Мозес

– Если мы не посетим последнего, то достанется мне, а потом и вам, – сухо сказал он. На мгновение Мартин подумал вернуть бумажку, но вовремя одумался и промолчал.

– Я запомнил адрес! – раздался вдруг голос из толпы. Макс подошел к командиру и нашептал последний пункт списка, лукаво взглянув на Мартина.

– Отлично! Покончим уже с этим на сегодня.

Отряд свернул на улицу, где жили Мердеры. Один из ребят затянул строевую песню и всё хором подхватили

"…перевешаем евреев, поставим к стенке богачей…" – напевал отряд. Но Мартин лишь беззвучно шевелил губами в такт мотиву, ведь за углом показался его дом.

«Глупый! Глупый братец, как же я тебя ненавижу!» – повторял про себя Мартин. Сейчас ему было стыдно за такое родство и больше всего на свете хотелось не иметь с ним ничего общего. И когда отряд поравнялся с его домом, Мартин, смирившись с предстоящим позором, повернул во двор.

– Эй, Мердер! – раздался голос командира, и всё внутри сжалось, – ты, что уже домой собрался?! Быстро в строй! Мы еще не закончили! – Мартин непонимающе посмотрел на командира, но выполнил приказ. Отряд двинулся дальше.

– Вот! Дом тридцать два, – сказал Макс и указал на ветхий двухэтажный особнячок. Дверь открыла пожилая женщина.

– Что вам? – без лишних церемоний спросила она. Командир начал распинаться об организации, о важности вступления в неё, и нежелательных последствиях отказа от такой чести. Но на лице женщины не дрогнуло и мускула, и когда к ней подбежал мальчишка она суровым голосом сказала

– Внуку всего восемь лет! Так что проваливайте отсюда пока при памяти! – и захлопнула дверь перед опешившим командиром.

– Должно быть, канцелярская ошибка, – пробормотал он, – Макс! Веди отряд обратно, а я разберусь с этим.

– Есть!

Они опять проходили мимо дома Мердеров, и напряжение вновь охватила Мартина, как вдруг он ощутил тычок в спину.

– Эй, как твой брат поживает? Выздоровел? – спросил Макс.

– Уже лучше, – тихо ответил он.

– Надеюсь, он вскоре присоединится к нам. А то было бы забавно, если нам придется стучать в твой же дом, – сказал Макс и злорадно рассмеялся.

"Он знает! Он знает!" – думал Мартин, ощущая смятый лист в кармане. Но больше об этом никто не вспоминал, а лист со адресами улетел в ближайшую канаву.

18.

– Попроси его выписать эту справку! Он не откажет, я уверен, – сказал Йозеф, смотря на Розу умоляющим взглядом. На улицах в преддверии весны уже таял снег, унося в грязных ручьях остатки зимы, а ноги слегка промокли.

– Во время же ты обо мне вспомнил, – ответила Роза. Йозеф виновато опустил глаза, пнул лежащий на земле камушек и он исчез в серой глади лужи.

– Столько времени прошло. Ты всё еще злишься?

– Я и не злилась. Но ты меня обидел.

– Одиннадцать лет, Роза! Нам было всего по одиннадцать лет! Я тогда и не думал о таком.

– Мальчишки… почему вы так поздно взрослеете?

– Не знаю, – ответил он.

Они замолчали, вспоминая каждый свою версию произошедшего два года назад. События, прошедшие через фильтр двух таких разных, но близких умов расставшихся в одночасье.

– А вообще это ты отказалась после этого видится, а не я, – вырвалось из уст Йозефа, но он сразу же пожалел о сказанном.

– Конечно! – вскрикнула Роза непривычно громко, – для тебя же это ничего не значило! А я тогда даже плакала.

– Ну, извини! Извини! Но мне, правда, тогда это казалось неприятно.

– Мог бы хотя бы не плеваться после этого поцелуя.

– Прости. Если тебе станет легче, брат тогда меня не слабо так отметелил. Ведь ты ему всегда нравилась.

– Я знаю, – сухо ответила Роза, – но не он мне. А ты.

– Глупо.

– Очень.

