Глава 3.2. Сделка с совестью
Кирилл
Если сам командир полка звонит мне на личный номер телефона, значит, у него что-то важное, и задерживаться не стоит. Но предстать перед командованием в таком виде, как у меня сейчас, ни в коем случае нельзя. Поэтому я бегу в ванную, умываюсь, поправляю перепачканную причёску, и через пять минут уже направляюсь обратно на аэродром в свежей одежде.
На командном пункте, как я и ожидал, стоит суматоха, и чувствуется общая подавленность. Видимо спать они не собираются, а ведь уже первый час ночи.
Командир полка Петр Петрович, ещё издалека завидев меня, машет рукой, чтобы я подошёл. Пока я иду, пытаюсь расслышать, о чем говорят вокруг. Целой картины понять не удаётся, но ключевые фразы я могу разобрать. Видимо, история со сбитым разведчиком США была провокацией. Что ж, в духе американцев. Они не привыкли играть честно. Только кто сказал, что, развязав войну, на этот раз они выйдут победителями? Пусть они привезли сюда своих лучших пилотов и самолёты, но и у нас теперь машины не хуже, а мы уже заслуженно считаемся ветеранами.
Подойдя к командиру полка и выполнив военное приветствие, понимаю, что Петр Петрович от усталости еле держится на ногах.
– Выйдем, прогуляться? – предлагает он, указывая рукой в сторону двери на улицу.
– Конечно, – соглашаюсь я.
Выйдя на улицу, он достаёт сигарету и закуривает. Не знал, что он курит.
– Невозможно бросить, – поясняет он, увидев мое удивление. – Уже лет десять как “бросил”, – он жестом пальцев выделяет слово кавычками, – но происходит что-нибудь такое и все, не выдерживаю, – говорит командир с отвращением разглядывая дымящуюся сигарету.
Мы несколько мгновений стоим, каждый думая о своём. Не знаю, что крутится у него в голове, а я недоумеваю: зачем он меня вызвал в такое позднее время. Уж точно не для разговоров о сигаретах.
– Как ты? – наконец-то спрашивает он.
– В порядке, – не сразу отвечаю я, ища подвох в вопросе.
– Гибель Титаренко – большая потеря для всех нас, но мы не должны раскисать. Как никогда нам надо быть во всеоружии.
– Так точно, – киваю я в ответ. По большому счёту он прав.
– Президент Соединенных Штатов выступил пару часов назад. Он объявил о том, что Россия, не выполняя условий перемирия, напала на их разведчик, который совершал плановый полет над территорией Южной Кореи.
– Но, ведь, это бред! Я сам видел, как вернулись МиГи. Все ракеты были на месте!
– Пойди и объясни это им! – он кивком указывает на юг. И мне кажется, что они это сами прекрасно знают. Уже две недели они нас провоцировали своими разведчиками и беспилотниками, а как поняли, что ничего не выйдет, разыграли спектакль с рухнувшим самолётом.
– Ничего, мы покажем этим Рэпторам кто хозяин неба! – сжимая кулаки, говорю я.
– Не покажете! – огорошивает меня он. – Президент США заявил, что раз Россия и КНДР не выполняют условий перемирия, то им придётся взять ситуацию под свой контроль. Игнорируя запрет использования систем ПВО, который действовал с самого начала конфликта, они демонстративно разместили три дивизиона комплексов “Пэтриот” на территории Южной Кореи, фактически объявив себя хозяевами неба. С сегодняшнего дня территория южной и северной Кореи это – бесполетная зона.
– Как это они успели доставить их сюда? – удивляюсь я. Комплекс ПВО Пэтриот – не игрушка. Перевезти их с континента на континент через Тихий океан – занятие непростое и требует времени.
– Есть мнение, что спектакль с разведчиком, обстрел крылатыми ракетами, Рэпторы над аэродромом и чудесное появление трёх дивизионов Пэтриот – это все детали одного хитроумно составленного и блестяще разыгранного плана. Так что подлетать к границе с Южной Кореей сейчас, мягко говоря, небезопасно.
– И как на все это отреагировало мировое сообщество?
– НАТО, как всегда, всецело поддерживает американцев, в ООН голоса разделились, а Китай и Индия пока четкого ответа не дали.
