– Всё ещё боишься боли, Настенька, – с болезненным удовольствием констатировал Кирилл, – не надо, трусишка моя.
Я застыла. Мне было очень страшно.
Сейчас он точно меня убьёт. Нет. Не просто убьёт, а сделает это ужасно. Медлительно и с упоением.
– Ты потеряла всех, – он схватил меня за подбородок и задумчиво повертел из стороны в сторону, – и всё равно продолжаешь бояться. Всё могло быть иначе, девочка моя, для всех нас…
Грубый голос врывался в моё сознание, парализуя волю, наливая свинцовой тяжестью все мои конечности. Спёртое зловоние, исходившее от Кирилла мешало мне выровнять дыхание. Продолжая дышать мне в висок, мучитель стальной хваткой сжимал и выворачивал мою безвольную руку. Я беспомощно извивалась от боли, зажатая между стеной и этим безумцем. Ему нравилось то, что он видел. Он смеялся мне в ухо, злорадно, с каким-то горьким восторгом.
– Теперь у тебя остался только я. Мы будем вместе, ты ведь этого когда-то хотела? – Существо провёло липкой ладонью по моему лицу, оставляя на нём отвратительную слизь. – Где твой восторг, а? Улыбайся, Настенька!
Он с силой, пальцами одной руки растянул мои губы в вынужденной улыбке и снова засмеялся, довольный собою. Пока он отвлёкся, я попыталась дотянуться до дверной ручки. Слишком далеко, кончики пальцев, дрожа от напряжения, лишь беспомощно скользили по её гладкой поверхности.
– Не надо, пожалуйста… – взмолилась я, в надежде выиграть себе немного времени.
– Надо, разиня моя. – Кирилл задрал мою ноющую руку до уровня наших глаз, а в пальцах второй своей руки зажал то самое помолвочное кольцо. – Ты оборонила его. Не хорошо так поступать с подарком жениха. Ты ведь была хорошей девочкой, как и обещала, да? – Его издевательская гримаса послала волну невольной дрожи вдоль позвоночника. – Не была…Ну же, не дрожи так, сейчас мы всё исправим.
Он попытался надеть мне на палец покрытую бурым илом безделушку. Ну уж нет! Не дав себе опомниться, я со всей силой ударила этого безумца по руке, выбив ставшее ненавистным кольцо. Тогда скользкие пальцы сжались на моей шее и он, без труда, поднял меня над полом. Чтобы не задохнуться, я вцепилась в его запястье, в надежде хоть ненамного ослабить эту мёртвую хватку.
– Играешь с огнём, наивная, храбрая дурочка. – Кирилл сдавил хватку ещё сильнее, забавляясь моими хрипами. – У тебя не осталось выбора. Теперь ты только моя.
Близость неминуемой расправы, открыла во мне второе дыхание. Я, уперевшись коленями в живот Кирилла, резко, изо всех сил, его оттолкнула, отчего он на пару мгновений потерял равновесие. Этого мне оказалось достаточно для того, чтобы отпереть дверь и кинуться на первый этаж. Раскат безудержного смеха раздался мне вслед.
– Ты всё ещё любишь, когда с тобой играют, Настенька. Будь по-твоему…
– Раз– два – три – четыре – пять,
Я опять иду искать…
Не оборачиваясь, я бросилась прочь из дома. Слёзы мутной пеленой застилали глаза, отчего всё окружающее сливалось в размытое пятно. Я бежала не чувствуя как нещадно горят мои израненные, босые ступни. Не чувствуя ничего, кроме животного страха. Редкие фонари освещали небольшие пятачки тротуара. Вокруг ни души. Ноги стали неметь и подкашиваться. Тогда я просто побрела, слушая, как шаги моего преследователя раздаются всё ближе и ближе. Ноги погрузились во что-то вязкое, заставив меня стремительно раскрыть глаза. Тина. Я снова вернулась к реке. И на этот раз мне не скрыться.
Протяжно взвыл очередной порыв ветра, заунывная увертюра к прозвучавшему до дрожи отчётливо шепоту:
«Чего дрожишь, никто не спас?
А я найду тебя сейчас!»
Он будто вынул из меня душу. Вот и всё. Тяжело дыша, я уставилась в темноту. Даже в беспросветной мгле, я чувствовала на себе тяжелый взгляд Кирилла. Затылок обдало зловонным дыханием моей необратимой смерти.
– Теперь мы дома… – знакомые руки Кирилла подхватили меня и отнесли к воде. – Вместе, как и мечтали.