Меньше всего Йозефу хотелось об этом говорить. Несмотря на прошлую близкую дружбу, сейчас от Розы ему была нужна лишь помощь её отца. Они опять замолчали. Он не знал, как вернуться к этой теме, но она сама заговорила.

– И долго ты собираешься так бегать от них? – спросила Роза.

– Пока не отстанут.

– Они не отстанут.

– Знаю.

Начал падать мокрый снег. Где-то там, наверху еще было холодно, но достигая земли, снежинки таяли. Подростки посмотрели друг другу в глаза. Йозеф видел одиннадцатилетнего ребенка решившего поиграть в любовь, а она мучителя и предателя с невинными голубыми глазами.

– Так ты спросишь отца? Мне еще хотя бы год продержаться.

– Поцелуй меня.

– Что?

– Тебе же нужна эта дурацкая справка! Так давай! Только не плюйся от омерзения! – сказала Роза и совершенно не соблазнительно надула губы. Йозеф поддался вперед, ближе к ней. Расстояние стремительно сокращалась, но словно разряд давно копившегося тока оттолкнул Розу, и она ошеломленно посмотрела на него.

– Что случилось?

– Я ничего не сделал, ты сама отскочила! – оправдывался Йозеф.

– Врешь! Теперь ты уже толкнул меня! А что в следующий раз, кулаком меня ударишь?

– Я не…

– Только следующего раза не будет! Зачем я только согласилась с тобой встретиться.

– Потому что мы дружили и всегда понимали друг друга.

– Но ты всё перечеркнул одним июльским вечером.

– Я не хотел. Но и к большему не был готов.

– Мальчишка…

– А кто же еще? Тебе так не терпеться повзрослеть? Почему-то многие хотят поскорее, а я нет. +

Роза неодобрительно цыкнула.

– Все вы так говорите. Но однажды, проснувшись среди ночи, ты поймешь, что детство ушло.

– Как сказал однажды Ицхак: Первые сорок лет детства мужчины самые трудные, – сказал Йозеф, и Роза невольно улыбнулось, но тот час же снова состроила серьезное лицо.

– Меньше слушай этого сказочника. – Мокрый снег перерос в дождь, словно торопя окончить разговор. Паузы между словами увеличивались, и они поняли насколько отдались друг от друга за это время. Ребенок, и его внезапно повзрослевшая подруга зашли под козырёк дома, но слов больше не стало.

– Но хотя бы в знак нашей прошло дружбы, ты поможешь мне достать справку? – заговорил Йозеф. Она осмотрела его с ног до головы.

– Знаешь, это будет тебе даже полезно, – словно кто-то другой заговорил её устами, – может в этом гитлерюгенде ты, наконец, повзрослеешь. – Роза развернулась и пошла прочь прямо под проливным дождем. Не попрощавшись и оставив Йозефа с его проблемой.

19.

Как и тринадцать лет назад Вилланд ходил по магазину, рассматривая антикварный хлам в ожидании владельца. Это один из тех редких дней, когда он был одет в обычную гражданскую одежду. Иногда он всерьез задумывался, что было, если бы он остался здесь работать, но мысли подобные, пресекать необходимо было на корню, и не дай бог озвучивать. И когда, наконец, появился Ицхак, он состроил суровое лицо и без лишних церемоний обратился к нему.

– Если он еще раз сюда придет, передай ему, что хуже от того будет тебе.

– Йозеф? Он не появлялся здесь уже полгода.

– Тем не менее, он постоянно где-то пропадает.

– Сколько ему? Тринадцать? Неужели в таком возрасте он захочет бегать к старику слушать байки? Не в том направлении ищите, гер Мердер. – Вилланд покачал головой.

– Не знаю. Но он совсем не такой, каким должен быть. И кто-то, несомненно, влияет на Йозефа.

– А вы бы хотели влиять на него только сами, не так ли?

– Несомненно. Я его отец.

– Многим детям свойственно противиться старшим. Делать, что угодно только бы не то, что говорят родители.

– Но не Мартин.

– Кто?

– Мозес, – неохотно сказал Вилланд.

– Ах да, непоседа Мозес. Он в своём протесте идет куда дальше Йозефа.

– О чем ты?

Ицхак замолк, сомневаясь. Однако был велик соблазн взглянуть на лицо Вилланд, когда тот узнает.

