Белая колбаса любви

Тут взгляд ее упал на картину в холле, на которой Борис был изображен в образе графа в бриджах, и даже восседал на каком-то подобии трона. Выглядело все это сущей нелепицей, но ему нравилось.

– Красотища… – почтительно прошептала сестрица Борьки. – А брат, видать, и вправду в люди выбился, не то что батя…

По всему выходило, что странная тяга к прекрасному им досталась как раз от бати. Я усмехнулась, внимательно поглядев на нее. Никак еще одна наследница объявилась? Мало мне Петьки-иждивенца, так еще и это чудо в перьях. Махнув рукой, я решила оставить ее ценные замечания без ответа и побрела вниз.

Тут в моем кармане зазвонил телефон и уже знакомый голос астматика-шантажиста заявил:

– Ты не забыла про деньги? Готовься раскошелиться, а то хуже будет. Я не шучу.

– А что, если денег у меня нет? – зло прошипела я в трубку, потому что этот умник меня вконец достал.

– Найдешь. И не болтай лишнего, а то головы лишишься! – весело прохрюкал гундосый.

Похоже, звонивший точно лишился рассудка: если я не буду болтать, а еще останусь без головы, про деньги он точно сможет забыть. Кто ж ему скажет, где они?

Тут он, видимо, вспомнил, зачем звонит, и снова противно загнусил:

– И никаких ментов, запомни. А то хуже будет. Разберемся по-тихому.

– Кретин, – ответила я и бросила трубку, но задумалась. Второй звонок не оставлял сомнения, что он всерьез вознамерился получить бабки. Значит, что-то о них знает. Или Борис был ему должен, хотя с чего бы ему иметь дело с таким придурком? Деньги, безусловно, были. Да сплыли. Борьке хорошо, он скончался, а мне теперь решай его проблемы.

Я заметалась по комнате и даже схватила сумку, намереваясь прямиком отправится к Якову, раз уж он был правой рукой мужа. Во всяком случае, о делишках Бориса он знал побольше моего. Но тут я вспомнила про свою гостью, а после и она сама не замедлила явиться из душа, намотав на голову полотенце. Лишившись шара из волос на голове, Пелагея стала казаться весьма симпатичной.

Если бы она еще не так таращила глаза и набрала парочку килограмм, то и вообще была бы очень даже миловидной девицей. Однако сходства с Борькой я в упор не видела, поэтому история про сестру продолжала казаться мне какой-то вымышленной. Борька всегда говорил, что он единственный сын в семье, а тут… Видимо, прочитав мои мысли по глазам, Пелагея скоренько изложила свой историю:

– Батя наш, гад, но не тот, что Борькин второй отец, а мой папаша, Скворцов Илья Иванович, царствие ему небесное, – тут она торопливо перекрестилась, из чего я сделала вывод, что девица она глубоко верующая. Хотя следующее ее высказывание это опровергало:

– Черт старый. Ой, так вот: он мамку Бориса бросил, когда тот только родился, ну и пустился во все тяжкие: пил, гулял, куролесил, а потом мою мамку встретил, это когда ему уже годков под сорок было. Ну, пожили они, потом я родилась, батя вроде как не хотел, но мамка уперлась и я, значит, на свет появилась.

– А имя у тебя чего такое чудное? – не удержалась я

–– Это батя постарался, вот за что ему спасибо. Хотел мамке назло, ну, что та настояла на ребенке. А вон как вышло, имя-то красивое. И модное. И фамилия ничего. А вот у тебя, ты уж не обессудь, фамилия вообще не очень, лошадиная какая-то… Сменила бы ты ее на девичью, что ли?

– Подожди, – заволновалась я, решив, что она начнет расспрашивать про мою девичью фамилию. А она у меня еще хуже – Козлова.

– Конечно, твоя любовь к классике делает тебе честь, я Чехова тоже уважаю, но давай сразу к тому месту, где ты появилась на свет. Ну, допустим, у вас с Борькой один отец. Но столько лет прошло… Как ты вообще узнала о его смерти и почему только сейчас приехала?