– И что же? Нам только остаётся сидеть на земле и ждать развития событий?
– Нет! Во-первых, командование уже приказало в срочном порядке доставить сюда наши комплексы ПВО С-400, но на это потребуется время, а в плане США оказалась маленькая оплошность. Никто из них не думал, что обстрел крылатыми ракетами будет столь малоэффективен. Уже завтра аэродром будет приведен в рабочий режим, и мы сможем делать вылеты.
– Вот только летать у нас не выйдет, ведь мы прикованы к земле, – заканчиваю мысль я. Петр Петрович кивает и достаёт ещё одну сигарету.
– Ваша вторая эскадрилья осталась без комэска, – меняет он тему, и я понимаю, что мы вплотную подошли к тому разговору, ради которого он меня вызвал. – С сегодняшнего дня ты временно будешь назначен на эту должность.
– Так точно! – отвечаю я без малейшего энтузиазма. Мне это кажется чем-то неприятным. Ещё и сутки не прошли с момента гибели Титаренко, а командование уже назначает ему замену. Сама мысль, что кто-то попытается заменить его, отвратительна.
– Вижу, ты не в восторге, – он оценивающе смотрит на меня. – Понимаю, что тебя смущает, но сам Титаренко ставил тебя своим заместителем. Я уверен, он был бы не против, – говорит Полковник и делает короткую паузу, чтобы я осознал сказанное. – У командования есть какой-то план, как поднять нас в воздух. Был дан приказ быть готовыми к вылетам. Так что выхода нет, принимай эскадрилью.
Никто не готовил меня к таким поворотам событий. Прошло всего полгода с того момента, как я был ведомым комэска, а теперь я сам им стану. Надо признать, что полковник прав и Титаренко, действительно, пусть ненавязчиво, но готовил меня к этому. А раз на меня обрушилась такая ответственность, то надо быть к ней готовым. Придётся по ходу дела учиться быть командиром.
Мы обсудили все тонкости и нюансы предстоящей работы, и Петр Петрович отпустил меня, попросив как следует выспаться перед завтрашним днем. Только дойдя до кровати, я понял, как сильно устал. Завтра предстоит ранний подъем. После того как мы попали под бомбардировку, было решено провести углубленную медкомиссию для всех пилотов, и мне, как новому комэску, надо все организовать. На этой мысли я засыпаю прямо в одежде, так и не удосужившись ее снять.
На следующее утро я, как и планировалось, веду эскадрилью на медосмотр. Товарищи, узнав о моем назначении, восприняли это спокойно, мол, так и должно было быть. Меня это сильно обрадовало, ведь я беспокоился на этот счёт. Многие из лётчиков нашей второй эскадрильи старше меня. Да и, вообще, на моей памяти не было таких молодых комэсков. По дороге в больницу я даже поделился своими переживаниями со своим другом Владом. Он бывает серьёзным, только когда мы в воздухе, а на земле всегда остаётся главным шутником, но тут задумался.
– Рил, помнится, три месяца назад ты остался один, чтобы прикрыть наш отход. Пожертвовал собой ради подчинённых. Люди такое не забывают, – похлопывая меня по плечу, говорит он. – Не переживай, у тебя все получится. Мы отомстим за Титаренко. Точнее ты отомстишь, а мы тебе в этом поможем.
Его слова меня немного успокоили, и в больницу я зашёл в приподнятом настроении. Но кто бы мог подумать, что все мои переживания и волнения в момент сменятся застенчивостью и неуверенностью, как только я переступлю порог уже ставшего мне родным госпиталя. И дело, как всегда, было в Алисе. Она встречала нас для прохождения этого медосмотра и, видимо, собиралась проводить его большую часть.
– Привет, Алиса! – выдавливая из себя улыбку, говорю я.
– Товарищ старший лейтенант! – радостно отвечает она. – Как я рада Вас видеть. Как только мне сообщили, что летчикам приказано пройти обследование, я сразу поняла, что увижусь с Вами.
– “Тобой”, – напоминаю я. Эта её манера Выкать всегда забавляла меня. – Ну что, куда нам идти?