– Так ты считаешь Мозеса, то есть Мартина истинным патриотом, немцем и национал-социалистом? – говорил Ицхак, идя к своему столу.

– Он это смог доказать.

– И не смотря на то, что он подкидыш?

– Откуда ты знаешь?! В первую очередь он сын Фюрера! – испугано произнес Вилланд.

– Всё ли Фюрер знает о своих детях? – сказал Ицхак и развернул лист бумаги.

– Что это?

– Откровение от Иоанна.

Вилланд вырвал лист из его рук и принялся читать.

– Письмо от твоих еврейских друзей? Очень интересно…

– Присмотрись, правда, скрывается между строк.

Вилланд устав от загадок Ицхака хотел скорее с этим покончить и окинул взглядом всё письмо. Между крупным размашистым почерком было несколько строк более мелкого. Буквы выстроились в слова, слова в смысл и Вилланд учащенно задышал.

– Что за бред! – воскликнул он, смял и швырнул письмо.

– Сын видного нацистского деятеля, преданный член гитлерюгенда – еврей, – сказал Ицхак, словно озвучивая судебный приговор.

– Заткнись! – заорал Вилланд, и схватился за голову, тормоша тщательно уложенные волосы похожие теперь больше на птичье гнездо.

– Он прошел все проверки, его приняли в юнгфольк, а значит то, что ты сказал, не может быть правдой! – нашел оправдание Вилланд.

– Думаю тебе лучше известно, как легко можно сделать фальшивые документы, и какими толпами набирают в юнгфольк, – сказал Ицхак. Вилл знал, что это правда. Документы у Мозеса фальшивые, а из-за его положения в партии приемного сына особо не донимали проверками. И еще раз вспомнив, как выглядит Мозес, Вилланд почти смирился, что это правда – он взрастил под своим крылом ребенка тех, с кем ставил священную цель бороться.

– Но как, черт возьми, он может служить фюреру, если по его венам течет жидовская кровь?!

Ицхак обиженно фыркнул.

– Так же, как еврей может быть христианином, – сказал он и кивнул в сторону распятия на стене. Деревянный Спаситель, вечно склонивший голову в страданиях за грехи человечества, словно кивал в подтверждение его слов.

– Если об этом кто-нибудь узнает… – запинался Вилл, краснея от ярости и подрагивая от страха.

– Не трудно догадаться.

Огромные старинные часы начали отбивать приход нового часа. Время словно замедлилось, и Вилланд ждал точно вечность, что бы сказать слово. Последний удар эхом разлетелся по магазину, ознаменовав собой новый раунд напряженной беседы.

– …если кто-нибудь узнает, конец карьере и всей моей семье! – закончил он.

– О, Господи, какая дилемма! Может до твоих разъеденных речами фюрера мозгов, наконец, дойдет насколько важнее воспитание и среда, пресловутой крови!

– Кровь – всё! – яростно не соглашался Вилланд.

– Хорошо же над вами там работают. Думаю, если партия скажет что черный квадрат – белый, вы поверите им, а не глазам.

Вилланд стоял в оцепенении и не в силах, что-либо сказать. Над входной дверью зазвенели колокольчики, и в магазин зашел мужчина. Ицхак направился к покупателю. Вилл потоптавшись на месте какое-то время, резко развернулся и пошел на выход. Из распахнутой двери он выкрикнул напоследок:

– Лучше бы ты оставил эту тайну при себе, старьевщик! – и хлопнул стеклянной дверью.

Ицхак смотрел вслед уходящему штурмовику и всё яснее понимал, какую глупость совершил.

Часть 3

1.

1938 г.

«Мы дарим этих детей фюреру!» – гремело со всех радиоприемников и рупоров страны. Закон «О гитлерюгенде» принят, и целое молодое поколение оказалось завернутым в праздничную упаковку повязанную ленточкой со свастикой.

