– Я не это имела ввиду, – смутившись, прошептала я, – а то, что ты можешь быть очень милым.
– Ты, наконец, заметила! – весело отметил Рома, – сейчас узнаем, что по этому поводу нам скажет Букет.
– К счастью он не говорит, иначе мы бы сейчас узнали о себе много нового.
Алчный енот, подозрительно осмотрев содержимое протянутой руки, проворно сгрёб фисташки и скрылся в домике.
– Будем ждать! – постановил Громов, устраиваясь рядышком. – Как ты себя чувствуешь?
Столько неподдельного участия было в этом голосе! Сердце радостно затрепетало. Да он мне, кажется, нравится! В лёгком шоке от своего, себе же, признания, опустила руку в воду и стала бездумно водить по дну тазика. Это вовсе не от ненависти сбивается дыхание в его присутствии, мне нравится этот самоуверенный павлин! До дрожи в коленках! Вот это я влипла…
Рома, будто прочитав мои мысли, не побоявшись намочить свои рученьки, переплёл наши пальцы.
– Насть? – сейчас он смотрел серьёзно, без привычной иронии или лукавства – Ты в порядке?
Я утвердительно кивнула, не в силах оторвать взгляда от этих участливых глаз. А ведь, не так давно, я их ненавидела. Он, в который раз, оказался прав – всё равно добился своего. Догнал!
Громов поднёс к губам наши сцепленные в замок пальцы. Замер на мгновение, затем, опустив пушистые, кукольные ресницы, поцеловал по очереди каждый мой пальчик. С наслаждением. Смакуя каждое прикосновение. Что-то необъяснимое было в нём, что всегда меня цепляло. Какая-то вызывающая дерзость в сочетании с печалью раскаявшегося грешника. Эта его загадка манила меня. Искушала. Я тоже прикрыла глаза, сосредоточившись на новизне своих ощущений.
Повисшую тишину нарушило яростное шуршание.
– Кто тут у нас? – рассмеялся Рома. – Эй! Воровать нехорошо, негодник!
Букет, состроив уморительную рожицу, бессовестно шарил в кармане Громова. Спустя полчаса, эти два дьяволёнка нашли общий язык. Рома с гордостью чесал пушистый бок, развалившегося рядом енота. Кивком головы позвал меня присоединиться к этому, несомненно, забавному, развлечению.
– Насть, к сожалению, мне пора, – он кинул на меня полный печали взгляд, – тебе нужен отдых. Хорошенько выспись. Ладно?
– Обещаю. Пойдём, проведу. – Букет тоже решил составить нам компанию. Мы втроём дошли до входной двери.
– Я навещу тебя завтра, после уроков, – он послал милую улыбку, кому-то за моей спиной. – До свидания, Елена Александровна. Спасибо за тёплый приём.
–Заходи почаще! – довольный мамин тон, адресованный Громову, впервые не вызвал во мне негодования.
– Выздоравливай, Настя, – секундный взгляд, полный манящего обещания, – сладких снов.
– Я больше не стану убегать… – одними губами прошептала я.
***
В понедельник я проснулась от звуков маминого пения, проникающих в приоткрытую дверь моей спальни. Лениво поднявшись с кровати, решила разузнать причину столь необычного в нашем доме явления. Как я и предполагала, звук шёл с кухни, да не один, а в сопровождении насыщенного аромата свежесваренного кофе.
– Доброе утро! – сонно потягиваясь, сказала я. Именно сказала! Ко мне вернулся голос! От такого приятного открытия хотелось пуститься в пляс!
– Доброе, Насть! – мама тоже была в крайне приподнятом настроении. – И ничего страшного, что уже около 2-х часов пополудни!
– Ты меня знаешь, когда проснусь – тогда и утро! – засмеялась я. – Ого! Какая красота! Вы с папой что-то отмечаете?
Моё внимание привлёк нежный букет из белых фрезий, незабудок и нескольких веточек жимолости. Он стоял в причудливой пузатой вазе, на металлической столешнице, и источал удивительно тонкий и свежий аромат.
– Ага, отмечаем, – загадочно пропела мать, сделав очередной глоток обжигающего кофе. – Начало твоих с Ромкой отношений. Букет от него. Тебе.– Решила она прояснить ситуацию.