Он, нежно укачивая меня, погружался в омут. Я больше не сопротивлялась, обняла парня за шею и, глотая слёзы, послушно закрыла глаза. Поток поглотил нас с головой. Темнота. Душа освободилась так легко и приятно…
Рывок, резкий и безжалостный вырвал меня из неги.
– Разряд! Ещё разряд! – меня окружили незнакомые голоса. Яркий свет ударил по глазам.
Ужасное чувство, как при падении с большой высоты. Тело заколотило. Сердце сделало удар. Ещё один. Спазматический вдох. Воздух потоком прорвался в лёгкие, разрывая их до предела. Выдох…
Вокруг меня замелькали слабые тени, но накатившая сонливость не дала мне сфокусировать на них взгляд. Выжила! Я жива, это главное. Неимоверное чувство облегчения затопило меня целиком. Я провалилась в умиротворённое забытье.
Очнувшись, я не могла сообразить, где вообще нахожусь, и что со мной происходит. Сильная слабость не позволила мне сесть.
– Лежи, не вставай! – мама порывисто прижала мою руку к мокрым от слёз губам. – Настенька, девочка моя…
Когда туман в глазах немного рассеялся, я поняла, что нахожусь в больничной палате. Обе руки безвольно лежали поверх одеяла, и от одной тянулась прозрачная трубочка капельницы.
– Что со мной случилось? – пересохшие губы ещё плохо меня слушались.
– Ты несколько дней пролежала в коме, – обычно размеренный материнский голос дрогнул, – а затем твоё сердце остановилось. Тебя каким-то чудом реанимировали.
– Ты изменилась … – вымученно улыбнулась я, внимательно вглядываясь в родные черты. – Решила вернуть старую причёску? Тебе идёт. – Но дело было не только в волосах, в ней произошли неуловимые перемены, и это не давало мне покоя. – Май месяц на дворе! Зачем ты натянула этот свитер? Тем более Букет его присвоил себе, теперь тебе не избежать его страшной мести!
Я слабо засмеялась, но тут же запнулась, натолкнувшись на мамин подозрительный, хмурый взгляд.
– Насть, сейчас конец декабря…
В этой палате меня продержали около недели. Мама приходила каждый день, подолгу гладила мои густые волосы, и почти не разговаривала. Она была напряжённая и часто отводила бегающий взгляд. Её можно было понять, страх потерять единственного ребёнка, кого угодно сделает нервным. Всё обошлось. Единственное что меня теперь беспокоило – обнаруженная на голове небольшая рана, происхождение которой я не могла себе объяснить. Спрашивать тоже ничего не стала, незачем травить мать страшными воспоминаниями. Я часами смотрела на белые сугробы во дворе и решительно не понимала, что происходит. По моим подсчётам, тонула я чуть больше недели назад, в конце мая. А за окном декабрь. Декабрь! Завтра новый год…
Следующим утром, я по обыкновению разглядывала белоснежный потолок, жуя одно из оставленных на моей тумбочке яблок. Антоновка, мои любимые. Накатило странное чувство дежавю. Я пыталась уловить обрывки навязчивых эмоций, что помехами, как от старой киноленты, рябили в моём сознании. Безуспешно, реальность их перекрывала.
Негромко скрипнула дверь, я, откусив очередной кусок антоновки, повернула голову.
– Настёнька, принцесса моя, я места себе не находил! Иди я тебя обниму, мой конопатый ослик! – широко улыбаясь, папа протягивал ко мне свои огромные руки.
Крепко обвив руками папину шею, вдохнула пряный аромат его любимого парфюма.
– Я приехал за тобой, тебя сегодня выписывают, – улыбнулся мой родитель. – Извини, приехал, как только смог. Возился с очень важным, крупным проектом. Теперь всё улажено и мы всецело в твоём распоряжении! Помнишь Ромку?
Я выглянула из-за отцовской спины. Надкушенное яблоко, бодро подпрыгивая, покатилось по полу.
– Ну, привет, ослик, – ехидно ухмыльнулся прислонившийся к стене… Ромка! Громов!
–Ромка-а-а-а! – заревела я, резво повиснув на совершенно сбитом с толку парне. – Чудовище моё, ненаглядное!
Ошеломлённый Громов осторожно погладил мои вздрагивающие плечи, чем вызвал ещё больший поток слёз.
