Кэрсо-Лас, отфыркиваясь, вынырнул обратно, принялся смывать кровь с рук. Запыхавшиеся калатари с шумом ворвались в беседку, но намерения их оказались прямо противоположными.
– Что случилось? Вы ранены? Как? Когда? Кем? – наперебой расспрашивали они, не на шутку тревожась, – Почтенный Абегаэль сказал, что священный источник орошен кровью!
– Все в порядке… – начала было Гаитоэранта
– Если дадите мне комнату подальше от садов и цветов, будет совсем замечательно, – пробурчал Кэрсо-Лас, смахивая с волос брызги.
– У него какая-то аллергия на резкие запахи, – пояснила Марина озадаченным калатари.
– Он ведьмак, – прошептал один из них.
– Он прибыл с самим великим Царрем и тому же у него волосы темные, где ты видел черные волосы у ведьмаков? – также шепотом ответил другой.
– Иди скажи Абегаэлю, – тихо приказал третий, при этом попробовал улыбнуться и виновато добавил уже вслух, – простите нам наше невежество, любезные чужестранцы, впервые мы видим подобных вам и никто еще на нашей памяти не истекал кровью от запаха цветов. Конечно, мы дадим вам другую гостиную, – смущенно покраснел он, прочитав в глазах всех троих гостей недобрый упрек, – Идите за мной.
Кэрсо-Лас, не задаваясь лишними вопросами, двинулся следом за ними, на ходу вытирая рукавом лицо. Марина и Гаитоэранта переглянулись и поспешили за ним. Удивился не только он сам.
– Вам тоже комнаты не нравятся? – нервно поинтересовался признавший в госте ведьмака эльф.
– Нет, мы просто проводим вас, – сладко улыбнулась Гаитоэранта, чуть клацнув острыми клыками.
– На всякий случай, – лучезарно улыбаясь согласилась с подругой Марина.
– По-вашему я не в состоянии сдуть со своего пути пару идиотов? – обиделся Кэрсо-Лас.
– В состоянии, в этом и проблема, – шепнула она по-русски, – зачем осложнять отношения с теми, кто должен верой и правдой указывать нам путь через горы.
– Сунут они тебя в цветник, ты и кончился, – проворчала Гаитоэранта, – сказано же тебе, ты здесь просто человек в плане физической уязвимости.
– Человеком можно и перестать быть, – возразил Кэрсо-Лас.
– Ага! Разметать все кругом, ищи потом союзников! – огрызнулась Гаитоэранта, – нас между прочим имею в виду, про союзников в смысле…
– Я как-то не подумал…
– Нашего котенка рядом нет, он бы тебе ответил.
Вместо ответа Кэрсо-Лас плотоядно прищелкнул языком.
* * *
После сытного обеда, состоявшего из восемнадцати вкуснейших переменных блюд, все трое ощутили приятную усталость. Девушки вернулись к себе в «номера», Кэрсо-Лас к себе на второй этаж, в тихую темную комнатку, единственное занавешенное плющом окно которой выходило во дворик с фонтаном, точь в точь такой же, в котором он успел умыться с той лишь разницей, что вокруг этого фонтана стояли заваленные подушками диваны. Маркиз так и не объявился, зато засвидетельствовал свое почтение пресловутый великий маг Абегаэль – высокий, седовласый эльф с орлиным носом и пронзительным взглядом черных глаз, сурово смотрящих из-под кустистых бровей. Голос у него остался таким же глубоким, чистым как в молодости, говорил он мало, насторожено, как и следовало ожидать, больше всего внимания уделяя наблюдению за подозреваемым в ведьмачестве аллергиком. Тому до этого дела не было и, скорее всего, именно этот факт служил главной причиной подозрительности. Почтенный старец отвык от отсутствия священного трепета перед собственной персоной.
Как бы то ни было, Абегаэль пожелал им приятного отдыха, сотворил охранное заклятие, метнув быстрый взгляд в сторону во весь рот зевавшего Кэрсо-Ласа, и успокоенный отправился восвояси.
– Он кто угодно, но не ведьмак, – выйдя за дверь, коротко бросил он переминавшимся с ноги на ногу соплеменникам, – Будьте очень осторожны.
