Поздняя весна. Повести и рассказы

– Почему вы не вызвали «Скорую»? – Поинтересовалась я.

– Я подумал, что вы, Яна, дома, либо вышли в сад подышать свежим воздухом. Я обыскал всё, но нигде не нашёл ни вас, ни Ярека. Это было ужасно! Я совсем было собрался вызвать бригаду, но Иван сказал, что ему уже лучше. Он пошёл к себе в комнату, прилёг и вскоре заснул. Если бы его терзала боль, он бы не смог заснуть, верно?

– Верно, – ответила я, – но это не значит, что человек вне опасности. Существует даже специальная практика осмотра во сне.

К слову говоря, этим я как раз и занималась: мяла Ванькин живот, пока он спал, и не находила ничего угрожающего – мышцы расслаблены, дыхание ровное, сон спокойный, пульс в норме. Возможно, Иван просто перенервничал из-за нашего с Яромиром ночного побега, либо слегка объелся. Такое с ним время от времени случалось, по словам Милана.

Бедный Ванька! Всё это не от хорошей жизни. Сейчас пусть отсыпается, а завтра я его понаблюдаю.

Я велела Милану идти в свою комнату и готовиться к массажу, Яромиру пожелала спокойной ночи и заверила его, что пригляжу сегодня за Миланом, пусть он отоспится, а сама отправилась к себе.

Вчера ночью я забыла свои масла, аромалампу и всё прочее в комнате Милана, а сегодня утром он мне всё это принёс и аккуратно сложил на комод. Узнаю его прежнего, хотя до идеального состояния, конечно, ещё очень и очень далеко.

Я сняла с себя пропотевшее, запылённое чёрное платье. Хорошо, что я пошла именно в нём, а не в красном. Я и так чуть не убила гопников своим видом, когда сняла куртку, а, если бы это было ещё и асимметричное красное платье с оголённым плечом… не знаю, что с ними было бы!

Надо днём постирать свои вещи.

Я приняла душ, переоделась в домашний костюм – широкие штаны и футболка с длинным рукавом – собрала всё, что нужно, и отправилась к Милану.

На этот раз пациент не сопротивлялся и не капризничал. Я размяла его шею, плечи, руки, помассировала волосистую часть головы под аромат ромашки и музыку для релаксации. После Милан без возражений отправился в душ, затем лёг в кровать, позволил мне выключить свет и поинтересовался на прощанье:

– Мне идти с вами утром на пробежку?

– Это мне с вами идти, Милан, а не вам со мной! – Ответила я со смехом, пожелала спокойной ночи и вышла.

На этот раз я не забыла свой массажный набор, и никто не подкарауливал меня под дверью. Я зашла в свою комнату, поставила свои «волшебные средства» на комод, завела будильник так, чтобы он срабатывал каждые два часа, и решила проветрить свою спальню перед сном. Выглянув в окно, я заметила, что в комнате Яромира всё ещё горит свет. Неужели ему и впрямь не спится? Что-то вчера он не был похож на человека, страдающего бессонницей!

Свет в комнате Ярека продолжал гореть и через пятнадцать минут, когда я собралась закрывать окно. Странно. Я думала, он заснёт крепким сном сразу же, как только попадёт в свою обитель.

После некоторых колебаний я решила всё же узнать, не случилось ли чего. Подойдя к двери, я постучалась как вежливый человек, но ответа не получила. Моё сердце тревожно заколотилось, и я толкнула дверь в комнату Яромира.

То, что я увидела, напугало меня до темноты в глазах.

Глава 12

Яромир лежал на кровати лицом к стене, скорчившись от боли. Несмотря на свои огромные размеры, он выглядел сейчас до ужаса маленьким, просто комок боли какой-то!

Я подлетела к нему и всё поняла: у Яромира страшно болит колено. Он не в состоянии встать, не в силах дотянуться до телефона, лежащего на тумбочке, чтобы позвать на помощь. Яромир не может не то чтобы закричать, а даже застонать в полный голос, потому что боль буквально затопила его, так, что парень едва дышал.

Вот, она, доля спортсмена, во всей её красе!