– Я опять забыла, – обворожительно улыбаясь, отвечает Алиса. – Соколики, все за мной! – повышая голос и обращаясь ко всем сразу, говорит она.
– Я же говорил, что прозвище “Соколы” приживётся! – шутит Влад, и настроение у всех сразу поднимается.
По пути я начинаю понимать, какое влияние Алиса имеет на моих сослуживцев. Это я привык видеть её модельную фигуру в провальной попытке спрятать её под медицинский халат. Ребята же видят Алису впервые. Все взгляды устремлены только на неё, а у многих даже рты пооткрывались. Ещё бы! Мы тут уже пять месяцев, и большинство ребят “на сухом пайке”. Любая девушка вызовет у них интерес. Ну, а уж Алиса произвела фурор!
Весь медосмотр проходит в атмосфере возбуждения, вызванного Алисой. В конце, когда все кабинеты были пройдены, и мы собирались уходить, она подошла ко мне, и вид у неё был настороженный.
– Ну как там мои Соколы? – подмигнув, спрашиваю я.
– Теперь ты комэск? – отвечает вопросом она.
– Да, после гибели Титаренко назначили меня, – немного погрустнев, поясняю я.
– Да, я слышала, что с ним произошло, – положив руку мне на плечо, говорит Алиса. – Мне очень жаль! Как ты это пережил?
– Ничего страшного, – вру я. – Тот, кто это сделал, поплатится! Я отомщу!
– Вот об этом я и хотела поговорить, – она немного краснеет. Первый раз вижу её смущённой. Значит что-то серьёзное. – Все твои Соколы прошли медкомиссию хорошо. За исключением повышенного пульса и давления, все просто отлично. Кстати не знаешь причину такой массовой патологии?
– Вчера была бомбежка. Не отошли ещё, – снова вру я, ведь причина предельно проста и сейчас стоит передо мной, спрашивая про эту самую причину.
– Ясно, – кивает она. – Но вот у тебя не все так хорошо. В ходе медосмотра была выявлена не до конца зажившая рана груди. Извини, Кирилл, но ты не допущен до боевых вылетов.
От услышанного холодок проходит по затылку. В горле пересыхает, а сердце замирает. Не может быть! Я уже давно забыл про эту рану. Иногда на учебных полётах она немного ноет, но не более.
– Все так плохо? – больше хрипя, чем говоря, спрашиваю я.
– Нет-нет, – спешит успокоить меня она. – Месяца два-три покоя и все будет в норме, но сейчас пилотирование с критическими перегрузками тебе противопоказано.
– Нет у меня этих месяцев.
В ответ Алиса, соболезнуя, пожимает плечами, и тут мне в голову приходит идея. Я нежно беру её под руку и веду в сторонку, чтобы никто, даже случайно, не мог нас подслушать. От неожиданного прикосновения у Алисы по коже пробегают мурашки, и она задерживает дыхание. Надо признаться, что даже для меня это стало неожиданностью, ведь самое обычное прикосновение вышло на редкость интимным.
– Алиса, выручай! – отойдя за угол, шепчу ей на ухо я. – Мне нельзя сейчас потерять крылья. Ты наверняка можешь что-то сделать.
– От услышанного её глаза расширяются, и она отстраняется от меня, награждая обеспокоенным взглядом.
– Ты предлагаешь мне подделать результаты медицинской экспертизы? – изумленно говорит она.
– Да, я прошу именно это, – киваю я.
– Кирилл, это преступление. Я не могу…
– Алиса, пожалуйста! – перебиваю, я. – Я сделаю все, чтобы летать.
– Нет, Кирилл, это незаконно, – она отводит в сторону глаза.
– Я заплачу! Сколько надо? С собой у меня немного, но я обещаю достать!
– Мне не нужны твои деньги! – со злостью заявляет она, но тут же берет себя в руки. – Смирись, кто-нибудь другой примет эскадрилью.
– Понятно! – грубо отвечаю я и со злости бью кулаком в стену. – Пойду к Василию Петровичу! Он должен меня понять!
Я разворачиваюсь и делаю несколько шагов в сторону, понимая, что если уж Алиса отказалась помочь, то от пожилого хирурга пользы будет не больше. Если бы здесь была Лани, она смогла найти способ обойти систему. По сути, она это уже делала.
