От Аккона до Мальборка. Детективно-историческая хроника

Глава вторая (бис)

Через секунду после удара стрелы в сосну резкая боль обожгла левую руку чуть выше локтя. Инна упал в траву лицом вниз, лежал, корчась от боли, но отчетливо слышал резкий шорох листвы и даже ощущал глухие удары целой тучи стрел в соседние деревья. Их было с десяток, и они все были нацелены в него. Любая из них могла «прошить» его насквозь, что означало мучительную смерть. Чувство страха и боль в предплечье не давали ему поднять голову, но это было и ни к чему: быстро приближающиеся шаги бегущих к нему людей и громкие голоса ясно давали понять, что он в ловушке. За спиной – река, впереди говорящие на непонятном языке люди с арбалетами, – воины, умеющие сражаться и привыкшие к смерти.

Его схватили лежащим лицом вниз, перевернули, что-то спрашивали. Понять, что перед ними пришедший издалека чужак, не составляло труда: обросший бородой, в истрепанной одежде, непонятный говор… Рана кровоточила, хотя Инна и пытался зажимать ее правой рукой. Короткая стрела с треугольным металлическим наконечником прошла сквозь мягкую ткань насквозь и задержалась лишь хвостовым оперением. На всякий случай, у него отобрали лук и нож. Сумку с кожей, кресалом и раскисшими в реке остатками какой-то пищи проверили, перетряхнули и вернули.

Один из воинов внимательно осмотрел рану Инны, затем ножом осторожно надрезал стрелу и отломил наконечник. Боль отдавалась даже в голове, и Инна, скрипя зубами, с трудом сдерживал стоны, безуспешно пытаясь понять слова, которые обращал к нему «врачеватель». Показав рукой куда-то вправо и заставив Инну обернуться в ту сторону, он резким рывком за оперение выдернул стрелу из раны. А когда Инна, спустя минуту, снова оказался в состоянии понимать происходящее, «врачеватель» уже заматывал рану длинным куском холста, из-под которого торчали какие-то зубчатые листья, размятые почти до кашицы, прохладные и успокаивающие. Разбираться, что это – подорожник, или тысячелистник, или что-то другое, чего Инна вовсе не знал, – было совсем не время. Он надеялся, что самостоятельно заниматься залечиванием ран ему все-таки не придется.

Чуть позже Инна понял, что схватившие его – это, скорее всего, чехи-охотники. Человек двеннадцать-пятнадцать, в одинаковых одеждах, судя по всему, из одного из окрестных рыцарских замков. И стреляли они из засады, ожидая крупного зверя, которого загоняли в излучину реки. А здесь-то, как назло, появился Инна. Дождь стрел обрушился на движение веток, за которыми ожидали увидеть или лося, или кабана. Теперь же он был им не нужен, он им даже мешал, и они не знали, что с ним делать. Просто отпустить чужака, да еще и раненого ими, никто, видимо, не решался. На всякий случай, его опоясали кожаным ремнем одного из охотников, к ремню бечевкой привязали руки Инны: спереди левую, раненую, а сзади правую. А для пущей верности длинный конец бечевки крепкий и молчаливый охотник привязал к своему поясу.

В тот день добычи не было. К месту ночлега тащились долго. Но на стоянке был костер, была нормальная пища. Руки Инне развязали лишь для того, чтобы дать ему поесть. О побеге не могло быть и речи: там были и лошади, и свора собак – догнать могли в считанные минуты. Нужно было положиться на судьбу и на удачу.

Однако на следующий день удача ему все же улыбнулась. Охотники с рассветом уехали, оставив одного из своих для охраны и поддержания огня. Валяясь под деревом, Инна незаметно перетер веревку на правой руке, а потом, улучив момент, схватил оставленный без присмотра арбалет. Охранник оказался беспомощным, несмотря на то, что Инне пришлось действовать одной рукой. Несколько минут спустя, он лежал связанный у костра, а Инна скакал на лошади в противоположном от охотников направлении. Теперь у него был арбалет со стрелами, новый нож, изъятый у охранника, и немного еды.

Погони в ближайшее время вряд ли можно было ожидать, поскольку возвратиться и организовать ее охотники могли только после полудня или к вечеру. А к этому времени он уже будет далеко. Проскакав несколько часов, он остановился у небольшого ручья, напоил лошадь и отпустил ее, хлестнув по крупу веткой. А сам по ручью прошел еще пару часов, прежде чем выбрался из воды. Если охотники все же пустят собак по следу, то, прежде всего, выйдут к ручью, найдут лошадь, а дальше след будет потерян. Ночная же погоня вообще была бы бессмысленна.