– Да, пошло всё к чёрту! – до дрожи знакомым, чуть хрипловатым голосом, шепнул Рома, порывисто прижимая к себе моё исхудавшее тело. – Никому не отдам…
– Повтори! – я отчаянно боялась проснуться и снова потерять его. Поэтому, уткнувшись в родное плечо, никак не желала разжимать объятий, всем телом чувствуя исходившее от него тепло. А брюнет и не был против.
– Не отдам. Никому! – Опустив руку с моего плеча, Ромка переплёл наши пальцы. – Не ожидал что ты тоже… – он нерешительно запнулся, – думаешь обо мне.
– И куда подевалась твоя хваленая самоуверенность? – я, наконец, отодвинулась, не переставая всматриваться в чуть насмешливые, чёрные глаза.
– Даже не знаю, – к Роме понемногу стал возвращаться привычный стиль общения, – ты ведь поможешь с поисками?
– Я конечно очень рад вашей кхм… радости от встречи, – прокашливаясь, подал голос мой, мягко говоря, шокированный отец, – но нам надо ехать. Собирайся, Настенька, мы будем в приёмном покое. Пора начинать веселье!
Осторожно растрепав мои волосы, он вышел, оставив меня с кучей вопросов и полной кашей в голове. Если бы тараканы в ней «лечили» нервы курением, из моих ушей давно повалили бы колечки сизого дыма. Поэтому, спешно покидав в небольшую сумку свои нехитрые пожитки, я решительно направилась к двери, с твёрдым намерением во всем разобраться. Уже пройдя половину выкрашенного в фисташковый цвет, больничного коридора, я замерла на месте и обернулась. Из небольшой урны для мусора сиротливо выглядывал большой букет белых хризантем, цветы невинности и нежности. Очень знакомый букет, в очень знакомой урне. Пугающих вопросов стало на один больше.
Стоило мне забраться на заднее сидение машины, как Рома снова, по-хозяйски сцепил наши пальцы в замок. Я прикусила губу, чтоб не выдать, как меня тронул этот жест. Последний раз он так держал меня полгода назад. Или нет?
Шок прошёл, и, теперь, меня терзал непростой вопрос – каким образом Ромка сейчас сидит рядом? Дышит, шутит, улыбается…
Мой завороженный взгляд скользил по Громову. Он, запрокинув голову на спинку сидения, изучал меня из под полуопущенных век. Черты его лица были острее, чем я запомнила, и весь он был какой-то не такой. Младше!
– Рома, – решила я немного прояснить происходящее, пока не забралась в своих рассуждениях в совсем уж непроходимые дебри, – сколько тебе лет?
– Столько же, сколько и тебе, – вскинул бровь брюнет – у нас разница в 2 дня, ты забыла?
– Хорошо, – теперь я развернулась к нему всем телом и выпалила как на духу, – тогда ответь, сколько лет мне?
– Настя, – теперь настала Ромкина очередь хмуриться, – ты уверенна, что с тобой всё в порядке?
– Просто ответь.
– С утра нам было по 15, думаю так и осталось. Почему ты спрашиваешь? – парень выглядел встревоженным и, непроизвольно, сжал сильнее мои пальцы.
Ему можно рассказать, он единственный кто сможет понять и не отправит к психиатру с дружеским визитом.
– Пока я лежала в коме, – трудно было подобрать подходящие слова, чтоб сказанное не выглядело полным бредом, – я была уверенна, что проживаю 3 года жизни. А самое пугающее – всё почти в точности повторяется.
– Почему «пугающее»? – теперь Рома полностью сосредоточился на мне. – Там всё настолько плохо?
– Там нас уже не стало, Ромка! – дрожащими губами прошептала я. – По-моему, я становлюсь плаксой.
– Ты всегда ею была, Шилова! – «утешил» меня парень, но притянул к себе и, круговыми движениями, стал гладить мою спину. – Ты в этом уверена? Всё действительно повторяется?
– Да, Рома.
– Поэтому ты мне так радовалась? – глухо спросил он, зарывшись носом в мои волосы.
– Мне тебя очень не хватало. – Прошептала я, чувствуя как отчаянно горят уши.
– Знал бы я это раньше, сам бы сбил тебя уже давным-давно! – негромко рассмеялся этот несносный юноша.
– Эй, поганец! У тебя пока нет мотоцикла. И прав на его вождение тоже! – я с напускным гневом оттолкнула Ромку и погрозила ему пальцем.
– Я ведь могу немного помечтать? – состроил он очаровательно-невинную мордашку.
– Пап, останови у магазина! У Рыжика корм закончился.