Мы с удовольствием смотрим разные матчи и соревнования с участием молодых, сильных парней и девушек. Мы с восторгом взираем на их красивые тела и одухотворённые лица, восхищаемся их азартом, страстью, яркими эмоциями. С насмешкой, а порой и с открытой неприязнью, разглядываем их машины, дома, дорогую одежду и богатые аксессуары… Но, кто видит обратную сторону всего этого?

Что-то могут заметить внимательные зрители, как правило, фанаты. Многое видят родные и близкие спортсменов. Ещё больше знают медики. Всё об обратной стороне большого спорта знают только сами спортсмены, но они не станут об этом рассказывать.

Если они пожалуются на боль, обыватель сочтёт их нытиками. Обыватель живо напомнит им об их гонорарах, размере имущества, путешествиях, курортах и прочих возможностях. Именно поэтому спортсмен страдает за закрытой дверью, превозмогая боль с помощью медиков, своих близких и фармакологических средств.

Конечно, у Яромира должны быть сильные обезболивающие, но, видимо, боль скрутила его неожиданно, уложив лицом к стене, и он не в силах взять препарат и вколоть его себе.

– Ярек, – начала я, как можно мягче, – где лежат ваши обезболивающие?

– В комоде… в верхнем ящике… справа… – Прохрипел Яромир, задыхаясь.

Он даже положил лекарства так, чтобы они в случае надобности были под рукой, но это не помогло. Такие вещи непредсказуемы.

Я легко нашла коробочки с ампулами, вколола Яромиру две инъекции, но любому препарату требуется время, чтобы подействовать, и боль не уйдёт в один миг.

Я принесла и зажгла аромалампу, заправив её маслом эвкалипта, запах которого снижает болевые ощущения. После достала массажное масло и принялась тихонько разминать поясницу Яромира. Это отвлекает от болей в нижней половине тела.

– Ярек у нас добрый, хороший, сильный, – тихонько повторяла я. – Ярек надёжный, смелый. Ярек прекрасный друг.

Я убеждена в том, что человек – это не просто мыслящий и передвигающийся кусок мяса. Человек обладает сложнейшей психикой, и от того, как она настроена, зависит его способность к преодолению невзгод, трудностей, болезней. Лечит человек себя сам, а когда не справляется, зовёт на помощь лекаря, и тот вытаскивает его из ямы недуга. Лекарства, физиотерапия и прочие меры – это только средства. Главное – настрой пациента. Если человек сам не желает выбираться или не верит в саму возможность спасения, никакие средства не помогут.

Через пятнадцать минут, показавшихся мне сутками, а Яромиру, должно быть, вечностью, боль его отпустила. Мышцы расслабились, распрямились, и Ярек снова стал добрым, красивым гигантом, каким он был всегда.

Я отёрла салфеткой пот, градом катившийся по его лицу, и погладила Ярека по волосам. Я так давно об этом мечтала, только не хотела признаться даже себе самой! Оказалось, что волосы Яромира сказочно приятны на ощупь и пахнут Солнцем, ветром и степными травами. Хотелось гладить и гладить их до бесконечности, но он поймал мою руку и принялся целовать её своими горячими, немного потрескавшимися губами, приговаривая:

– Яничка… добрая моя… милая… нежная…

Да, Яничка у нас очень добрая и нежная! Сначала обидела Ярека, потом отваляла дяденьку в пыли, после отматерила защитников… Это ещё не вспоминая о том, что Яничка наговорила с утреца Светусику!

Спорить я с ним, однако, не стала. Пусть говорит, что хочет, главное, чтобы не болел.

С последним дела у нас обстояли, как вскоре выяснилось, неважно.

Осматривая красное, распухшее колено Яромира, я заметила на нём не то чтобы очень свежие, но недавние послеоперационные рубцы. Два месяца назад Ярек перенёс сложнейшую операцию на колене, и сейчас находился в стадии реабилитации. Доктора строжайше запретили ему участие в матчах, только лёгкие нагрузки на уровне любительского спорта. Яромир Збогар выпал из своей команды примерно на год, и буквально не знал, куда себя деть.

Матч на вытоптанном пустыре и последующая длительная пробежка по асфальту… Какой ужас!

Я сказала Яромиру, что днём он обязательно должен наведаться в клинику. Он нехотя согласился после того, как я пообещала поехать с ним.

