Поздняя весна. Повести и рассказы

Однако это всё отдалённые последствия того незабываемого вечера. Из ближайших – многочисленные поздравления, рукопожатия, объятия. Чуть более отдалённые – предложения о сотрудничестве, посыпавшиеся, как из рога изобилия, от издательских фирм, телеканалов, производителей косметики, парфюмерии, средств по уходу за волосами, стиральных машин и всего на свете!

Особенно порадовало предложение от сети магазинов здорового питания: видите ли, я и брат мой Милан отличаемся любовью к физкультуре и спорту, не говоря уже о нашей «фамильной» стройности. Так, что, с тех пор мы с Миланом нередко смотрим с рекламных плакатов о правильном питании, призывая граждан всего мира к здоровому образу жизни. Нас с ним даже на передачи спортивного канала приглашали в качестве гостей, обожающих любительский спорт. Всё это, надо сказать, было неожиданно, но сотрудничество принесло немалые дивиденды и море новых впечатлений.

Тем памятным вечером мы вышли через чёрный ход и, пробираясь огородами к Милановой машине, тащили за собой Викторию, потому как её чуть не разорвали на части возникшие, словно из-под земли, журналюги жёлтых изданий. О том, чтобы везти девушку в студенческое общежитие, не могло быть речи, и мы повезли её на ночёвку… Как вы думаете, куда? Конечно же, в тёплый, отмытый и до невозможности гостеприимный дом Милана Котника.

Вике выделили небольшую спаленку с окнами в сад, но моя юная подружка почти всю ночь проторчала у меня в комнате, возбуждённо обсуждая сама с собой произошедшее, а около четырёх утра, когда я вернулась из своего ночного похода в комнату Милана, мы с ней так и уснули вдвоём на моей кровати. Мне удалось уложить своего благодетеля до рассвета, и кажется, в ту ночь он был единственным из нас, кто к утру более-менее выспался. Иван тоже долго не мог заснуть, и почти до утра шатался у нас с Викой под окнами, как приведение.

Я завела будильник, как всегда, на половину восьмого утра, но пойти в тот день на утреннюю пробежку нам с Миланом не удалось: дом буквально осаждали репортёры… Я хотела сказать, всех мастей, но это было бы не совсем верно, потому как это были скорее репортёры всех оттенков жёлтого.

Пришлось нам с Миланом воспользоваться его беговой дорожкой. Я не очень люблю эту вещь, моему сердцу гораздо милее настоящая пробежка по улице, парку или стадиону. Когда ты бегаешь «на воле», то дышишь прохладным утренним воздухом, твою кожу гладит ветерок или нахлёстывает настоящий ветрила. Ты встречаешь других бегунов и просто прохожих, а в ноздри врываются группами и поодиночке запахи свежей травы, цветущих растений, выпечки и нежного, недолговечного утреннего тумана.

Но, куда деваться, когда выход из дома буквально заблокирован многочисленными репортёрскими телами и техникой? Мы распахнули окна и приступили к тренировке в спортзале, давая друг другу ценные советы, награждая красочными эпитетами несносных журналюг и радостно хохоча над своими совершенно безумными отпусками.

Телефоны наши тем временем раскалились от входящих вызовов, а искатели безумных новостей окончательно оборзели, и кое-то из них, к великой радости Марека, пытался перелезть через высокий забор. Марек радостно гавкал им навстречу, предвкушая весёлую игру, но глупые дядьки отчего-то пугались, и отчаянные их репортёрские головы сразу же исчезали по ту сторону забора. В общем, к девяти часам утра наши с Миланом мозги успели порядком вспухнуть.

После я жарила на всех королевскую яичницу и пекла к завтраку бисквит по одному глубоко секретному рецепту. Секрет заключается в том, что на самом деле не надо отделять белки от желтков и лупасить их венчиком, либо отчаянно миксерить до гарантированного в конце нервного срыва. Нужно всего-то взять четыре яйца, разбить их в высокую посудину, слегка взбить миксером до однородной массы, а после добавить, не переставая взбивать, три четверти стакана сахара в три приёма и смесь из половины стакана муки и того же количества крахмала. Всё. Идеальное тесто для бисквита готово. Изделие не опустится ни во время, ни после выпекания, и будет при этом достаточно мягким и воздушным.