Йозефу не очень нравилось быть подарком, но всё же, он стоял в коричневой форме на поверке командованием вместе с Мартином. Солнце слепило, и Йозеф едва разглядел проезжающий автомобиль без верха с каким-то большим во всех смыслах начальником. Животом он на мгновение загородил солнце, точно затмение. Свою лысину он тщательно скрывал под фуражкой, а мерзкие жидкие усики шевелились в такт тяжелому дыханию курильщика. Вслед за остальными, Йозеф вскинул руку в приветствии. Пока он держал ладонь в строгом соответствии с углом наклона в сорок пять градусов, ему вспомнились первые дни в гитлерюгенде, когда мальчик еще пытался что-то, кому-то доказать и поспорить, всякий раз получая тумаков за собственное мнение. Но со временем Йозеф стал умнее, хитрее, изворотливее. Он придерживался правил и пользовался всеми благами организации, не принимая идеи всерьез. Иногда, когда отряд вывозили в поход или на озеро, и они разбивали палатки, пели песни, совсем легко было позабыть об идеологии, фюрере и о самой Германии. Это были просто дети, соревнующиеся в навигации и спорте, шальные без повода и без забот отдавшиеся лету. Но такие дни, как сегодня возвращали к реальности, напоминая об истинном назначении организации.

– Будущие солдаты рейха! – прогремело со сцены. Толстый офицер задыхаясь, продолжил вдохновляющую не всех речь.

Мартин давно ждал этого дня. Его собственный брат оказался у него в подчинении, ибо на целых три года позже пришел в гитлерюгенд. «Молодежь командует молодежью» – гласил один из принципов организации. «Брат командует братом» – добавил Мартин.

***

Три грузовика въехали на залитую летним солнцем поляну. Рев двигателей раздирал вековую тишину, а колеса сминали высокую траву. Машина во главе колоны остановилась, не глуша мотора. Из неё вышел высокий человек в офицерской форме. Поправив фуражку, он пошел в центр поляны, где одиноко рос старый дуб. Он остановился и прикоснулся к коре, провел ладонью по шершавому стволу. Новоприбывшие удивленно смотрели на него из кузовов, а те, кто здесь не впервой терпеливо ждали, когда тот закончит. Офицер поднял руку и одобрительно кивнул. Двигатели заглушены. Молодые тела бросились навстречу лету и солнцу. От девственной тишины не осталось и следа – гул, крики и смех наполняли поляну суетой. За толщей деревьев блеснуло серебристое озеро, и дети в предвкушении глядели на водоем.

На мгновение лес вновь погрузился в тишину. Построение не заняло много времени – всё было отрепетировано десятки раз. В полнейшем безмолвии водружался на переносной флагшток национальный флаг. Красное полотнище, белый круг в центре и свастика вызвало трепет во многих юных сердцах. Флаг, развеваясь на ветру, заслонил собою солнце и засиял, словно сам был светочем во тьме. Когда флаг был на вершине, раздалась барабанная дробь и дети салютовали символу, вскинув руку. На флагшток пониже поднимался флаг гитлерюгенда. То же красное полотнище и свастика по центру, но вместо круга, знамя пронизывала горизонтальная белая полоса, словно молоко между двумя красными берегами и солярный символ, точно остров посреди реки.

Барабаны стихли и отряды, не опуская рук, прокричали приветствие. Словно один могучий голос разорвал пространство громогласным – Heil Hitler!

Офицер дал отмашку и удалился, оставив «молодежь командовать молодежью». Строй разделился на две группы по двадцать человек каждая со своим командующим. Помощником старшего командира в первом отряде был Мартин, во втором Макс Беккер: во взгляде школьных товарищей разгоралось пламя соперничества.

Мартин с важным видом расхаживал, сложив руки за спину. Он наблюдал, как новенькие в первый раз неуклюже раскладывают палатки, давал советы и ругался. Но особенное наслаждение он испытал, когда приблизился к брату, и в предвкушение, глупо заулыбался.

– Мердер! – крикнул он. Йозеф как раз забивал колышек для палатки, когда голос брата отвлек от работы.

– Встать когда с тобой разговаривает старший по званию!

Йозеф, усмехнувшись, встал, отряхивая колени от пыли. В руке блеснул колышек.

Мартин начал осматривать брата, отчитывать за не застегнутый воротничок, пятно на рубашке и прочие мелочи. Голос Мартина становился громче, а любопытных взглядов больше. Но Йозеф этого и ждал. Когда истерия брата достигла критической отметки, а лицо покраснело, как национальный флаг, Йозеф повалил брата и приставил острый колышек к его горлу. Холодный металл прикоснулся к телу перепуганного мальчика. На них уже смотрел весь первый отряд, и подбегали дети из второго.