– Вам надо хорошо выспаться, Ярек, – сказала я, поглаживая его по руке.

– Почему ты до сих пор говоришь мне «вы», Яничка? – Спросил Яромир, глядя мне прямо в глаза.

В его глазах светились сейчас тёплые, золотистые огоньки. Не было никакой возможности сопротивляться его обаянию, да, и желания, в общем-то, не было никакого.

– Я боюсь сказать лишнего при Милане. Боюсь при нём обратиться к тебе на «ты». Боюсь показать своё чувство к тебе при нём или Ваньке…

– Ты испытываешь ко мне чувство? – Спросил Яромир обрадованно. – Это правда?

В ответ я смогла только кивнуть, потому что спазм перехватил моё горло.

Я легонько поцеловала Яромира в губы. Он выпустил мою руку от неожиданности, и я встала, сходила, несмотря на его активный протест, за своим медицинским чемоданчиком и начала накладывать на его больное колено повязку с компрессом.

Лаской и уговорами мне удалось уложить Яромира и упросить, чтобы он перестал, наконец, сопротивляться сонливости, которую даёт усталость и его обезболивающий препарат. Я немного помассировала ступни Ярека, и он заснул.

Посидев у его кровати какое-то время, я услышала мелодию будильника, напоминающего, что пора бы проведать Милана.

Милан тоже спал. Видимо, вымотался за день, что немудрено.

После я навестила спящего Ивана и ещё раз осмотрела его во сне. Всё в порядке.

Весь мой лазарет крепко спал.

Я вернулась в комнату Ярека, собрала свои массажные принадлежности, ещё раз осторожно, чтобы не разбудить, погладила его по волосам и отправилась к себе. По дороге в свою комнату я почувствовала, как сердце моё заколотилось буквально на ровном месте, а в голове сами собой начали складываться строки:

Разжигают пожар в моём сердце

Золотые огни твоих глаз

И вечернего города скерцо…

Я поспешила в свою комнату, торопливо распихала всё, что несла в руках, по местам, схватила блокнот и ручку и записала:

Разжигают пожар в моём сердце

Золотистые отблески глаз

И вечернего города скерцо,

Баритон, что срывается в бас…

Учащается резко дыханье,

И звенит напряжённо в ушах.

Песня города нам отвечает

Рваным ритмом мелодии в такт.

Снова руку сжимаешь до боли,

И в глазах полыхают огни.

Я не стану расписывать роли.

Будь, что будет, мы в мире одни!

Если хочешь, прижми меня тесно

К своей крепкой, надёжной груди.

Расскажи о проделках из детства,

О высотах, что ждут впереди…

Обнимай меня до исступленья,

Чтоб не взвидела тьмы и огня,

Всех стихий чтоб услышала пенье,

Чтоб забыла, как звали меня!

Если девушка всё же другая

В твоём сердце построила дом,

Пусть об этом сейчас я узнаю

И уйду, хоть, признаться, с трудом.

***

Неожиданно жаркие губы

Взорвались поцелуем в ночи…

Сбились города скрипки и трубы…

Что ты мелешь, дурак?! Замолчи!

Последняя строчка относилась к Бронеку, главарю гопников, прервавшему наш едва начавшийся волшебный поцелуй. Получилось необычно. Утром нужно показать стихотворение Яреку. Интересно, что он скажет?

Записав стих, я улеглась в кровать. Если вы думаете, что я так и не сомкнула глаз в ту ночь, то глубоко ошибаетесь. Едва коснувшись головой подушки, я отключилась, как электроприбор, отторгнутый от розетки. Разбудил меня верный будильник в три тридцать утра. Я проведала всех парней по очереди, поправила сползшие одеяла и, шатаясь, отправилась восвояси. Сегодня моя очередь шататься по дому заспанной. Ярек должен хорошо отдохнуть.

После пятичасового сигнала будильника я уже не ложилась. Умывшись и почистив зубы, я оделась для пробежки и отправилась навестить сначала Ваньку, который спал сном фермера в период жатвы, потом Милана, укрывшегося с головой одеялом и тихонько сопевшего оттуда, а затем Ярека, снова скорчившегося от боли.