Папа если и удивился такому заявлению, от человека почти две недели не бывшего дома, то вида не подал. На этот раз, когда мы переступили порог бабушкиного дома, я не стала удивляться маминым гневным крикам. Пока мать распиналась, кляня, на чём свет стоит рыжего вандала, я прошла на кухню и насыпала сухого лакомства в пустую кошачью мисочку. Коробка из под корма стоящая в шкафчике была пустой. Что и требовалось доказать.
Не теряя зря времени, прихватила свой альбом и пылесос и, заявив, что мы с Громовым сами справимся, принялась за уборку. Парень охотно помогал, о чём-то глубоко задумавшись. Затем мы вырезали мои рисунки. Ромка безмятежно улыбался, а я всё гадала, за какие заслуги мне дарована возможность снова быть с ним рядом. Если это наш второй шанс, как не упустить его?
– Нравятся? – на этот раз я сама показала Роме свои рисунки, где был изображён Кирилл.
– А должно? – хмуро спросил парень, не отрывая прищуренных глаз от лежащих на коленях листов. – Видно, что для тебя это важно, ты хорошо постаралась.
Рома старался говорить спокойно, но то, как он сжимал челюсти, как выступили вены на его запястьях, выдавало его с головой. Громов на подсознательном уровне чувствовал конкурента.
–Это мой очень хороший, старый друг. Мы вместе выросли.
– Думаешь, долго будет длиться эта ваша дружба, прежде чем перерастёт во что-то большее?
Я не ответила. Его слова всколыхнули уверенность, что я упускаю что-то важное. Но что?!
Этой же ночью, после новогоднего застолья, я, кутаясь в тёплую курточку, одиноко сидела в беседке. Завидев издалека Ромкин силуэт, разлила в две принесённые заранее кружки горячий шоколад. Я знала, что он придёт сюда, проститься с очередной несбывшейся надеждой на отцовские чувства. И на этот раз я буду рядом.
– Не помешаю? – привлекла я внимание погружённого в телефон брюнета. Он дёрнулся, будто его застали за чем-то постыдным и спешно спрятал мобильный в карман пуховика. Мне оставалось только грустно улыбнуться. Эгоистичный, злобный Ромка стеснялся своей отчаянной, детской надежды быть любимым собственным отцом.
– А есть вероятность, что ты отсюда всё же уйдёшь?
– Нет, но если будешь продолжать вести себя как козёл – появится! – я протянула ему дымящуюся кружку. Громов любил шоколад, теперь я это знала наверняка.
– Я иначе не умею! – раздражаясь больше на самого себя, Рома принял напиток из моих рук и жадно отпил. Естественно обжегся. Предсказуемо выругался. Как же мне не хватало этого чудика!
– Умеешь, – уверенно возразила я.
Громов поставил свою кружку на полированный деревянный столик, туда же присоединилась и моя, нагло отобранная кружка.
– Иди ко мне, согрею – он расстегнул свой пуховик и развёл руки в приглашающем жесте.
Я обвила руками его поясницу. Мне не было холодно, мне вспомнилась тоска и скорбь, испытанная без возможности вот так, просто находиться рядом с ним.
– Прости, – ласково шепнул Рома, – там, в увиденном будущем, ты тоже позволяла мне обнимать себя?
– И не только… – стушевалась я – там я полюбила тебя, Ром. Полюбила так, как дано в жизни только раз, и то не всем.
–И ты ни разу не пожалела об этом? – с нотками тревоги в голосе полюбопытствовал парень.
– Ты об этом так и не успел узнать. Вот то единственное, о чём я жалела.
Повисла баюкающая тишина. Вокруг беседки кружили снежинки, словно крошечные звёзды в далёком космосе. Нам до них не было дела, у нас была своя собственная маленькая вселенная. Наши души объединяла та незримая связь, которая возникает только между предназначенными друг другу свыше людьми. Маленькая, конопатая принцесса, наконец, нашла своего на редкость вредного и противного принца.
– Я не хочу снова тебя потерять!
– Если исключить один важный элемент из этого уравнения, вполне возможно результат будет иным. – Вдумчиво проговорил Ромка, неспешно перебирая мне волосы. – Второй шанс зря не выпадает, главное ничего не бойся.