– Так батя помер, я же говорю, царствие ему небесное, хоть он форменный гад и злодей, но все же… Мамка к родственникам подалась жить в деревню, там огород, коза, куры и жеребчик. Я, когда школу закончила, в техникум пошла, но там учить много надо было, а у меня зрение стало падать. И гемоглобин. Ну, я немного на рынке постояла, мандарины продавала у хачика одного. Но от всей этой торговли у меня в голове сплошное помутнение. И людей дурить надо, а я этому противлюсь. Я в книжный устроилась, книжки продавать, чтобы быть ближе к прекрасному. Читала много, но, опять же, зрение, да и уволили меня. Я как-то дверь забыла закрыть, ну и свистнули книжки. Особенно за ящик Камасутры мне влетело. Ничего у людей святого…

– А потом что? – незаметно увлеклась я повествованием.

– А ничего. Квартиру я стала сдавать, какое-никакое подспорье, а сама при церкви жила. Я там в церковной лавке работала, иконы продавала, всякую божественную литературу. Кстати, святой Пантелеймон говорил…

– Ладно, Пелагея, мне сейчас немного некогда, я как раз собиралась уходить, – вспомнила я про свое намерение навестить Якова и задать ему пару вопросов. – Ты где собралась остановиться? Могу тебя отвезти.

– Я никуда не спешу, времени у меня вагон. А идти мне некуда, я же к тебе приехала. Я как раз в отпуске, – кашлянула девушка. – Меня же когда Алексей нашел, так и сказал: бери отпуск и дуй к жене брата, авось не выгонит. На могилу надобно сходить, так сказать, духовно пообщаться, тебе по хозяйству помочь. Ой, осиротели мы…

Тут она приняла робкую попытку заплакать, но я взглянула на нее волком и мигом отбила охоту к мокрым делам.

– Стоп, какой еще Алексей, в смысле отец Алексей, батюшка? А ему откуда известно про Борьку? – заволновалась я, потому что окончательно потеряла нить повествования.

– Да какой батюшка? Батюшка у нас статный, борода окладом, степенный такой, а уж как поет, – прослезилась Пелагея. – Алексей – Борькин старый приятель. Он, конечно, тоже человек хороший, стало быть, раз брат с ним дружил, так ведь? Но, конечно, без бороды и других достоинств. Да мы и знакомы-то два дня. А ты разве его не знаешь? Он же меня разыскал и всю историю рассказал: и про вас, и про убийство. Святые угодники, это же такое делается-то? Среди бела дня человека на воздух!

Тут она внезапно вскочила, всплеснула руками и, споткнувшись о кроссовки, кинулась к двери. Надо же, как человек разволновался… Наверное, сестринские чувства. Тут я даже устыдилась, потому что поняла, что никогда Борьку не любила, а замуж за него пошла «токмо корысти ради». Тьфу, вот я уже и заговорила слогом Пелагеи. Сама же она принялась натягивать кроссовки, демонстрируя явное желание куда-то выскочить. Я поглядывала на нее, прикидывая, все ли у нее в порядке с психическим здоровьем – эк ее разбирает. Но тут она принялась тыкать пальцем в сторону улицы и, наконец, выдала:

– Так я же не одна приехала, а с Алексеем. Они меня привезли. Ну, он и шофер его, Толик. Вот, скажу я тебе, злокозненный тип. Я в дороге говорю: останови, значит, мне в туалет надо. А он говорит – потерпишь. Не надо было три чашки чая пить. А чего он чашки-то за мной считает? Я два дня в пути и почти не ела, так к тебе спешила. Тут она вновь вспомнила про еду и метнулась назад к столу, где я на тот момент худо-бедно сервировала бутерброды, кашу и чай.

Пока я пыталась осмыслить ее рассказ про какого-то Алексея, в дверь вновь позвонили. Пелагея, набив рот кашей, делала мне глазами какие-то знаки, которые можно было трактовать как угодно. Я же открыла дверь и поняла, что на пороге стоит тот самый Алексей, который не батюшка, и его шофер Толик. Парочка была не то чтобы слишком колоритная, но таких типов точно не забудешь.