Я ввела ему препараты, помассировала спину, посидела с ним, как накануне. Когда Яреку стало лучше, он объявил, что голоден, как волк. Оно и понятно. В последний раз мы основательно ели ещё до посещения театра.

Я отправилась в кухню готовить завтрак. Вытащила из холодильника молоко, яйца, растительное масло, достала из шкафчика муку, соль, сахар и развела тесто для блинчиков.

Я пеку блинчики сразу на двух, а иногда и на трёх сковородах. Когда делаешь так, не надо стоять, как часовой на посту, с кулинарной лопаткой, нервно зажатой в руке, и ждать, пока зарумянится одна сторона блинчика. При много-сковородочном способе готовки процесс идёт непрерывно, и гора блинчиков растёт с фантастической скоростью. Этому научила меня одна знакомая, инженер по образованию. Бауманку в своё время окончила. Общаясь с ней, отчётливо понимаешь, что абы кого в знаменитой академии не держат! Талант инженера-рационализатора, если уж он есть, проявляется во всём, даже в таких бытовых мелочах, которые на самом деле, конечно, никакие не мелочи.

Повариха семейства Котников, судя по всему, тоже тот ещё рационализатор. Всё у неё в кухне устроено настолько по уму, что диву даёшься! Самое необходимое находится под рукой, так, что даже впервые попавший сюда человек без труда отыскивает то, что ему нужно. Кулинарных инструментов – целая коллекция, сковородок – по несколько штук каждой разновидности, а одинаковых, словно сёстры-близнецы, блинниц – целых три! Именно, как мне надо.

Всё это превращает процесс готовки в несказанное удовольствие.

Скоро блинное тесто в тазике иссякло, а горка блинчиков, напротив, выросла до внушительных размеров. Этого должно хватить для завтрака троих оголодавших парней и одной фельдшерицы-мини-футболистки.

Я положила на большую, красивую тарелку пять блинчиков, свёрнутых треугольниками, плюхнула на неё же по ложке сметаны, джема и мёда, натёрла по небольшой горке сыра и шоколада. Получилось красиво и аппетитно. Ещё я сварила большую чашку кофе, как любит Яромир.

Водрузив на поднос тарелку блинов, чашку кофе, сахарницу и стопку бумажных салфеток, я отправилась с ним к Яреку. Проходя мимо комнаты Ванечки, я заметила, что от двери слегка тянет сквозняком. Неужто следит за мной? Что ж, с него станется! Впрочем, возможно, мне это просто показалось, либо дверь закрыта недостаточно плотно.

Войдя к Яреку, я нашла его свежим, умытым и улыбающимся. Он перемещался по комнате прыжками на одной ноге и делал вид, что находит это забавным. Ярек постоянно шутил, я улыбалась в ответ, но мне сразу же подумалось, что такими темпами у него непременно разболится второе колено, потому что нагрузка на него возросла в разы.

Впрочем, думать о плохом сейчас не нужно. Это может отразиться на моём лице и расстроить Ярека. Пусть он лучше с аппетитом уплетает свой завтрак и шутит, как может.

Я зачитала Яромиру своё последнее стихотворение, сразу пояснив, что последняя строчка к нему отношения не имеет. Он слушал с горящими глазами, позабыв о своём голоде.

– Это обо мне стихотворение? Правда? – Спросил Ярек ошарашенно. – Ещё никто не посвящал мне таких стихов!

– Каких это – таких? – Поинтересовалась я с улыбкой.

– Настоящих! – Выдохнул Ярек, заставив меня почувствовать волну удовольствия.

Надо сказать, Яромир в то утро не уставал поражаться мне. Он очень удивился, когда увидел, что я принесла ему на завтрак блинчики, а не пару бутербродов с тем, что завалялось в холодильнике.

– Когда ты успела за ними сбегать, Яничка? – Поинтересовался Ярек, набрасываясь на еду. – Или ты заказала доставку?

Когда я сказала, что напекла блинчиков только что сама, Яромир чуть было не рухнул со стула.

– Да, ты у меня не только великий медик, голкипер и поэтесса, а ещё и волшебница! – Воскликнул он.

Смеясь, я обняла Ярека сзади за плечи, нежно поцеловала в висок и пожелала ему приятного аппетита.

– Я должна идти, – сказала я. – Мне нужно ещё осмотреть Ванечку перед пробежкой.