– Если еще раз так сделаешь, – сказал Йозеф, сильнее надавив колышком в шею дрожащего брата, – ты захлебнешься собственной кровью!

Он сидел на груди брата, тяжело дыша, но как только толпа потеряла к ним интерес, вся ярость исчезла с лица Йозефа, он слез и как ни в чем не бывало, продолжил ставить палатку. Мартин встал и, не сказав ни слова, пошел прочь от безумца брата. На шее жёг и краснел след от колышка.

Никто не узнает, почему Йозеф продолжал хитро улыбаться. Ведь он только что лишил себя многих проблем с приставучими товарищами по отряду, сыграв эту сцену безумия, сам на мгновения в неё поверив.

Трое парней, которым выпало спать в одной палатке с Йозефом, переглянулись. Они были младше своего соседа маньяка, и потому держались вместе, с ужасом ожидая отбоя. Иногда они перешептывались так, чтобы Йозеф не слышал. После очередного обмена информацией, один мальчишка не в силах сдержаться захохотал, бросив случайный взгляд на Йозефа. Он это заметил и окинул леденящим душу взором. Мальчишка вмиг замолчал. Дети отошли в сторону и опять зашептались, стараясь не замечать соседа, который сердито крепил оттяжки. А в мыслях, Йозеф смеялся над своим маленьким театром, осознав, как просто можно создать ложный образ среди людей которые видят тебя впервые.

На поле вздымались пирамиды палаток. Дети поднимали флаги возле своих новых домов. И в лучах палящего солнца выглядело это словно стоянка кочевого народа, Великой Орды. Однако сам «Чингисхан» был сейчас далеко, не со своим войском. Но его военачальники и командиры, диктовали беспрекословную волю хана солдатам, будь им хоть пятьдесят, хоть двенадцать лет.

Звук горна незатейливой мелодией привлек внимание детей мирно отдыхавших возле палаток.

– Эй, а ну сюда три человека, быстро! – выкрикнул из кузова грузовика водитель. Добровольцев долго ждать не пришлось. Из обоих отрядов нашлось по три человека. Они подбежали к машине в предвкушении особого задания. Но им следовало всего лишь разгрузить ящики.

– Настоящий армейский сухпаёк! – восторженно воскликнул

один из ребят вскрыв коробку.

– Время обедать!

Дети жадно похватали сухпайки, опасаясь, что на всех может не хватить. Где-то даже завязалась отчаянная драка, но пайка было ровно столько, сколько и детей.

Разных годов выпуска и комплектации сухпайки, казалось, были остатками, собранные с различных складов. Возможно, так оно и было. Дети шумно обсуждали содержимое и обменивались продуктами. Йозеф вскрыл свой паёк. Консервы, галеты, сахарин – самый простой набор из всех. Он, удрученно вздохнув, взял мясные консервы, что бы разогреть на разведенном возле палатки костре. Рядом сидели три соседа и беззаботно болтали, совсем забыв про случай с колышком.

Под консервной банкой Йозеф обнаружил металлический коробок, и не сразу понял, что это. Он открыл его и в изумлении, не поверив в своё счастье, тут же захлопнул коробок и спрятал в карман. Где-то заиграла гитара.

Мартин, и другие старшие среди младших получили приказ строить отряд. После сцены с братом он опасался, что ему не станут подчиняться, посчитав слабым, но после громогласной команды «стройся» дети, не медля, вытянулись в шеренгу и даже Йозеф спешно встал в строй. Мартин гордо раздул грудь и сам присоединился к шеренге. Он встретился глазами с братом, и ранка на шее жжением напомнила о себе.

Солнце оранжевым шаром катилось к горизонту. Тени становились мягче и длиннее, а воздух свежее. Второй шеренгой за отрядом тянулись безмолвные близнецы – их тени. Свет, преодолевший миллионы километров, так и не коснулся земли, разбившись о груди ребят в коричневой форме, и темные силуэты позади, злобно сливались в одну большую тень с множеством голов.