Проснувшись, Марина обнаружила, что за окном давно царствовал вечер. Мягкие сумерки, наполненные дивными ароматами, звали на прогулку. Где-то совсем рядом играла музыка, но она ни за что не определила бы какой инструмент способен исторгать столь чарующие звуки. Птичьи трели, одолевавшие целый день, стихли, их сменили голоса поющих калатари. Все вокруг кричало о невозможной сказочности, но сердце и разум более ничему не способны были удивиться. Она начала привыкать, постепенно забывая ту, другую свою жизнь. И этот дошедший до осознания факт уже не волновал, однако она все еще была уверенна, что непременно должна вернуться, слабо представляя себе куда и зачем.
Смутная тревога липкой гадкой змеей заползла в сердце. Что-то способно помешать, еще немного и она поймет что именно, и в тот же момент это что-то действительно обретет над ней власть.
Дверь тихо отворилась, вошла белокурая девушка калатари с подносом фруктов. Хрупкая, маленькая, серьезная, задумчивая. Идеальные черты, идеальная фигура, прекрасная кожа – картинка, да и только. Марина не шевельнулась, притворяясь спящей, из-под опущенных ресниц наблюдая за быстрыми ловкими движениями совсем еще юной девушки. Наверное, во внутриземном варианте она сама была не старше ее, но только не здесь и не теперь. За плечами здешней Марины плескалось бесконечное море жизней и воплощений. Почему же, имея только одну короткую, похожую на вспышку жизнь, эта девчонка тратит ее на риторические вопросы, горькие, порой, циничные размышления и глухую тоску. Почему? Вместо того, чтобы просто жить, наслаждаясь каждой секундой в этом сказочном благословенном краю. Она прекрасно знала ответ. Все кажется идеально и просто лишь пока находишься над и вне с виду самой расчудесной системы.
Девушка поставила поднос на изящный столик с закругленными, украшенными резьбой ножками, кремового, почти белого дерева, зажгла свечи в настенном канделябре и, бросив долгий взгляд на «спящую» чужестранку, удалилась.
Едва дверь за ней закрылась, Марина села на кровати.
То, что эльфы – народ мудрый и справедливый она помнила еще из детских сказок, но только теперь стало ясно насколько это верно и неоднозначно одновременно.
На стоявшей у окна кушетке было расстелено красивое сине-зеленое платье с открытыми плечами из плотной шелковой ткани, расшитое снизу серебряными и золотыми звездами. Рядом лежал белый тончайший газовый палантин и изящные, идеально подошедшие по размеру мокасины из тонкой прекрасно выделанной кожи.
«Как хорошо, когда твой кот все про тебя знает» – мелькнула озорная мысль.
Из вазы с виноградом торчал квадратный конвертик. Марина развернула записку.
«Любезная госпожа. Правитель Альк и великий Царрь приглашают вас принять участие в празднестве, посвященном дню середины лета и возвращению Великого Мудреца». Написано было на языке калатари, но ей ничего не стоило прочесть, среди витиеватых символов она видела сам смысл.
– Приду, конечно, приду, – бросила она в пустоту и принялась одеваться.
В тоже самое время Гаитоэранта уже одетая для праздника развлекалась тем, что сидя на подоконнике расстреливала ядрышками крупного винограда, которые больше походили на вишневые косточки вспыхивающих и тут же гаснущих в темно-изумрудной траве светлячков. Услышав, как в соседней комнате захлопнулось окно, она осторожно слезла со своего насеста, путаясь в пышных оборках юбки, накинула на плечи темно-бордовую причудливо связанную шаль из мягкой, шелковистой шерсти, застегнула на щиколотках черные босоножки на каблуке шпильке и отправилась в гости к соседке, прихватив с собой самое большое оранжевое яблоко.
– Хорошо смотришься, – улыбнулась Марина, кивнув на поддернутый с одной стороны подол черного с тонким красными прожилками, классического вечернего платья, – брутально немного, но здорово.
– У котенка твоего есть вкус, – усмехнулась Гаитоэранта, исправляя недочеты, – Ты прямо фея какая-то, только знаешь, – она на секунду задумалась, приложив к щеке палец, – какая-то очень холодная, даже в какой-то мере жестокая фея.