Яромир не удерживал меня, не просил побыть с ним ещё хотя бы часика два, а лучше весь день. Так ведут себя, надо сказать, многие пациенты, но Ярек серьёзно кивал в ответ на мои слова, не забывая при этом целовать мне руку. Я ещё раз поразилась его выдержке и чувству ответственности и, поцеловав любимого в губы, с большой неохотой вышла из его комнаты.

За дверью меня ждали его величество Иван Робертович собственной персоной. Его зелёные, как крыжовник, глаза были нехорошо прищурены.

– С добрым утром, Ванечка! – Приветствовала я его, ощущая лёгкую панику, зарождающуюся где-то в глубинах грудной клетки. – Как вы себя чувствуете?

– Отлично! – Объявил Иван торжественно и тут же саркастически поинтересовался: – А, что это у нас тут происходит? Гордый, неприступный фельдшер носит завтраки в постель человеку-псу?

– Что вы городите, Иван? – Возмутилась я. – Яреку почти всю ночь было плохо! У него недавно операция была на колене!

– Он вам уже пожаловался? – Ванька скукондил жалостливую рожицу и притворно всхлипнул. – На что только не пойдёшь, чтобы охмурить девчонку! – Закончил он зло.

– Я вам не девчонка, и никто меня не охмурял! Не мелите чушь, Иван! – Рассердилась я.

– Так уж и никто? – Насмешливо спросил юный злыдень. – Не лгите, Яничка! Вы и сами к нему неравнодушны, а он… этот дурак и запойный пьяница… Он только и смотрит, кого бы ему охмурить! Всю жизнь такой был, таким и останется!

Большая часть этого содержательного разговора происходила между нами на ходу. Топоча ногами и активно жестикулируя, мы с Иваном постепенно переместились в кухню-гостиную. Ванька увидел горку свежевыпеченных блинчиков и изрёк:

– О! Вот, вы как для него стараетесь! Поднялись пораньше, чтобы напечь любимому блинчиков? Думаете, он это оценит? Думаете, он женится на вас? До чего же вы наивны, Яничка!

После таких слов мне страстно захотелось съездить сопливому наглецу по физиономии. Желательно, чем-нибудь тяжёлым.

Вместо этого я вдохнула-выдохнула три раза и самым спокойным тоном, на какой сейчас была способна, спросила:

– Что же вы предлагаете мне делать, Ванечка?

– Я предлагаю вам забыть о нём раз и навсегда! – Последовал незамедлительный ответ. – Ещё я предлагаю вам усвоить, Яничка: Яромир не совсем свободен.

Последнее было произнесено очень тихо и веско.

Тяжёлый дубовый стол, стоявший передо мной, вдруг легко сдвинулся со своего места и поплыл в сторону. Я помотала головой из стороны в сторону, и он снова оказался там, где был. Какой-то подозрительный туман неожиданно окутал все предметы вокруг.

– Что значит «не совсем свободен»? – Спросила я, крепясь из последних сил, чтобы не разреветься. – Яромир женат?

– Почти, – согласился Иван.

– Он помолвлен? У него есть невеста?

– Они живут вместе почти три года, Яничка, – буднично сообщил Иван.

Вот, оно как! Оказывается, я убежала два месяца назад из своего гражданского мрака именно для того, чтобы с размаху вляпаться в чужой! Как в рвоту пациента. Как в кучку собачьего дерьма на пробежке. Как… неважно, во что ещё! Больше этот звездун мини-футбола ко мне не подойдёт!

Слёзы прорвали все плотины и уже в открытую неслись по щекам, капая на шею, руки и грудь. Капли солёной жидкости красиво расплывались на ярко-красной ткани моей футболки.

Я больше не хочу носить красное! Мне плевать на кружева и блёстки. В гробу я видала всю эту любовь-морковь, я для неё не создана!

Едва не сбив с ног Ваньку, моловшего теперь, словно радиоприёмник старой бабки, что-то поучительно-успокоительное, я кинулась вверх по лестнице, заперлась в своей комнате и бросилась на кровать.

В то утро Милан поднялся в семь часов, решив всем нам сделать сюрприз. Он хотел перехитрить меня и Ярека, явившись к нам раньше, чем мы планировали прийти к нему. Вот, он полюбуется сейчас на наши заспанные физиономии! Вот, кое-кто у него сегодня поплатится за свою вчерашнюю жестокость!