Алексей был довольно хорош собой: статный, плечистый, конечно, без бороды окладом, но с небольшой щетиной, которую он в этот момент потирал рукой и непроизвольно морщился. Глаза у него были то ли серые, то ли голубые, и я так занялась разглядыванием его глаз, что, если бы злокозненный Толик не начал покашливать, еще долго пялилась бы на гостя. Я потрясла головой, пытаясь придать себе вид адекватного человека, что после встречи с Пелагеей было затруднительно, и задала резонный вопрос:

– Чем обязана?

– Добрый день. Вы уже подружились? – мужчина мечты кивнул в сторону моей новоявленной родственницы.

Такая подруга мне и в кошмарном сне не привиделась бы, но я кивнула в ответ с кислой миной.

– Пелагея вам не рассказала? Я старый друг Бориса, Алексей, а это вот Анатолий, мой друг и, по совместительству, водитель. Мы тут искали, где заправиться можно, ну и осмотрели поселок, так сказать. Можно мы войдем?

Алексей галантно приложился к моей ручке и устремил на меня полный надежды взор. Тут я обратила внимание на Толика, который, стоя в дверях, подпирал два чемодана. Это мне и вовсе не понравилось: они что, тоже у меня собрались жить? Что за нашествие? Но не на пороге же их держать, потому я только вяло махнула рукой:

– Входите, конечно…

– Доброго здоровьица, хозяйка! – гаркнул Толик и зачем-то потряс мою руку. Рукопожатие у него было крепким, а сам он напоминал видом симпатичный коренастый гриб-боровик. Сходство усиливала копна каштановых волос на голове, постриженных под горшок. Из-под кустистых бровей черные глазки смотрели внимательно и даже немного лукаво.

Тут Толик взглянул на жующую Пелагею и машинально сглотнул. Видно было, что путь они проделали долгий и, видимо, изрядно оголодали. Я, пытаясь не паниковать раньше времени, пригласила всех к столу, потому что поняла, что быстро освободиться от этой компании не выйдет. К тому же, я нервничала, а когда я нервничаю, аппетит у меня становится прямо-таки зверский.

Алексей и Толик приналегли на бутерброды и кашу, а я жевала сыр, рассматривала эту троицу, и гадала: зачем их черт принес? А может, это как-то связано со звонками придурка-шантажиста? Ну, допустим, Пелагея и впрямь сестра Бориса и приехала поскорбеть. А Алексей этот откуда взялся? Что-то я не припомню среди друзей Бориса подобных личностей.

В ответ на мои мысли гость полез в свой чемодан и достал несколько фото, на которых он и Борис были запечатлены в лучшие годы своей жизни. Точнее, жизни Бориса, поскольку гость на тех фото выглядел совсем молодым. Ему-то и сейчас можно было дать не больше 35 лет. Вот Борис похлопывает его по плечу, Борис и гость на пейнтболе, Борис и Алексей за столом в окружении друзей и выпивки.

– По всему выходит, вы и впрямь старый друг, – протянула я, рассматривая фотографии. Жаль, что раньше нам не доводилось встречаться, – закинула я удочку.

– Борис был моим наставником, в свое время он очень помог моему отцу и мне, а я даже не сразу узнал о его смерти… – тут он вроде как закручинился и примолк, но я кашлянула, и он продолжил:

– Я несколько лет жил за границей, не смог приехать на похороны. Дела… – слово извиняясь, развел он руками. – Но, как только обстоятельства благоприятствовали, я бросил все и помчался сюда. Чтобы хоть как-то отплатить покойному Боре за его доброту, нашел его сестру. Он о ней даже не знал, но мой отец знал его отца. Словом, какие-то слухи до меня дошли, и я решил все разузнать. Вот и отыскал Пелагею.

Тут он перевел взгляд на сестру Борьки, которая вроде как задремала, но, услышав свое имя, активно закивала и выдала подобие улыбки.

Тут же выяснилось следующее: Алексей прибыл в наш город минимум на месяц. Он планирует навестить могилу друга, решить свои вопросы и помочь его вдове, то есть мне, разобраться с гибелью мужа. И он считает, что всей троице лучше всего жить у меня в целях духовного общения с покойным и лучшего знакомства с его женой. Это я добавила про себя, отметив, как Алексей поглядывает на меня с нескрываемым интересом.