Можно использовать бисквит как основу под торт, а можно бросить в тесто горсть свежих или замороженных ягод, нарезать яблоко, либо какой-то другой фрукт и всё, бисквитный пирог готов. Не исключены и шоколадные наполнители. Посыпанный сахарной пудрой, он смотрится просто потрясающе. Кусок такого бисквитного пирога в наших московских кондитерских стоит немалых денег, а домашний рецепт до такой степени бюджетный, что его стоимость целиком вряд ли превышает треть стоимости куска в столичных кафе центральных районов.

Тем утром я взяла в два раза больше продуктов, чем полагается по рецепту, и правильно сделала. Вид и вкус моего пирога оценили Милан, Иван, Виктория, Дядюшка Йозеф, непонятно каким образом прорвавшийся к нам Борис и вполне понятным образом прорвавшаяся сквозь толпу репортёров тётка Джульетта. Даже Яреку перепало кое-что, но об этом чуть позже.

Тётка Джульетта, прорываясь сквозь строй репортёров, крыла их по-цыгански, по-словенски и по-итальянски так, что мухи дохли на лету, не успевая оставить потомства, и била журналюг, по чём достанет, толстенной пачкой свежих, утренних газет. Иван в последний момент открыл ей, буквально вдёрнул свою цыганскую мать за руку во двор и тут же захлопнул калитку. Марек в этой операции тоже активно участвовал. Без него, я думаю, она не прошла бы столь гладко.

«Скандально известная писательница резко осадила потерявшего стыд поклонника». Фото переминавшегося с ноги на ногу псевдо-деревенщины прилагается.

«Янина Рупник рассталась со всеми возлюбленными и завела себе подружку». Мы с Лидией выходим из такси, и я слегка приобнимаю её за талию. Девочка-цветочек Лидия, переодетая с помощью фотошопа в лёгкое, летнее платьице на тонких бретельках, и я в растянутых спортивных штанах и старой футболке Милана. Ясно, как чёртов пень, кто из нас кто.

«Эксцентричная Янина Рупник завела роман с новой девушкой Яромира Збогара». Ничего, что самыми эксцентричными моими поступками за последние дни были беготня по торговому центру и отчаянный рёв в туалете «Рыбного Дома». Кого это волнует, когда запахло в очередной раз жареным?! Фото грустного Ярека, лежащего на больничной койке, и радостной, как воробушек, купающийся в пыли, его кареглазой домашней девушки прилагаются. Неважно, что она не новая, а вполне себе старая любовь, главное, что агрессивная лесбуха Рупник отбила девчонку у бывшего жениха и теперь всячески над ним глумится, пока он одиноко страдает в клинике.

Всего этого развратной негоднице Янке показалось мало, и она…

«…завела роман с восходящей звездой джазовой сцены Викторией Крацун» и тут же с ней «…рассталась, нанеся тяжелейшую травму девушке…». Фотосики, где я обнимаю и целую Вику на сцене конференц-зала Центральной Библиотеки, а также где я тащу её, рыдающую от страха, к машине Милана – вот, они, любуйтесь!

– Вот, они, любуйтесь! – Бушевала тётка Джульетта. – А ещё образованные люди, грамоте обучены! И на кой чёрт было учить их грамоте, ежели они такую гадость про хороших людей пишут? Пусть лучше сидели бы у себя в деревнях, овец пасли да мамалыгу трескали!

– Мать, успокойся, – ласково увещевал её Иван. – Все мы знаем, что Яничка у нас никакая не злыдня и не развратница. Смотри, Янина, вон, и сама смеётся над этими глупостями!

– Да, тётечка, успокойтесь, – говорила я, ласково поглаживая костистое плечо Джульетты. – Пойдёмте лучше, пирога моего отведаете. Мы как раз завтракать собрались.

Цыганка мало-помалу успокоилась и села с нами за стол. Аппетит у неё, надо сказать, был отменный. Ну, или ей просто очень понравились бисквит и яичница в моём исполнении.