Как жаль, что старания Милана пропали даром! Лучше бы он ворвался в мою комнату в половине седьмого утра, подняв меня, не выспавшуюся и угрюмую, на пробежку. Лучше бы Яромир, несмотря на всё, был здоров. Лучше бы не было этого нелепейшего ночного матча! Лучше бы… Судьба же, как всегда, распорядилась иначе.

Милан был очень огорчён состоянием своего друга. Только он собрался поговорить об этом со мной, как перед ним возник вездесущий Иван и сообщил, что у Янички приступ мигрени. Лучше её сейчас не тревожить и дать выспаться. Очень благодарна за это Ваньке. Не хватало мне ещё объяснять Милану, почему я реву так, что всё моё тело сотрясают конвульсии.

Именно этим я и занималась в своей комнате битых полчаса, пока не вырубилась ещё часа на полтора.

Глава 13

Проснувшись, я сразу же захотела собрать чемодан и уехать ко всем чертям, подальше от лицемера Ярека, злыдни Ивана и даже ни в чём не повинного Милана. В конце концов, у него есть Светка. Судя по тому, что она говорила и как вела себя вчера в театре, никуда она от него денется: придёт не сегодня-завтра.

Совесть мягко подсказала мне в жёсткой форме, что я недальновидная, безответственная эгоистка, думающая только о собственном психологическом благополучии. Во-первых, ещё неизвестно, когда вернётся Светка и вернётся ли вообще, и как примет её Милан. Возможно, просто выгонит взашей. При этом распсихуется, наобзывает её «вручей бессовестницей» и «грустной ложкой», и его непременно разобьёт невралгия. Как раз то, что нужно в преддверии длительных заморских гастролей.

Во-вторых, плевать мне на выходки Ванюши! В конце концов, он каждый раз выводит меня на чистую воду, хоть и делает это достаточно грубо, а порой даже очень больно. Если бы он не сказал мне о том, что Яромир «не совсем свободен», я позволила бы бесчестному спортсмену, прикидывающемуся простаком-добряком, и дальше морочить мою многострадальную рыжеволосую головушку, и куда бы всё это завело в итоге, подумать страшно.

В-третьих, никакого бегства! Остаёмся на месте и продолжаем бороться до конца: за здоровье Милана, за честь писателя, за своё человеческое достоинство и женскую гордость. Если кто-то думает, что я буду перед ним плакать, он глубоко ошибается. Если кто-то считает, что обо мне и дорогих мне людях можно безнаказанно сочинять гадкие вещи и публиковать их, где ни попадя, тот вскоре поплатится за это своей отвратительной журналюгской шкурой. Если…

Очередной лозунг отважного борцуна ускользнул, насмешливо высовывая на бегу язык. Причиной тому стал неожиданный телефонный звонок. Звонила Марженка. Интересно, что гадкого случилось на этот раз? Что бы ни случилось, отважный борцун, засевший во мне с тех пор, как я себя помню, сдаваться не собирался. Он им всем покажет, когда найдёт, что показать, разумеется.

– … ещё один тираж! Срочно! – Верещала Марженка в трубку. – Голос её был восторженным, настроение приподнятое. – … смели с полок! Что самое интересное! По моей просьбе провели срочный блиц-опрос покупателей, и выяснилось, что это совсем другой контингент!… Алло, Яничка… Ты меня слушаешь, детка?

– Да-да! – Бодро подтвердила я. – Вам нужна моя подпись на документах, чтобы заказать дополнительный тираж? – Проревевшись и отдохнув, я сделалась на редкость сообразительной.

– Безусловно, Яничка! – Согласилась Марженка. – Только у меня ещё масса дел! Нужно организовать для тебя автограф-сессию, договориться насчёт творческого вечера в Центральной Библиотеке, а ещё мне оборвали телефон пять телевизионных каналов, три косметические фирмы и четыре крупных магазина одежды. Они хотят, чтобы ты прорекламировала кое-что из их продукции, а «Горный ручей» твёрдо вознамерился сделать тебя своим лицом.