Перед строем ходил один из самых старших в лагере – семнадцатилетний Фриц Риггер – командир первого отряда. Худосочный, но жилистый высокий парень, с русыми волосами и классической для гитлерюгенда стрижкой – уложенной на бок челкой и выбритыми висками. Всего полгода отделяли его от вступления в ряды штурмовиков – официальной мечты каждого юного гитлеровца. И когда он заговорил, никто не смел даже дышать громче дозволенного.

– Вскоре, – громко и уверенно начал Фриц, ощущая на себе оценочный взгляд офицера, – мальчики должны стать мужчинами, войнами и защитниками Германии. И сегодня, вы сделаете еще один шаг на пути к этому. Враг силен и коварен, но немецкий дух им не сломить. И когда мы объединимся, уже ничто не сможет нас остановить. И под руководством нашего фюрера мы завоюем победу. Heil Hitler!

– Heil Hitler! – ответил отряд.

– Забудьте страх. Забудьте жалость. Никакой пощады слабым. Этим вечером, – Фриц указал в сторону второго отряда, – это враг. С вами ваши кулаки, воля и дух. Здесь только одно правило – или ты, или тебя. Бейтесь, бейтесь как в последний раз! Несмотря на боль и раны, боритесь и побеждайте!

Фриц Риггер обернулся, ожидая реакции офицера. Поймав одобрительный взгляд, он замер со вскинутой рукой. Но когда офицер ушел, Фриц уже менее торжественно и тише добавил:

– Подручные предметы не использовать, до потери сознания не избивать, толпой на одного не наваливаться. Только один на один. Когда пойдет стенка на стенку, выберите противника напротив и смотрите ему в глаза, пока он тебя не заметит: это и будет твой противник. И не бейте в суматохе своих же! – Фриц почесал чуть искривленный нос и, дав на подготовку пятнадцать минут распустил строй.

– Как бы я хотел, что бы он был во втором отряде! —

произнес Мартин, разминая широкими взмахами рук плечи.

– Ага, а он бы тебя колышком пырнул. По-моему с ним лучше быть на одной стороне, – сказал сосед Мартина по палатке.

– Ты его совсем не знаешь! – возразил он, ритмично двигая локтями. Кости мерзко похрустывали.

– Вы же и так постоянно деретесь! – ввязался в разговор Пауль, одноклассник Мердеров.

– Сравнил! В школе это пустяки, а вот здесь я бы надавал ему как следует! – он мечтательно потянулся, закрыв глаза, и завершил разминку, – а вы зря сидите, тело должно быть готово к драке!

– Мы то, давно готовы, не знаю, чего ты скачешь как олень! – сказал Пауль и все дружно рассмеялись над физкультурником.

– Лучше бы устроили драку все против всех! – злобно сказал Мартин.

– Так уже было, – послышался тихий голос. Дети обернулись. Заслонив заходящее солнце, стоял Фриц Риггер, без пяти минут штурмовик СА и возможный кандидат в СС. Ребята подскочили, отдав честь командиру.

– Вольно, бойцы, – сказал он и махнул рукой. – В драке все против всех, – Фриц бросил тяжелый взгляд на Мартина, – на деле получается совсем не так, как ты думаешь. Друзья, одноклассники негласно объединялись против других. Даже по любому незначительному общему признаку – зачес на голове или цвет носков, глупость же! – Фриц на секунду задумался о сказанном, но затем продолжил: – Цель же командной драки, как сегодня – ставить врагом конкретную группу, а не отдельного случайного человека. И пусть даже это твой друг, но если он, в другой команде, он твой враг. Это во многом воспитывает дух национал-социалиста.

Фриц сложил руки за спиной и, молча, ушел, оставив детей бурно обсуждать услышанное. Но времени осталось слишком мало.

Между отрядами простерлось широкое поле, а трава едва колыхалась от легкого дуновения ветра. Затишье перед битвой тянулось словно время играет с ними злую шутку, нарочно оттягивая неизбежное. Солнце самым краешком коснулось горизонта и наконец, был дан свисток. С ревом сорвались две толпы и точно псы по команде «фас» навстречу друг к другу. Расстояние сокращалось. Один паренек упал, еще даже не встретив противника и ощутил, как по его спине пробежало пару-тройку ног. Тридцать метров. Двадцать. Мартин стрелял взглядом в поисках противника, пока не встретился глазами с Максом Беккером. Всё верно: младший командир первого отряда, против младшего командира второго. «Полководец против полководца», – фантазировал он. Позади, бежали самые младшие и Йозеф. Его мало интересовала эта битва, и он, полагаясь на свой авторитет безумца с колышком, надеялся до последнего не ввязываться в бестолковую драку.