– Звезда, что светит, но не греет, что укажет путь, но не поможет его преодолеть, – в проеме двери без стука и доклада нарисовался господин Ветер в своей же собственной одежде: черных брюках, забранных в высокие сапоги, снова ставшей белоснежной рубашке и хорошо знакомом темно-синем плаще.
– Где достал? – Гаитоэранта провела ладонью по серебристо-черной меховой оторочке свободно лежащего на плечах плаща.
– Я его в кармане, в уменьшенном варианте ношу, Кэрсо-Лас отступил обратно в коридор, – я забыл про этот запах, – выругался он, зажимая нос.
– Все, все, идем, – Марина обулась и быстро вышла следом.
– Ведьмак, ты и есть ведьмак, – засмеялась Гаитоэранта, – как там этот чудик сказал: «еще никто не истекал кровью от запаха цветов».
– Чем интересно им эти ведьмаки не угодили? Кофе у них превосходный, так же сеют, так же жнут, так же вовремя помрут, – пробурчал Кэрсо-Лас, подавив желание чихнуть.
Девушки засмеялись. Мимо них сновали празднично разодетые калатари, слуги низко кланялись, местная знать, не скрывая интереса, наблюдали за ними с некоторого расстояния. Миновав десятки анфилад и коридоров, все трое вышли в огромный зал.
Сквозь прозрачный купол, поддерживаемый теряющимися в сгустивших сумерках, искусно выточенными под стволы деревьев, монументальными колоннами было видно россыпи звезд и бледный подернутый жемчужной дымкой легких облаков лик полной луны. Стены заменял лес, между деревьями мелькали призрачные танцующие силуэты. Всюду слышалась музыка, легкая, стремящаяся ввысь.
Посередине залы был накрыт длинный стол, но стульев они не увидели.
– Фуршет, не иначе, – засмеялась Гаитоэранта
– Просто еще никто не дал старт к началу, – пожала плечами Марина.
Навстречу им вышел сам правитель Альк в белой мантии, на бедре его висел короткий меч с богато украшенной драгоценными камнями рукояткой. Судя по всему, только он мог позволить себе быть при оружие на балу.
– Царрь рассказал мне об истоках вашего могущества, – церемонно поклонился он, сняв с головы украшенную золотым плюмажем шляпу, длинные темно—русые волосы рассыпались по плечам, – я рад приветствовать вас в своем городе и надеюсь, вы простите моим соплеменникам ту досадную оплошность
– Я не в обиде, – великодушно отмахнулся Кэрсо-Лас, – инцидент исчерпан.
– Господин Альк, – обратилась к нему Марина, – расскажите нам об этих ведьмаках, кто они?
Лицо эльфа потемнело.
– Это жестокие и хитрые колдуны, живущие по ту сторону гор, – они поклоняются темным искусствам, используют в магических ритуалах кровь живых и умерших. Не стоит омрачать праздник мыслями о них. Магия их сильна, но в этих стенах вам ничего не угрожает.
– Вррятли они обеспокоены верроятностью стычки с ведьмаками, – проурчал неслышно подкравшийся к ним Маркиз.
Марина наклонилась и поцеловала его в макушку, потрепав за ухом.
– Привет, ваше мудрейшество.
– Не рроняй мой авторритет, я все-таки царрь, – тихо мурлыкнул в ответ кот, прикрыв от удовольствия глаза.
– Полночь. Объявляю срединный день, – громко провозгласил Альк, посмотрев на луну, – да прибудет с нами мудрость и мир.
Шум восторженных голосов заглушил последние слова. Загремели трубы и флейты, выехали из-под скатерти табуретки. Лавина песен, танцев, восторга от восхитительных яств и общения прокатилась по дворцу. Из леса вышли Вальехары – духи деревьев, они танцевали с калатари, ничуть не смущаясь своей бестелесности.
Альк гордо восседал на стоящем во главе стола троне, весь погруженный в россказни возлежавшего прямо перед ним на столе Маркиза.
Гаитоэранта в два счета преодолев настороженность знатных калатари к собственной персоне, вовсю веселилась, выстроив очередь из поклонников, желающих хоть однажды станцевать с нею.