***
Когда, следующим утром меня разбудил вечно голодный Рыжик, я так и не нашла ответа на главный вопрос – где же я ошиблась? Я продолжала ломать над ним голову, даже когда добралась до квартиры Кирилла. Стоя перед хлипкой, выкрашенной коричневой краской дверью, я вспомнила, друга ещё нет дома. Друга…
Сегодня мы должны были стать не просто друзьями. Сегодня я бы подарила Кириллу надежду на ответные чувства. Жестокую, пустую надежду. Ошибочно приняв чистую, невинную привязанность за истинную любовь, позволю иллюзиям душить нас в своих путах.
Я безумно хотела навестить Кирилла. Он часть моего ускользающего детства, пожалуй, лучшая его часть! Лучший, самый близкий друг, которого я обязана отпустить, и, пожалуй, никогда больше не увидеть. Этот нелёгкий удел выворачивал мне душу наизнанку. Я хорошо помнила о неминуемом завтрашнем отъезде. Другого шанса встретиться нам, скорее всего, не дано.
Я бережно повесила на дверную ручку принесённый пакет с мандаринами и, в страхе передумать, помчалась вниз по лестнице. Чуть не распластавшись на скользком участке у подъездной двери, выбежала со двора. Вдалеке мелькнула знакомая, чёрно-синяя куртка Кирилла, и я забежала за угол. Бежала, жадно ловя ртом воздух, не замечая горячих слёз и не разбирая дороги. Насколько сильно тянуло меня назад, настолько стремительно я отдалялась. Ему со мной не дано познать ни покоя, ни счастья.
Я исключила Кирилла из своего уравнения.
***
10 лет спустя.
Запах свежескошенной травы будоражит светлые, с лёгкой горчинкой воспоминания безвозвратно минувших дней. Они витают в жарком, летнем воздухе тонким ароматом клевера и ромашек, оставляя на губах мечтательную улыбку. Я любуюсь отражением бескрайнего синего неба в стремительном течении Днестра. Прислушиваюсь к щебетанию птиц и жужжанию упитанных шмелей. Лёгкая ностальгия по, забытым в жизненной рутине, простым радостям, невесомой дымкой проникает прямиком в душу.
Я рада своему решению вернуться на пару дней в этот городок. Бабушка одна уже не справляется с таким большим домом. Так что, мы приобрели для неё уютную квартирку по соседству, а этот дом продаем. Вчера вечером приехали, чтобы оформить документы. Родители заняты бумажной волокитой, а я стою на милой сердцу набережной и прощаюсь с ней. На этот раз уж точно навсегда.
Меня уже давно не мучают кошмары, в которых на моей шее смыкаются безжалостные, холодные пальцы, а в ушах звенит безумный смех лучшего друга. Теперь уже нет. Могучие Ромкины объятия заботливо оберегают мой сон. Когда 4 года назад мы гуляли на свадьбе Тима и Оксаны, бойкая подружка чуть было не сшибла меня своим свадебным букетом. Той же ночью, по пути домой, Громов завязал мне глаза и отвёз в «секретное место». Невероятный вид ночного города с высоты птичьего полёта стал торжественной декорацией к его предложению руки и сердца. С ним не заскучаешь и только с ним я действительно счастлива. Мой же свадебный букет поймала Рита. Бедный, несчастный Витя…
Так или иначе, все наши мечты сбылись. Сегодня Ромка узнает о крохотном человечке, что растёт под моим сердцем. Я знаю, он будет его любить так же, как и меня. Безумно. Беззаветно.
Сейчас страшно подумать, что всего этого могло бы и не быть, поступи я иначе. Неизвестно, каким чудом, лёжа в коме, я увидела альтернативный вариант этой моей безмятежной жизни. Как смогла не забыть его. Не списать чувство «уже увиденного», пробивающееся сквозь прочный заслон подсознания, на обман памяти.
Если вам посчастливилось на пару коротких мгновений ощутить таинственный эффект дежавю, хорошенько задумайтесь, не упускаете ли вы что-то важное в своей жизни?
Не стоите ли вы на распутье?
А я, пока ещё, стою на набережной. Смотрю на красивую пару с маленьким мальчиком, лет пяти. Милая, рыжая девушка с веснушками задорно смеется, а её светловолосый спутник сидит на корточках у воды. Он учит сынишку складывать бумажные кораблики, и они пускают их в далёкое плаванье по реке. Ребенок, хлопая в ладошки, бежит к своей маме. Мужчина тоже поворачивает к ней лицо. Мужественное лицо с большими, серыми, как грозовое небо глазами и тонким шрамом над верхней губой.
Наше счастье возможно лишь порознь, Кирилл, и этого нам не изменить.
Может быть в другой жизни…
Конец
.