От Аккона до Мальборка. Детективно-историческая хроника

Глава четвертая (бис)

Ранним августовским утром 1303 года Готфрид фон Гогенлоэ, Великий магистр Тевтонского ордена, стоял перед маленьким окошком дормитория – своей опочивальни – в Мариенбургском замке в одной длинной холщовой рубахе и в кожаных сапогах на босу ногу, пытаясь рассмотреть панораму, открывающуюся из окна с высоты башни. Но через слюдяную пленку окна все расплывалось, и даже пробивающийся пучок утреннего солнечного света рассеивался сразу же у подоконника. Никакой перспективы не видать.

Ногам было зябко даже в сапогах. Каменный пол, застеленный у кровати небольшим тканым ковриком, никогда не прогревался ни от встроенного в него тепловода из подвала, ни от солнца, которое просто не могло сюда проникнуть. Камни, казалось, хранят в себе вековой природный холод и никогда не будут ничем согреты.

Великий магистр неспешно прошелся по опочивальне, кружа вдоль недавно побеленных стен, обогнул сундук, на котором лежали его подштанники, кожаные сюртук, штаны и перчатки, вновь подошел к светящемуся окошку. Хотелось одеться, опоясаться кожаным ремнем с мечом и выйти на свежий воздух, подставить доспехи яркому утреннему солнцу, почувствовать силу в теле, вскочить на своего коня… И не хотелось…

Он снова пошел по кругу, заложив руки за спину, вернулся к кровати. Посидел, уставившись взглядом в пространство, потом осмотрел свои тощие колени, пощупал их пальцами. Что-то часто дает о себе знать боль в суставах. И руки дрожат по утрам. Уж не старость ли? Ведь еще и сорока лет нет!

Он растопырил пальцы, держа руки на весу перед собой. Нет, сегодня не дрожат. Но Великий магистр чувствовал усталость. И это была усталость не от долгого, многодневного пути из Венеции в Пруссию. К большим переходам ему не привыкать: всего меньше года назад он уже бывал здесь вместе с другими братьями, после чего был поход в Ливонию, к собратьям из Ливонского ордена. 50 рыцарей ему пришлось оставить там в помощь переживающему не лучшие свои времена ордену.

Но и Тевтонский орден имени святой Девы Марии Иерусалимской тоже переживал трудный период. А он – Готфрид фон Гогенлоэ, потомок знатного рода землевладельцев и рыцарей, внук бывшего Великого магистра, – хоть и был теперь сам Великим магистром, но не знал, как преодолеть испытания, сохранить остатки завоеванного и достигнутого. Его терзало постоянное душевное смятение, и он не видел выхода, не видел перспективы. Уже семь лет он был первым рыцарем Ордена. Семь долгих лет без настоящих сражений, без походов, в теплой, душной и сырой Венеции. Никакого движения вперед, одни потери и утраты. Орден слабеет с каждым днем, теряет свое значение и вес. Теряет земли, города, крепости, храмы. И он – глава Ордена – должен что-то сделать.

Великий магистр снова посмотрел на свои растопыренные пальцы. Эти руки, уничтожившие сотни неверных в Святой Земле, бездействовали уже семь лет и тоже теряли свою былую силу, меч в них тяжелел с каждым годом. Видимо, время острого меча и сильной руки прошло. Для него. Или и для Ордена тоже? Настало время острой мысли и сильной власти. Власть у магистра была и достаточно сильная. А вот острой мысли, идеи, которая бы повела Орден за собой, не было. И именно это угнетало больше всего. Ведь за ним стояла огромная рыцарская империя. За двести с небольшим лет – с тех давних-давних пор, когда Орден дома Тевтонского только возник – рыцарские хоругви подчинили себе многие народы, земли и города. Тысячи храмов и церквей возведены, сотни монастырей во многих странах от Палестины до Италии, Франции и Германии, создано более трехсот комтурств, – пусть и небольших, но надежных оплотов христианской веры. Была освобождена от неверных Святая Земля, правда, потом вновь потеряна. Сначала Иерусалим – уже почти шестьдесят лет тому назад, – а совсем недавно, всего дюжину лет назад, и Аккон – последняя цитадель Ордена в Палестине. А может быть и не «всего дюжину», а уже дюжину!

Ничего не осталось в Святой Земле, кроме могил павших рыцарей и паломников, с ними пришедших. Даже резиденцию Великого магистра, которая больше ста лет располагалась вблизи Гроба Господня, перенесли в Венецию, в «тепленькое» и безопасное место. Стыд и срам всему Ордену! Разве ради этого слагали голову братья-рыцари?