Марина осушила очередной кубок сладко-кислого вина, отбросила назад растрепавшиеся волосы. Хоровод, из которого она только что выбралась, плавно удалялся в другой конец поляны – зала.
– Потанцуй со мной? – попросил упавший рядом на стул Кэрсо-Лас, – я не очень-то умею, надо сказать. Одной девчонке пару раз на ногу наступил, теперь мне вежливо отказывают, кого не приглашу, – расхохотался он, наливая себе вина.
– А мне значит можно ноги отдавить? – Марина чокнулась с ним, – Здравы будем.
– Это тост?
В его глазах отражались далекие звезды, по-детски наивный взгляд, но в глубине живет великая сила и мудрость.
– Угу, – она допила вино.
– Очень давно, во Внутреннем Поле, я видел как танцуют вальс, странный танец, примитивный, но смотрится красиво.
– Ладно, пошли, только под ноги смотри, – предупредила Марина.
Зазвучала нежная мелодия, сразу несколько голосов затянули печальную песню о сгинувшем в пучине волн корабле, посланном на поиски иной земли. Кэрсо-Лас легко и бережно подхватил ее за талию и закружил в немыслимом вальсе в пяти метрах от земли, с каждым шагом поднимаясь, все выше и выше.
Изумленные калатари как зачарованные следили за их мелькающими на фоне медленно светлеющего неба силуэтами. Марина смеялась, едва ли отдавая себе в том отчета. Как это просто и естественно – танцевать в поднебесье в объятиях ветра.
На востоке, разорвав предутреннюю сумрачную дымку, сверкнул первый луч нового дня. Музыка мгновенно стихла, вместо нее грянул многоголосный хор, исполняющий древний как сам мир гимн силам живой природы.
Кэрсо-Лас и Марина, не торопясь, спустились по невидимым ступеням обратно вниз. Краткий миг безоблачного, безграничного восторга растаял словно дым.
– Осторожнее, – от чего-то предостерег ее Маркиз, стоило им ступить на твердую землю. Она лишь улыбнулась в ответ, пытаясь удержать в памяти хотя бы бледный отголосок пережитого восторга.
Праздник гас подобно догорающей свече, калатари постепенно расходились, усталые и довольные, музыка становилась все тише и вскоре смолкла совсем.
Пожелав им доброго дня, удалился Альк, скрылся среди деревьев Маркиз, Гаитоэранта заявила, что непременно должна провести ночь или на худой конец утро с эльфом, выбрала среди толпы обожателей самого высокого и красивого и утащила его в свои покои.
– Пойдем, побродим вокруг, – предложила Марина, когда последний музыкант, взяв гусли, отправился отдыхать.
Кэрсо-Лас щелкнул скорлупой орешка, молча кивнул.
На траве под ногами блестели капельки росы, в воздухе витал металлический привкус свежести раннего утра. Под сенью раскидистых вековых деревьев царила неестественная, почти физически ощущаемая тишина. Корни деревьев переплелись настолько, что ровных тропинок просто не существовало.
Они шли во воздуху, едва касаясь влажной травы, ничем не нарушая покоя древнего леса.
– Ты простил Гаитоэранте ту выходку с бассейном? – тихо спросила Марина, зябко кутаясь в негреющий газовый шарф.
Кэрсо-Лас накрыл ее плечи полой своего плаща, невольно приобняв.
– Ну, если бы ее месть на этом завершилась, то я, пожалуй, был бы только рад, – усмехнулся он.
– Ты думаешь нет? – Марина обернулась, встретившись взглядом с лукавой усмешкой, искрящейся в его глазах цвета темной стали.
– Ты ведь знаешь, что нет, зачем спрашиваешь меня?
Он стоял слишком близко, слишком близко, чтобы думать о чем-то кроме желания прижаться к нему покрепче или поцеловать.
– Мне кажется, если мы задержимся в этом городе, то…
Кэрсо-Лас не дал ей договорить, нежно привлек к себе, легко, как бы извиняясь, коснулся губами ее щеки. Марина ответила ему долгим поцелуем.
– Ух ты! – тихо хохотнул он, запахивая у нее за спиной плащ, – Я раньше не понимал, что особенного все смертные находят в этом.