Первые ряды сошлись в битве. Глухие удары кулаков терялись среди криков и ругательств. Мартин попытался нанести урон первым, но Макс ловко увернулся и ударил в живот противника. Дыхание сбилось, но промедление могло стоить пары зубов. Мартин, даже не глотнув воздуха и не поднимая головы, вслепую махнул кулаком и угодил прямо в ухо Максу. Он пошатнулся. В голове засвистело, точно гудок паровоза надрывался прямо внутри черепа. В глаза ему ударило закатное оранжевое солнце, искрящиеся яркое светопреставление и пятна загородили поле боя. Мартин не решился ударить схватившегося за голову Макса, и через мгновение пожалел об этом. Точно разъяренный бык, Макс Беккер рванул в сторону размытого пятна, коим был Мартин и повалил его на землю.

Когда Йозеф лениво достиг поля битвы, почти все противники были уже заняты. Парочка одиннадцатилетних мальчишек, увидев Йозефа, бросились в другую сторону на ребят своего возраста. Но тут из толпы показался беззаботно бредущий через коридор сцепившихся тел парень. Длинное узкое лицо тускнело от усталости, а зачесанные назад волосы стояли так, словно его только что било током. Йозеф засучил воображаемые рукава (летние рубашки были с коротким рукавом) и попытался состроить взгляд как в сценке с братом. Но парень даже не изменился в лице при виде грозного лика противника, а только ускорил шаг. На мгновение они замерили прямо друг перед другом. Парень оказался на пол головы ниже Йозефа, но его взгляд снизу горел уверенностью, отвагой и хитростью. Кулак коснулся лица Йозефа, мягко, но резко отклонило голову в сторону. Он повернулся обратно. Соперник стоял в боевой стойке и ждал. Еще удар пришлось в живот, такой же мягкий, но быстрый что Йозеф даже не пошатнулся.

– Дурак! – прошипел противник. Йозеф удивленно посмотрел на него, но уже через мгновение кивнул головой и подмигнул. С воплями, он схватился за живот и шатаясь, изображал дикую боль. Закончив страдать, Йозеф подбежал к коллеге по театру и нанес сокрушающий фантомный удар в челюсть. Он обернулся вокруг своей оси и чуть не упал, но затем нанес апперкот. Йозеф вскинул вверх голову, и сплюнул воображаемые зубы. Быстрыми движениями он стал колотить в грудь мальчишке, а тот от ударов издавал вибрирующий звук «А а а а а а». Они чуть не рассмеялись, но постановку необходимо было доиграть до самого захода солнца.

Мартин уже приготовился принять град ударов от Макса. Противник уселся на его живот, как и пару часов назад над ним нависал младший брат, оскорбив перед всем отрядом. Мартин ощутил прилив сил и гнева. Боковым ударом в челюсть он скинул с себя Макса и вот уже они поменялись местами. На мгновение он увидел в нем своего брата, и этой секунды хватило, что бы разбить в кровь нос Макса. Он закрыл лицо руками, но Мартин всё продолжал бить. Кто-то стал его оттаскивать за плечи, но он продолжал размахивать ногами в сторону жертвы. В истерии он пытался укусить за руку похитителя, но не дотянулся и получил подзатыльник. А Макс все лежал, скрутившись от боли.

Обмен пощечинами устраивал обоих дуэлянтов. Со стороны драка выглядела намного эффектнее, чем настоящая. Как в кинофильме они бесконечно били друг друга, оставаясь при этом целыми и невредимыми. Но когда Йозеф собрался наносить очередной фальшивый удар, сзади кто-то навалился и Йозеф вмазал противнику с приличной силой. Его губы окрасились в ярко алый цвет. Прорычав что-то, он ударил Йозефу в глаз прямо в тот момент, когда был дан свисток. Солнце за горизонтом. Бой окончен.

