Правильный документ. История девятая – бюрократическая
Трофим Никитич умер. А что в этом такого? Все умирают рано или поздно, вот и его срок пришел. Душа воспарила к потолку и на какое-то время замерла от удивления. Вот ведь оно как. Никогда не верил во всякие поповские бредни, газету «Правда» читал – и на тебе, жизнь загробная. Еще раз с грустью осмотрел он кабинет, в котором проработал последние десятилетия, потом взглянул на своё тело, бессильно уснувшее за столом… жалко, год всего до пенсии не дотянул. И, мысленно вздохнув, начал пробираться к небу через бетонные перекрытия небоскрёба, в котором ютились большие и малые организации и ведомства. Облака становились все ближе и ближе, послышались сладостные звуки, показались врата Рая… как вдруг непонятный вихрь закрутил почти достигнувшую неземного блаженства душу и понёс её куда-то в сторону.
Несколько мгновений спустя Трофим Никитич оказался на бескрайней серой равнине перед входом в исполинское здание, напомнившее родной небоскрёб. Разве что число этажей в Этом не поддавалось определению. «Чистилище, – вспомнил он. – Читал где-то. Место между Раем и Адом, куда отправляют всех свежеумерших. В принципе – логично. В поликлинике регистратура, у нас тётка-вахтёрша. Значит и здесь что-то подобное должно быть обязательно». Поправив пиджак (хорошо хоть как в момент смерти одет, показаться не стыдно), поднялся на крыльцо, открыл тяжёлую створку, вошёл в просторный холл… и упёрся в очередь. Кого в ней только не было: любого возраста и пола, негры вперемешку с эскимосами, китайцы вслед за австралийцами … Деликатно спросив, кто крайний, он встал в самый конец. Продвигалась очередь к нужной двери медленно, постоянно замирала, когда на табло сверху загоралась надпись «Технический перерыв 15 мин» или «Обед». Но даже в загробном мире не бывает бесконечного, и очередь донесла Трофима Никитича до кабинета, где за большим письменным столом расположилась ангел. Как положено, с белыми крыльями за спиной, милым личиком, золотыми кудряшками… и почему-то манерами до боли напоминавшая старую грымзу из отдела кадров, которая постоянно скандалила из-за составленных не по форме графиков отпусков.
– Та-а-а-к. Ну и зачем вы здесь?
– Как зачем? – удивился. – Помер я.
– Все вы умерли. Вы почему пришли на взвешивание грехов без анкеты, личного дела и остальных положенных бумаг?
– Так это. Не сказал же никто.
– Ничего не знаю. Вам на этаж сто тридцать семь, комната «семь-бэ», забрать личное дело. Без него не принимаю.
Чтобы добраться до заветного этажа, пришлось пройти сначала бюро пропусков, потом получить и заполнить разрешение на получение анкеты – три экземпляра по шестьдесят страниц, допустимых помарок не больше двух на экземпляр. Опытный в таких делах Трофим Никитич заполнил бумаги всего с четвёртой попытки и был собой крайне доволен: соседние души жаловались, что писали разрешение раз по десять-пятнадцать. С анкетой пришлось повозиться чуть дольше – всё-таки листов в ней было больше пяти сотен. Но вот и этот барьер преодолён! Дальше заветная дверь «семь-бэ»… за которой ждёт катастрофа: личного дела в комнате нет.
– Что же вы, голубчик, вместе с анкетой заявление сразу не подали? – с участием спросила очередная девушка-ангел. – Дело, наверное, в архив уже ушло.
На робкие протесты «не предупредили» девушка сочувственно вздохнула: «Бывает. Вы уж извините, сами видите сколько работы. Вы, голубчик, в архив сами сходите, заберите. Тут недалеко – всего минус сороковой этаж». После чего немедленно выгнала в коридор, заявив, что остальные тоже торопятся. И пришлось тащиться (потому что лифты оказались на «вечном» ремонте) сначала вниз, потом за разрешающими документами наверх, потом опять вниз… Пока ещё одна ангел наконец-то не поставила нужных печатей в личном деле, и Трофим Никитич снова не оказался в очереди на взвешивание грехов.
«Грымза» встретила его равнодушно, быстро пролистала бумаги и так же быстро вынесла вердикт:
– Просрочен срок анкеты. Следующий.
– Но позвольте! Я и так бегаю с вашими бумажками столько времени. И просрочено всего, – Трофим Никитич взглянул на верхний лист, – всего на один час!
– Порядок есть порядок. Не нам его нарушать. И тем более не вам, – сделала она ударение на последнем слове. – Следующий!