Меня безмерно порадовал тот факт, что газеты не трепали на этот раз имя Милана и не приписывали нам жутких оргий с кровосмешением. Видимо, та статейка и впрямь была заказная.

Вскоре после завтрака позвонила Марженка и сообщила, что она договорилась с «Горным ручьём» насчёт рекламных съёмок на завтра. Эти ребята очень спешат, потому что опасаются, что я куда-нибудь исчезну из Словении, как я часто это делаю, и ищи меня потом, свищи. Я вынуждена была согласиться, что найти меня пару месяцев спустя будет очень трудно, ведь никому не придёт в голову искать пропажу на одной из подстанций «Скорой помощи» в Москве в рядах среднего медицинского персонала.

Мы с Марженкой посмеялись, и она продолжила. Она настоятельно рекомендовала нам с Борисом не отменять намеченного на середину дня похода на выставку. Прятаться за высоким забором Миланова дома было бы сейчас неправильно и нерационально. Будет совсем неплохо, если мы возьмём с собой кого-нибудь ещё и пойдём туда компанией, большой или не очень. На вечер Марженка договорилась о моём участии в благотворительном показе, проводимом «Супер-базаром» совместно с несколькими не очень известными пока модными домами.

На завтра мне велено было собрать сумку с предметами гигиены, сменой белья, комплектом спортивной одежды, двумя-тремя вечерними платьями и деловым костюмом. «Отлично! Где я возьму чёртов деловой костюм, которого у меня сто лет не бывало?» – Пронеслось хромой собакой в голове. Последний свой деловой костюм времён работы в администрации я закинула куда-то пять лет назад ещё в нашей с мамкой квартире и с тех пор ни разу о нём не вспомнила. Хорошо хоть, что накануне я успела привести в порядок свои вечерние платья!

Ещё Марженка сказала, что к нам уже выехал известный музыкальный продюсер, предложивший Виктории самые выгодные для всех условия работы, дабы забрать нашу юную подопечную под своё массивное, умудрённое нелёгким и разным опытом крыло. Вскоре продюсер, с трудом отбитый мной, Борисом и Миланом у репортёров, вошёл в гостиную, пыхтя, как самовар. Вика упала в обморок.

Пока я приводила её в чувство, выяснилось, что Мареку в очередной раз стало скучно, и он сгрыз до жалких лохмотьев единственные Викины концертные туфли. Вика заплакала было, но вскоре передумала, увлёкшись разговором о последних музыкальных тенденциях… с дядюшкой Йозефом и напрочь забыв при этом о туфлях, продюсерах, гастролях, концертах и прочих мелочах. Похоже, для неё существовала теперь только музыка.

– О, наш человек! – Радовался продюсер, хохоча своим низким, утробным смехом.

Наконец, ему удалось оторвать Вику от интереснейшего разговора со стареньким водителем Милана, и он увёз нашу юную звезду навстречу новой жизни. Одеть её, правда, пришлось, всё в те же обноски Милана, потому что вчерашнее концертное платье Виктории было несвежим, вдобавок, порванным в нескольких местах, видимо, как раз в тот момент, когда её саму чуть не разорвали бешеные борзописцы.

Я хотела дать Виктории одно из своих новых «клубных» платьев, но тётка Джульетта не позволила мне этого сделать. Она бесцеремонно выхватила их из рук Виктории и вернула мне.

– Нечего своё женское счастье разбазаривать! – Изрекла при этом мамка Ивана.

– Так, у меня его…

– …вагон и маленькая тележка! Знаю! – Закончила тётка Джульетта. – Только оно тоже может иссякнуть.

Я думаю, что Джульетте, которая уже считала меня кем-то вроде своей младшей дальней родственницы, просто стало жаль моего «имущества», вот она и сочинила на ходу побасёнку про женское счастье.

Туфли Виктории тоже никуда не годились после забав Марека, и Иван презентовал ей свои почти новые кроссовки, благо размер его ноги был не намного больше Викиного. Цыганская мать не возражала против такого подарка. Видимо, счастья у Ивана было так много, что не грех и поделиться, либо его в помине не было от слова «совсем», ну, или с поношенными кроссовками не так жаль было расстаться, как с новенькими, из магазина, платьями.