Глядя на её отрешённое выражение лица, не сложно было догадаться, что она мыслями где-то между выбором вечернего платья для свадебной церемонии и крестинами первого внука. Такой решительный настрой немного пугал. Впрочем, чему тут удивляться, породниться с Громовыми, сколько себя помню, значилось мечтой номер один моих родителей.
– Когда? – голос предательски дрогнул. – Это неожиданно, ты не ошиблась?
– Он перед уроками забегал, просил не будить тебя и оставил цветы,– мама, глянув на дисплей своего телефона, вдруг засуетилась. – У меня через сорок минут встреча, не скучай! – она чмокнула меня в макушку. – Он такой романтик…
Романтик?! Три раза ха! Кто угодно, но не он. Тем не менее, букет был ревниво перенесён в мою лавандовую комнату.
– Тут ты лучше будешь смотреться! – осторожно погладила я хрупкие лепестки.
«Не покусаешь, если зайду к тебе через часик?» – прочитала я входящее сообщение от Ромы. Счастливая улыбка заиграла на моих губах. Усевшись по-турецки на кровати, стала печатать ответ:
«С каких пор ты стал чего-то бояться?»
«Хм… боюсь?! Скорее надеюсь на это ;)»
С облегчением выдохнула. Теперь я узнаю прежнего Рому. Никакие пришельцы его не подменили! А цветы… Ое54 н ими высказал то, что с его уст прозвучало бы слишком необычно. Я была немного знакома с языком флористики, и он это прекрасно знал. «Истинная любовь, доверие и верность любимой». Вот что поведал мне его букет. Хитрый, изворотливый дьяволёнок!
***
Кирилл
В крохотной, погружённой во мрак кухоньке, уныло отсчитывали секунды настенные часы. Забравшись с ногами на подоконник, я глубоко затянулся сигаретным дымом. Вот и настал очередной безликий рассвет, в череде серых, абсолютно идентичных дней. Всего через час, я снова надену маску приветливого, доброго паренька, который всегда даст списать, забив на недавние насмешки. Да без проблем! Мне уже давно всё это стало безразличным. Самое ценное, что у меня осталось – эти рассветные минуты, когда я могу быть самим собой. Больше ничего. Аккуратно пристроив окурок к десятку ему подобных, усмехнулся – получился отличный ёжик. Я соскочил с насиженного места и механическим движением накинул на плечи свою серую толстовку. Недавно купленная на местном рынке, она уже сверкала вытянутыми локтями. По большому счёту мне было плевать, это лишь ещё одна, неотъемлемая часть моего имиджа.
Отхлебнув из большой кружки с подсолнухами, я поморщился, остывший кофе был отвратителен. Тогда мне пришлось добавить ещё ложку сахара и, зажмурившись, я всё же допил это пойло в несколько больших глотков. Так-то лучше! Да и мне пора на выход. Уже в коридоре, я вспомнил, что вчера, по привычке, сунул ключи в карман рабочей куртки. Пришлось вернуться за ними в свою спальню, где на спинке хромого стула, в беспорядке валялась моя одежда. Хорошо бабушка этого не видит, с грустью усмехнулся я. Когда с ключами в руке выходил из комнатки, в глаза бросилась стопка моих Насте писем. Я так до сих пор к ним не притронулся, боясь всколыхнуть болезненные воспоминания. Хотя, кому я вру? В любом случае мне ни на миг не удаётся забыть её.
Идти в школу резко расхотелось. Меня обуяла дикая злость на самого себя, я сдался без боя, думая, что так будет лучше для нас обоих. Я даже не спросил, чего хочет сама Настя! Сбежал как последний трус, снедаемый обидой и ревностью. Я так привык все эти годы жить мечтами о своей утончённой, безупречной возлюбленной, что обычные, реальные девушки перестали вызывать во мне какие-либо эмоции. Сам её себе придумал, а оказавшись не у дел, не знаю, как вырвать этот идеальный образ из сердца. Закипев от рвущегося наружу гнева, схватил лежащие на тумбочке письма. Я всё исправлю! Просто нужно быть решительнее. Я встречусь с Настей и снова её завоюю. А начну с того, что уничтожу эти проклятые письма, словами делу не поможешь…
Даже не могу вспомнить, когда я в последний раз прогуливал уроки. Но угрызения совести совсем меня не мучили. Приняв решение, у меня снова появилась цель, и я шёл к набережной, сияя счастливой улыбкой. В голову закралась идея начать всё заново с того места, где мы с Настей познакомились. Где началась наша дружба, переросшая, в один из первых дней нового года, в любовь… или наваждение? Да какая разница! У меня вся жизнь впереди, чтобы отвоевать для нас счастье.