– Конечно, откуда ветру знать, что ощущают смертные, неужели мы тут настолько… – она не нашла нужного слова, обвила руками его шею. Пальцы запутались в жестких искрящихся сединой волосах, – Гаитоэранта быстро просекла каков коленкор.
– Что?
– Забудь, – Марина буквально тонула в обволакивающем ее со всех сторон теплом облаке ментоловой свежести, мысли путались, все больше разлетаясь с каждым его прикосновением и поцелуем. – У тебя же были женщины? – спросила она, чтобы хоть как-то попытаться придти в себя.
– И смертные и бессмертные, но не в средоточиях сил живой материи, – пробормотал он ей в самое ухо.
– Я же прредупрреждал, аккурратнее, – раздалось сзади знакомое недовольное урчание, – это священный лес, если вдрруг что, скорро сюда прридут калатарри для священнодействий сррединного дня
Из-за дерева вышел Маркиз.
– Давай продолжим у меня, туда священнодействовать никто не явится, – засмеялся Кэрсо-Лас и, подхватив ее на руки, взмыл вверх.
«А почему бы, собственно, нет» – дернулась последняя связная мысль.
– Ох, не нрравится мне это, ох как не нрравится, – сердито пробурчал в усы Маркиз, оставшись в одиночестве, – теперрь точно жди прроблем.
Глава 5
Гаитоэранту разбудил шелест дождя. Из открытого окна тянуло холодом. Затянутое хмурыми тучами небо серой тенью висело над миром.
Она сладко потянулась и села на кровати. Должно быть, было еще рано: не слышно легких шагов прислуги, на столе еще не появились традиционные утренние пирожные и фрукты.
В этом благословенном городе всегда все было вовремя и очень здорово. За месяц, проведенный его стенах она научилась ценить и восхищаться самыми обыкновенными вещами – красотой окружавших дворец пейзажей, добротой и ненавязчивостью эльфов, их умением ценить прекрасное. Будучи долгожителями, они оставались смертными и при этом старались жить в согласии со всеми живыми существами. Не то, что люди.
Гаитоэранта в тайне от себя самой восхищалась древним народом калатари. Наверное, именно поэтому она не пренебрегла просьбой мудрейшего из кошачьих «не сушить благорродных серрдец любовной тоской по недосягаемому величию». Гаитоэранта распустила отряд собственных поклонников, вновь став для них лишь любопытной чужестранкой. Ей до всего было дело – до свободно бродящих в окрестных рощах единорогов, до крылатых пегасов, до священных танцев солнца и луны, до быта рядовых калатари, их семейных традиций и печалей. Она днями и ночами пропадала в садах, лесах и городе, все больше удивляясь отсутствию подобного интереса со стороны подруги.
Марина странно замкнулась в себе, ее почти не было видно. К свойственной ей задумчивости прибавилась какая-то обреченность. Кот это видел, но когда Гаитоэранта попыталась поговорить с ним об этом, лишь выразительно фыркнул и принялся заверять, что «все фигня и веррить незачем». Именно по настоянию Марины они решили задержаться в Стейдвидже до конца лета и дождаться следующего каравана для перехода через заповедный каньон. О том, чтобы просто выделить им проводника и речи не шло – по другую сторону гор начинались владения ведьмаков, а владыка Альк ценил жизни своих подданных.
Марина предпочитала бродить в одиночестве, впрочем, как и Кэрсо-Лас. Этот вообще предпочитал не выходить за пределы дворца и священного леса, якобы боялся новых аллергических приступов и тоже заметно закис. Похоже, впервые оказавшись в «шкуре смертного» великий бессмертный господин превратился в ипохондрика и параноика.
Гаитоэранта накинула белоснежный халат из мягчайшей шерсти каракала – здешней разновидности одомашненной лани, неслышно ступая босыми ногами по напитавшемуся солнечным теплом мраморному полу, выскользнула в погруженный в не успевший растаять ночной мрак коридор.
Из-под двери в комнату Марины лился мягкий ровный свет, продолжавших почему-то гореть свечей. Гаитоэранта осторожно постучала, никто не ответил, она собралась уже идти дальше, как вылетевший из ее собственной комнаты сквозняк приоткрыл неплотно захлопнутую дверь. Марины в комнате не оказалось. Горели, оплавляясь свечи, кровать была аккуратно застелена, хозяйка явно ушла еще вечером и не появилась до сих пор.
