическом теле.

Днем был у нас Н.К. и помог поставить все картины у нас в чулане. Потом он часа два сидел у нас и очень много говорил о будущем – как нам [нужно] всегда спокойно работать. Говорил также о роли президента – не давая никому чувствовать свою власть, направлять всех на должную работу, чувствуя свою роль как большую обязанность, а не как средство для власти. Также говорил Н.К. о том, что никогда нельзя посылать из нашей Школы статьи в журналы или газеты, не имея раньше личное свидание с издателем журнала, вообще личные отношения, иначе будут отсылать назад не читая, как это и случалось, когда Грант без разбора посылала статьи в журналы. Ей надо будет всегда лично приходить и приносить самой статьи издателям.

04.04.23

Беседа Е.И. Рерих с Порумой

Е.И. говорила с Порумой, все выяснила, 4 часа она с ней провела и говорила с большим вдохновением. Порума даже прослезилась и сказала, что на них было [негативное] влияние и они перенесли тяжелую пору, но теперь туча прошла и они опять видят, где истина и свет.

Конечно, так мудро, что это случилось именно при Рерихах, они это видели, разъяснили, и это урок для всех нас на будущее.

06.04.23

Любимые цветы Е.И. Рерих и Учителя

<…> Е.И. рассказала, что с детства любила фризии. М. ей давно сказал, что это Его любимый запах. Е.И. нашла в книге портрет Акбара мальчиком с фризиями в руках!

07.04.23

Отношение Хоршей к делам

Мы все сегодня опять огорчены, ибо Порума не пришла на сеанс из-за головной боли, Хорш телефонировал, что и он не придет, и мы собрались у Рерихов без них – уже третью субботу так случается. Мы чувствуем в этом пренебрежительное отношение к нашим собраниям, неуважение к ним, непонимание важности дня собрания. Е.И. поговорит с Порумой. <…>

Сеанс у нас был очень значительный, и Велено девять месяцев в году читать Наставления этого вечера всем, собравшись вместе. Хорши огорчают Рерихов в последнее время. Недостаточно только предоставлять деньги надела, нужно вкладывать в них весь свой дух, и всю жизнь посвятить миссии, и, учась у М., давать [знания] другим. Уже через месяц наши светлые учителя уезжают. Много нам надо будет пройти, пока мы их увидим опять.

08.04.23

Беседа с Рерихами о Хоршах и о будущей работе Школы

Долго разговаривала по телефону с Е.И. Много говорили о Хоршах. Е.И. чувствует, что туча над ними еще висит, и она вспомнила, как еще в декабре для нас всех было послание о «явлении бури и непогоды и о предупреждении Лихтман – сказать Лихтман, чтобы широко улыбнуться». Все это относится не только к маленькой клевете, которая тогда произошла, но и к теперешнему серьезному времени, когдаХоршу нашептали Кроль и прочие о «русской школе» и «русском художнике». Это очень грустно, но теперь нам всем надо показать «тишину во время бури», то есть быть с ними любезными, приветливыми, но не выступать против их резкостей и глупостей. Показать спокойствие, воспринимать все с широкой точки зрения и даже, если речь зайдет об американизме, сказать ему, по совету Е.И., что только ограниченному, маленькому человеку дорога идея о национальности, ибо он мал и эта идея его защищает, а человеку с широким кругозором, духовно растущему, поднимающемуся на высоты, эта идея смешна, ибо он смотрит на все с мировой, интернациональной точки зрения, он перерос идеи шовинизма и национализма. <…>

После собрания я зашла к Рерихам, Е.И. еще не было дома, но Н.К. был и имел со мной подробный разговор. Он был огорчен поведением Нуци и просил нас обоих сохранять полное спокойствие, ибо мы должны чувствовать, что мы неуязвимы и ничто не должно задеть нас лично, если мы смотрим на все с широкой точки зрения. Мало того, если Хорш на чем-нибудь, даже глупом, настаивает, всегда надо уметь чем-то неожиданным, уже наготове, сбить его с этой позиции. Если же он в остеклившемся состоянии, лучше молчать, не противоречить, а выбрать позже удобный момент, когда он успокоится, и тогда поговорить с ним с глазу на глаз. Если же даже он настоит на какой-нибудь глупости, предоставить ему это на его ответственность, и его это ударит по носу, тогда впредь он будет осторожнее.

Потом подошла Е.И. Она тоже нас просила, и меня и Нуцю, который пришел вечером, всегда сохранять спокойствие, молчать, когда с ним [Хоршем] нельзя говорить, а в удобный момент твердо сказать, только наедине – если уж он пытается произвести очень серьезное нарушение, – чтобы он вспомнил, что случается с теми, кто идет против указов М. Вспомнить случай с вице-председателем «Кор Арденс», который решил изменить указы, данные М., и жестоко пострадал: был поражен огнем во время пожара у него в доме. У него обгорели руки. Или же случай с Грюнвальдом, который притеснял Н.К. в тяжелый для него момент, даже продал его картину с аукциона, а через два года умер в страшной нищете. Или же Муромцевы, ушедшие от Указов и предоставленные своей судьбе.