Добравшись до искомого места, я присел на корточки у самой воды и стал мастерить кораблики. Много корабликов. Я их пущу в свободное плаванье, дам шанс доплыть до адресата. Глупые бредни, но эти нехитрые действия придавали мне веру и уверенность. Так я проведу черту под этой безрадостной главой своего существования. Настя всё ещё моя!
Я так увлёкся своим занятием, что не услышал приближающихся шагов.
– Эй, чудило, в детство, что ли впал? – За моей спиной послышался издевательский смех.
Растерянно развернувшись, я уставился на подошедших парней. Их было трое, всем лет за двадцать, хорошо одетые и явно скучающие, они, скорее всего, прогуливали пары, слоняясь по берегу реки.
– Придурок, что там у тебя за писанина? – не унимался говоривший. Он снял с рыжей головы солнцезащитные очки и небрежно кинул на сброшенную неподалеку куртку.
– Да, по любому этот ботан двойку словил, теперь с горя конспекты топит, – заржал долговязый, в темно коричневой толстовке. – Сейчас психовать закончит и к мамке, плакать побежит.
Они снова зашлись противным смехом. Я нервно огляделся, мы были одни. Лишь несколько плакучих ив, да голых кустарников безучастно взирали на пустынный берег.
– Послушайте, я вас не трогал, идите куда шли, – я, как мог, пытался избежать конфликта. Хотя в такую возможность слабо верилось, ребята были крепкими и агрессивными. Я был не из робкого десятка, но зачинщиком не выступал ни разу.
–Ещё б ты нас трогал! – мрачно пробасил третий, коренастый шатен с хмурым лицом. Он нервно поигрывал брелком ключа зажигания.
– Фу-у! Блин, это даже не конспект…. – долговязый прыснул ехидным смехом. – Пацаны, да его по ходу девка продинамила!
– Не удивительно, раз такой фигней страдает. – Рыжий подобрал один кораблик и лениво разворачивал, не отрывая от меня насмешливого взгляда. – Хорошенькие тёлочки любят обеспеченных, а ты, себя и свой прикид в зеркале видел?
– Лох какой-то… – продолжил его мысль длинный, с нарочитой медлительностью, наступая на исписанный лист подошвой тяжелого ботинка.
Меня накрыла волна ярости. Какого чёрта они себе позволяют?! Непроизвольно зарычав, кинулся на хозяина ненавистных мне ботинок. Склонившись, я со всей силы ударил его в живот. Он, пошатнулся, но устоял на ногах.
–Чёрт! – резко выдохнул парень. – Ну, всё…
Не дожидаясь пока он оклемается, я врезал ему кулаком в лицо. Краем глаза, заметил, как рыжий замахнулся, в попытке ударить меня по голове. Я увернулся, приняв удар на плечо, и снова попытался напасть на свою жертву. Но не успел. Меня сбил с ног третий, тот, что предпочитал особо не разговаривать. Особо не церемонясь, он придавил меня коленом к покрытой щебнем земле.
–Знай своё место, падаль! – Долговязый, мстительно двинул меня ботинком по лицу.
От резкой боли, перед глазами всё завертелось, но я, стиснув зубы не проронил ни звука.
– Кость, остынь! – рявкнул рыжий, – Мы ещё с чтением не покончили. – Он спокойно поднял выпавший из рук лист и начал зачитывать вслух, с каким-то нездоровым удовольствием:
«Боль моя робко в двери стучится,
Душу травит смертельным ядом,
Чтоб осколками сердцу разбиться,
Став тебе подвенечным нарядом».
– Что за бредни?! – брезгливо скривился шатен. – Хочешь, расскажу, как на самом деле всё происходит?