С того дня минуло уже две недели. Позади почти два месяца пути. Цель уже совсем близка: еще немного и в один прекрасный день Инна должен был услышать родную, приятную сердцу речь. Или польскую, по меньшей мере. А это уже практически рядом. Там, среди поляков, ему ничего не будет грозить, и он спокойно достигнет цели.

А пока он по-прежнему вынужден скрываться в лесных чащобах, выбирать наиболее густые леса, избегать деревень, где подданные чешского короля очень недружелюбны к чужакам, ночевать во влажных оврагах и низинах, которые помогают скрывать не только огонь, но и дым от костра.

Ему удалось привести себя в порядок, не только починить истрепавшуюся одежду и обувь, но даже сбрить бороду. Нож, который он отобрал у чеха-охотника, был просто великолепен, сделан настоящим мастером. Достаточно было натереть кожаный ремешок влажной глиной и несколько раз провести по нему плашмя лезвием ножа – и в руках настоящая бритва!

Беспокоила только рана, которая хоть и затягивалась постепенно, но периодически начинала гноиться и воспаляться, особенно после какой-нибудь очередной переправы через речку. Тогда Инна начинал выискивать травы, которые могли бы облегчить состояние и ускорить затягивание раны. Но тысячелистник рос не везде, а сделать себе небольшой запас этой травки он додумался лишь после того, как второй раз за одну неделю ему пришлось буквально сдирать образовавшуюся корку запекшейся крови, выдавливать гной и прикладывать травы. Кромки поврежденной кожи он время от времени присыпал пеплом от костра, чтобы не сочились, но внутри сквозная рана продолжала гноиться, периодически «выплескиваясь» наружу.

Свой посох-календарь Инна восстанавливал уже два раза. Первый он потерял, когда в горах сорвался на спуске и кубарем катился по склону. Второй – во время столкновения с чехами-охотниками. В качестве оружия пика ему уже была не нужна – арбалета и ножа было достаточно и для охоты, и для защиты. Но с шестом идти легче, особенно в дождливую погоду по глинистой скользкой земле, при поиске брода через ручьи и речки.

Временами перед мысленном взором Инны возникали картинки, как его встретят там, куда он так стремился уже столько времени. Радужные образы сменялись мрачными, и он их отгонял, заставлял себя переключиться на воспоминания, на прожитое в Акконе, на галере, во время перехода. Не стоит заглядывать вперед, будущего не знаешь, а значит, можешь поверить в придуманное. А он не хотел придуманного, не любил обольщаться, но и не хотел, чтобы его ожидания не оправдались: ведь ожидания были большими. Очень большими.

Очередной восход солнца Инна встретил под высоким берегом какой-то речушки у самой кромки воды. Крутой берег скрывал дым от костра, на котором вечером зажаривался селезень и сушились башмаки со штанами: добычу пришлось быстро вытаскивать из воды, чтобы не унесло течением, – промок до пояса. Вокруг встретил много свидетельств пребывания людей – следы лошадиных копыт и колес от телеги на берегу, скошенная трава, пара пеньков от свежесрубленных деревьев. Видимо, недалеко какая-то деревня, приходится быть осторожным. Но и совсем далеко отклоняться не хотелось. Если бы незаметно удалось понаблюдать за людьми, можно было понять, кто они: поляки, немцы или еще чехи. И в зависимости от этого действовать дальше, с немцами можно поговорить, выяснить, в какой местности он уже находится и как далеко еще идти.

Инна продвигался лесом, поляны обходил, на большие поля сразу не выходил, сначала внимательно изучал все, что происходило в зоне видимости до самого горизонта. При малейшем сомнении в том, что может оказаться замеченным, уходил лесом в сторону, делал большой крюк, стараясь не утерять свое главное направление. Это, конечно, увеличивало путь, идти приходилось больше и по расстоянию, и по времени. Но он не хотел повторения истории с охотниками, второй раз уже вряд ли так повезет.

Он поднимался по склону небольшого лесистого холма, пробираясь через упавшие и уже поросшие мхом деревья. Поваленных стволов на таких склонах всегда много: почва неустойчивая, местами каменистая, корням не за что цепляться, и при сильном ветре некоторые падают, да еще и следом за собой другие тащат. В результате, образуется настоящий бурелом, некоторые деревья лежат прямо на земле, некоторые опираются на «соседей», и мшистые умершие стволы преграждают путь на высоте человеческого роста.