– Я терпеть не могу гостиниц, – вздохнул он, глядя на меня с тоской. – Мы вас не смутим, жить мы с Толиком можем в одной комнате, чаще будем отсутствовать по делам… И вообще, мы люди тихие и мирные, – расплылся он в улыбке.

Толик согласно кивал, как китайский болванчик, при этом лыбился и выглядел весьма довольным жизнью. О себе же я такого сказать не могла, но природная неспособность говорить «нет» опять сыграла со мной злую шутку.

– Ну, так как, приютите двух порядочных мужчин в самом расцвете сил?

«Сумасшедший дом!» – подумала я, а вслух сказала:

– Пошлите, покажу вам комнаты. И если вы мечтаете приобщиться к духу покойного, то там вам самое место. Вообще, дом у нас небольшой, при жизни Бориса мы тут редко бывали, в основном в летний сезон, да и то по выходным. А сейчас я сюда перебралась на постоянное проживание. Многое надо переделывать, но у меня пока руки не доходят.

Я устроила мужчин в комнате на втором этаже: там раньше располагался кабинет Бориса, а после я сделала из нее подобие гостевой спальни. Пелагею же я поместила в другом крыле – в комнате напротив себя. Там раньше любила останавливаться мамуля, поэтому комната представляла собой зрелище не для слабонервных: салфеточки, вазочки, рюши и ковер во всю стену. Впрочем, Пелагея осталась довольна и даже изъявила желание поспать с дороги. Алексей с Анатолием тоже отправились приводить себя в порядок, а я, извинившись, поспешила откланяться.

Тут очень кстати в доме появилась Валентина, вернувшаяся с рынка. Я перепоручила ей гостей, бегло объяснив, ху из ху, схватила сумку и, усевшись за руль машины сама, несмотря на предложение Иваныча меня отвезти, отправилась на свой колбасный завод. По дороге снова набрала Ленку и пожаловалась ей на нагрянувших гостей, попутно упомянув, что дважды мне поступали звонки с угрозами. Вдруг со мной что-то случится, пусть будет свидетель, что меня пугали.

– Дурдом, – резюмировала она, выслушав. – Вряд ли тебя и правда хотят убить, хотя… Деньги-то, поговаривают, большие пропали тогда. А в нашей стране и за сотню убить могут. Может, тебе лучше снова уехать к маме, отдохнуть, пока все не уляжется? Все-таки Борис был не так прост, как казался. И друзья у него, наверное, соответствующие. Ну, конечно, кроме моего Вовки. Вот уж кто бессеребренник.

– Какое отношение Борис может иметь к этим придуркам, звонившим мне? – решила я не затрагивать тему про бессеребренника с двумя квартирами, загородным шале и двумя машинами марки Лексус, а сразу перейти к насущному…

– К придуркам, может, и никакого. Но в нашей области он был человек известный. И в определенных кругах тоже. Да и не совсем чистый на руку.

– Да ну, ты явно сгущаешь краски, – протянула я, попутно размышляя. – У него имелся легальный колбасный завод, магазины, он был богатый человек, а последний год активно пробовал себя на политическом поприще. Конечно, завистники болтали всякое…

Тут я поняла, что все это звучит неубедительно и, словно извиняясь, добавила:

– Мы очень редко виделись.

– Да, не густо, – сделала вывод Ленка и поспешила открыть мне глаза.

И вот лучше бы я ей не звонила. Как оказалось, в молодости Борис был причастен к криминальным структурам, дружки у него были все как один – отпетые бандюги. Даже сделавшись солидным бизнесменом, он не утратил былой хватки. Словом, жуликом он был отменным.

По словам Ленки, а та все это взяла со слов своего мужа, Борис, став депутатом, и вовсе распоясался. Считал, что у него все везде схвачено, проворачивал махинации, оформлял на бывших дружков кредиты, не гнушался откровенного воровства (правда, в особо крупных масштабах, что и вовсе воровством не считается). Так что врагов у него могло было немеряно.

– А ты не могла мне все это рассказать, когда я за него замуж собиралась? – возмутилась я.

