Czytaj książkę: «Без вести пропавший. Попаданец во времена Великой Отечественной войны», strona 4

Глава 2
Окруженец

Шли почти всю ночь, сколько протопали, неизвестно. К утру миновали мост через какую-то реку. Вымотались. Решили укрыться под мостом, передохнуть. Вокруг поля, спрятаться негде, лес виден далеко впереди. Под мостом и уснули. Михаил проснулся от звука шагов и громких голосов. Говорили на немецком. Насколько Прилучный разобрал разговор, сегодня Финляндия вступила в войну на стороне Германии, а Турция объявила нейтралитет.

– Турки хитрят, ждут, когда вермахт захватит Кавказ и нефтепромыслы. Хотят поспеть к разделу пирога! Но фюрера не обманешь, им ничего не достанется.

– Брось, Йоган, зачем тебе эта политика? Наше дело – воевать. А уж как дойдем до Урала, надо отхватить себе землю получше, пожирнее. Говорят, на Украине хорошие черноземы.

– Еще дожить бы! Русские сопротивляются отчаянно.

– Тем хуже для них! Гудериан с его танкистами взял Барановичи и идет на Минск. Могу поспорить, пара дней – и мы будем в Минске. Судя по карте, оттуда хорошая дорога на Смоленск.

Голоса стали тише, потом заработал мотор, и машина уехала. Михаил перевел дух. Он опасался, что кто-нибудь из немцев заглянет под мост, но обошлось. Место для отдыха они выбрали неудачное, оказались как в западне. Растолкал погранцов.

– Парни, убираться отсюда надо, прямо над нами немцы были.

Пока по соседнему автомобильному мосту не пошли колонны, стоило рискнуть, перебежать к лесу.

– Рванем?

Да разве был выбор? Выбрались на рельсы. Мост двухпутный, широкий. Между путями вполне машина проедет. Осмотрелись и побежали. В армии марш-броски на пять километров с полной выкладкой устраивали регулярно, парни привычные.

Почти добежали, как сзади раздался звук мотора.

Немецкий мотоцикл с коляской! И пулеметчик в коляске уже приклад в плечо упер, к прицелу приник. Еще секунда – и очередь даст, а от пули не убежать.

Михаил остановился, встал на колено, загнал патрон в патронник. После бега карабин в руках ходуном ходит, но времени успокоиться нет. Выстрелил.

Попал! Пулеметчик на бок свесился, а мотоциклист резко рулем крутнул, развернул мотоцикл, боком поставил, за ним укрылся, с плеча автомат сорвал, дал очередь. Пули мимо прошли.

Это позже Михаил узнал, что МР-38/40 хорош в уличном бою или в траншейной схватке. А дальше сотни метров из него попасть – уже удача. Прилучный затвор передернул, а сзади грохнули два выстрела почти залпом. Погранцы вовремя помогли.

– Бежим, бойцы!

Помчались дальше. До леса метров пятьдесят. Успеть бы, пока другой патрульный экипаж не заметил. Добежали, усталость навалилась. Парни сутки уже не ели, а прошагали не один десяток километров. Отдышались.

– Немцы Барановичи взяли, идут к Минску, – сказал Михаил.

– Не может быть! Паникерские настроения! Откуда ты взял?

– Пока вы дрыхли, немцы на мосту стояли, говорили.

Пограничники переглянулись.

– Ты что, немецкий знаешь?

– Я вырос в Республике немцев Поволжья: понимаю и говорю.

Зря сказал. С этой минуты ребята стали относиться к нему с подозрением, перешептывались украдкой. По мнению Михаила, поступали нелогично. Будь он немецким шпионом, не стал бы стрелять по мотоциклистам, а связал бы обоих пограничников, пока они спали, и сдал представителям вермахта… Видимо, сказывалась всеобщая подозрительность, когда в каждом человеке подозревали врага народа, агента всяких зарубежных разведок. Впрочем, Михаил не сильно огорчался. Добраться бы до своих, и пути-дороги с погранцами разойдутся. Вот только знать бы еще, где свои…

Шли по опушкам, чтобы в случае опасности сразу в лес нырнуть. А леса в Белоруссии такие, что дивизию спрятать можно. И много рек, озер и болот. Смотришь – вроде бы ровная земля, трава ярко-зеленая… В самом же деле – грунт вязкий, человека еще держит, а грузовик или танк утонут сразу, никакой тягач не вытащит.

