Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

Однако затем являются некие «самозванные благодетели», пытающиеся переделать святую Русь «на иностранный лад». Она же умоляет: «ох, зачем вы меня набеливаете, нарумяниваете мою красу самородную, связываете по рукам, по ногам мою волю-волюшку, стягиваете вы могучие мои плечи в немецкий тесный кафтан. Связываете, стягиваете, да и принуждаете: ходить по полю, да не по паханному, работать сохой неприлаженною, похмеляться во чужом пиру, жить чужим умом, чужим обычаем, чужой верой, чужой совестью. О, не хольте меня, вы, отцы, вы, благодетели! Не лелейте меня вы незваные, вы непрошеные, вы дозорщики, вы надсмотрщики, попечители, строители, да учители! Меня давит, томит ваш тесный кафтан, меня душат ваши путы чужеземные. Как не откормишь коня сухопарого, не утешишь дитяти без матери, так не быть мне похожей на заморский лад, не щеголять красою немецкою, не заслужить мне у Бога милости не своей душой». Однако враги остаются глухи к этой блестяще изложенной о. Илиодором мольбе, и Русь теряет былые красоту, мощь и свободу.

Описывая современное положение отечества, потерявшего свою самобытность, автор постепенно сбивается со стихотворного размера и переходит к более привычному для себя жанру обличительного памфлета. Наконец, высказав свои претензии к монарху, чиновникам-инородцам, министрам, архиереям, иереям и монахам, о. Илиодор заканчивает в прежнем слезном тоне:

«Так вот какова ты стала, моя матушка родимая, Святая Русь! Еще бы оплакивал я твое падение, унижение, да мочи нет. Исстрадалась моя душа, истерзалось мое сердце, тебе преданное. Не отойду я от тебя, матушка, буду лежать ниц у ног твоих и орошать их своими слезами горькими. Если враги заставят тебя пойти в могилу темную, то я и все дети верные пойдут туда же за тобой… Лучше нам умереть, чем переживать среди врагов твоих погибель твою, кончину скорбную!».

Эта статья, пожалуй, лучшая из трех, раскрыла в о. Илиодоре, помимо публицистического, еще и литературное дарование. Старую славянофильскую теорию он сумел изложить на новый лад, коснувшись сердца читателя.

В воспоминаниях Сергей Труфанов объясняет создание этой статьи дошедшим до него известием: якобы Столыпин попросил помещиков распространять среди крестьян патриотические воззвания, пообещав в случае неуспеха агитации применить силу. Действительно, «Плач» упоминает об этом событии и обличает за него министра. Но главная тема статьи – вовсе не деятельность Столыпина.

Таким образом, вспоминая свои памфлеты, бывший священник пытается свести их к борьбе с отдельными личностями – с царем, с монархистами-корыстолюбцами, с главой правительства. Как глубоки статьи о. Илиодора по сравнению с этими примитивными объяснениями! Как плохо Сергей Труфанов понимает о. Илиодора…

Редактор «Веча» Оловенников сразу полюбил «пламенного и бурного Илиодора» и поддерживал его, как только мог. Страницы газеты были всегда к его услугам. За февраль 1907 г. «Вече» напечатало целых 10 статей о. Илиодора, в том числе 8 передовых. Весной священник, занятый большой политикой, отошел от литературной работы, но зато пользовался «Вечем» для полемики со своими оппонентами. Попытка вернуться на страницы газеты была сделана в июле. Наконец, в октябре были напечатаны две старые заметки о. Илиодора, ранее затерянные редакцией.

«Его пламенные статьи, написанные не чернилами, а кровавыми слезами патриота гибнущей и поруганной родины, разбудили усыпленное русское чувство, отрезвили опьяненных революционным психозом, – вспоминал С.Горский. – … Какое впечатление производили статьи никому не ведомого дотоле монаха Илиодора, это многие, в том числе и пишущий эти строки, имели случай наблюдать не раз. Случалось, что люди, весьма освободительно настроенные, читая случайно попавшуюся им статью монаха Илиодора, не могли скрыть своих слез, – слез просыпающейся русской совести!».

Мгновенно оценив сочинения почаевского инока, петербургские монархисты решили сделать эти талантливые вещицы достоянием всей России. Статьи «Когда же конец?» и «Видение монаха» были изданы отдельными брошюрами. 28.II первая из них раздавалась в Петербурге «на улицах, по трактирам и чайным», а в провинцию была разослана приложением к «Русскому знамени», «целыми тюками». Контора «Веча» вела розничную и оптовую продажу обеих брошюр, призывая распространять их в народе. Тысяча экземпляров первой из них стоила 12 руб., второй – 15.