Великий магистр, глубоко вздохнув, встал с кровати, подошел вплотную к противоположной стене, поковырял заскорузлым ногтем указательного пальца побелку, вновь по кругу вернулся на кровать. Как загнанный зверь, волк в клетке. Он пристроился на подушке, почти сидя, вытянув ноги в сапогах на покрывале. Спать на таком ложе не совсем удобно. Его и ложем-то не назовешь: высокие жесткие подушки не позволяли лечь полностью. Но рыцари неприхотливы и живут в тех условиях, которые предписаны им Уставом Ордена. В Венеции у него другая кровать – большая и мягкая с удобными подушками. Но и она не спасала магистра от бессонницы. А ведь ему суждено быть Великим магистром пожизненно, до конца дней. Капитул избирает Великого магистра не на какой-то срок, а до самой его смерти, будь-то в бою или в постели от старости и болезни.

Готфриду фон Гогенлоэ даже не верилось, что придется нести тяжкое бремя ответственных решений до самой своей смерти! Куда нести это бремя? В какую сторону? С какой целью? После стольких потерь и поражений, после стертого язычниками с лица земли Аккона? Сидя в тихой торговой Венеции? Конечно, оттуда гораздо ближе, чем от Пруссии, до главного покровителя Ордена – папы Бонифация VIII, но Святейший папский престол дал Ордену уже все, что можно было дать, все привилегии и права. Ждать больше нечего. К тому же занят папа другими делами, более насущными для него сейчас. Одни распри с королем Франции Филиппом IV чего стоят. Попытка папы подчинить Францию и объявить Филиппа еретиком была осмеяна тысячами французских мирян и клириков. А Его Святейшеству в свою очередь на соборе в Риме пришлось оправдываться по 15 обвинительным статьям, выдвинутым королем-еретиком. О каком авторитете папы римского можно говорить?

Лишь одно утешало Великого магистра: то, что Тевтонский Орден еще существовал, был еще сильным, одерживал победы над язычниками – пруссами, померанцами, литвинами, – объединил под властью христианской церкви и рыцарскими хоругвями обширные земли от Вислы до Мемеля и от Соленого моря до моря Средиземного. Другие же рыцарские ордена, которых было множество еще до Тевтонского Ордена, были либо упразднены папскими буллами, либо поглощены другими. Где теперь иониты, что стало с орденами Авиза, Альконтора, Св. Михаила, Сантьяго де Компостелла, Лилии, Монжуа? Орден меченосцев и Братьев из Добжиня давно присоединились к Тевтонам. Даже у собратьев из Ордена тамплиеров – первого рыцарского ордена, созданного в Святой Земле, в последние годы дела обстояли не лучшим образом.

Утренняя тишина в дормитории становилась гнетущей. Почти бессонная ночь, долгие часы давящего ночного мрака и покоя сейчас оборачивались для Великого магистра желанием услышать живые человеческие голоса, ржание лошадей, скрип повозок, щебетание птиц… Он спустил ноги с кровати, намереваясь кликнуть слугу, умыться и начать одеваться. Но у дверей остановился в нерешительности: что-то отвлекло его от порыва открыть дверь.

Магистр осмотрелся, и его взгляд остановился на висящем на стене поясе с мечом. Узор из серебряных пластин на ножнах привычно холодил ладонь. Он легко выхватил меч, повертел его, ловя острыми лезвиями блики солнечного света от окна. Сколько раз за последние семь лет кончик этого меча ложился на плечо кандидата, благословляемого в рыцари и дающего обет! Он помнил и свое собственное благословление в рыцари, когда ему было всего шестнадцать! Всего пять вопросов: «Не являешься ли ты членом другого ордена? Не женат ли ты? Нет ли у тебя скрытых физических дефектов? Не должник ли ты? Не серв ли ты?». Только пять ответов «нет» позволительно услышать от кандидата, чтобы получить заветный белый плащ с черным крестом.

А еще пять ответов «да» на пять новых вопросов. «Готов ли ты сражаться в Палестине? В других местах? Заботиться о недужных? По приказу исполнять то, что умеешь? Соблюдать Устав?». Как же это все просто исполнять, если ты простой рыцарь! Даже монашеский обет для простого рыцаря, стремящегося посвятить жизнь достойной цели, не обременителен. Тысячи уст произнесли эти слова: «…обещаю блюсти невинность, отказаться от собственности, быть послушным Богу и Святой Деве Марии и тебе, брат, Магистр Тевтонского Ордена, и твоим преемникам согласно Уставу и Статутам Ордена, и буду послушен тебе и твоим преемникам до самой смерти».