– Да что рассказывать?! Ежу понятно, с другими зажигает твоя краля, пока ты как лох сопли на кулак наматываешь! – тот который Костя, зло рассмеялся мне в лицо – Номерок дашь? Развлечем, как следует твою малышку…
Зря он это сказал. Одна лишь мысль об этих отморозках рядом с моей Настей, начисто отключила мне разум. Вложив всю злость в один резкий рывок, я оттолкнулся от земли, сбросив с себя давившее на позвоночник колено. Шатен от меня такой прыти не ожидал, ибо я успел перевернуться на спину и толкнуть его в грудь обеими ногами. Не удержав равновесия, противник завалился, угодив лицом в острый щебень.
–Ты нарвался, гадёныш! – взревел Костя, срываясь с места.
Сейчас будет удар, мельком пронеслось в голове, прежде чем дикая боль сотнями острых осколков взорвалась в моей левой ноге. Я не смог удержать болезненного стона, который будто подхлестнул моих мучителей. Они принялись злобно пинать меня ногами. Я, против воли, сжался тугим комком и обхватил руками голову, в напрасной попытке прикрыться от сильных повреждений. В нос ударил металлический запах крови.
Меня избивали, молча и методично. В ушах гулом отдавалось тяжелое дыхание этих отморозков, к которому прибавился хруст костей и перебитых хрящей. Сквозь мутную пелену заливавшей мне глаза крови, разглядел их обезумевшие, горящие гневом лица. Мне не у кого просить пощады. Пытаться спастись, звать на помощь бесполезно. Будет только хуже. Голова загудела, ощущения слились воедино, но они всё не останавливались. Вскоре моё сознание поглотил спасительный мрак.
В чувство меня привёл собственный слабый стон, я лежал с закрытыми глазами. Липкий холод проникал в каждую клеточку истерзанного тела, а конечности еле заметно подёргивались. Даже дышать удавалось с трудом, поверхностно, с отрывистым хрипом. Сильно болела спина, а ногу, будто через дробилку пропустили. Лучше бы я и дальше оставался в беспамятстве.
– Слышь, Сань, лох то наш, по-моему, сейчас откинется! – раздался голос рыжего, откуда-то сбоку.
– Да, чёт не рассчитали…
– В больничку не вариант. Надо избавиться от него. – Это говорил Костя. Без жалости или сожаления. Просто констатировал факт.
«Я ведь ещё живой!», хотелось мне заорать не своим голосом, но онемевшие мышцы мне больше не повиновались. Сердце сжалось от собственного бессилия и обиды на этих парней. Зачем они это со мной делают?! За что?! Я никому, ничего плохого не сделал! Я ведь живой! Живой! Пока ещё…
– Тащи его к воде! – грубый голос откликнулся в мозгу неописуемым ужасом.
– Точно, утопим и концы в воду! – издевательски хохотнул рыжий. – А речные раки остальное доделают.
Я всё ещё был в сознании, когда почувствовал, как двое подхватили меня под руки и, без лишних нежностей, поволокли. Хотел приоткрыть глаза, но веки разлепились лишь до узких щёлочек. Кровь. Она была повсюду. На одежде этих парней, на земле, на обуви. Везде. Долговязый Костя согнулся у воды немного дальше. Он, чертыхаясь, пытался привести в порядок свою заляпанную кровью толстовку.
Внезапно, тела коснулась холодная вода. Меня, как мешок с картошкой, бросили у берега. Тут было достаточно мелко, а вот буквально в двух метрах дальше – дно резко углублялось. Местное течение и бурные водовороты считались весьма опасными. По этой причине, пловцы избегали данного участка реки.
Тем временем, мои палачи ухватили меня, один за руки, а второй – за ноги. Когда мое тело приподнялось в воздух, мышцы натянулись нестерпимой болью. Казалось, меня разорвёт изнутри. С губ сорвался очередной стон.
– Потерпи, родной, скоро всё закончится! – засмеялся рыжий.
Моё безвольное тело беспощадно раскачивали для броска. Затем последовал непродолжительный полёт. Болезненное погружение. В ушах зазвенело, перед глазами разверзлась пустота. Вода попала в лёгкие, раздирая их обжигающей волной. Запаниковав, я, невесть откуда, нашёл в себе силы вынырнуть. Грубый тычок толстой палкой не заставил себя ждать, ею меня заталкивали под воду. Сил сопротивляться больше не осталось.