– Кирилл, – окликает меня Алиса. – Он тебе тоже не поможет, – говорит она, и я останавливаюсь. – Но если ты и, правда, готов на все, то я подменю результаты. И в оплату своей услуги попрошу всего лишь одно свидание.
“На все, кроме этого”, – проговариваю я про себя.
– Алиса, ты же знаешь… Я встречаюсь с Лани.
– Но её здесь нет, – она делает шаг ко мне. – И я предлагаю всего лишь свидание, – еще шаг, и она уже стоит прямо передо мной.
– Все равно мне от этого не по себе, – морщусь я.
– Решайся, старший лейтенант. Свидание со мной или три месяца без неба. Я же знаю, что нравлюсь тебе! – она делает хитрое лицо, пожирая меня взглядом, а её губы расплываются в хищной улыбке, которая вечно вгоняла меня в краску. – Я видела, как ты на меня смотришь. И повторюсь, это всего лишь свидание, – говорит она, и наигранно стряхивает пылинку с моего плеча.
– Зачем я тебе? – решаюсь спросить я. – Вон, сколько женихов вокруг! Только выбирай!
– На твоём фоне они все для меня меркнут и превращаются в однородную серую массу. Мне нравишься ты!
– Я согласен! – скрипя сердцем, сдаюсь я. Выбора у меня нет, и это значит – свидание.
Глава 3.3. Грачи прилетели
Кирилл
Кабина самолёта уже давно стала мне родным домом. Каждый рычажок и кнопочка, каждый прибор и изгиб мне тут знакомы, и иногда кажется, будто я тут родился. Правда, у новых Су-35С почти вся, приборная панель – цифровая и полностью отличается от той, что стояла на наших стареньких Су-27, но я к этому уже привык и оценил по достоинству компьютеризированную начинку нового самолёта.
Но сегодня мне не доставляет удовольствия бестолковое нахождение в пилотском кресле. Вот уже битый час мы в составе двух звеньев в готовности номер один ждём непонятно чего. “Что тут необычного?”, – скажет любой военный летчик, но бесполезность этого мероприятия меня просто нервирует. Что толку тут сидеть, если взлететь мы все равно не сможем? Точнее взлететь мы, конечно, можем, но лететь в зону боевых действий – самоубийство чистой воды, ведь именно там, совсем недалеко от границы, США разместили свои комплексы ПВО “Пэтриот”. С такими ракетами, как у Пэтриотов, шутки плохи. Масса боевой части у них в четыре-пять раз больше, чем у ракет воздух-воздух, а значит увернуться от такого взрыва практически невозможно. И беспокоит меня то, что Титаренко убили уже несколько дней назад, а подняться в воздух и отомстить за него я не могу. Американцам везет. Сначала эта дурацкая медкомиссия, из-за которой я чуть не лишился неба, затем сделка с совестью, чтобы подделать результаты медосмотра, а теперь мы без толку просиживаем штаны, пока командование никак не может придумать, как избавиться от этих трижды проклятых Пэтриотов!
– Борт триста один, – вызывает меня диспетчер, – срочно проследуйте на КП.
– Борт триста один, – отвечаю я, – принял.
Отстёгивая ремни, ловлю удивленный взгляд Влада. Он кивком головы спрашивает – “что случилось?”, я в ответ пожимаю плечами и вылезаю из самолёта. Я совсем не против прогуляться и размять затёкшие ноги, ведь это лучше, чем без толку сидеть в кабине.
Уже возле командного пункта мне на встречу попадается Митька – тот самый лётчик-штурмовик, с которым мы вместе лежали в больнице. Он тоже облачен в лётный комбинезон и направляется со стороны своей стоянки.
– Салют, Дим, – издалека приветствую его я. – Не в курсе что происходит?
– Здорово, Рил, – он протягивает мне свою здоровенную ручищу для рукопожатия. – Черт его знает! С утра приказали повесить на самолёты бомбы и ракеты. Вот, НАРы установят, и можно хоть сейчас лететь на штурмовку. А ты куда бежишь?
– На КП вызывают… НАРы грузите? – удивляюсь я. НАРы, они же неуправляемые авиационные ракеты – главное оружие штурмовиков. – Чует мое сердце, сегодня полетаем.