В первую минуту Гаитоэранта растерялась, но после решила, что беспокоиться особо не из за чего, Марина в состоянии позаботиться о себе самостоятельно.
Она осторожно закрыла дверь и, рассудив, что идти ей никуда не хочется, вернулась обратно к себе и, наверняка, не вспомнила бы никогда об этом эпизоде, если бы за завтраком у Абегаэля из уст самой Марины не услышала о том, как сладко спится, когда за окном идет дождь.
Старый маг часто приглашал их в гости на завтраки, обеды или ужины. Он жил в маленьком домике на самой окраине окружавшего дворец священного леса. Перед домом был разбит ухоженный садик, в котором росли исключительно яблони. Следует отметить, что в Стейдвидже деревья цвели и плодоносили одновременно, все лето и до дня осеннего равноденствия, наиболее почитаемого праздника в календаре калатари.
У Кэрсо-Ласа яблоневый цвет никакой аллергии не вызывал, он с удовольствием принимал эти приглашения, несмотря на невозможность в доме мага выпрямиться в полный рост без риска сшибить головой медную люстру с двадцатью пятью конусообразными свечами.
– И где же тебе так сладко спалось сегодня? – озорно улыбнулась Гаитоэранта, отправляя в рот очередную порцию восхитительного жаркого.
Марина ощутимо вздрогнула и почему-то смутилась.
– Ну… я говорила в принципе, не имея в виду именно сегодняшний день, – голос ничем не выдал ее замешательства и если бы Гаитоэранта не смотрела на нее в упор, то, без сомнения, удовлетворилась таким ответом.
Абегаэль разрезал яблочный пирог, но, перехватив уже более чем заинтересованный взгляд Гаитоэранты, отложил нож и сел.
– Девочка моя, тебе нечего стыдиться. Этот город пронизан магией жизни, ты прекрасна и велика духом, любой представитель моего народа, отмеченный твоим вниманием, будет счастлив. Только не позволяй, пожалуйста, этим увлечениям затягиваться. Ты погубишь его, – он говорил очень мягко, словно объяснял очевидные истины малолетнему ребенку, но в глазах блестел страх.
– Не беспокойтесь, – вздохнула Марина, – я далека от намерений очаровывать представителей твоего народа. Дело вовсе не в этом.
Абегаэль поверил, Гаитоэранта нет.
– Темнит наша скромница, ой, темнит, – хихикнула она в ухо погруженному в собственные думы Кэрсо-Ласу.
От неожиданности тот поперхнулся куском пирога.
– Прости, что? – откашлявшись, переспросил он, запивая пирог, терпким красным вином.
– А, проехали, – махнула на него рукой Гаитоэранта, вновь повернулась к Абегаэлю.
– Позвольте, я расскажу вам кое-что, мне стало трудно жить с этим и признаться, я уже не уверен в правильности когда-то принятых мною решений. Вы мудрее меня, – тень легла на одухотворенное лицо старого эльфа, было видно, что сказанному предшествовали долгие колебания, – Я был моложе и самонадеянней, я состоял в первой сотне воинов Диктоэля, правителя прекрасного Атраэнджа. То был страшный год – ведьмаки проникли в самое сердце города, обманув защитников оборотным заклятием, многие воины погибли, еще больше стали рабами их злой воли. Священный родник Атраэнджа был осквернен, погибли все урожаи в окрестных землях. Гнев заставил мудрого правителя выступить войной против ненавистного племени, – Абегаэль закрыл глаза, будто ужас пережитого вновь предстал его взору, – Столько крови пролилось в тот год, на месте последней битвы пятнадцать лет не росла трава, – он глубоко вздохнул и посмотрел на внимательно слушавших его собеседников, – Я встретил прекрасную ведьмачку в тот год и не выдержал этого испытания. Самое страшное, что она ответила мне взаимностью. Довольно долго нам удавалось обманывать всех и себя заодно. Мы были счастливы, у меня родилась дочь…
– Это та девушка, что прислуживает мне? – понимающе кивнула Марина, – Кайлин, кажется…
Абегаэль посмотрел на нее чуть ли не с ужасом.