Говорят, перед смертью люди видят свою жизнь, или таинственный свет в конце тоннеля. Наверное, со мной что-то не так. Последнее что я запоминаю – физическое облегчение. Я больше не чувствую ударов. Как будто порвались стягивающие меня путы. И ещё, дикий протест. Я не успел её вернуть! Мы должны быть вместе! Она обещала.
***
Настя
Нервно поглядывая на двери Роминой квартиры, я заскочила в лифт. Столкнуться с ним сейчас не входило в мои планы. Слишком резко всё перевернулось с ног на голову. Вчерашний агрессор, вдруг проявил себя с неожиданной для меня стороны. За прошедшую неделю моей болезни, Громов не пропустил ни дня без того, чтоб наведаться ко мне. Даже Букет успел изучить его расписание, и нетерпеливо крутился у входной двери, в период между окончанием школьных занятий и его вечерними тренировками. Рома оказался очень заботливым. Да, его извечные подколы никуда не делись, но теперь они казались безобидными. Он появлялся как стихийное бедствие, и подбивал на чуждые мне поступки. Даже уговорил создать аккаунт в соц сети, когда узнал что я нигде не зарегистрирована. И первым же делом добавил себя в друзья. Мало мне его двусмысленных СМС! Мы долго и громко спорили, какие фотографии выложить на мою страничку, пока Букет, пользуясь случаем, безнаказанно очищал Ромкины карманы от вкусностей. А самое главное, Громов согласился мне позировать. Правда, как оказалось, с целью повесить свой портрет напротив моей кровати. Как он нагло заявил: «Только здесь ему место». Но это всё было дома. А как себя с ним вести в школе, я пока ещё не знала. Кто мы теперь друг другу?
Все эти мысли мигом вылетели из головы, как только я вышла на улицу. Высокая трава, деревья, кустарники всё было в белом инее. Я замерла, заворожено любуясь метаморфозой унылого ещё вчера двора. Сейчас он был безлюдным, и казалось, даже время замерло, не посмев нарушить хрупкую красоту этого хрустального царства.
– Прелесть… – тёплые ладони прикрыли мне глаза. Вишня и мята, этот аромат я узнаю из тысячи. Я плавно отвела Ромины руки от своих глаз и повернулась к нему лицом. Смотрел он вовсе не на иней. – Я боялся, что не нагоню тебя!
Ботильоны на высокой шпильке хоть и делали меня намного выше, на Громова всё равно приходилось смотреть снизу вверх. Он выглядел взволнованным, глаза лихорадочно горели из-под опущенных, длинных ресниц, а мягкая улыбка придала его лицу удивительную уязвимость.
– Так ты всё же чего-то боишься! – решила я припомнить наглецу недавнюю переписку. По сути, эти слова лишь попытка скрыть возникшую от его близости неловкость.
– Когда это касается тебя, – улыбка на его лице погасла, а взгляд вмиг стал серьёзным – боюсь до чёртиков.
– Рома…
Договорить я не успела. Громов обхватил моё пылающее лицо ладонями и медленно, словно давая шанс отстраниться, склонился надо мной.
– Будь что будет… – прошептал он мне в самые губы и приник в поцелуе. Дерзком. Волнующем. Укравшем весь воздух из лёгких. Я не была готова к этому. Не готова к тому, что земля, закружившись, ускользнёт из-под ног. Зарывшись руками в чёрные как ночь волосы, я полностью доверилась его умелым, сладким как сам грех губам. Рома, порывисто дыша, крепче прижал меня к себе, ни на миг, не прерывая эту чувственную пытку. В этот момент наши души словно соединились в одну, и воспарили высоко-высоко над реальностью.
Не знаю, сколько длился этот поцелуй, так как я окончательно в нём растворилась. К сожалению, всё хорошее имеет свойство заканчиваться. Рома нехотя отстранился, но объятий не разнял. Ещё с минуту мы стояли неподвижно, касаясь друг друга лбами.
– Я иду с тобой, – глухо прошептал Громов, – прогуляемся?
– Да.
Слишком лаконичный ответ, но на большее я не была сейчас способна. Рома забрал мой рюкзак и мы неспешно, рука об руку, зашагали в сторону школы. В смятении от произошедшего я так больше не проронила ни слова, Рома тоже молчал, изредка лишь крепче сжимая наши переплетённые пальцы, словно боялся, что я исчезну.