– Надеюсь, ты прав, Рил! А то надоело уже на земле сидеть, – басит Митька. – И меня на Командный Пункт вызвали!
Так, истребители в готовности номер один, штурмовикам приказали подвесить на самолёты вооружение, а ещё я сегодня видел, как вертолёты движки прогревали. Что-то точно происходит. Может, повезет, и будут полеты?
Забегаю на КП и тут же понимаю, что мои умозаключения верны. Народу тут собралось столько, что яблоку негде упасть. Петр Петрович, завидев меня, машет рукой, мол, подойди, и я спешу к нему, старательно обходя мечущихся туда-сюда людей. По дороге замечаю, что генерал-майор Вершинин, командующий всей северокорейской операцией, тоже здесь и прямо сейчас внимательно слушает доклад по рации, склонившись над картой. Подойдя к командиру полка, выполняю воинское приветствие и докладываю о прибытии.
– Кирилл, постой здесь. Тебе будет полезно послушать, – после ответного приветствия, говорит Пётр Петрович. – Я сейчас вернусь, и поговорим, – он разворачивается и куда-то спешно уходит.
Я остаюсь на месте и прислушиваюсь к окружающим. Молчавший и внимательно слушавший доклад по рации генерал-майор неожиданно прерывает собеседника.
– Хватит мямлить! – кричит он в рацию. – Скажи нормально, спецназ справился с поставленной задачей?
– Так точно, – отвечают из рации. – Все три командные машины комплексов ПВО “Пэтриот” выведены из строя.
– Ну, а что ты мне голову морочишь про неудачную операцию? – возмущается генерал.
– Две из трёх групп спецназа, выполнив задание, благополучно прорвались через линию фронта, – поясняет докладчик, – но третьей не удалось! Повторяю, одна группа спецназа попала в окружение значительно превосходящих сил противника.
– Так, – генерал хлопает ладонью по столу. – Быстро связь с командиром группы.
Ситуация проясняется. Наши как всегда схитрили. Америкосы и не могли подумать, что мы осмелимся на такую дерзость. По их мнению, если они привезут сюда свои комплексы ПВО, то мы сразу “подожмём лапки” и будем сидеть на земле без дела. Не тут-то было! Командование сразу смекнуло, что если ПВО противника нельзя обезвредить с воздуха, то нужно действовать по земле. Три группы спецназа пешком были отправлены для уничтожения “Пэтриотов”. К счастью, америкосы расположили их недалёко от границы, и к ним можно было легко добраться своим ходом. Единственное препятствие – это линия фронта, но, похоже, им как-то удалось её миновать. Итак, спецназ смог добраться до целей и вывести из строя командирские машины, без которых “Пэтриоты” вести огонь не смогут. Но одна из трёх групп спецназа по пути обратно наткнулась на значительные силы неприятеля.
– Лейтенант Скворцов на связи, – сквозь шум помех и звуки стрельбы послышался голос командира спецназа, попавшего в окружение.
– Говорит генерал-майор Вершинин, – откликнулся генерал. – Доложи о ситуации, лейтенант!
– Ведём бой с многократно превосходящими силами противника в пяти километрах к северо-западу от провинции Хвачхон. Пятнадцать минут назад противник закончил окружение. Возможности передвигаться или менять позицию нет – двенадцать бойцов трехсотые. Трое тяжёлые, – перекрикивая стрельбу, Скворцов сообщает о раненых. – Мы окопались в ущелье. Просим выслать вертушки для эвакуации, пока противник не подтянул технику. Повторяю, долго не продержимся, – тут в рации послышался грохот и последовавший за ним треск. – Противник применил минометы, – пытаясь перекричать взрывы, продолжил доклад командир спецназа.
– Понял тебя, лейтенант. Высылаем вертушки! Держись, Скворцов! – отвечает ему генерал и прерывает связь. – Так, срочно отправляйте два Ми-8 для эвакуации спецназа. В сопровождение пару Аллигаторов, – Вершинин встаёт со стула и громко командует, обращаясь ко всем.