– Вы это знали, моя госпожа?! – воскликнул он.
– Скорее догадалась, она просто отличается от всех остальных калатари, – недоуменно возразила Марина, – так я права?
– Да, – губы старика пересохли, – не губите ее, милая госпожа, она совсем ребенок…
– Да что вы в самом деле, – фыркнула Марина, – зачем мне это делать? Ну подумаешь, девчонка наполовину ведьмачка, на другую половину она калатари…
– Вы не понимаете, если Альк или кто- нибудь еще узнает о том, ее убьют, – Абегаэль облегченно вздохнул, чувствуя, что сей аргумент ровным счетом ничего не значит для его великих гостей.
– Как все запущено, – процедила Гаитоэранта, наливая себе вина, – Так это и есть ваша страшная тайна, милейший?
– А что стало с ее матерью? – перебил ее Кэрсо-Лас.
Абегаэль вновь погрустнел.
– До встречи с Арикардой я был посредственным магом, она тоже обладала кое-какими способностями, но потом… – он отхлебнул вина прямо из графина, – я до сих пор не понимаю, как могло так случиться. Я будто выкачал из нее всю магическую силу, стал непревзойденным магом, а она… Она сошла с ума и в один прекрасный день вонзила нож себе в сердце, – в уголках глаз заблестели слезы, – Кайлин была совсем крошкой, она ничего не помнит.
– Помнит, мой друг, еще как помнит, – безапелляционно заявила Марина, – эти воспоминания отравляют ей жизнь по сей день.
– Но?..
– Она знает, – перебила его Гаитоэранта, – верьте ей.
Марина благодарно улыбнулась.
– Кайлин обладает выраженным магическим потенциалом и отчаянно боится проявить это. А еще, как бы вы это не скрывали, она догадывается, что вы ее отец, – заметив, что Абегаэль приготовился забросать ее новыми вопросами, она добавила, – Я поняла это только теперь, после вашего рассказа, связав воедино все разрозненные детали. Я не умею читать мысли калатари, но я могу воспринять как свои собственные все их чувства и сущность.
Абегаэль рухнул перед ней на колени, Марина поспешно вскочила.
– Я не скажу никому, и никто из здесь присутствующих не скажет, – заверила старика девушка, – встаньте, пожалуйста.
Гаитоэранта и Кэрсо-Лас согласно кивнули.
– Больше всего я боялся признать, что Кайлин прирожденный маг. Такие способности крайне редко передаются по наследству, я так надеялся, что ее минет этот дар…
Кэрсо-Лас помог старику сесть обратно на стул.
– Я правильно сделал, что рассказал вам. Я рассчитывал на ваш совет, но…
– Поймите меня правильно, – вдруг заговорил до сих пор молчавший Кэрсо-Лас, – нам все равно кто вы или ваша дочь, мы сохраним вашу тайну. Но если хотите совет, вот мое мнение – сила без знания опасна, опасна как для нее, так и для ее окружения.
– Но она наполовину ведьмачка, – робко возразил Абегаэль, – ее природа может потянуться к темным искусствам.
– Она в любом случае будет к ним тянуться. Вопрос лишь в том, прорвется ли то, что вы считаете темной ее стороной спонтанно или будет тихо сидеть внутри под контролем сознания, – резюмировала Гаитоэранта.
– Вот, что случается, когда страсть становится сильнее разума, – вздохнул великий калатари, справившись наконец с бурей нахлынувших на него чувств, он вновь казался невозмутимым, исполненным мудрости и величия.
Марина отвела взгляд, Кэрсо-Лас залпам осушил полный бокал вина, Гаитоэранта же не преминула возразить:
– Так бывает, когда головы полны глупых предрассудков, только и всего.
Какое-то время они еще рассуждали на извечные темы – быть или не быть, кто виноват и что следует делать, пока от пирога не осталось ни крошки, а бочонок вина не опустел.
Завтрак продолжался до полудня, дождь успел кончиться и легкий ветерок успел разогнать тяжелые тучи. Когда сытая и довольная троица покидала уютный домик мага, солнце уже заливало искрящийся чистотой мир.