Школа встретила нас характерным шумом, сочетающим в себе весь спектр проявления эмоции. Сметая всё на своём пути, по коридорам беззаботно носились младшеклассники. У кабинета литературы, я заметила скучающего Тима, он проводил спешащую ребятню насмешливым взглядом. У Ершова с этим связанна собственная история. В начальных классах он развлекался, бегая как угорелый по административному этажу. Ничего вокруг не видя, он размахивал огромным портфелем, одурманенный своим героизмом и безнаказанностью. Как-то раз мчится, тогда ещё пухленький Тим, мимо кабинета завуча и тут, очень некстати, дверь распахнулась. В итоге, Тимофей отделался сломанным носом, а завуч резко подскочившим давлением. После этого происшествия, Ершов ещё долгое время подозрительно косился на закрытые двери, что никак не помешало ему удачно налететь на Оксанку. Несомненно, это судьба.
Тем временем, рядом с парнем, как назло, успел собраться почти весь класс. Незаметным наше совместное с Ромой появление теперь уж точно не останется. А это грозит повышенным к нам вниманием, и если для моего спутника это вполне привычное дело, то для моей стеснительной натуры, наверняка обернется дискомфортом.
Я попыталась незаметно высвободить свою руку из цепкого, мужского захвата. Безрезультатно. Рома решительно подвёл меня к синхронно застывшим в изумлении одноклассникам.
– Доброе утро! – жизнерадостно поприветствовал их Громов и, для полноты картины, подойдя ко мне со спины, бережно обвил руками.
Уронившие челюсти ребята, не сразу даже сообразили, что надо бы ответить. А что же я? А мне их неоднозначная реакция, вдруг стала безразлична. Ромины объятия, непробиваемой стеной, укрыли меня от всех невзгод.
– Я рядом… – едва слышно прошептал он мне в затылок.
– О, вот и Шилова, наконец, объявилась! – это первым сориентировался Стас. – Ты ведь помнишь про завтрашнее мероприятие?
– И оформление зала, всё ещё на нас, – добавил Дима, трагично запустив пятерню себе в волосы, отчего они вздыбились русым ирокезом – сегодня задержимся после уроков.
– Да, тлен это всё! – махнула рукой Маша, та самая девушка с экстремальной чёлкой, – главное это наряд осени! Ты ведь готова уделать 11Б?!
– Конечно! – «…нет!» добавила про себя. Я была слишком занята самокопанием. Какое уж там платье. А у ребят вон как азартно глазки горят, война с параллельным классом на самом пике активности, и завтра финальная битва. Признаться в своей вопиющей безответственности, всё равно, что окончательно поставить крест на наших, и без того вялых взаимоотношениях. Так что, изобразив уверенную улыбку на лице, я позволила Роме увести себя в класс.
После уроков, как и договаривались, мы все собрались в актовом зале. Если быть точной, там вполне хватило бы и меня с Соколиками, но враждующие стороны посчитали это место идеальным для обмена «любезностями». И если мужская половина благополучно сохраняла, по крайней мере, видимость нейтралитета, дружно надувая воздушные шары, то девушки напоминали кровожадных индейцев, на тропе войны. А вождём была ставшая вдруг неуправляемой Ритка. Поначалу всё было относительно тихо-смирно. Машка придумала установить на сцене самодельное деревце, для антуража. В качестве ствола, мы позаимствовали напольную вешалку из кабинета химии. Красиво обернули органзой оставшейся от декорирования задней части сцены. Оставалось только смастерить шикарную крону. Благо нам предоставили огромный мешок ярких, сухих листьев и веток рябины. Вот их превращением в густую крону я с Ромой и занималась, когда на середину сцены, из-за кулис, приземлилась Ритка. Прямо на свою пятую точку.
– Сама ты жалкая дура! – не своим голосом верещала красавица, – что, патлы лишние появились?! Так это поправимо…
– А я и лысой уведу у тебя корону, – уверенно уперев руки в бока, издевалась Мартышкина, – причём, заметь, не впервой!