– Товарищ генерал-майор, – отвечает командир вертолетного полка. – Пока долетим, уже спасать некого будет. А если противник устроит сильное противодействие, то вертушки не справятся. Посбивают к чертовой матери.
– Штурмовиков подключите! Пусть немедленно поднимаются и летят первыми. Сначала они отработают, а потом и вертолеты подтянутся, – кивая, продолжает отдавать команды генерал. – Мирошниченко? – после недолгой паузы выкрикивает он в толпу.
– Я! – тут же отвечает ему Петр Петрович, неожиданно появившийся рядом со мной.
– Поднимай своих соколов, надо обеспечить сопровождение. Не хватало ещё нашим на Рэпторов напороться!
– Так точно! – отвечает Петр Петрович. – Рил, ты сам все слышал, – обращаясь уже ко мне, говорит полковник. – Задача ясна?
– Обеспечить прикрытие от истребителей противника, – говорю я.
– Все верно, – кивает он. – Сами на рожон не лезьте. В бой вступать, только если будет угроза для вертушек или штурмовиков. Понял? – спрашивает он, намекая на то, что я решу мстить за гибель Титаренко и ринусь в необдуманную атаку. – Успеете ещё с ними поквитаться. Сейчас – главное наших ребят оттуда достать. Они нам небо открыли.
– Понял, – отвечаю я и с разрешения бегу обратно на взлётную полосу.
Капитан Дмитрий Червоненко
Наша задача – подготовить точку эвакуации для спецназа, застрявшего в горах. Если бы командование отправило только вертолёты, то они могли не успеть, и парней бы всех положили. А в момент эвакуации вертушки стали бы лёгкой мишенью, и их просто-напросто перебили, как мух. В этом и заключался план командования. Сначала летим мы для подавления минометных и пулеметных расчетов. Затем прилетают два Ми-8 и под прикрытием пары Ка-52 эвакуируют попавший в окружение спецназ. А чтобы на нас не напали Рэпторы, где-то высоко в небе на почти невидимой для глаза высоте всю операцию прикрывают тяжёлые истребители. Командира Сушек я знаю лично. Мы лежали с ним в госпитале в одной палате и успели подружиться. Кирилл – мужик толковый, и когда он со своими соколами в небе, опасаться американских стервятников не стоит. А это сильно упрощает нашу задачу.
Горный рельеф очень непрост для полетов, и идти на полной скорости в поисках попавшего в переделку спецназа довольно сложно. А идти на полной скорости необходимо, ведь в такой ситуации каждая секунда дорога и может стоить кому-то из наших жизни.
– Шестьсот седьмой, – обращается ко мне ведущий второго звена, – наблюдаю взрывы на десять часов.
– Вижу, это по нашим бьют! – отвечаю я. – Выходим на цель и делаем круг для оценки ситуации.
Подлетев ближе, я могу как следует рассмотреть ущелье, в котором держит оборону спецназ. Для манёвра очень мало места, но ничего. Именно для таких условий создавался Су-25 "Грач".
– Закрылки в маневренное положение, – командую я. Так подъёмная сила крыла возрастёт, а это значит, мы сможем летать на меньшей скорости, маневрировать с меньшими радиусами и не опасаться срыва в штопор. – Мое звено занимается пулеметами, второе выводит из строя минометные расчёты. Для начала работаем только ФАБами – строю план атаки я.
Наше появление было сюрпризом для южнокорейцев. От неожиданности они не успели спрятать и замаскировать позиции, ведущих обстрел минометов. Так что порция фугасных авиабомб, или сокращенно ФАБ-250, отправились прямо на головы незадачливым воякам. Но дальше все пошло не так гладко. Корейцы переоценили приоритеты и главной целью для обстрела выбрали нас. Работать сразу стало на порядок труднее. Создалось впечатление, что все, кто имел в руках оружие, направили его вверх и беспрестанно поливали нас очередями, не жалея патронов. Ну ничего, крупнокалиберные пулемёты мы вырубили, а из своих автоматов пусть стреляют, сколько хотят. Пока мы держим высоту, для Грача это все равно, что слону дробина. Главное – слишком низко не спускаться.
– Скворцов, ответь шестьсот седьмому, – я вызываю командира спецназа.
– Скворцов на связи! – сквозь грохот стрельбы, отвечает спецназовец.