Инна остановился на вершине склона на несколько мгновений, чтобы отдышаться, как вдруг услышал вдалеке звуки, похожие на людские голоса. Он замер и прислушался: да, это были не птицы. Это были голоса громко перекликающихся в лесу людей, к тому же женщин! Женские голоса, которых он не слышал уже пару месяцев! Сердце Инны от внезапно нахлынувшего волнения заколотилось в груди, и он, забыв про осторожность, пошел туда, откуда они доносились. К чему осторожничать с женщинами? Они не опасны для него. Если, конечно, вместе с ними сейчас нет мужчин. Но это легко выяснить.

Голоса приближались с каждым шагом Инны. Но приближались быстрее, чем двигался он сам. Значит, они движутся навстречу друг другу. За густыми зарослями деревьев, высокой травы и мелкого осинового подвоя он никого еще не видел, но чувствовал, что расстояние достаточно быстро сокращается. Инна остановился и осмотрелся вокруг. Уходить назад, к реке, не имело смысла и не хотелось. Если женщины собирают хворост или ягоды, то, вероятнее всего, спускаться к самой реке они вряд ли будут. Найти бы укрытие и тихонько переждать, заодно послушать, что они говорят и на каком языке.

Инна вспомнил, что чуть раньше он обходил крутой уступ, который сотворило упавшее давным-давно и успевшее зарасти мхом, хвощом и папоротником дерево. Он просматривается снизу при подъеме на склон, а со стороны леса был абсолютно незаметен. За этим уступом в зарослях травы можно укрыться. Подождав еще несколько мгновений и убедившись, что перекличка продолжает приближаться, Инна быстрым шагом направился назад, к уступу. «Нырнув» в травяные заросли, он замер и стал ждать, прислушиваясь к звукам. Высокий папоротник скрывал его, полулежащего, почти полностью, а над головой нависало обросшее мхом поваленное бревно. Поначалу эхо мешало воспринимать возгласы. Потом он сумел разделить их на три разных. Значит, женщин было, как минимум, три. Но могло быть и больше: ведь они могли и парами идти, а в паре перекликалась только одна.

Спина ощущала влажную прохладу земли. Инна полулежал в углублении, сомкнув над собой листья папоротника и хвоща, которых было совсем немного, чтобы укрыть его полностью, и смотрел на верхушки деревьев. Высоко-высоко над ними медленно двигались легкие белые облака причудливой формы. Он вглядывался в них, и ему виделась длинноволосая, бородатая и усатая голова какого-то старика. Но через несколько мгновений она превращалась в какое-то чудище, потом в скачущую лошадь, потом в лицо девушки…

Неожиданно один из голосов раздался рядом, всего в паре дюжин шагов от его укрытия. Инна приподнялся, раздвинул листья, посмотрел в щель из-под лежащего ствола дерева и увидел девушку. Точнее, ее почти рыжеволосую голову и плечи, яркие одежды и головной убор с разноцветными лентами.

– Nic nie ma, zaraz wracam!⁶

Инна отчетливо слышал речь, но ничего в ней не понимал, хотя по звучанию она была ему уже знакома. Польская земля, скорее всего. А девушка двигалась в его сторону и была уже всего в нескольких шагах. Он вжался спиной в свой уступ и замер. Слышен был только шорох травы и легкое потрескивание сучьев под ее ногами.

– Chodźmy z powrotem!⁷

Голос был совсем рядом. На замшелом бревне над Инной появился маленький кожаный башмачок, легонько потопал по стволу, проверяя его на прочность, а затем возникло и совсем юное девичье личико, обрамленное рыжими волосами. Девушка заглядывала за уступ!

Увидев в траве скрывающегося незнакомца, она вскрикнула от неожиданности и испуга, попыталась отпрянуть, но башмачок скользнул по мху, и она кубарем скатилась вниз прямо на Инну, ударившись бедром и боком о бревно. Их лица оказались на одном уровне. На него смотрели испуганные серо-зеленые глаза, к которым по маленькому курносому носику тянулась целая толпа веснушек. Инна быстро приложил указательный палец к губам и сказал «тсс»!!! Они смотрели друг на друга несколько мгновений, и Инна почувствовал, что она готова закричать и начать звать на помощь. Он снова сказал «тсс!» и улыбнулся.