Вот, это новости! Вот тебе и «широкие слои узкого круга»!

– Куда и во сколько мне подъехать, Марженка? – Спросила я самым деловым тоном на свете.

– Я предлагаю поужинать в «Рыбном Доме», – сказала Марженка. – Ты ведь всё равно ничего не решаешь без совета Милана, так что, приходите с ним вместе! Я тоже буду со своим братом, только не старшим, а младшим, – последнее предложение было произнесено таким призывно-кокетливым тоном, что я сразу поняла: мне хотят пристроить маленького братика в качестве бойфренда, а, возможно, и мужа в дальнейшем. Что ж, тут как карты лягут, а всё остальное вполне себе годится. – Во сколько тебе удобно? – Спросила Марженка.

– Может, в семь вечера? – Предложила я.

– Да, давай в семь. До вечера, моя девочка! Тёте Марженке надо срочно бежать!

Мы попрощались и отключились практически одновременно.

Да, дела. «Тётя Марженка» «кря» не скажет, если это не сулит ей каких-то выгод, а, точнее, не каких-то, а вполне существенных. Значит, продажи моих книг серьёзно выросли по вине скандальных борзописцев. А мы-то с Марженкой вчера переживали из-за каких-то тётенек!..

Плохо мы знаем современных тётенек! Да, и дяденек, судя по всему, не очень.

Моё внимание привлёк какой-то шелест, и я заметила рядом с дверью на полу несколько всеми любимых жёлтеньких газеток. Их было меньше, чем вчера, всего-то штуки четыре или пять. Интересно, что нам там приготовили?

Помимо уже всем известной информации о том, что «Знаменитый музыкант впервые вывел в свет новую возлюбленную» с прилагающейся фоткой, где мы с Миланом стоим с безобразно счастливыми лицами, намертво сцепившись локтями, и моего вчерашнего весёлого шопинга, газеты писали, например, о том, что «Известная писательница взяла питомца из собачьего приюта». Наша с Мареком совместная фотография, где мы с радостными лицами носимся по лужайке около дома Милана, прилагалась.

Ещё та же самая «Известная писательница рассталась со своим бойфрендом. Известный спортсмен в (… хм…) недоумении». Внизу статьи Яромир смотрел на зрителя несчастными глазами. Оказывается, вчера в магазине, когда я отказала ему в оплате моих покупок, он расстроился сильнее, чем мне это представлялось. Видимо, подумал, что я феминизднутая. Что ж, он недалёк от истины. Благодаря ему, Евгену и прочим подобным персонажам, я точно скоро феминизднусь на всю башку.

Как же мне с ним теперь быть? Больше всего, конечно, хочется пойти к Збогару немедленно и высказать ему всё, что я о нём думаю, но это было бы слишком просто. Я побью гадкого лицемера его же оружием. Он у меня получит… калошей! Я преподам пару уроков сволочизма этому… вручему бессовестнику!

Я умылась, слегка припудрила лицо, подкрасила губы прозрачным блеском и отправилась в гостиную. Надо было найти Милана, чтобы передать ему приглашение Марженки.

В гостиной я нашла одного угрюмого Ивана. Впрочем, не совсем одного. С ним, как всегда, был Марек.

– Ванечка, вы не знаете, где Милан? – Спросила я, как ни в чём не бывало.

– Милан у Ярека, – буркнул Ванька. – Они сегодня с утра не расстаются. Парочка гомиков!

Я никак не стала комментировать последний Ванькин выпад. Очевидно, он ревнует дядю к Яромиру. Он ревнует к нему меня, Марека, фонарный столб. Он всех и всё ревнует к Яромиру. Милан рассказывал, что он и родителей жутко ревнует к нему, младшим сестре и братьям и, вообще, всем подряд. Бедный Ванька! В каком неприглядном мире он живёт!

– Вы уже выкинули свою дурь из головы? – Выстрелил Ванька в обычной своей манере вопросом в спину.

Я замерла на месте, а после медленно развернулась к нему лицом.

– Я не понимаю, о чём вы говорите, Ванечка, – произнесла я тихо и веско. – Не понимаю и понимать не хочу.

– Так тоже канает! – Одобрил Иван. – Главное, не ведитесь на подкаты этого долбоклака. Он вам не пара.