Питались по пути ягодами, малиной да земляникой лесной. Вкусные ягоды, но мелкие, сытости никакой. Вроде съел две-три пригоршни, а все равно есть хочется. О куске хлеба мечтали, а перловая каша, прозванная шрапнелью и нелюбимая, сейчас за милую душу пошла бы. Деревни старались обходить стороной. А на следующий день встретились с пехотинцами разбитой дивизии. Группа человек двадцать, при трехлинейках, да на всех три патрона всего. Первыми их учуяли погранцы.

– Дымом пахнет!

Пошли на дым, на ветер. А там красноармейцы костерок развели, над ним котелок висит, что-то варят. Позже оказалось: кусочек сала бросили, сухарь ржаной покрошили, дикий лук да еще какие-то травы порубили. А что на два десятка ртов один котелок? Каждому по несколько ложек варева. Михаил внимание обратил, что ни караула нет, ни старшего. Вскочили бойцы, обеспокоились, когда уже погранцы с Михаилом на поляну вышли. Затем опять в круг уселись, ложки по очереди в котелок запускали, по-братски поделились с пришельцами. А Михаил им отдал две обоймы с патронами. Среди бойцов ни одного младшего командира, даже ефрейтора. В любом, даже малом, воинском подразделении должен быть старший, иначе это не отделение или взвод, а сброд. Но Михаил, как и погранцы, люди пришлые. Как заметил Прилучный, верховодил пехотинцами один боец, по повадкам уголовник.

– Подкрепились, кореша? Тогда встаем – и вперед.

По уставу требовалось выделить дозорного, вперед пустить. Случись противник, дозорный упредить сможет. Михаил позади всех держался. Впереди пехотинцы во главе с приблатненным. Лес закончился, впереди ровный луг на километр, потом снова лес. До средины луга дошли, как внезапно появилась пара мессеров. Михаил их сразу по силуэтам опознал, сразу на землю упал, закричал:

– Воздух!

Одни попадали, другие стояли гадали: наши истребители или вражеские? Истребители из пулеметов стоящих сразу покосили. Стрелять из винтовок по самолетам бесполезно – что истребителю винтовочная пуля? Да еще и попасть уметь надо, упреждение брать. Мессершмитты несколько заходов сделали, пока бойцы шевелиться не перестали. Запас топлива у истребителя невелик, улетели. Михаил немного выждал, поднял голову, осмотрелся.

– Эй, есть кто живой?

Поразился тишине, встал.

– Бойцы!

Прошел между тел. Кровью залиты, не дышат. Похоронить бы – так лопаты нет. Собрал у всех солдатские книжки. Ежели посчастливится встретить своих, отдаст, укажет место гибели. Не в плен попали – погибли, пусть и не в бою.

У каждого на войне разная доля. Один погиб как герой, как Гастелло, направивший подбитый бомбардировщик на скопление танков, другой отстреливался до последнего патрона в окопе и был сражен осколком, оставшись безвестным. Трудно исполнить воинский долг до конца, когда тебе восемнадцать и в магазине винтовки осталось два патрона. Похоронить одному всех невозможно, тем более даже малой саперной лопатки нет.

За лесом, из которого они вышли, послышалась стрельба. Чтобы не искушать судьбу, Михаил побежал к лесу впереди. За первым же деревом упал, немного отдышался, выглянул из-за толстого ствола липы. Никого не видно. Прошел с полкилометра и вышел к заимке. Одинокая изба, сарай, пасека – десяток уликов перед избой. Понаблюдал немного. Никто по двору не ходит. Если бы человек эвакуировался, то ульи кому-нибудь отдал. Пасечники своему делу привержены зачастую почти фанатично. Пчелы летают, жужжат. Потом хлопнула дверь, вышел мужчина лет тридцати. Михаил удивился. Почему не призвали? А через пару минут понял причину – левой руки у селянина не было, пустой рукав заткнут за пояс. Сразу осмелел парень, встал, не таясь подошел. Не стоит подкрадываться тихо, можно человека испугать, не получится контакта.