– Ничему тебя жизнь не учит! – угрожающе зарычав, Рита стала подниматься, – мартышка, она и есть мартышка, пусть даже крашенная и на каблуках!
– Хорош уже тявкать, как псина бешенная, – Олесю бурная реакция брюнетки явно забавляла, – ах да, дворнягам же прививок не делают…
Подскочив как ужаленная, Рита стала лихорадочно оглядываться. Её полубезумный взгляд остановился на, слегка прибалдевших, нас с Ромкой. Она злобно сощурилась, схватила пластиковый мешок с листвой и, сердито зашипев, высыпала его содержимое, чуть ли не мне на голову.
–Ты чего, припадочная, с метлы свалилась?! – подорвался Громов, но Рита уже вовсю неслась к сопернице.
– Иди ко мне, Мартышка, сейчас я тебя корону-у-ую!
Олесина попытка увернуться от разъяренной фурии не увенчалась успехом. Рита, подобно заправскому рестлеру, запрыгнула на несчастную и одной рукой вцепилась той в густую копну волос. Не удержав равновесия, иконы стиля нашей школы, неуклюже повалились на деревянное покрытие сцены. Ритка, еще, будучи в полёте, свободной рукой пыталась водрузить на многострадальную Мартышкину голову нагло отобранный мешок. Над всей этой вакханалией, под звуки «Осеннего вальса» феерично кружились остатки засушенных листьев. С Димкиной лёгкой руки, довольные внеплановым представлением очевидцы начали хлопать в ладошки.
– Что у вас тут происходит?! – окрик нашего классного руководителя был в меру сдержанным, но, как ушат холодной воды, вмиг остудил горячие головы.
– Репетируем, Дмитрий Васильевич! – вышел из положения Витя, ловко укрыв присмиревших девиц за тяжелым занавесом.
– Закругляйтесь! – а глазки так и сканируют помещение. – И приберите за собой. Развели бардак!
Как только двери за всевидящим руководителем закрылись, присутствующие зашлись дружным хохотом.
– Давно я так не смеялась! – продолжая широко улыбаться, поделилась я с Ромкой.
– Секунду! – Громов проворно обнял меня, и, прижавшись щекой к щеке, сделал на свой айфон нашу первую, совместную фотографию.
– Покажи! – состроила я брюнету глазки.
– А ты обещаешь себя хорошо вести? – хитро заглянул он мне в глаза.
– Я иначе себя и не веду! – заверила я Рому.
–Посмотрим – как-то хищно пробормотал этот несносный человек. Не переставая ухмыляться, он скинул фотографию на мой телефон.
– Ты неисправим, Громов! – констатировала я очевидный факт.
– Мы свою работу закончили, уборка на вас, бездельники! – Громов нахально помахал всем ручкой и, подхватив меня под руку, прошествовал к выходу из зала.
– Урод… – зло прошипела нам в след Рита. В руке у неё был зажат военный трофей – довольно густая прядь Мартышкиных волос.
***
– На-а-асть… – томно растягивая гласные, обратился ко мне Рома, у самых дверей моей квартиры. Он навис надо мной, упёревшись руками в стену, по бокам от меня. – Милая, признайся, когда ты хочешь, чтоб мы это сделали?
– Сделали что? – я нервно сглотнула, покраснев до корней волос.
– Как что? – изумился Рома, теперь он склонился ещё ближе, к самому уху, и уточнил проникновенным тоном. – Когда ты хочешь сходить со мной на свидание?
– Паршивец!
Его издевательский смех ещё звенел у меня в ушах, когда я, сгорая от стыда за свои грязные домыслы, спряталась за дверями родимой квартиры. А ведь мне ещё предстояло придумать, как быть с нарядом на завтра.
Перевернув вверх дном содержимое своей гардеробной, я остановила свой выбор на платье, в котором была на выпускном в девятом классе, прощаясь с покинувшими нашу школу одноклассниками. Повезло, что большинство решили остаться и нас не объединили с «Б» классом. От своих, хоть знаешь чего ожидать! Это был нежный классический наряд длинною в пол, цвета «брызги шампанского». Внимательно оглядев его ещё раз, я безжалостно схватила вещицу и побежала к маминой подруге, Руслане. Она жила в соседнем доме и являлась хозяйкой модного у нас ателье. Так как своих детей у Русланы быть не могло, она во мне души не чаяла, чем я сейчас и собиралась воспользоваться.