– Ну, я думала, ты поживешь с ним пару лет, оттяпаешь бабла и на развод подашь, как нормальная ушлая баба. Или он себе кого помоложе найдет. Чего пугать человека раньше времени? А оно вон как вышло… Не зря тебе следователь после его гибели сказал к маме мотать и там пересидеть. Человек он в таких делах бывалый, ему виднее. Значит, кто-то мог и тебя…

– Слушай, меня обещали убить, если я не найду деньги, – тут я заволновалась по-настоящему. А бандиты обычно скоры на расправу, у них слово с делом не расходятся. Я еще думала так, пугают, а теперь становится ясно, что деньги на самом деле были большие. Не знаешь, где денег взять? – заныла я, а Ленка торопливо попрощалась со мной, потому что домой вернулся Вовка.

Пока мы болтали, я на автопилоте успела доехать до завода и припарковала машину на стоянке возле центрального входа. За год я так и не привыкла, что теперь этот огромный завод принадлежал мне, и каждый раз норовила проскочить в кабинет Якова незамеченной. Сегодня этот трюк не вышел, и вахтер бодро гаркнул со своего места:

– Добрый день, Софья Михайловна! Что же это делается, зарплату опять задержали, а у Якова Моисеевича новая машина. Народ бунтует!

– Разберемся! – кашлянула я в ответ, слабо представляя, с чего начать разборки. Все-таки руководитель из меня был никудышный. Я предварительно предупредила Якова о своем визите звонком, поэтому и застала его на месте. Дверь в его просторный светлый кабинет была гостеприимно распахнута.

– Сонечка! – расплылся он в улыбке, обнажив мелкие острые зубы, из-за чего сходство с хорьком только усилилось. – Прекрасно выглядишь, как сама, как здоровье? Давненько мы не виделись, – вроде как с обидой в голосе произнес Яков. – А я вот все тружусь, тружусь… Сама знаешь, после смерти Бориса многое пришлось поменять, денег постоянно не хватает, а тут еще этот тендер. Что теперь будет? – тут он скис и стал барабанить пальцами по столу, незаметно отодвигая в сторону брелок от новой машины.

– Кстати, про деньги, – с места в карьер начала я. – Расскажи мне про последние дела Бориса: чем занимался, что планировал, с какими людьми общался? Вообще, что там за история с этим ограблением? Извини, мне все как-то некогда было вникнуть, а теперь, похоже, самое время.

– А что случилось? У тебя проблемы с деньгами? – сразу же подскочил он в своем кресле, чем, признаться, вызвал удивление. Учитывая его комплекцию и давление, так скакать ему явно не стоило.

– Меня интересует, много ли денег было у мужа перед смертью, кому он был должен, кто был должен ему? Ведь ты в курсе, что он практически ничего мне не оставил…

Услышав это, Яков в возбуждении замахал руками и перевернул несколько папок на столе, заволновался и забегал по кабинету.

– Ты же знаешь, Соня, что всегда можешь на меня рассчитывать, я близкий друг Бориса, твой друг. Даже больше, чем друг. При этих словах старый лис покраснел и добавил со значением:

– И вообще…

Что «вообще» я так и не поняла, но на всякий случай промокнула несуществующие слезы платочком. Друзья мне сейчас как раз были очень необходимы. Конечно, я понимала, куда клонит этот хитрец. После смерти Борьки он не раз приезжал ко мне и под видом сочувствующего старого друга норовил утешить вдову. Намекал на свое вдовство и неоднократно пел что-то из разряда «нас сам Бог свел». Конечно, ему в его 50 с лишним моя партия, может, и казалась блестящей, но я в свои 28 как-то не собиралась связывать жизнь со старым лысым пройдохой, так что Богом он прикрывался зря.

Одного Борьки мне было за глаза, впредь я решила быть осмотрительнее при выборе мужа. Конечно, не только мои красивые глаза волновали Яшу. Не будь он собой, если бы не вынашивал за пазухой планы по своему обогащению. А что? Женившись на мне, он становился не наемным работником, а хозяином завода. Мой директор, ко всем своим прочим порокам, был еще и честолюбив. А вдруг это он затеял меня шантажировать? Не сам, конечно, но…

– Так какая сумма тебе нужна? – вывел меня из размышления голос Якова.