Видимо, его улыбка несколько успокоила девушку, она глянула наверх, откуда скатилась, оценивая свои шансы к побегу, попыталась вскочить, но это оказалось непросто. Она замерла на мгновение, прекратив попытки подняться, посмотрела внимательно в лицо Инны, а потом тихо произнесла:

– Kim jesteś? Co tu robisz?⁸

Инна и понимал, и не понимал. В такой ситуации ни о чем другом в голову не придет спросить, кроме как «ты кто такой?». Нужен диалог. Он ткнул себя пальцем в грудь и сказал:

Я – Инна. А ты? – и направил палец на нее.

Inna? Ciekawie. Być może inny? Przecież jesteś chlopakiem, a nie dziewczyną.. Marysia mam na imię, Marysia,⁹ – и девушка указала на себя.

Дважды произнесенное слово, похожее на имя Мария. Кажется, диалог получается. Инна снова улыбнулся. Совсем юная и очаровательная. Такая притягательная и практически у него на коленях! Он перевел взгляд на башмачки, и они вдруг оба обнаружили, что края юбок завернулись, обнажив выше башмачков белые, не тронутые солнцем, щиколотки и голени. Девушка заметила взгляд Инны, быстро оправила юбки и начала подниматься.

Mam iść już,¹⁰ – Инна понял, что она не намерена задерживаться.

Он снова приложил палец к губам и посмотрел на девушку умоляющим взглядом. Теперь понимающе улыбнулась она. Посмотрела оценивающе на него, лежащего, сверху вниз, снова сказала свое «mam już iść», хихикнула, прижав ладошку к губам, ловко взобралась обратно на верх уступа и скрылась из виду. Инна привстал на колени и из-под бревна увидел лишь мелькание девичьего наряда между деревьями. Убежала. Инне было грустно, но сердце колотилось в груди, поддавшись какому-то приятно воодушевляющему чувству.

Ему больше не хотелось идти дальше. Ему хотелось остаться, догнать улыбчивую девушку с веснушками, говорить ей ласковые слова, заглядывать в глаза, слушать незнакомую певучую речь, прикасаться к огненным волосам, и кто знает, возможно, именно она могла бы стать той женщиной, которая родила бы ему сыновей, встречала бы в уютном доме…

Инна встряхнул головой, сбрасывая мечтательные видения. Сейчас – не время. Сейчас он должен исполнить свою миссию до конца, должен дойти, должен найти, должен…

Глава третья

1. День второй. Суббота

«Мы слишком редко видимся, чтобы при встрече пить чай.»

Кто-то сказал

Свояка я люблю. И терпеть не могу. Все одновременно.

Это муж сестры моей жены. Сначала была сестра жены, – Ленка или между нами, родственниками, Кузьма, – просто девчонка-школьница и подружка для жены в одном лице. Всегда была на стороне старшей сестры, помогала, чем могла, информировала о настроениях и действиях родителей, предупреждала о грозящей «опасности», когда нужно было. Еще до нашей с Ларией свадьбы, присылала телеграммы-предупреждения о неожиданном приезде папы. Я успевал иногда «слинять» со съемной квартиры, прихватив бритву и зубную щетку, буквально за час до его прихода, лишь благодаря Кузьме! Потом она поступила в МГУ, у нее появился муж, Демьяныч, и стал родственником – свояком. Такая вот парочка – Кузьма и Демьяныч. Теперь и жены уже два года нет, а со свояком я сжился… Они с Кузьмой – почвоведы. Но жизнь все подправила, и теперь они оба в бизнесе: у каждого по своей маленькой фирмешке.

Свояк – это «эссенция»! Экстракт всего! Легкомыслия и инфантилизма – на десяток подростков хватит! Жлоб такой, что даже для себя лично еду не покупает, не только для семьи! Если вам хочется выпить, песни поорать, в окурках поваляться, – закупайте спиртного с закуской – и к нему! Компания – что надо! А захочется послушать про механизм махинаций в нефтяном бизнесе – вам в Рязань! Он все знает, на нефтезаводе подвизается «волком-одиночкой»: там урвет – перепродаст, здесь квоту выпросит – перепродаст. И ведь дают! Потому что только за наличный расчет работает, чтоб налоги не платить!

Ну, а коли уж экстрима захочется, скажем, машину разбить, в ледоход по льдинам попрыгать – тоже в Рязань! Год назад умудрился за 4 месяца три машины разбить в металлолом! Включая BMW-525i, которую даже зарегистрировать не успел, – через два часа после покупки! «Обнял» багажником сосну на обочине! Так вот его крутануло! А «пятерка» в новогоднюю ночь и «восьмерка», которую я ему отдал, – это мелочь. Теперь ездит на «Ниве» с кенгурятником! Для рыбалки – то, что надо!