Возня с новой анкетой, а также непонятно откуда взявшимися сопроводительными бумагами заняла, по ощущениям, ещё одну «вечность». Но вот Трофим Никитич перед тем же столом, в том же кабинете и полон решимости отстоять своё право узнать грехи. Ангел пролистала бумаги, заверила каждый лист, сложила в коробку, вручила обрадованному Трофиму Никитичу и уже было приготовилась отпереть возникшую за спиной дверь… как мелодично что-то тренькнуло. На столе появился листок. «Грымза» отложила ключ, углубилась в чтение – после чего сурово посмотрела на стоящую перед ней душу и произнесла:
– На вас пришла бумага. Отдел путей судьбы выяснил, что вы к нам рановато. Вернётесь лет через десять или как там решат. А пока – на третий этаж, оформитесь на возвращение.
– Обратно… – Трофим Никитич ошарашенно выронил коробку на пол. Вдруг в нём взыграло негодование. – А раньше не могли сообразить?! Теперь ещё заполнять кучу бумаг, а потом снова к вам бегать?!
– А что вы хотели? – спокойно парировала ангел. – Небесная канцелярия. Что внизу – то и наверху, принцип «по образу и подобию», знаете ли, в обе стороны работает. Следующий!
Оказавшись в родном теле и в родном кабинете, несколько мгновений Трофим Никитич сидел за столом, не в силах пошевелиться. Правда? Или приснилось? А руки не слушаются, ноги не гнуться – затекло? Или, это самое, трупное окоченение проходит? Да и сердечко как-то неровно стучит. То ли нервы, то ли никак разогнаться не может. И в зеркале на стене цвет лица не очень. Бледноватый какой-то. Наконец, справившись с собой, взглянул на часы – и поторопился вернуться к работе: обед давно закончился, документы ждать не будут… как неожиданно вспомнились слова ангела: «По образу и подобию в обе стороны работает». Это что же, когда он по всяким мелочам откладывает заявления в папку перед собой – на небесах то же самое делают? По образу и подобию… «Нет уж! Будет вам подобие!» – и, полный решимости, он открыл папку с жирной наклейкой «На возврат» и быстро начал подписывать одну бумагу за другой.
Право на свободу. История десятая – градохозяйственная
Последний ролл отправился в рот. Мэр довольно рыгнул: не пельмени, конечно, но если наложить побольше, то даже это изобретение узкоглазых сгодится. Заключительным аккордом хорошего обеда стали палочки для еды, прямо в упаковке метко брошенные в урну. Хватит и того, что он вместо нормальной еды по совету дочки жрёт полезное для здоровья чёрт-те что! Пользоваться карандашами вместо вилки его не заставит никто.
От удара палочек мусорное ведро закачалось, внутри зазвенела вчерашняя бутылка из-под коньяка. Несколько секунд мэр гадал: упадёт корзина или нет. Устояла – но мысли уже закрутились вокруг мусора. Точнее, вокруг его переработки: места на старой свалке давно не хватало, да и запах от неё ветер доносил аж до центра города. Средства из бюджета на решение проблемы были выделены, варианты предложены… выбрать мэр не мог уже несколько дней. Строительство перерабатывающего завода решало проблему навсегда, но деньги придётся тратить по назначению целиком. Ещё одна свалка на окраине куда дешевле, но тогда через три-четыре года всё повторится. Ручка парила над двумя листками-распоряжениями, словно десница карающая и милующая… с улицы донесся шум, гул тысяч голосов, и мэр раздражённо замотал головой. Что там ещё? Тут, понимаешь ли, решается судьба города, а условий для работы – никаких!
«Кстати, а кто это может быть? – подумал мэр, вслушиваясь в крики, среди которых можно было разобрать что-то о свободе и несправедливости. – Для пенсионеров и коммунистов рано ещё, не июль и не ноябрь. Эта, как её там, ихняя «Радуга» и всякие правозащитники уже в мае отработали». Был ещё вариант – незапланированное выступление из-за «межгосударственных разногласий» по поводу распределения бананов в каком-нибудь Зимбабве. Но его мэр отмёл тут же: с любых, даже сверхурочных, грантов все обязаны отчислять в городскую администрацию и полицию, иначе недолго и погореть. Повезёт, если просто признают «иностранным агентом», и отстёгивать придётся вдвое больше – обиженный начальник полиции способен журналистов не пустить, а запросто без телекамер посадить вместе с алкашами на пятнадцать суток за хулиганство. После чего на получении денег от спонсоров можно смело ставить крест, с таким пятном на репутации даже самые стойкие борцы никому не интересны.
Мэр выглянул в окно и обомлел: площадь заполнял мусор. Стройными рядами крепких парней стояли пивные банки и стеклянные бутылки, дородными матронами расположились пластиковые бутыли и пятилитровые баллоны, словно детей, ведя за собой и подсаживая на «плечи» окурки и бумажки. В дальнем углу площади пёстрым цыганским табором расположились сигаретные пачки, то тут, то там возвышались башнями старые холодильники и поломанные шкафы. Первомайской колонной солидно встала бытовая техника, готовая чугунным тараном утюгов проломить стену перегородившего дорогу к мэрии ОМОНа. А посреди всего этого упорядоченного хаоса на импровизированной трибуне из деревянных и пластиковых ящиков стояла бутылка из-под виски и произносила речь:
– Сотни лет нас угнетали! Загоняли в гетто мусорных баков и резервации свалок. Рухнул коммунизм, но свобода была недолгой! Захватившие власть чиновники не просто возрождают тоталитарное наследие, устанавливая по городу урны, они пошли дальше! Они готовят геноцид!