А кому должен и может быть послушен Великий магистр? Только Богу! Но Бог молчит! Чьи приказы должен исполнять Великий магистр? Своего сердца? Или своего ума? Но у них война друг с другом! Не на жизнь, а на смерть! И Великий магистр должен занять чью-то сторону. Но как это сделать? Нужна помощь! Кто-то должен принять решение за Великого магистра! Может быть, капитул сделает это? Ведь в это самое время в Эльбинг, в резиденцию ордена, из разных концов Пруссии спешили члены коллегии духовных лиц при епископе и комтуры городов. Он созвал капитул, чтобы попытаться покончить с этой своей внутренней войной между умом и сердцем. Да, сегодня после утренней молитвы и трапезы он покинет замок Мариенбурга и отправится в Эльбинг. Готфрид фон Гогенлоэ будет бороться!

Он решительно вогнал меч в ножны и также решительно открыл дверь опочивальни…

И тут же захлопнул. Вернулся к своему сундуку, снял сапоги и начал одеваться. Управившись со штанами и кожаным камзолом, снова обул сапоги и дернул за бечевку звонка. Через пару мгновений раздался легкий стук в дверь, и в проеме нерешительно показалась голова слуги.

– Одеваться! – то ли слуге, то ли самому себе коротко приказал Великий магистр. – И передай в трапезную: завтрак короткий и легкий. Нам сразу же 20 миль скакать до Эльбинга!

Слуга стоял в недоуменном ожидании новых указаний.

– Ну, чего ждешь? Иди! – тем же приказным тоном распорядился магистр.

– Одеваться в доспехи до завтрака или после, Ваша милость?

Вопрос застал магистра врасплох. Он задумался, вспоминая свои собственные указания, и, осознав их нелогичность, также коротко добавил:

– После…

Слуга тихо исчез за дверью. А магистр тяжело вздохнул, сокрушаясь, что в голове царит такой беспорядок. Завтракать в доспехах… Это намного сложнее, чем молиться в доспехах. Кстати, о молитве. Великий магистр вспомнил, что каждый брат Ордена согласно Уставу обязан в заутреню прочесть «Отче наш» тринадцать раз. И только исполнение долга может освободить рыцаря или мирского брата от посещения богослужения. Долг освобождал его сегодня от молитвы в рыцарской часовне, но помолиться в одиночестве душа просила: хотелось изжить накопившееся смятение, обрести успокоение и уверенность. Магистр начал неистово читать «Отче наш», кладя низкие, совсем не свойственные Великому Магистру, поклоны при каждой фразе «Слава Господу Нашему». На последней – тринадцатой – молитве он упал на колени, кладя поклоны до каменного пола.

Покончив с молитвой, он застегнул кожаный пояс с мечом поверх камзола и решительно направился в трапезную-рефекторий…

Часом позже массивная решетка сводчатых въездных ворот замка с тягучим скрипом и лязгом цепей поднялась вверх, по мостику через детинец замка процокали лошадиные подковы. Из квадратной цитадели медленно потянулась вереница из десяти верховых рыцарей, вооруженных копьями, облаченных в стальные доспехи и белые суконные плащи с черными крестами, за которыми следовали полторы-две дюжины конных лучников-оруженосцев, несколько слуг и телега с несколькими сундуками. Лошади рыцарей от головы до крупа были покрыты белыми попонами с крестами. Пара легких лучников рванулась рысью вперед, расчищая путь на детинце и торговой площади, распугивая толпы торгующих жителей городка, оказавшихся на пути рыцарского отряда. Выбравшись за пределы крепостной стены, и обогнув ров с водой, вся кавалькада перешла на рысь и направилась берегом реки на восток.

Великий магистр Готфрид фон Гогенлоэ отправился в Эльбинг на заседание капитула.

Примерно в это же время с западной стороны замка мимо строящегося собора проехал неброский на вид темно-красный закрытый экипаж, запряженный парой вороных коней, и остановился у входа в часовню. Возничий не успел даже обойти вокруг экипажа, проверяя железные обода колес, как из часовни вышли два одетых в повседневные сутаны священника с небольшим дорожным баулом, открыли дверцу и расположились на сиденьях из лосиной кожи. Возничий тут же занял свое место и взялся за кнут. Спустя несколько минут экипаж следовал тем же путем, куда накануне проскакал рыцарский отряд.