– День добрый! – поздоровался Михаил.

– И вам здоровья!

Селянин все на карабин за плечами у Михаила поглядывает. Да и сам курсант выглядит так себе. Форма выпачкана, подворотничок грязный, на лице щетина – не брился три дня.

– Германцев в избе нет? – спросил Михаил.

– Германцев? – удивился селянин. – Чего им тут делать?

– Так война.

– С Германией? – еще больше удивился хозяин.

– Так уже неделю как.

– Я тут на выселках бортничаю, в городе бываю раз в месяц. Муки купить, соли, макарон, чая.

Михаил рот открыл – спросить про радио – да замер. К дому ни одного провода не идет, не видно столбов. Стало быть, ни электричества нет, ни радио. Живет отшельником.

– Покушать чего-нибудь не найдется? – спросил Михаил.

– Обязательно! Сейчас поснедаем. В избу проходи.

Михаил поднялся на крыльцо, в избу вошел. Сразу видно, что один человек живет. Ни жены, ни детей. Даже если семья бедная, все равно чувствуется женская рука, уют, цветочки в горшках на подоконнике, занавесочки на окнах. В единственной комнате обстановка скудная, почти казенная. Печь русская, стол обеденный, лавка и все.

– Да ты располагайся, боец. А что слышно?

– Немец напал на нас 22 июня, в воскресенье. И прет! Танков у него много.

Инвалид у печи хлопотал ловко. Ухватом достал чугунок, на стол поставил. Две железные миски поставил, крышку с чугунка снял – сразу такой аппетитный запах каши гречневой пошел, что Михаил едва слюной не захлебнулся. А однорукий хлеб подовый, в печи испеченный, на стол явил, ножом порезал. Из шкафчика вытащил бутыль самогонки и стопки, разлил.

– Ну, со знакомством. Меня Мыколой кличут.

– Я Михаил.

Выпили. Михаил себе каши с мясом наложил.

– Курицу вчера зарубил, – сказал Мыкола. – Как чувствовал, что гость будет.

Михаил кивнул, а сам ложку за ложкой мечет в рот, хлеб крупными кусками рвет.

– Не торопись, солдат. Медленно надо, а то заворот кишок получишь.

И правда. Медленно есть стал, растягивая удовольствие. Потом куриную ногу обгрызать стал. В училище и в армии такой вкуснятиной не кормят. Но все равно миску опростал быстро. Мыкола ухмыльнулся.

– Накладывай еще.

– Можно?

И еще раз повторил.

– Я в тридцать девятом на финской был. И кормили скверно, и холода такие были, что поморозились целыми ротами.

– Руку там потерял?

– Там. Кукушка, снайпер финский, в локоть угодил. Пока до госпиталя довезли, нагноение приключилось, оттяпали. Считаю, еще повезло, другие полками погибали. У финнов и одежда теплая, и лыжи, и автоматы. Ладно, что я о своем. Немцы где?

– Говорят, что Слоним взяли. Но это неточно.

– Не может быть! – округлил глаза Мыкола. – Это же рядом совсем.

Хозяин еще по одной рюмке налил. Самогон крепкий, ядреный. Михаил выпивать не хотел. С голодухи развезти может, да и не любитель он.

– Давай за товарища Сталина! За нашу победу!

За такой тост не выпить – грех! Выпили стоя. Потом хозяин по кружке чая сделал. В большие кружки чай бросил щедро, кипятком залил, на стол плошку с медом выставил:

– Сахара нет.

– Так с медом еще лучше.

Усталость и выпитое сказались. После чая вприкуску с медом Михаила в сон потянуло, глаза сами закрываться стали.

– Э, да ты совсем квелый. Пошли спать.

Мыкола помог подняться парню, подвел к топчану, подсунул подушку под голову. Михаил уснул сразу, без сновидений. Слишком устал. Слишком много впечатлений за последние дни, причем далеко не радостных.

Утром хозяин проснулся рано, как обычно. Разжег печь, надо воду в котле для чая вскипятить. Пока печь разгоралась, вышел во двор. Гул какой-то непонятный. Поднял голову – самолеты летят, много, все на восток. Никогда столько не видел. Как вода вскипела, чай в кружках заварил, только заварки поменьше. Где ныне чай купишь, если война? Михаила растолкал.