Также можно сказать ему [Хоршу], если придет момент, чтобы он знал, что Рука, охраняющая его, отстраняет от него удары, предупреждает его об опасности, возвеличивает его и его благосостояние, а если эта Рука оставит его, он погибнет рано или поздно, через год или три, ибо, неподготовленный, должен будет принять на себя всю тяжесть своей кармы в связи со своей виной и отступлениями. Он уже знает, что в этом году несколько раз был спасен от разорения тем, что не поехал в Европу и оставил здесь своего компаньона, который бы его разорил, а также тем, что Велено было ему удалить компаньона, который тайно от него производил опасные спекуляции.

Также напомнить ему письмо Блаватской к Олькотту и в случае нужды упорно напоминать о «Книге о Жертве», где говорится о власти-жертве. Он, к сожалению, еще не понимает истинного значения власти, ибо страшно честолюбив и ему нравится идея власти в смысле даже тирании и единовластия, но это опасный путь. Но, конечно, если придет такой момент, что нужно будет это ему сказать, то надо говорить спокойно, ибо мы знаем, что этим мы защищаем идею и Указы, данные нам, которые нам показывают прямой путь, а не by-way^[94]. Также, если он будет пренебрегать днем Беседы с М., указать, чего он лишается – чувства приближенности к ауре М., который дал нам этот день для поучения, для того, чтобы дать знание на будущее.

Мы все должны сознавать, как мало мы знаем, и жаждать знаний, и ценить и почитать Источник, и свято чтить день наших общих собраний. Е.И. думает, что немало будет моментов, когда нам нужно будет бороться, настаивать на Указах и принципах, но, главное, нам для этого надо иметь терпение, мудрость и знание.

Нам нужно много учиться. Изучать искусство старых мастеров и современное, интересоваться в Школе работой всех отделов, говорить на собраниях обо всех отделах, чтобы нас нельзя было упрекнуть, что мы активны только в отделе фортепиано.

Е.И. и Н.К. также советуют нам иметь за собой армию друзей среди учителей и лекторов, таких, как Якоби, Уайт, Джонс, Старк-младший, который в последнем номере New Republic ругал американцев, их театр и драму. Такой человек нам нужен, он нам друг, ибо его можно цитировать, как это даже сам Хорш сделал вчера, забывая, что только три дня тому назад он восхищался Кролем и его идеями американского искусства и школы! Эти учителя составят нашу опору, будут нас поддерживать. Но, укрепляя с ними дружбу, бывая у них, приглашая их к себе, не сообщать об этом Хоршу, ибо он еще будет недоволен тем, что не он это делает, и т. д. Лучше ему об этом не говорить, ибо в результате наше общение с учителями – это польза для Школы. <…>

И как заботливо они думают о нашем будущем, как стараются нас оградить советами, мыслями от возможных огорчений и волнений. И с каким терпением они нас учили и все время учат! Е.И. говорит мне, что будут нам в письмах все время сообщать, что они будут делать в Европе, чтобы мы были в курсе дела и, когда приедут Хорши, чтобы мы не чувствовали себя незнающими. До слез трогательна их любовь и забота о нас.

Вечером у нас был сеанс с Рерихами вчетвером, и нам было много Сказано о победе над самим собой, что лично к нам и относится. Накануне же у Рерихов был сеанс, на котором было Сказано: «Пусть Лихтманы принесут каждую жертву и покажут пример». Мы твердо решили быть готовыми на все, жить в доме^[95], а если нам скажут выехать из него, то выехать. Нам все равно, что с нами случится с внешней, материальной, стороны, ибо с нами М. и Его Щит над нами, и мы твердо будем стоять на Его стороне. Мы долго сидели у Рерихов, часов до двенадцати, и все учились у них, и сжималось сердце при мысли, что они так скоро уедут и мы останемся без них, наших дивных, светлых учителей, через которых в нашу жизнь пришел Свет М. <…>

Между прочим, я вспомнила, что на днях говорила Е.И. Ей давно уже было видение, где перед ней проходили восточные послы, а она им говорила речь на неизвестном ей языке и только запомнила слово «Куругузан». Это слово она написала в письме своему сыну Юрию, и тот прислал объяснение, что это на лаплийском языке означает то же, что Лобнор^[96]. Замечательно, что когда все собрались этой зимой к нам на сеанс, было Сказано о чуде у Лобнора.

Я никогда не забуду этих последних вечеров у Рерихов перед их отъездом, наша связь с ними все крепнет, и я чувствую, что наша преданность к ним и любовь будут не только в этой жизни, но и во всех последующих, и дай Бог только, чтобы мы продолжали с ними быть кармически связаны. Через них мы приблизились к М. и Его Учению, и наша жизнь озарилась светом. Нам нужно учиться побеждать самих себя, чтобы быть достойными того, что они нам дали за это время! Светлые, святые души! <…>