Напутствуемая самыми добрыми пожеланиями и радужными предсказаниями тётки Джульетты, Виктория уселась в бронированный автомобиль продюсера рядом со своим новым патроном и отбыла навстречу славе и, как вскоре выяснилось, большой любви.

Вскоре тётка Джульетта, сердечно попрощавшись со всеми, отправилась по своим цыганским делам. У неё было несколько точек на рынке, которые торговали недорогой одеждой. Как только Джульетта вышла из калитки, к ней подбежали репортёры, но, кроме ругательств и тумаков, щедро раздаваемых потрёпанной сумкой и чёрным, костистым кулачком, они ничего не смогли от неё добиться.

Забегая вперёд, скажу, что вся эта, горячо ненавидимая Джульеттой пишущая рать, в итоге сделала её непревзойдённой знаменитостью. Сами о том не подозревая, газетки, смакующие подробности дружбы Милана Котника с цыганами, сделали ей такую рекламу, что отбоя от клиентов у Джульетты не стало вообще, хотя и раньше его почти не было.

Теперь её приглашают почти на все передачи для тех, кто верит во всякую потустороннюю петрушку и в жюри модных нынче конкурсов на лучшего в мире предсказателя непонятно чего. Тётка Джульетта научилась красиво говорить на камеру и заработала целое состояние. Она теперь настоящая цыганская баронесса. Недавно я побывала в её новом особняке, так, вот: там всё отделано золотом, как она любит, но это я сильно забежала вперёд.

Глава 17

Сразу после ухода цыганской матери я в сопровождении Бориса и Ивана срочно кинулась в магазин за деловым костюмом, а Милан поехал проведать Яромира. Вскоре мне пришло голосовое сообщение от Ярека, в котором он трогательно благодарил меня за волшебно вкусный бисквит, который я ему, оказывается, передала. Голос милого обманщика звучал намного бодрее, чем позавчера, когда мы отвезли его в клинику, но у меня всё равно навернулись слёзы. Правда, плакать мне было абсолютно некогда. Плакать некогда, хоть плачь! Такой, вот, парадокс.

Милан, ну, кто тебя… Впрочем, его можно простить. Очень уж он волнуется за здоровье и благополучие своего друга и хочет его порадовать хоть чем-нибудь.

Неужели Милан не знает о том, что у Яромира есть домашняя девушка? Неужели Яромир до сих пор не в курсе, что я знаю о её существовании?

Надо будет поговорить при случае об этом с Миланом. Надо будет задать хорошую трёпку Збогару за его ложь и лицемерие, когда он выздоровеет. Надо будет… Надо будет столько всего сказать и сделать, что буквально разрывается голова!

По дороге в торговый центр позвонила мать. Она рыдала и просила у меня прощения:

– Прости меня, Яночка, дочка! Это, ведь, всё из-за меня!

– Что из-за тебя, мама? – Не поняла я.

– Из-за меня ты лесбиянкой-то стала! Я тут прочитала в Интернете, что лесбийские комплексы возникают в девушках из-за сложных отношений с матерью! Потому у тебя и молодого человека толком не было до Женечки! Потому ты и Милана так легко этой Светке уступила!

Вот, как мы заговорили! «Женечка»… Раньше Евген был исключительно «этот твой упырь», «мукой обсыпанный» – это потому что он очень светлый блондин – «сивый кобель»… Теперь, значит, Женечка. Да, и имя Милана до сего дня никогда не употреблялось без слов «этот твой», произносимых с таким презрением, будто Милан не великий музыкант, а какой-то мерзкий алкаш, подобранный мной из жалости возле мусорного бака.

– Мам, перестань! – Попросила я. – Во-первых, это неправда. Я очень мало общаюсь сейчас с девушками. Мы живём у Милана ещё с двумя парнями. Во-вторых…

Что я там хотела добавить после этого несчастного «во-вторых», у меня тут же вылетело из головы, потому что зря я сказала, что живу в одном доме с тремя мужчинами одновременно. Хорошо, хоть про Марека у меня хватило ума умолчать!