– Давай снедать, да в путь-дорогу тебе пора.

Попили чай с хлебом да с медом. Мыкола в дорогу дал половину каравая.

– Извини, нет больше ничего.

– Благодарю сердечно!

Михаил прошел от пасеки совсем немного, как услышал голоса, звуки шагов множества людей. Позвякивание железа.

Как-то сразу, еще не разбирая слов, чутьем уловил, что на немцев не похоже. Боясь радоваться, осторожно, перебежками от дерева к дереву добрался до узкой лесной дороги.

Усталым шагом шли понурые красноармейцы. Много, больше роты. А замыкала колонну армейская подвода с брезентовым верхом. Понаблюдав, Михаил сообразил, что это не одно подразделение, а сборная команда: разноцветные петлицы, пограничные фуражки, двое бойцов – в темных комбинезонах, в пилотках с голубым кантом. Наземные службы ВВС, техники или мотористы, или шоферы… Ну, понятно, сбились с бору по сосенке и выходят из окружения, дело знакомое.

Еще малость посоображав, Михаил решил не выскакивать с радостным воплем из зарослей. Да хоть бы и без вопля: чем черт не шутит, пальнет кто-нибудь сдуру, а уж потом только разбираться начнут. Поэтому, немного выждав, пристроился с тыла, за телегой, рассчитав на первом же привале найти старшего и представиться по всей форме. Рассудил при этом так: наверняка бойцы еще не все друг друга знают, пока для каждого их временное подразделение – хоровод незнакомых лиц… Оказавшись за телегой, он нарочно шмыгнул, кашлянул, и ездовой, наголо стриженый лопоухий парнишка, удивленно обернулся, показав пехотные петлицы.

– Здорово, землячок, – подмигнул ему Михаил.

– Здорово, – неуверенно пробормотал ездовой. – Ты… чего это?..

– Да по нужде отбегал. Пройдусь тут с тобой рядом.

– А-а… ладно. На телегу не садись, лейтенант увидит – мне без мыла… того самого. Кобыла и так еле тянет.

– Да нет, я так пройдусь, замыкающим.

Пока длился этот диалог, у подводы как-то незаметно очутился рослый парень в несколько несуразном одеянии: старая гимнастерка без петлиц, мешковатые галифе, ноги болтаются в голенищах огромных кирзовых сапог. Парень с любопытством взглянул на Михаила:

– Новенький?

Мгновенная работа мысли. Что сказать?

Как можно непринужденнее Михаил ответил:

– Да, недавно с вами. Я с зенитной батареи… – рассказал в общем правду, но без подробностей. И тут же перешел в психологическую контратаку: – А ты откуда?

Тот рассмеялся.

– А я вообще случайно тут! Я не боец. В смысле, не кадровый. Я студент. Историк.

И парень рассказал, что он студент третьего курса Московского университета. Исторический факультет. В Западную Белоруссию приехал на практику – специализировался на истории Речи Посполитой, в частности на Брестской унии. Это решение ряда православных епархий в 1596 году признать верховенство папы римского над собой…

От обилия мудреных словечек Михаил слегка обалдел, однако это не помешало ему всмотреться в студента внимательнее и решить, что, похоже, не врет.

Из курсанта-зенитчика, конечно, не ахти какой контрразведчик, но понять, что этот длинный не чета ему и, например, лопоухому ездовому (тот, сразу видно, деревня деревней), Михаил сумел. Сразу чувствуется: городской, и больше того – столичный, интеллигент. Это заметно по множеству неуловимых черточек, несмотря на скверное одеяние, и даже независимо от речи. Ну а она-то у студента была поставлена превосходно, лилась гладко.

Он рассказал, что приехал в Брест, вознамерившись поработать в архивах… и попал в ад внезапного немецкого нашествия. Спасся чудом, без документов и почти без одежды, прибился к отступавшему пехотному батальону, рассказал все про себя.

– Поверили?..