– Есть возможность обозначить свои позиции сигнальными дымами? Не могу отработать НАРами. Вы слишком близко к неприятелю. Боюсь задеть.
– Сейчас сделаем!
– Отлично! Через полминуты начинаем штурмовку. Вам лучше спрятаться куда-нибудь поглубже.
– Понял! – подтверждает Скворцов.
Спецназовцы не стали мешкать, и спустя десять секунд с земли потянулись жирные струи синего дыма, обозначающие точное местоположение позиций спецназа.
– Работаем по периметру. Очень аккуратно, – командую я своим. – Мое звено берет север и восток, второе звено – запад и юг. Разворотом налево по одному начали!
Мы растягиваемся в длинную цепочку и по очереди делаем заход. Я, как мне и полагается, иду первым, а значит, мне достанется больше всех. Снижаюсь, выхожу на боевой курс, прицеливаюсь, и в этот момент со всех сторон в меня начинают лететь огоньки трассеров. Стреляют все, кто может стрелять, где-то снова заработал пулемёт, но отворачивать нельзя, а то промахнусь. Пули забарабанили по самолёту, словно сильный дождь по металлической крыше, и я в тысячный раз мысленно склоняю голову перед конструкторами и инженерами, создавшими этот самолёт, который может все это выдержать. Так, пора! Нажимаю гашетку, и из-под крыльев, громко шипя и ревя двигателями, вырывается неудержимая волна смерти, состоящая из неуправляемых ракет. На секунду полностью теряю видимость из-за облака, оставшееся после работы двигателей НАРов, но тут же тяну ручку на себя, вылетая из дыма. На выводе из штурмовки самолет более всего уязвим для ПЗРК типа «Стингер», поэтому, следуя инструкции, я выпускаю тепловые ловушки и оцениваю результат стрельбы. Как раз в этот момент гроздь реактивных снарядов достигает земли, и накрывают взрывами солидную площадь, аккуратно ложась вдоль территории, занятой синим дымом. Отлично! Теперь дело за ведомыми.
Вслед за мной три машины производят штурмовку, и поле боя покрывается клубами пыли и дыма от взрывов. Пока есть небольшая передышка, решаю осмотреть самолёт на наличие повреждений. Вытираю рукавом пот со лба и бросаю взгляд на кабину и плоскости крыльев. На бронестекле виднеется небольшой скол от прямого попадания крупнокалиберной пули, но это пустяки. А вот правому крылу повезло меньше. Пулемётной очередью пробило три дырки.
– Суки! – вырывается у меня.
– Пощипали? – спрашивает ведомый, услышав мой эпитет.
– Ничего, им досталось сильнее, – отшучиваюсь я.
– Вертолёты на подходе, – перебивает нас ведущий второго звена.
Я оглядываюсь и вижу, как на горизонте появились быстро растущие в размерах точки транспортных и ударных вертолётов.
Вертолетчики не стали рассусоливать и сразу принялись за дело, взяв под контроль поле боя. Аллигаторы носились над землей и нещадно поливали свинцовым дождём и пуском ракет оставшихся и огрызающихся стрельбой корейцев. Мы тоже решили им помочь и отработали из пушек по дальнему периметру, краем глаза наблюдая за эвакуацией. Пара Ми-8 приземлилась в самый центр позиций спецназа, не выключая двигатели и молотя винтами воздух. К ним потянулись фигуры десантников, несущие раненых. Сейчас самый ответственный момент, но, вроде, все проходит нормально. И стоило мне это подумать, как из леса прямо передо мной вывалился БТР и, крутя башней с автоматической пушкой, понёсся в сторону приземлившихся вертолётов. Сейчас пара Ми-8, стоящих на земле – лёгкая мишень. Ещё несколько мгновений, и случится катастрофа, ведь пушка БТРа легко расправится со стоящими на земле вертолетами. Оглядываюсь и понимаю, что Аллигаторы не успевают уничтожить БТР корейцев. А мы уже израсходовали весь боекомплект.
– На двенадцать часов БТР! – предупреждаю я ведомого! – Имитируем атаку!