– …бордель! Развели там паскудство! Одна она живёт с тремя мужиками! Это надо мне было дожить до такого позора?!

Отличный подход. Меня всегда умиляло, когда люди, едва заслышав о каких бы то ни было взаимоотношениях человеческих существ разного пола, тут же их спаривают в своём сознании! Ну, или счетверяют, как сейчас это с лёгкостью проделала моя мать. Почему мы для неё всего лишь половые органы на ножках? Откуда такое примитивное представление о людях? Ладно, если бы она сама никогда не дружила с мужчиной, но, ведь, было же!

– … не хотела тебя рожать! – Надсаждалась мать в трубку. – Да, замуж было пора, вот, я и залетела, чтобы папашу твоего, козла проклятого, заставить взять на себя ответственность! Только он всё равно потом убежал, а я осталась, дура дурой, с тобой на руках! Попили вы из меня кровушки, кикиморы болотные!

Вот, оно что! Мать никогда раньше об этом не говорила. Теперь всё стало на свои места.

– Выпей воды и успокойся, – сказала я ровным голосом. – До связи.

Кажется, Борис немного понимает по-русски, судя по тому, с каким интересом он принялся разглядывать хорошо знакомый с детства пейзаж за окном. Он сидел рядом со мной, а Иван на переднем пассажирском сидении морочил голову водителю, не дядюшке Йозефу, тот повёз Милана в клинику к Яромиру, а другому, Матицу, толстому, зловредному дядьке лет пятидесяти, с усами и в дурацкой кепке. Кто придумал, что все толстяки добрые? Такой же глупый стереотип, как и тот, что все мамочки любят своих деток. Дурацкий, как кепка Матица!

– Борис, – обратилась я к своему спутнику, – вы не могли бы завтра поехать со мной на съёмки? Там документы какие-то надо будет подписывать, я не очень во всём этом разбираюсь. Вас не затруднит?

Борис уставился на меня с чувством радостного удивления на лице.

– Яничка! – Выдохнул он через какое-то время. – Я сам хотел спросить вас, не желаете ли вы, чтобы я сопровождал вас в этой поездке! Не предложил этого, потому как думал, что успел смертельно вам надоесть за последние три дня!

– Ну, что вы, Борис! Как может надоесть такой незаменимый человек, как вы? Это я вечно ненужная и лишняя. Даже на работе в отпуск на сорок пять дней отправили, хотя я всего две недели просила! Приехала помочь Милану справиться со стрессом, а в результате втянула его, чёрт знает, во что. И Яромир… И мать моя… женщина… – Я в сердцах махнула рукой и молча уставилась в окно.

– Что вы такое говорите, Яна? – Не понял Борис.

– Никому я не нужна, – выдала я, как на духу. – Никому и нигде. Одни неприятности от меня.

«Меня даже мамка, оказывается, рожать не хотела,» – добавила я мысленно.

– Позвольте, Яничка… – возразил Борис. – Вы очень интересный, тонко чувствующий, талантливый человек… Красивая девушка, вдобавок… А, сколько всего делаете для своих близких! Я не представляю, как Милан и Иван без вас обходились бы! Марженка от вас без ума! Вы у неё с языка не сходите…

– Милану я в последнее время приношу больше вреда, чем пользы, а Марженка получает с меня какую-никакую прибыль, – резонно заметила я. – В современном мире один человек может быть интересен другому только с точки зрения того, что с него можно получить, – я с ужасом заметила, что повторяю слова Евгена. – Те, кто считает иначе, кому люди интересны сами по себе – отжившие динозавры. Скоро они рухнут под собственной тяжестью, да, и вымрут ко всем чертям!

На последнее моё замечание Борис весело рассмеялся.

– Как же вы ещё молоды, девочка моя! Как вы думаете, почему я вижусь с вами в последнее время каждый день?

– Вам скучно дома одному, вот, вы и приходите к нам! – Выдала единственно верный ответ.

А, что? Борис сам так вчера говорил!