Последних, особенно воинственных разнимали еще минут десять. А когда с битвой было окончательно покончено, отряды разошлись по своим местам. Кто-то кашлял и сплевывал кровь, некоторые прихрамывали, пряча за истеричным смехом желания рыдать от боли – пустить слезу считалось недопустимым.

Под глазом Йозефа засиял фингал, как и у каждого второго бойца. Было бы куда подозрительнее, если бы он вернулся совсем целый и невредимый, но прощальный подарок соперника избавил от такой проблемы. Теперь Йозеф мог с гордым видом вернуться к палатке.

Летние сумерки принесли долгожданную прохладу, а сверчки застрекотали в такт уходящему дню. Возле палаток один за другим вспыхивали небольшие костры, а на поляне между лагерями, где совсем недавно была битва, десяток избранных (самых уцелевших) накладывали огромную кучу хвороста и дров. За этим действием строго наблюдал загадочный офицер – комендант лагеря, и казалось, что-то нашептывал.

Йозеф как раз доедал последние консервы, когда он услышал знакомый голос, затерявшийся во тьме. Он аккуратно отложил в сторону опустевшую банку и подошел ближе. Он мягко ступал, переваливаясь с пятки на носок, надеясь, что под густой травой не будет предательского сучка, который своим хрустом его выдаст.

– Я о таком никогда не слышал, – шептал Мартин.

– Точно тебе говорю, они мистикой занимаются, – ответил собеседник.

– Чушь! Зачем им изучать старые сказки?

– Пф! Эти сказки история индоарийцев!

– Кого? – удивленно спросил Мартин, и темный силуэт собеседника возмущенно схватился за голову.

– Ты даёшь! Мы, немцы, произошли от них. Ты вообще что-нибудь читаешь?

– Конечно…

– Ясно, – он снисходительно махнул рукой, – Так вот.

Называются организация Ананербе. А тот молчаливый офицер один их них.

– Откуда ты знаешь?

– Кольцо! Серебряный перстень с мечом и надписью. Так и

написано рунными символами – Ананербе.

– Чем написано?

– Так, хватит! Ты чего такой тупой?!

– Да сам ты тупой!

– Нет, ты! А я когда-нибудь стану членом Ананербе и познаю все тайны!

– Да ничего у тебя не получится!

– Ну, всё…

Словесная перепалка перешла в драку, и Йозеф потерял к ним интерес. Уже не скрываясь, он направился обратно к костру.

Ленное настроение свежего вечера сошла на нет, когда Фриц Риггер начал раздавать приказы. Пять человек он направил к машине выгружать что-то большое и круглое. Незанятый ничем Йозеф просто наблюдал, а его светловолосая голова скрывалась за палаткой каждый раз, когда Фриц поворачивался в его сторону.

Большой, обтянутый бурой кожей барабан, словно не из этого времени выгрузили из грузовика. Он скорее подходил для плясок диких племен. Вслед за ним дети тащили охапку факелов и две большие барабанные палки. Фриц скомандовал поднести всё к груде дров, а офицер, стоял в стороне и наблюдал.

Дети по очереди подходили и брали по факелу. Была дана команда: поджечь от своего костра факел и построиться у барабана. Возвращаясь Йозеф столкнулся с Мартином, но не сказав друг другу ни слова они разошлись, словно были не знакомы.

Возле костра уже стояли трое соседей Йозефа по палатке. Они вертели факелами над огнем и бурно обсуждали предстоящее событие. Делая вид, что не слушает, Йозеф поднес факел к огню и тот лизнул пламенным языком пропитанную горючим ткань. Она вспыхнула, дав жизнь новому огоньку. Уходя, Йозеф обернулся и взглянул на соседей.

– Сегодня нас представят на суд древним богам, – загадочно сказал он, сам не понимая, о чем говорит. Но своего добился – в глазах ребят забрезжил страх.

Фриц Риггер бросил факел на гору дров в человеческий рост. Они тут же вспыхнули, видимо, облитые чем-то горючим. Одновременно в огромный барабан забили два мальчика лет двенадцати. Палки в их детских руках казались, еще больше чем есть, но они усердно по очереди били в инструмент, обливаясь потом. Глухой, давящий на разум звук окутал лес, а на небе засияла полная луна залив холодным светом землю.