– Да кто знает, – откровенно поведал москвич. – Может, и не очень, да не до проверок было. Вот, – хлопнул он по цевью трехлинейки, – карабин дали, нашли обмундирование третьего срока, и воюй, себя показывай. Ну, я вроде бы показал неплохо, хоть и необученный. На ходу обучался…

Из дальнейшего рассказа явствовало, что в жестоком бою с превосходящими силами противника потрепанный батальон был рассеян, хотя дрался отчаянно. Может, еще кто-то спасся, это неведомо, но в группе, где оказался историк, было четверо: трое рядовых и он, даже не рядовой. Сутки спустя прибились вот к этой сборной колонне, так и идут. А что дальше, жизнь покажет.

– Да, кстати, меня Игорь зовут, – сказал студент. – Вроде бы мы не представились друг другу?..

Прилучный улыбнулся, протянул руку:

– Михаил.

В глубине души у него возилось подозрение: уж больно необычно выглядела… история историка, если так можно сказать. Но странно, какое-то доверие и симпатию испытал Михаил к этому парню, и тем более приязнь эта укрепилась, когда студент уверенно сказал, что мы фашистов расколотим в пух и прах. Правда, как-то странно выразился:

– Да знаешь, дело не только в товарище Сталине… хотя и в нем, конечно, тоже, кто же спорит! Но суть в том, что Россия всегда била тех, кто на нее нападал. В справедливых войнах – понимаешь, да?

Михаил чуть нахмурился:

– Ну, сравнил! То царизм, а у нас советская власть…

– Так тем более! Если при царях врагов били, так теперь уж точно. Победим, будь уверен! А вообще, это я тебе как историк говорю: мы и раньше, если все дружно вставали на защиту Отечества, то всех били в хвост и в гриву! Ну, кино смотрел? «Александр Невский» или «Корабли штурмуют бастионы»?

«Александра Невского» Михаил, конечно, видел, а «Корабли…» – нет, и даже не слышал про такой фильм.

Так и сказал.

Игорь странно изменился в лице, точно что-то вспомнил.

– А… точно… точно! Как же я забыл! Фильм-то не вышел на экраны… да… начали снимать, да не закончили, это про войну с турками, восемнадцатый век… а у моего друга одного мать на киностудии работает, на «Мосфильме», так мы с ним туда ходили, смотрели, как батальные сцены снимают, ну, морской бой, значит. Да. Ну, это я вам, братцы, скажу, зрелище!..

Он обращался уже к двоим, поскольку ездовой обернулся с открытым ртом и вылупленными от изумления глазами – наверное, подумал, что рассказчик сам в кино снимался, а он такого человека видел, конечно, впервые в жизни.

Игорь раздухарился, стал рассказывать, как делают кино, тут и Михаил зачаровался, настолько это оказалось интересно, чуть не ослабил бдительность, но вовремя спохватился, огляделся зорко. Впрочем, все было спокойно, и он вернулся к разговору:

– А почему фильм-то про моряков так и не вышел?

– Не знаю, – Игорь вздохнул, хотел еще что-то добавить, но тут спереди полетела команда:

– Прива-ал!.. Полчаса! Амуницию проверить, прием пищи по усмотрению!..

По рядам усталых бойцов прошло оживление, все дружно повернули вправо, на опушку, очень удобную для расположения.

– Так, – забеспокоился Михаил, – найду-ка я старшего по званию, нужно доложиться. Кто старший по званию?

– Старший – младший, – скаламбурил Игорь. – Младший лейтенант… А вот, смотри, сержант идет, он здесь второе лицо. Можешь с ним перетереть… э, в смысле переговорить.

Сержант подошел проверить подводу и кобылу и, конечно, обратил внимание на незнакомое лицо:

– Документы имеются? Что-то я тебя вчера не видел.

Михаил протянул красноармейскую книжку. Сержант углядел в кармане другие документы.

– А это что?

– Я с группой выходил, истребители налетели. Положили из пулеметов всех. Я документы собрал. Командованию сообщить надо, где погибли.

– Это хорошо, что документы забрал. Пошли к командиру.

Младший лейтенант интендантской службы оказался молодым, но не юнцом: лет тридцати. Придирчиво просмотрев документы, задал несколько проверочных вопросов, получил на них четкие ответы, что, похоже, его удовлетворило.

– Ладно, курсант, – сказал он. – Расскажи, как шел от батареи сюда.