– Почему же я прихожу именно к вам? – Продолжил он свой тонкий, интеллигентный допрос. – Думаете, мне не к кому больше пойти? Любляна – мой родной город. У меня здесь масса друзей детства, институтских однокашников, есть родня, дальняя и не очень. В конце концов, я не бедный человек, мне доступны самые разнообразные развлечения, а я караулю вас с утра у калитки, днём работаю в саду вашего брата, а вечером иду с вами на ваши два мероприятия! С чего бы?

– Вам с нами интересно, должно быть, – пожала я плечами.

– Вот, именно, мне интересно с вами, Яничка! Я не желаю ничего получить от вас, у меня всё есть – любимое дело, приличный доход, состояние. В прошлом году нам с Марженкой досталось неплохое наследство от покойного дядюшки. Мне интересны вы, Янина, вы сами по себе – яркая, необычная, боевая, всегда готовая прийти на помощь! Что я могу с вас получить? Разве только вас саму, если мне очень сильно повезёт, и это будет самая большая ценность!

Борис бережно взял мою руку и принялся покрывать её нежнейшими поцелуями. При этом он не поднёс мою кисть к своему носу, как это делает большинство мужчин, а склонился над ней и целовал, целовал…

Я не удержалась и погладила другой рукой его короткие каштановые волосы, на которых уже кое-где начала появляться седина, и тут до меня дошло, что с Иваном творится что-то неладное.

Где его всегдашние встревания в разговор? Где искромётные шутки на самые неуместные темы, не говоря уже о ставших практически родными провокациях? Куда девался его резкий, звонкий, раздражающе весёлый смех? Ничего этого не было в помине. На переднем пассажирском сидении царила гнетущая тишина. Иван даже Матица не доставал уже минут десять. Может, ему нехорошо? Сердце сжалось в дурном предчувствии.

К счастью, мы уже подъезжали к торговому центру. Я распахнула дверцу и выскочила, как ошпаренная, едва Матиц припарковал автомобиль. Резко дёрнув дверь переднего пассажирского сидения, я увидела бледного, как полотно, Ивана. Глаза его были закрыты, голова откинута на подголовник. Я выхватила из сумочки нюхательную соль и сунула флакон прямо под нос парню. Он вздрогнул, открыл глаза и уставился на меня довольно мутным взглядом.

– Что у вас болит, Ванечка? – Спросила я участливо.

Когда человек в таком состоянии, ему лучше не задавать вопросов, на которые можно ответить односложно, либо покачиванием головы. Лучше заставить пациента говорить, чтобы сразу понять, нет ли симптомов инсульта, во время которого одна половина лица, как правило, перестаёт действовать, и речь становится невнятной, словно человек принял существенную дозу алкоголя. Из-за этого пострадавшего от инсульта часто принимают за пьяного и либо не оказывают ему никакой помощи, либо совершают бесполезные, а то и откровенно вредные действия, теряя драгоценное время.

– Ничего не болит, – ответил Иван тихо, но вполне внятно. – Просто в глазах немного потемнело, вот, и всё.

Лицо его было при этом вполне себе симметричным, взгляд становился всё более сфокусированным. Спустя мгновение Ванечка слегка улыбнулся, и это успокоило меня насчёт инсульта полностью, потому что и улыбка его тоже была симметричной. Я заметила, что зрачки Ивана реагируют на свет, и показала ему два пальца, спросив, сколько пальцев я показываю.

– Два. Успокойтесь, Яничка! Всё хорошо, – принялся увещевать меня Иван.

Да, похоже, что так. На инсульт и на сотрясение мозга это не похоже. Видимо, парень немного перегрелся, либо его укачало в машине.

Борис тем временем куда-то исчез, но вскоре вернулся, неся бутылку воды. Я ещё раз поразилась его догадливости и умению делать именно то, что необходимо, чего не скажешь о Матице. Всё это время он суетливо скакал вокруг меня, бормоча что-то себе под нос и проливая литры пота. Что ж, каждый по-своему реагирует на экстремальные ситуации.

Я заметила рядом с парковкой небольшой скверик со скамеечками и маленьким круглым фонтаном посередине.