– Два миллиона евро, – не моргнув, выпалила я. Конечно, шантажист не указывал сумму, но я решила закинуть удочку, и на всякий случай назвала цифру с запасом.

Яков икнул, налил себе воды из хрустального графина и залпом выпил. После чего стал икать уже безостановочно, чем очень меня разозлил. У меня горе, а он позволяет себе вот так просто икать.

– Меня шантажируют, – слегка понизив голос, пояснила я. – Говорят, Боря задолжал. А кому он мог задолжать? И вообще, вся эта история с пропавшими деньгами меня тревожит. Я уже голову сломала. Ну откуда у него перед смертью могло быть столько денег? Он снял всю наличность со счетов. Допустим, он собирался вложиться в постройку нового цеха для этих, как их, белых колбасок. Где он их хранил? В сейфе, что ли?

Яков откашлялся и внимательно посмотрел на меня, видимо, размышляя, стоит ли посвящать меня в курс дела.

– Соня, дорогая, не хотелось тебя впутывать во все это, но раз уж ты спрашиваешь… Борис действительно планировал вложить все деньги в производство, хотел расширяться и выходить на новые рынки. И с этой целью еще занял огромные суммы у своих приятелей. Ну как приятелей – бандитов, – тут Яша скривился и, понизив голос, добавил:

– Ты понимаешь, да?

– Ничего я не понимаю, какие еще приятели? – насторожилась я.

– Ну, эти дружки его, с криминальным прошлым. Уж сколько раз я ему говорил – не связывайся с ними, одни проблемы наживешь. Так нет, его все тянуло покуражиться. Мол, смотрите, я теперь депутат, такими делами ворочаю, вопросы на государственном уровне решаю. Что он им там пообещал, я не знаю, так что не жди подробностей. Борис в последнее время не очень-то откровенничал. А дружки эти к нему так и ездили через день, рожи такие, что впору удавиться. Но деньги у него появились, и большие. А потом его убили, – шепотом добавил Яков, и нервно дернул плечом:

– Явно что-то не поделили.

– Допустим, – согласилась я, не очень улавливая нить повествования. – Но куда делись деньги?

– А вот тут главная странность, – закивал старый лис. – Я, как позвонили из полиции, что машина взорвалась, сразу же метнулся к нему в кабинет. Проверить, вдруг ошибка какая: сидит себе, может, Борис в кабинете, а там перепутали чего? Сам-то я не видел, как он отъезжал, так что на автопилоте и побежал. А в кабинете сейф пустой, да и дверца открыта!

– Ох…

– Вот те крест! Я еще подумал: странно, неужели Борис все деньги с собой взял? Он, как из кабинета собирался уходить, позвал меня бумаги подписать, и при мне деньги в сейф положил, целый чемодан. У меня даже глаза на лоб полезли. Потом мы из кабинета вместе вышли. Он собирался уезжать, кабинет закрыл. И вроде не возвращался. Так что, скорее всего, те, кто бомбу в машину заложили, деньги и сперли. Дружки эти его, больше некому. Или у тебя есть другая информация?

Тут он покосился на меня, словно ждал ответа на свои вопросы. Как будто у меня они могли быть. Я закатила глаза и потребовала воды, чтобы он от меня отстал, а сама принялась размышлять, почему Яков в первую очередь метнулся к сейфу, а не к валокордину. Хотя тут очевидно: ключи от кабинета у него были, надеялся поживиться деньгами. Если бы в сейфе тогда что-то было, то Якова здесь давно бы уже не было.

Я поежилась, вспомнив рассказы очевидцев: машину наши буквально обуглившейся. И только экспертиза установила, что в машине сидели два человека, а так как мужа и его начальника охраны Зверева видели отъезжающими от завода, все сразу стало на свои места. Хорошо, что я в этот день была в Испании, и опознавать останки Бориса пришлось Петьке. Петьку, конечно, было жалко, но себя еще жальче. Я бы такое точно не вынесла.