Глава пятая

1. День третий. Воскресенье

«Вся Россия – страна каких-то жадных и ленивых людей: они ужасно много едят, пьют, любят спать днем и во сне храпят»

А.П.Чехов

Мы выбираем столик в самом дальнем углу небольшого зала со стеклянными вставками в полу. Четыре квадратные окна-ниши в полу, застекленные и подсвеченные изнутри, впечатляют, когда сталкиваешься с ними впервые. В нишах «разбросаны» разные несуразные предметы, типа старой посуды, инструментов, одна ниша снабжена лесенкой… Наступать на стекло страшновато, но абсолютно безопасно: стекло выдержит даже автомобиль! И тем не менее, впервые наткнувшись на такую неожиданность, хочется через нее перешагнуть или перепрыгнуть. Ежи так и сделал… На всякий случай.

Здесь можно говорить, не опасаясь сторонних ушей за соседними столиками. Дополнительная мера безопасности – разговор на польском языке. Все-таки в Москве случайно встретить говорящего на польском или как минимум понимающего польский – малореально.

Как ни странно, встретиться нам с Ежи удалось вовремя, не взирая на ловушку, в которую я попал на паркинге. Пришлось мне срочно закрыть машину и, не выпуская Ежи из виду, ловить частника. Тормознул молодой парень на потрепанной 523-й «Бэхе», лихой и азартный. Когда я ему сказал, что в красной тонированной «девятке» едет жена, и надо глянуть, куда она едет, – в нем воспылал азарт гонщика-профессионала, выпоняющего секретное задание! Держался на безопасном расстоянии двумя рядами правей, пару раз нарушил на светофорах, чтобы не потерять «девятку» и был в полной растерянности, когда на Новокузнецкой увидел здоровенного мужика в «макинтоше» и шляпе, с трудом выползшего из салона. Я извинился, сказал, что видимо, перепутал: красных «девяток» столько, что все возможно! Расплатился с ним, как договорились, и вышел. Покрутился невдалеке от Ежи, торчащего у выхода из метро, никого подозрительного вокруг не обнаружил.

И вот мы сидим, знакомимся с меню в «Гляссе». Мне приходится переводить и растолковывать растерянному австралийцу значение каждого названия. В конечном итоге, останавливаемся на запеченой свиной лопатке с гарниром из свежих овощей, воловане (не мог я удержаться!), кофе и соке. Это все в двойном экземпляре. Ежи, с учетом своих габаритов, заказывает еще заливное из семужки с хреном, рулетики из украинской шинки с творожно-чесночной начинкой и бокал красного вина. Для начала. Десерт – закажем дополнительно.

– Очень странные вещи происходят, пане Анджею, – не дожидаясь еды, приступает к делу Ежи. Мое имя он произносит на польский манер. Хотя это странно: я же не называю его на русский манер Юрием. Да мне все равно, пусть хоть Биллом кличет.

– Да я уже заметил странности. Помимо того, что у меня в квартире человек умирает, в нее еще и вламываются, стоит мне отлучиться всего на один день.

– Да??? Все-таки это произошло? – Ежи искренне изумлен. – Не думал, что это произойдет так быстро.

– Что значит быстро? У взломщиков целая ночь была в распоряжении!

– Я имею ввиду, что возникнет благоприятная ситуация для этого…

– Так, давайте поподробнее. ЧТО вы знаете, от КОГО вы знаете и ЧТО еще надо ждать в ближайшее время? – Выпаливаю вопросы, которые не задать нельзя.

Я знаю немного. У меня только догадки. – Ежи пожимает плечами

– Хм, у меня тоже есть догадки, но они, мне кажется, намного дальше от реальности, чем ваши. Так что я готов слушать.

– Тогда я начну с момента заселения в отель… С момента, как мы расстались. Я поднялся на 6-й этаж, получил у дежурной по этажу ключ, начал располагаться на ночлег. Время-то позднее уже было. И тут стучат в дверь! Сначала тихо, потом громче, настойчивей. Нетерпеливый кто-то. А я – в туалете! С унитаза, так сказать, сняли! Я сначала думал, что это дежурная что-то хотела сказать. А в дверях – два бритоголовых мужика с меня ростом, причем, один – с пистолетом в руках. Затолкали меня вглубь комнаты, хоть я и пытался возмущаться и сопротивляться, усадили в кресло и начали задавать вопросы…

– По-русски??

– Нет, конечно, по-польски. Но с очень сильным акцентом. Подозреваю, они из Вильна, из Литвы…

– А как они попали в гостиницу?

– Мне тоже хотелось бы это знать. Но если по манерам судить, – это люди, у которых такой вопрос, – не проблема. Да и охрана на входе в отель символическая.