– Пойдёмте, присядем, – предложила я Ванечке.

Он уже глотнул прохладной воды и выглядел теперь вполне сносно. Иван кивнул, и мы втроём направились к ближайшей скамье под кроной раскидистого каштана. Я и Борис бережно поддерживали нашего юного друга под локти с обеих сторон. Когда мы расположились, Иван неожиданно выдал:

– Вы теперь не сможете работать фельдшером на «Скорой», Яничка.

– Это тётка Джульетта сказала? – Спросила я насмешливо.

– Во-первых, это не смешно, Янина, – ответствовал многоопытный Иван. – Предсказания Джульетты почти всегда сбываются, особенно если она гадает своим, – я не знала, как мне относиться к тому факту, что Джульетта считает меня своей, но было приятно. – Во-вторых, она здесь ни при чём. Сами посудите, какая у вас теперь будет жизнь: постоянные разъезды, съёмки, фотосессии, благотворительные балы… Не спорьте, Янина! – Иван предостерегающе вскинул руку. – Я живу среди знаменитостей и знаю об их жизни всё! Дядька сейчас никуда толком не ходит, только по вашим делам, потому что он задепрессовал и отменил всё, а то сейчас тоже крутился бы, как заведённый, мы бы его дома и не видели.

– Возможно, вы правы, Иван, – согласилась я, – и это будет огорчительно. Я люблю свою работу и…

В горле застрял ком. Зачем несносный мальчишка заговорил об этом сейчас?! Мне мало всего остального, что произошло за эту получасовую поездку, не говоря уже о последних двух сутках?

– …заменю вас, – продолжал тем временем Иван фразу, начало которой я упустила. – Я пойду этим летом поступать в медицинский колледж, стану фельдшером и буду спасать жизни вместо вас!

Что я сейчас слышу? Это очередная дурацкая шутка? Нет. Иван был серьёзен, возможно, как никогда до этого.

– Кто я такой? – Рассуждал Иван. – Збогар был прав, когда сказал, что я никто, и звать меня никак. Я существую на деньги родителей и Милана, а то, что зарабатываю официантом, трачу на пиво и девчонок. Я так больше не хочу. С меня хватит. Я буду спасать людей!

Последнее предложение Иван твердил, как мантру. Борис одобрительно смотрел на Ивана и дружески похлопывал его по плечу.

– Ванечка, но у вас же Голос! – Возразила я.

Я произнесла это слово именно так, с большой буквы. Я преклоняюсь перед одарёнными людьми. Они кажутся мне полубогами. Милан и его брат Роберт, Виктория, Яромир и даже вредный Ванька – не просто люди. Они высшие существа, а мы простые смертные – я, Евген, Натусик, Светка, Борис, Марженка… Список можно продолжать до бесконечности.

Мы тоже можем быть влюблены в своё дело, как Марженка, Борис и я. Мы можем быть привлекательными и даже красивыми, как Светка, Евген, Марженка. Мы можем быть полезными и даже необходимыми людьми. Мы можем быть приятными в общении и иметь массу друзей, приятелей, просто знакомых, которые будут к нам тянуться. При всём при этом мы обычные, а они нет. Они, как говорили в старину, «поцелованы Богом».

– Для оперы я уже не гожусь, раньше надо было дёргаться, – сказал Иван совершенно спокойным, лишённым всяких сожалений, тоном, – а в поп-музыку не пойду ни за что, там одна грязь.

– Как же ваша рок-группа? – Спросила я.

– Баловство! – Отмахнулся Иван. – Баловство, и ничего более. И, вообще, петь можно в свободное от работы время. Вы же в свободное время пишете, вот, и я буду так же петь.

Возразить на это было нечего, да, и не очень хотелось.

Через три с небольшим года Иван действительно получил диплом фельдшера, и уже почти столько же работает на «Скорой». Деньги на первый год обучения он заработал сам, вкалывая несколько месяцев официантом по двенадцать часов в сутки, часто всего с одним выходным в неделю. В двадцать один год Ванечка вступил в права наследства за дедушкой, и на учёбу тратил проценты с капитала. Теперь он живёт на своё жалованье, а капитал не трогает. Говорит, что пока ещё не решил, что делать с этими деньгами.