Ведомый сразу все понял, и, не отставая, принялся пикировать, имитируя заход на цель. Экипаж БТРа, увидев нас, осознал, что на него заходят штурмовики, и тут же отвернул, а башня с пушкой начала подниматься и разворачиваться в нашу сторону.
– Купился! Выходим из атаки! – командую я и выполняю крутой вираж с набором высоты.
Только я подумал, что угроза миновала, как по самолёту, будто молотом по наковальне, бьют несколько снарядов. Самолёт кивает, и его начинает сильно трясти. По спине пробегает холодок. “Подбит! Отлетался Митька”, – проносится в голове. Катапультироваться! Срочно! На такой высоте думать времени нет и надо быстро действовать пока не сыграл в ящик. Но сразу сдаваться и прыгать с парашютом не в моих правилах, поэтому я не хватаюсь за ручку катапульты, а только крепче сжимаю элементы управления самолётом. Катапультироваться рано, вдруг машину еще можно спасти!
– Шестьсот седьмой, – кричит мне ведомый, – левый двигатель горит!
Слова ведомого подтверждаются голосовым оповещением бортового компьютера и миганием индикатора “Пожар в двигателе”. Немедленно активирую систему пожаротушения левого двигателя и пытаюсь прислушаться к ощущениям. Пожар потушен, но из двух двигателей остался один. Самолёт сильно потрепало, но он чудом держится в воздухе. Не иначе как ангел хранитель меня уберег. Буду пытаться дотянуть до аэродрома и посадить машину, а пока замечаю, как один из Ка-52 разворачивается в сторону БТРа южнокорейцев и совершает пуск ракеты, которая в клочья разносит бронемашину.
Кирилл
Судя по разговорам в эфире, штурмовикам крепко досталось. Но как бы я не хотел им помочь, сделать этого не могу. Во-первых, у меня совершенно иная задача, а во-вторых, мне просто нечем. На наших самолётах сейчас нет вооружения, предназначенного для нанесения ударов по земле. Тем более у нас не менее ответственная работа – это прикрытие всей операции, и её надо выполнить качественно. Поэтому я лишь краем уха слушаю переговоры штурмовиков и вертолётчиков, а сам полностью сосредоточен на своём деле.
Хотя, надо признать, что из головы никак не выходит последняя наша встреча с Алисой. Свою часть “сделки” она выполнила так, что комар носа не подточит, и я, как следствие, допущен до боевых полётов. Теперь ход за мной. Сегодня вечером мы должны пойти в кафе, и это меня пугает больше, чем все Рэпторы вместе взятые. Задачка та ещё, ведь надо сделать все так, чтобы и Алисе понравилось наше свидание, и я ушёл оттуда с чистой совестью. Как это сделать ума не приложу. Что ж, остаётся одно – импровизировать.
Мои раздумья прерывает крик одного из штурмовиков о том, что Митькин борт горит, а точнее один из его двигателей, и я пытаюсь разобраться: что произошло. С высоты плохо видно, что конкретно случилось. Я лишь разглядел, что там происходит нешуточная заварушка и один из штурмовиков сильно дымит, а это может означать, что Митьку могли сбить. Но вскоре его вызывают с КП и спрашивают, что произошло.
– Один двигатель выведен из строя, – докладывает земле Червоненко, – множественные повреждения самолёта, но постараюсь довести машину до аэродрома и посадить её.
– Шестьсот седьмой, – обращаюсь я к Митьке, – я выделю тебе сопровождение. Лететь до аэродрома недалёко, но лучше перестраховаться.
– Буду только рад, – отвечает он. – Да и если грохнусь, хоть кто-то сможет это зафиксировать…
– Типун тебе! – перебиваю я. – Вано, – обращаюсь я к командиру второго звена истребителей, – сопроводи шестьсот седьмого до аэродрома, далее по ситуации.
Митька добрался до аэродрома благополучно, и даже смог посадить машину, которая держалась в воздухе не иначе как чудом. Эвакуация спецназа прошла успешно. Никто из них не погиб, хоть раненых было предостаточно.
Истребители противника появились на радарах только тогда, когда последний штурмовик приземлился, но это были не Рэпторы, а остатки ВВС Южной Кореи, и сближаться с нами они не рискнули, лишь помаячив на приличной дальности.