– А ты, Сонечка, ты ничего не знаешь про эти деньги? – вывел меня из раздумий голос Яши. – Я не хотел тебя волновать, но раз ты сама пришла… Они бы нам сейчас были очень кстати, тендер-то мы выиграли, а за какой черт нам эти колбаски осваивать? Еще и бывшие дружки Борьки свою долю требовать начнут, они уже не раз являлись, все расспрашивали. Один раз меня даже за ноги в окно пытались повесить, мол, я что-то знаю, но не говорю. Но я в окно не пролез, да и вообще, что я знаю? Я им напел, что мы банкроты, денег у нас нет. А то у них разговор короткий, разбираться не станут. За деньги мать родную готовы… Может, это они тебе и звонили! – вдруг невесть чего испугавшись, подскочил Яков.

Я покрутила пальцем у виска, демонстрируя свое отношение к словам оппонента. Борькины дружки такими глупостями заниматься не стали бы. Пришли, приставили бы пистолет к голове – и все дела. Звонить и гундосить в трубку – это какое-то ребячество. Хотя, что я о них вообще знаю? Бандиты в книжках и реальные злодеи – две разные вещи, в бандитологии я была явно не сильна. А зря, с таким мужем стоило бы на эту науку приналечь, глядишь, сейчас не попала бы в такое дурацкое положение. Тут я загрустила больше прежнего, потому что поняла: Яков помогать мне не намерен. Более того, он сам выглядел каким-то напуганным и бледным. Не сегодня завтра сляжет с инфарктом.

– Соня… Может, бросим все и уедем? – заныл он. – Хотя бы и в Испанию, к твоей маме. Только ты и я. Я кое-что скопил за время работы на Бориса. Конечно, не бог весть что, но на первое время хватит. Можно продать завод, желающих полно, вон из Москвы вчера опять звонили. Ты же знаешь, я готов жениться…– тут он опять кашлянул и покраснел больше прежнего. Такие переходы от бледности к красноте снова вызвали у меня беспокойство о его здоровье. Не ровен час, помрет, кто будет заводом руководить? Он, конечно, ворует, и вообще гад еще тот, но опытнее его мне сейчас не найти.

– Подумай об этом, – настойчиво гнул свою линию Яша.

– Я ценю твою дружбу, но… Мне сейчас не до Испании, да и мама не обрадуется, у нее сейчас новый бойфренд, Хуан, и им хочется побыть наедине, – уклончиво ответила я, помахала ему на прощание и отбыла в сильнейшем волнении.

По пути домой я заехала в наше отделение полиции. Здесь меня хорошо помнили, потому что после смерти Бориса я была у них частой гостьей. По мере проведения расследования вызывали меня все реже, в основном, когда я приезжала из Испании по делам. А потом и вовсе перестали: дело медленно, но верно переходило в разряд «висяков». Неофициально мне объяснили, что это «бандитские разборки», и мне лучше на время уехать. Что я и сделала. Но, как видно, время не помогло.

Я потопала прямиком в 21 кабинет, к капитану Олегу Ивановичу Яшину, который и вел дело. Застала я его в задумчивости над чашкой чая и бутербродом. Увидев меня, он немного сморщился, что было мне крайне непривычно: обычно при виде меня мужчины расцветали, а этот… Конечно, он женат, но это не повод так на меня смотреть. Впрочем, может у него гастрит разыгрался от постоянной сухомятки?

– Софья Павловна, рад вас видеть, – пересилил он себя и даже улыбнулся, жестом приглашая меня присесть. – Давно вернулись? Я как-то звонил вам, домработница сообщила, что вы у мамы, в Испании.

– А что, у вас есть какие-то новости? – обрадовалась я, пристраиваясь на краешек стула. – Меня бы очень устроило, если бы убийцу, наконец, поймали.

– Да нет, звонил узнать о вашем здравии, так сказать. Сейчас в городе такая обстановка, а вы тут одна…

– Вот о здравии я как раз и пришла поговорить, – с места в карьер начала я. – Мне угрожают, это как вообще?

– Угрожают? Кто? – тут Яшин окончательно поник челом. Видимо, нераскрытое дело и так вызывало у него изжогу, и на новый виток он идти явно не хотел.

Я подробно рассказала об угрозах, особо напирая на связь этих звонков с гибелью мужа. По моей версии выходило, что, поймав шантажиста, мы прольем свет на убийство Бориса. Олег Иванович, напротив, был настроен не связывать эти звонки с делами давно минувших дней.