Тропинка вела их через «посадочную поляну», где они впервые приземлились верхом на пегасах. Навстречу им, осторожно пробираясь по все еще мокрой траве вышагивал Маркиз в окружении одетых в белоснежные длинные плащи калатари.
– Не желаете отпрравиться с нами в горрод, скорро на главной площади начнется прраздник виногррада, откррывается сезон вина, – любезно пригласил кот.
– Я с удовольствием, – согласилась Гаитоэранта.
– Нет, я пожалуй, пойду вздремну после сытного завтрака, – усмехнулась Марина.
– Ну ты, конечно, цветов незнакомых боишься? – съязвила Гаитоэранта без особой надежды взглянув на позевывающего Кэрсо-Ласа.
– Угу, – кивнул тот.
– Как знаете, – мурлыкнул Маркиз, – мы и без вас скучать не будем.
Стоило мудрейшему Маркизу и неугомонной Гаитоэранте скрыться из виду как сонливость с Марины и ветра как рукой сняло.
– Мы совсем помешались, – Марины взяла его за руку, – Абегаэль прав, это не дело…
Кэрсо-Лас прижал к губам ее тонкое запястье.
– Я не могу и не хочу обрывать все, – признался он, наклонился и поцеловал ее, – все пройдет само, стоит нам выйти за стены этого города, – запальчиво заговорил он, чувствуя, какая отчаянная борьба идет внутри обнимавшей его девушки.
– Ты сам в это не веришь.
– Я просто не хочу в это верить, – грустно улыбнулся Кэрсо-Лас.
Марина с самого начала знала, что из этого разговора ничего не выйдет. Игривый ветерок подхватил их, кружа протащил вокруг дворца и оставил лишь у дверей его комнаты.
* * *
– Маркиска, а скажи мне, чисто гипотетически может Вода влюбиться в эльфа? – как можно беззаботнее спросила Гаитоэранта, расстегивая традиционный серо-зеленый плащ калатари.
Повседневная одежда, принятая в городе, отличалась исключительным удобством и функциональностью: спасала от зноя и холода, защищала от ветра и дождя. Долгое время прожившие во Внутреннем Поле девушки предпочитали чисто мужской вариант – узкие облегающие штаны и похожие на спецовки для занятий каратэ блузы с прямыми рукавами. Женскому костюму вместо брюк полагался сарафан любого удобного для владелицы кроя.
– Сомневаюсь, – зевнул Маркиз, стряхивая с лап дождевые капли, – увлечься, конечно, может, восхищаться калатарри легко, они чисты, бескоррыстны, галантны…
– Нет, именно влюбиться, – настаивала Гаитоэранта, – я знаю Маринку много лет, и никогда ее прошлые увлечения не ввергали ее в такое уныние. И к тому же она что-то скрывает…
– Ты уверрена?! – кот вдруг резко остановился.
– Почти, – развела руками леди огня.
– УРР! Какая неосторрожность! Я же говоррил, говоррил! – он развернулся на задних лапах, сделал пару шагов, вновь развернулся, – Завтрра, завтрра же уходим! Урр! Какой же я дуррак! – злобно урчал раздраженный кот.
Сопровождавшие их калатари остановились на почтительном расстоянии, с некоторым трепетом наблюдая за метаниями на месте мудрейшего из мудрых.
– Не драматизируй, пожалуйста. Я уверена, что Марина не потянет несчастного своего полюбовника в пучину морскую. Что плохого может случиться? Я ни за что не поверю, что она решит остаться в Стейдвидже из-за какого-то там калатари, а тоска самых высоких из смертных проходит рано или поздно.
– Урр, не говорри еррунды! – для пущей выразительности Маркиз припал на передние лапы, – Фрр, какая неосмотррительность! Какой же я крретин!
– Господин, вы изволите продолжить путь? – робко поинтересовался эльф из свиты, – Без вас не начнут…
– Да, да.
Кот встряхнулся от ушей до хвоста, но шерсть на загривке по-прежнему стояла дыбом.
– У меня ощущение, что ты чего-то не договариваешь, – заметила Гаитоэранта, внимательно следя за выражением морды премудрого кота.