Очень захотелось пошутить про монастырь, но по понятным причинам я не стала этого делать. Улыбнувшись Ванечке нарочито фальшивой улыбкой, я отправилась в логово жестокого, коварного зверя по имени Яромир Збогар.

Очень вовремя, потому что встревоженный Милан уже бежал мне навстречу. Действие препарата закончилось, и его друга снова одолела боль.

Я сказала, что постоянно колоть обезболивающие – не выход. Надо везти его в клинику. Скорее всего, Яромира госпитализируют, но это даже хорошо, потому что он будет получать лечение, и за ним там будет круглосуточный присмотр.

Милан отправился в гараж, чтобы дать распоряжение дядюшке Йозефу. Нужен был самый просторный автомобиль, чтобы больному было в нём комфортно.

Я спокойно вошла в комнату Яромира Збогара. При виде его, в очередной раз скрученного болью, я не испытала ничего особенного. Так, обычное сострадание медика к пациенту, но тут он, приложив нечеловеческие усилия, развернулся ко мне лицом и прохрипел:

– Прости меня, Яничка!

Я, признаться, растерялась.

– За что вы просите прощения, Яромир? – Спросила я, привычно доставая ампулы и шприцы.

– Вы почти не спали сегодня из-за меня, – выдавил он. – Потому вас и атаковала мигрень.

Надо же, до чего можно дойти в своём лицемерии! Изображать сострадание, превозмогая собственную боль! Красиво, конечно. Ещё пару часов назад я бы поплыла киселём, но времена меняются.

Массируя Яромиру поясницу, я молчала.

– Поговори со мной, – попросил он. – Твой голос успокаивает меня.

– Вам лучше сейчас помолчать, Яромир, – ласково произнесла я. – Поберегите силы.

Когда препарат подействовал, Ярек попытался взять меня за руку, но я сделала вид, что отвлеклась на звуки, доносящиеся с улицы, и прилипла к окну. Вскоре пришли Милан с дядюшкой Йозефом, чтобы помочь ему дойти до машины. Я велела им переодеть больного, потому что его футболка была насквозь мокрой от пота. Не хватало ещё подхватить воспаление лёгких!

Збогару казалось, что дурочка по-прежнему у него на крючке. Он заговорщически мне улыбался и постоянно пытался ненароком схватить и прижать к губам мою руку. На самом деле с моей стороны не было никакой нежности; это были самые обычные действия и рекомендации фельдшера «Скорой».

В машине я уселась на переднее сидение, чтобы никак не соприкасаться с телом «не совсем свободного» спортсмена. Я заметила, что он от этого погрустнел. Ничего. Скоро ты у меня ещё не так погрустнеешь!

Приняли Збогара почти сразу же. Персонал клиники буквально выплясывал вокруг него. Это хорошо. Без внимания, значит, наш дорогой друг не останется.

Мы с Миланом остались ждать в приёмной. Он заметно нервничал.

– Всё будет хорошо, – успокаивала я его. – Подержат несколько дней в больнице, подлечат и отпустят. Не переживайте так!

Милан уставился на меня и неожиданно изрёк:

– Странно!

– Что странно, Милан? – Не поняла я.

– Странно, что ты успокаиваешь меня, а не наоборот.

– Ничего странного, – заверила я Милана. – Это ведь ваш друг, а не мой.

– Мне показалось, что между вами проскочила искра, Яничка. А уж как Ярек переживал, когда узнал, что у тебя мигрень! Надо было видеть…

– Так это ведь Яромир переживал, а не я, – безразличное пожатие плеч. – И потом, любой вежливый человек на его месте расстроился бы.

Милан ничего не сказал на это, и я принялась развлекать его разговором ни о чём, упомянув попутно, что вечером мы приглашены Марженкой и её братом в «Рыбный Дом». Конечно, Милан согласился пойти со мной, но я видела по его лицу, что идти ему на самом деле не хочется. Ему хочется валяться весь вечер на кровати и переживать за друга, но ничего у него не выйдет. Да здравствует светская жизнь!

Через некоторое время к нам вышел седой, как лунь, доктор и сказал, что дела Яромира не хороши, но и не критичны. Нужен абсолютный покой на ближайшие три дня, целый комплекс процедур, набор препаратов…