Кстати, в рыбалке он – это Карузо в Ла Скала! Виртуоз! Может поймать даже там, где по определению вообще ловиться ничего не должно! Вырос на Оке! Знает практически все речушки, пруды, озера вокруг Рязани! Ловил все: от чехони и окуньков до щук и сомов! В квартире все углы завалены закидушками, переметами, «телевизорами», сетями, спинингами, катушками, удочками, баночками для крючков, коробочками с червями…

Семья месяцами кормится одной рыбой! Щука запечаная, щука жареная, котлеты из щуки, уха из щуки… карп жареный, карп копченый, карп вяленый… Вобла дозревает на леске на балконе и в кухне, высушенные щучьи головы в серванте между фужерами и тарелками, в книжном шкафу рядом с семейными фотками в рамочках. Да и прозвали его Демьянычем – по известной крыловской басне «Демьянова уха». В холодильнике у него – пустота и эхо, если не считать банок с кишащими в них червями: красным мотылем и белым опарышем! Деньги все в бизнесе, в обороте. Апельсины или шоколад для детей – только на Новый год или день рождения.

Но если уж у него объявляется гость, с которым можно приятно провести время, – тут уж никакой бизнес и оборот не помеха. «А фиг бы с ним, с оборотом! Берем коньяку, конфет, мяса на шашлыки, фруктов. А луку я в огороде надергаю!». И пошла «писать губерния»! Размах сразу такой, чтобы все завистью истлели!

Причем, им самим буквально во всем тоже движет зависть! Сумасшедшая зависть! Не черная, конечно, не та, которая мелкую и крупную подлость за собой тянет, а белая, похожая на азарт и соревнование. Лоб расшибет, но будет тянуться и гнаться за каждым из своего окружения, кто чего-то добивается! Обидно ведь, когда твои мечты сбываются у других.

Если уж не «переплюнуть», то хотя бы не хуже сделать, чтобы было, чем потом «щегольнуть» и чтобы не обидно было. Я собрался в Египет с семьей – он в Крым тут же, хоть и не на что было ехать. Я в Европу тур купил на семью – он в Египет. Сосед и бывший коллега по бизнесу гараж под «Газель» себе поставил – он через месяц себе на два «жигуленка» сгородил. Сосед «Вольво» взял – он где-то «Бэху» нашел (и через два часа разбил). Сосед домик в деревне купил – он тут же денег занял, взятку дал, на аукционе участок земли «урвал», начал строить кирпичный особнячок в три этажа. В долги влезать «по уши» не боится: принцип «пусть голова болит у того, кто давал» – специально для него! Отдает, конечно. Хоть и со скрипом, но отдает! Понимает, что иначе потом не дадут больше! Но все равно, «долг платежом страшен» для него.

И халяву любит во всем. Хотя, кто же ее не любит? Такое сладкое слово! Огород ему вскапывает пара спившихся театральных актеров за бутылку водки! Причем, если на треть не докопали, – треть бутылки выливает на землю на глазах алкашей, у которых начинаются судороги и истерика от такого «варварства»! А остаток отдает! Квартиру свою однокомнатную выменял на «трешку» в соседнем доме у семьи алкоголиков, доплатив, думаю, не больше, чем пару ящиков водки…

Даже в его студенческие годы я пол-лета по опытным полям МГУ ползал с огромным, как сварочный аппарат, самодельным прибором на тележке, какими-то щупальцами измерял влажность почвы, составлял таблицы… Это он таким образом моими руками и исцарапанными коленками готовил данные для своей дипломной работы. А сами студенты – Кузьма с Демьянычем – сидели в это время где-то деревне с ребенком. А скорее всего, свояк на прудах карпа ловил прямо со двора директора рыбхоза за пару бутылок тещиного – не своего – самогона. Даже свадьбу ему я полностью организовывал, а будущая теща оплатила! Они же студенты еще были, третий курс.

В общем, натура настолько сволочная, насколько и легкая, необидчивая, оптимистичная, добрая и добродушная, с массой идей в голове. И даже если большинство из них – мусор, то и в мусорку иногда ценные вещи попадают… Пусть и случайно…

Так что, заберу с собой не начатую вчера бутылку «Арарата» и поеду потрепаться с ним, «в мусоре поковыряться». Заодно на дом гляну: интересно же, что он там уже успел построить.