Он ещё не встретил свою любовь, а заводить семью просто так, потому что все так делают, категорически не желает.

Раз в две недели Иван в свой выходной наведывается в цыганский табор и оказывает там посильную помощь всем нуждающимся. Если не хватает знаний или возможностей, направляет к нужному специалисту, оплатив визит. В таборе теперь на него молятся, и пациенты выстраиваются в очередь к нему часа за три до появления Доктора Иванко, как цыгане его ласково называют.

Потребность Ивана постоянно кого-нибудь доводить, придумывая злые шутки, переросла к последнему курсу колледжа в лёгкую ироничность. Это уже не злой и ершистый вечный подросток, а вполне серьёзный молодой специалист, с которым считаются, к мнению которого прислушиваются. Единственное, чего не смог побороть в себе фельдшер Иван Котник – это враждебное отношение к Яромиру Збогару. Он по-прежнему ревнует к нему дядю и своих родителей, но, думаю, и этот острый угол со временем сгладится.

Тут бы самое время написать, что с этого момента Иван изменил своё поведение, став серьёзным и задумчивым, тихим и молчаливым, отрешённым и благостным, но, нет. Ванечка ещё многое успел натворить на пути к себе теперешнему. Впрочем, обо всём по порядку.

Глава 18

– …таких вещей! – Кипятился Иван. – Когда вы сказали, что вы лишняя и никому не нужная и что от вас одни неприятности, меня словно по башке долбанули чем-то тяжёлым, в глазах потемнело и мутить начало.

– Простите меня, Ванечка! Я не думала, что вы столь впечатлительны, – рассмеялась я.

– Не такой уж я и впечатлительный! Там, где я рос, впечатлительные не выживают, – заверил меня Иван, – и если бы так говорил о себе какой-нибудь долбоклак… Збогар, например, я бы с ним вполне охотно согласился, и солнышко светило бы по-прежнему, а вы… Нет, не говорите так больше никогда, Янина! И, главное, не думайте. Если с вами что-то случится, в моём мире образуется воронка. Как от ядерного взрыва. И туда всё, всё провалится!

Я рассмеялась. Ну, вот! Какой, оказывается, я важный человек! В Ванечкином мире без меня дыра. Интересно, как со мной обстоят дела в мире Ярека?.. Тьфу! Ну, зачем я опять об этом думаю?! Как будто других забот нет!

– Если Ванечка отдохнул, мы можем идти, – сказала я. – Вечером показ, а мы ещё на выставку сходить хотели.

Иван заверил нас, что чувствует себя хорошо, и мы отправились в сторону входа в торговый центр.

В здании царили безмолвие и скука середины рабочего дня. В отделе одежды для офиса было настолько уныло, серо, бежево и коричнево, что я в тоске плюхнулась на банкетку и сидела, уставившись в пустоту. Борис велел мне подождать и куда-то ушёл, увлекая за собой Ивана.

Просто сидеть, ожидая неизвестно чего, было скучно, и я вспомнила, что завтра и послезавтра меня по целому дню не будет дома, и некому сделать Милану массаж. Я зашла в Интернет, отыскала несколько специализированных клиник, выбрала по отзывам самую лучшую и позвонила, чтобы записать Милана на приём к доктору и пару сеансов массажа.

Администратор принялась кочевряжиться, что у них, мол, записываться надо за триста лет вперёд, и, вообще, но, узнав, кто клиент, сразу же записала Милана к лучшему специалисту, да ещё и спросила, когда ему удобнее. Прикинув время, я сказала, что в одиннадцать утра. Милан успеет выспаться, сходить на пробежку, отдохнуть, позавтракать, и вторая половина дня у него останется свободной для собственных дел. Правда, в последнее время он занимается почти исключительно чужими делами, вот, и следующий день не стал исключением в этом плане.

Борис и Ванечка вернулись, неся в руках охапку деловых костюмов… самых восхитительных расцветок! Там были жёлтые, бирюзовые, сиреневые, красные, комбинированные костюмы! Были даже в цветочек.