– Ну, тогда вопрос, откуда они узнали о вашем местонахождении, отпадает сам собой: они вас «вели» еще вместе с Барбарой и были свидетелями того, что ее увезли на машине с красным крестом. Но что же их интересовало?

Официант выставляет на столик напитки и кофе. Мы на минутку затыкаемся. Точнее, Ежи замолкает. Видимо, не хочет, чтобы даже кто-то слышал, что он не по-русски разговаривает.

– Так вот. Интересовало их все, что происходило в квартире в тот вечер, особенно, как вела себя Барбара, что она делала, выходила ли она из комнаты куда-то, оставалась ли одна, без нас, о чем спрашивала, что говорила. Расспрашивали детально об обстановке в квартире, о расположении мебели, разных предметов. Короче, у меня сложилось впечатление от этого набора вопросов, – если их сложить вместе и проанализировать, – что она была у вас НЕ случайно, с каким-то заданием, должна была что-то сделать, но не смогла…

…И теперь им нужно было ЭТО сделать самим… Для этого их интересовало, что и где в квартире находится, чтобы легче было ориентироваться ночью…

– Но это не квартирные воры, мне кажется… – резюмирует Ежи.

– Почему такие выводы?

– Они заставили меня рисовать план расположения квартиры и вещей… Но их не интересовали ценные вещи или наличие сейфа, к примеру. Основной акцент не на видео и прочую технику, а на то, что НА шкафах. Ну и точная хронология действий Барбары. По минутам! Как повернулась, куда посмотрела, где сидела, кто куда, как и за кем проходил… Вот у меня такое впечатление, что был разработан поминутный сценарий поведения Барбары, и им надо было проверить, отклонялась она от сценария или нет…

– А в итоге, из квартиры исчез ваш букет роз… И все. Правда, вместе с вазой… – теперь уже резюмирую я.

– С вазой??… Вазы обычно на полу стоят, если большие, на подставках или на шкафах… Это какая-то ниточка… Не она ли их интересовала больше всего? А что это за ваза? Что-то ценное?

– Для меня – да. Это память о работе в Польше. Но это обычный так называемый хрусталь… Симпатичного фиолетового цвета, приятной и удобной – устойчивой – формы. С цветами, сколько ни напихай в нее, никогда не опрокидывалась, потому что нижняя часть объемная, овальная, почти шаровидная, вмещает много воды… Центр тяжести за счет этого придает ей устойчивость.

– Это не существенно. Важна история этой вазы, мне кажется… Как она к вам попала?

Я пересказываю в нескольких словах все, что помню и что может оказаться значимым во всей этой дурацкой истории… Историческую ценность этого куска стекла мой рассказ не повышает ни в моем понимании, ни в умозаключениях Ежи.

Больше ничего интересного для себя выудить из австралийца не получается, кроме того, что ему было приказано сидеть в Москве примерно до конца недели, дней пять, и ждать указания от этих литовцев. Они позвонят и скажут, когда ему можно умотать из Москвы. Дали понять совершенно однозначно, что знают каждый его шаг. Конечно, вероятность того, что в «Гляссе» мы сидим под их зорким надзором, велика, но делать уже нечего. К тому же исключать возможность блефа тоже нельзя: свои дела решили и улетели из Москвы. В четверг-пятницу позвонят Ежи из Вильнюса на мобильник, скажут: свободен! А он тут сиди, трясись пять дней!

В течение получаса расправляемся с заказанными вкусностями и договариваемся расходиться по одному… На всякий случай. С небольшим интервалом. И при этом пробуем провериться на предмет «наружки». Проверку я беру на себя. Оставляю Ежи сумму за свой ужин, чтобы не напрягать иностранца хоть в этом, выхожу из кафе и тащусь, не торопясь, в сторону метро. Улица – с односторонним движением. Чтобы перейти на противоположную сторону, нужно остановиться, оглянуться на транспорт, пропустить машины и переходить. Хороший способ естественно оглянуться на тех, кто следует сзади. Потом можно покрутиться по переулкам, найти такой же естественный способ провериться: вдруг повторно какая-то физиономия или фигура мелькнет! Это будет уже зацепка.

Но на все это есть лишь 20 минут: время, которое Ежи себе зарезервировал на еще один бокал вина в гордом одиночестве. Потом он выйдет из кафе, и нужно незаметно проконтролировать поведение прохожих вокруг: вдруг кто-то будет выделяться своим тщательно скрываемым вниманием к «макинтошу» со шляпой… Во! Страсти шпионские!…