Весной напечатали и портреты о. Илиодора кабинетного размера. Их тоже можно было приобрести у «Веча» как в розницу, так и оптом. Сотня портретов стоила 14 руб. О целях оптовой продажи газета умалчивала. То ли предполагалось, что некрасовский мужик понесет с базара о. Илиодора вместе с Белинским и Гоголем, то ли благонамеренный патриот должен был выписывать сотни портретов лично для себя, чтобы лицезреть знаменитого проповедника на каждой стене!

Но нашлись у творчества о. Илиодора и критики, в противоположных политических лагерях.

Монархисты укоряли его за призывы к самосуду. «…помилуйте, отец Илиодор! – говорили «истинные сыны Родины». – Ведь вы призываете к восстанию; вы можете повредить этим и себе и Союзу! Ведь еще время не пришло защищать святыни кровью! Будем понемногу трудиться! воспитаем новое поколение в русском духе!». Священник ответил статьей с характерным заголовком «Я призываю народ не к восстанию, а к защите святынь!»: «Неужели же не пришло время этого восстания? Пришло, пришло! И не один раз пришло, а двадцать раз пришло».

Через несколько дней, когда та же претензия прозвучала в Синоде, к дискуссии присоединился Г.Бутми. Различая самосуд и самозащиту, он отметил, что ввиду очевидного попустительства властей революции остается народу только брать дело в свои руки. В современной России «народная самозащита является крайней необходимостью и, если вы ее выгоните в дверь, то она вернется в окно, но уже в образе грозного народного самосуда».

Еще один упрек, высказанный о. Илиодору его единомышленниками, касался резкости его выражений, неуместной в устах духовного лица. Но священник и тут не смутился: «Да будет ведомо всем! Я и впредь всегда буду называть так негодных изменников и предателей родного Отечества!». Эту статью даже перепечатало «Русское знамя», отметив присущую ее автору откровенность.

Если недовольны были многие друзья, то что говорить о врагах? Некая «группа христиан» написала о. Илиодору, укоряя его за погружение в явно немонашеское дело и отступление от евангельских идеалов: «Вы – Христов слуга. Но христианство ли ваша проповедь?». Напрасно анонимные корреспонденты перенесли вопрос на эту почву в споре с выпускником духовной академии! О. Илиодор ответил пространным обоснованием смертной казни, антисемитизма, национализма и монархизма с христианских позиций, а под конец дал волю своему раздражению:

«Эй, аспиды проклятые, пресловутые человеколюбцы, гадкие космополиты, отзовитесь! Что вы на это скажете! На виселицу нужно вас негодяев втянуть, языки поотрезать, чтобы вы не могли развращать Православный народ! Дождетесь вы этого, дождетесь непременно! Народ уже проснулся, он вашей кровью напишет законы о жидовском равноправии! Подлецы вы, негодяи! Вы ненавидите русский народ! Вам нужны только его трупы, чтобы из этих трупов сделать лестницу, склеить ее народной кровью и добраться до… священного Царского Престола. Пока не поздно, покайтесь, стервецы! Гроза идет! Гнев народный начинает бушевать! На Волыни образовалась стотысячная армия против вас, проклятых безбожников, человеконенавистников. Я сам с Святым Крестом поведу эту рать против вас, если вы не покаетесь и будете, поддерживаемые министрами, по-прежнему поносить народные святыни, издеваться над многострадальным родным моим Русским народом! Или кайтесь, или убирайтесь вместе с жидами и зловредными инородцами из нашего дорогого Отечества!..».

Завершая статью, нищий монах не смог скрыть своей досады от мелкого обстоятельства, понятного только беднякам: «Письмо подлецов подписано так: "Группа христиан". Лучше было бы написать правду: "группа жидов"; или лучше всего: "группа разбойников-грабителей", так как они прислали мне письмо без марки и ограбили меня на четырнадцать копеек!».