– Руслана, вы просто волшебница! – потрясённо восхищалась я, спустя полтора часа её усердной работы. Моё строгое платье было не узнать. Точнее от него вообще мало что осталось. Подол был укорочен на ладонь выше колен, а снизу кокетливо выглядывали бледно-золотистые кружева. Такими же кружевами был отделан корсет с очаровательной шнуровкой спереди.
– Это дополнит образ! – Руслана приложила к моей шее ленту цвета тёмного шоколада, в тон шнуровки корсета. Она была декорирована небольшой королевской розой.
– Спасибо, теперь вы моя фея крёстная! – Я крепко расцеловала растроганную женщину.
– Беги, – Руслана смахнула одинокую слезинку – платье – всего лишь полдела. Самое главное, свежее, отдохнувшее личико.
Уже лёжа в кровати, я всё не могла оторвать глаз от экрана своего телефона. Наше с Ромой фото получилось отменным. Мы счастливо улыбались, глядя в камеру. У меня в волосах задорно торчали запутавшиеся яркие листья, а Ромка со своей взъерошенной причёской и фирменным взглядом падшего ангела, был просто очарователен. Надо же, он сумел уловить такие безмятежные, чистые, а главное искренние эмоции!
Когда, внезапно, замигало сообщение от Громова, сердце взволнованно затрепетало. Он тоже думает обо мне!
«Сладких снов, мой застенчивый ослик!»
«И тебе, несносное чудище!», – мстительно хихикая, напечатала я.
«Тебе же понравилось целовать это чудище. Ай-яй-яй, а такая хорошая была девочка…»
Вот тролль! Я гневно погрозила кулаком его портрету, который так и остался висеть в моей спальне.
***
Вот и наступило 28 октября, день осеннего бала. Негромко напевая себе под нос, я орудовала плойкой, превращая свои волосы в каскад крупных локонов. Платье уже было упаковано, на лицо был нанесён неброский макияж, и я задорно пританцовывала в предвкушении веселья. С удивлением обнаружила входящее сообщение от Ромы, по утрам он мне ещё ни разу не писал. Ну, ладно, писал! Некстати напомнил о себе случай на пробежке. Как же быстро я забыла все его многолетние пакости! Нехорошо! Однако думать об этом сейчас совсем не хотелось, тем более текст оказался вполне безобидным: «Доброе утро, милый ослик! Сегодня поедем на машине моего отца. Жду».
Когда я спустилась, Громов галантно открыл передо мной заднюю дверь отцовского шикарного БМВ. В мае нам исполнится по восемнадцать, и нетрудно догадаться какой подарок ждёт Ромку. Он уже даже сдал экзамен на получение водительского удостоверения. Поздоровавшись с Игорем Сергеевичем, повернулась к усевшемуся рядом Роме.
– Признавайся, что задумал? – я старалась говорить тихо, чтоб мог слышать только младший Громов.
– Откуда такая подозрительность? – в тон мне возмутился этот обаятельный мерзавец.
– Твоё невинное выражение лица всегда скрывало очередную пакость!
– Не будь занудой, принцесса. – Он прижал мою ладонь к своей груди, так, чтоб я могла ощутить его сердцебиение. – Доверься мне.
Я прищурилась, испытывающе заглядывая в чёрные, бесстыжие очи.
– Ладно, каюсь! – жуликовато улыбаясь, Рома положил мне на колени небольшую коричневую коробочку в форме сердца.
В голове яркой вспышкой загорелось воспоминание где, на день влюблённых, в третьем классе Ромка вручил мне точно такую же коробочку, с предложением мира. Я тогда чуть голос не сорвала, крича как безумная, от вида двух закрытых в ней отвратительных многоножек. В тот раз поганец впервые сослался на мою, якобы нездоровую, голову. Но самым обидным стал сочувствующий взгляд учителя, когда, вместо сбежавших членистоногих, в коробочке оказались обычные леденцы, коих я, под паукообразными чудищами, как-то сразу и не заметила. А «расстроенного» моей реакцией Рому утешали всем классом. Надо ли добавлять, что, у меня с той поры выработалась стойкая неприязнь к валентинкам и всей с ними связанной атрибутикой.