Площадь заревела: «Не допустим! Нет-строительству-завода!»
Бутылка тем временем продолжила:
– Мы требуем от мэрии уважать наши права! Нет патрулям дворников, нет мусоровозам, которые забирают нас без разбирательств! Сво-бо-ду!
«Нет репрессиям!» ¬ – заскандировали в ответ. А бутылка в сопровождении свиты пивных жестянок двинулась к линии ОМОНа. Командир оцепления делегацию пропустить отказался – и мгновенно разразилось побоище. В сомкнутую линию щитов полетели камни, следом с помощью товарищей начали прыгать бутылки, а телевизоры и корпуса компьютеров принялись кидаться под ноги. Ненадолго помогли водомёты, но тут в дело вступили холодильники: под их прикрытием столы и шкафы подобрались вплотную, и оцепление было прорвано. Ликующая толпа устремилась внутрь мэрии, сметая вахтёров и турникеты. Последним заслоном в дверях кабинета встала секретарша, но из мусорной корзины выбралась вчерашняя бутылка из-под коньяка, ткнула Леночку в спину палочками для роллов, и девушка была повержена.
«Предательница», – бросил на стекляшку гневный взгляд мэр… Делать нечего, теперь придётся разговаривать.
– Так что вы от нас хотите?– хозяин города мрачно посмотрел на бутылку-главаря, вместе со свитой жестянок расположившуюся перед ним на столе.
– Равенства и свободы! Даже в декларации ООН записано, что каждый имеет право на свободу. Вне зависимости от веры, национальности и всего остального.
– Э… позвольте, – опешил мэр, – там же вроде про людей говорится? А вы – мусор.
– Но-но! – возмутилась бутылка. – Попрошу без расизма и оскорблений. Вторсырьё. Или изделия вторичного цикла существования. И никак иначе. В то время как весь прогрессивный мир идёт навстречу общечеловеческим ценностям и толерантности, только в нашей отсталой стране… в общем, это пойдёт отдельным пунктом. Вот, ознакомьтесь.
К середине списка у мэра глаза полезли на лоб.
– Вы с ума сошли! Да мы тогда просто утонем в этих ваших вторичных отходах. А меня повесят, как только поймают, и к тому времени я уже, уверен, буду сам не против…
– Ага! – закричала бутылка, и её поддержали тоненькими голосами жестянки. – Знакомо! Нынешняя власть заботится только о себе, о своей репутации. На чаяния простого вторсырья ей наплевать! Но мы ждали этого. Мы берём заложников!
Из приёмной раздался визг, и сквозь дверной проём мэр увидел, как два стола тащат Леночку. На несколько секунд мэр ошарашенно замер: да как они смеют! Это… это его! И распоряжаться своим любимым имуществом какому-то мусору он не позволит!
Делегация мгновенно была сметена со стола могучей рукой. «За мной!» – прозвучал громовой клич. В ответ по всему зданию начали хлопать двери, выскакивали сотни работников администрации: у каждого из них тоже стащили какую-то ценную вещь. Несколько минут¬ – и забившийся в угол площади ОМОН с завистью наблюдал, как могучая орда, подобно варварам нового Аттилы, крушит врага. Мэр, словно вождь племени, бился в первых рядах: телевизоры, стулья и шкафы отлетали прочь, не в силах противостоять неистовому напору. Но когда победа была уже близка, навстречу вышел старый поцарапанный ветеран, советский холодильник. Мэр пропустил удар дверцей по голове, и наступила темнота.
Михал Палыч очнулся от скрипа двери и хихиканья Леночки в приёмной: наверное, опять зашли в обед подружки из бухгалтерии, и теперь все вместе сплетничают о сотрудниках. Мэр аккуратно ощупал голову: никаких шишек и ссадин. Никак привиделось? Тяжело вздохнув, он встал и на всякий случай выглянул в окно… Площадь была пуста, если не считать пары дворников, подметающих идеально чистый асфальт. Точно привиделось. Взгляд упал на бутылку из-под коньяка в корзине, и в груди зашевелился гнев на предательницу. «А сон точно вещий, другие, говорят, в обед пятницы не снятся. Чёрт с ними, с деньгами!» – мэр вернулся за стол, смахнул в мусорное ведро непонятно откуда взявшуюся в углу жестянку из-под пива и быстро подписал документы на строительство завода. А следом – указ о штрафах за мусор в неположенном месте.