– Ну с чего вы взяли, что это как-то связано? Может, малолетки развлекаются. Вон на днях вашим соседям в выхлопную трубу новой машины какашки запихали, а на капоте написали: «Дай машине просраться!». Вот она, золотая молодежь, и шуточки у них бандитские, –плюнул в досаде Яшин. – Вот и вам звонят, пугают. Приколы у них такие, прости Господи.

– Не похоже на малолеток, – задумалась я, хотя такая версия меня бы очень устроила.

– Тогда может поклонники? Вы женщина красивая, а еще и известная. Кстати, подпишите вот тут, для моей жены. Она вас читает, – как бы извиняясь, добавил он, придвигая мне листок. Глянув на него, я отметила, что это протокол вскрытия, и немного позеленела.

Машинально расписавшись на листке, я еще немного подонимала Яшина своими версиями. Он же не чаял от меня избавиться:

– Вы поймите, следствие все еще идет. Но даже если мы выйдем на исполнителя, найти заказчика будет непросто. Это же не алкаш алкаша за бутылку стукнул. У таких людей (тут он почему-то показал пальцем на потолок) и смерть, как правило, с размахом. Заказали его, скорее всего, люди немаленькие, – шепотом добавил он, – а нам теперь разбирайся. А недавно мне из столицы звонили, вроде как там делом этим заинтересовались. Соображаете? Значит, что-то тут нечисто, сейчас понаедут, будут копаться, а оно нам надо? Лишимся головы за здорово живешь.

Яшин приуныл, а я застыдилась, что пришла к человеку со своими глупостями, когда его голова и так в опасности.

– Если будут еще звонить или угрожать как-то иначе, сообщите. Но лучше уезжайте, а еще наймите охранника, вы девушка небедная, – напутствовал меня Яшин, провожая до дверей.

Домой я вернулась в скверном расположении духа. Оно и понятно: ничего не выяснила, а только еще больше запуталась, а родная полиция совсем меня не бережет. Мало того, что Борька оказался далеко не добропорядочным гражданином, так он еще и подложил мне свинью. Отправился к праотцам, оставив меня разбираться с наворованными деньгами. И теперь мне отвечать за его грехи.

Тут я совсем раскисла, и даже решила заплакать, но внезапно взгляд мой упал на почтовый ящик в вензелях, что висел на нашем заборе и выполнял декоративную функцию. Помимо журналов и рекламы туда редко что-то попадало. Сейчас же из ящика торчал конверт. Поставив машину в гараж, я вернулась за ним.

Повертев конверт в руках, я отметила, что обратного адреса на нем нет, как, впрочем, и моего. Просто конверт. В нем обнаружился белый лист с классикой жанра – наклеенными на него газетными буквами. Надпись гласила: «Вали назад в Испанию или сдохнешь».

Я даже присвистнула: шантажист и до этого особым умом не блистал, но такие скачки его настроения меня напугали. То ищи деньги, то вали в Испанию. Человек явно не в себе. То звонит, то буквы вырезает. И как это понимать? Шизофреника мне только не хватало. Сейчас весна, у них обычно обострение. Ой, мамочки…

Сунув письмо в сумку, я повертела головой по сторонам. Бабки на участке не наблюдалось, зато Леник Полесов стоял на лужайке, задрав голову, и любовался красотами природы. Небо и впрямь было сегодня прекрасное, и я сама невольно залюбовалась им. Попутно мне пришла мысль рискнуть спросить у соседа, не видел ли он кого возле моего почтового ящика, раз уж он сегодня снова не на работе, а прохлаждается дома. И откуда у него тогда столько денег? Впрочем, может, это у него работа такая.

Я решительно направилась к их воротам, но на ходу затормозила: засмотревшись на пролетающую птицу, по виду смахивающую на сыча, Полесов так далеко закинул голову назад, что не устоял на ногах и рухнул. Так как попыток подняться он не делал, я поняла, что он опять мертвецки пьян. Тут он всхрапнул, а я окончательно успокоилась: жив. Но для дачи показаний совсем непригоден. Я развернулась и уныло побрела к своему дому, хотя назвать его тихой пристанью из-за нашествия гостей уже не могла.