Через несколько дней сочинения почаевского инока удостоил благосклонным вниманием сам Проппер. Противопоставляя о. Илиодора знаменитому левому священнику о.Григорию Петрову, «Биржевые ведомости» предполагали в первом из них душевную болезнь, удивляясь, что «благопопечительное синодальное начальство не хочет призреть явно страждущего монаха». В свою очередь, о. Илиодор, уже вошедший во вкус газетной полемики, ответил, что «до глубины души тронут искренней любовью и теплым участием» «Биржевых ведомостей», что замечает в статье самого Проппера признаки «бешенства», грозящего перерасти в «беснование постоянное», и потому спешит успокоить «уважаемого приятеля»:

«Дело в том, что я уже обеспечен медицинской помощью в случае ее необходимости.

Я, по приезде в Петербург, остановился на квартире у доктора Александра Ивановича Дубровина».

Далее о. Илиодор без какого-либо перехода пускается в свои обычные брань и угрозы, обрушивая их на голову Проппера:

«…во избежание всяких неприятностей вплоть до печальной необходимости качаться на перекладине двух столбов, когда святая народная русская кровь смоет "жидовскую скверну" с государственного организма, советую ему немедленно прекратить в своей грязной, подлой, мерзкой, лживой газетке смеяться над нашей Православной Верой, издеваться над самым истинным народным чувством, чувством религиозным, поносить народные, русские вековые святыни!

Пусть Проппер намотает себе на ус и запомнит раз навсегда, что каждая его подлая вылазка против Русского Православного Народа, против его святых верований и убеждений есть лишнее полено дров, брошенное в зажженный уже и пылающий костер народного гнева, гнева великого, святого, славного, небесного! Огненное пламя этого гнева не пощадит никого, когда настанет время, – сожжет всех ругателей Истины, Русского многострадального народа; вместе с другими нечестивцами оно сожжет и жида Проппера со всей его злой сворой лающих босяков-сотрудников!».

Но, чтобы вернее доставить это полено по назначению, о. Илиодор перенес дело на религиозную почву. Оскорбили не только самого инока, но и лавру: Проппер мимоходом назвал ее «захолустной». Это позволило о. Илиодору закончить статью очередным призывом к самосуду: «Проснитесь, Русские люди, и присоединитесь ко мне! Я, пастырь Церкви, зову вас исполнить свой долг пред Святой Православной Верой и Церковью Христовой! Откликнитесь! Довольно спать! Соединимся и положим конец проклятому издевательству над нашими святынями! Положим, хотя бы для этого пришлось смешать свою святую и мученическую кровь с кровью животных "нахальных безбожников"!».

Очевидно, о. Илиодор был совершенно не способен терпеть нападки, и они быстро выводили его из себя. Кроме того, следует отметить, что упреки, сделанные даже друзьями, не рождали в нем никаких сомнений по поводу правильности выбранного пути.

Почаев (1907)

Обострение с начала 1907 г.

С началом 1907 г. о. Илиодор вернулся в «Почаевские известия», вследствие чего у них началось обострение. Жестокость, ругань и призывы к самосуду превысили всякие допустимые пределы:

«Русский богатырь, встань и заткни онучей рот своим пришельцам, чтоб они не оскорбляли тебя, не поносили всего того, что свято и дорого для тебя».

«Твердо и уверенно идите вперед и вперед и давите жида, этого вонючего клопа».

Из номера в номер печаталась «дедушкина притча», явно илиодоровская: тут и «жиды вонючие», и интеллигенты-«подлецы», которые «учатся на наши пятаки трудовые».

Однако прибывший в лавру 17.I преосвященный Антоний особой резолюцией запретил редакции «руготню и угрозы». Газета поневоле покорилась, а сам о. Илиодор демонстративно, за своей подписью, напечатал почти приличную статью, разъясняющую крестьянам-союзникам их права. Почти – потому что одним из таких прав числилось право «гнать жида с своего двора по-русски, в шею и по морде». Крестьяне призывались к мирной борьбе – «без насилий, без угроз, без обиды, одним словом по-Божьи». Особо оговаривалась необходимость мира с помещиками: «они вам за ваш труд дают кусок хлеба». Словом, толковая статья, в интересах как правительства, так и Союза. По-видимому, именно в подобной пропаганде преосв. Антоний видел задачу «Почаевских известий».

Возможно, эта статья была экзаменом для о. Илиодора перед его повышением: сразу после нее он был назначен единоличным редактором «Почаевского листка» и «Почаевских известий». О. Виталий остался лишь цензором.

Повышение о. Илиодора показывает, что в целом направление его работы было преосв. Антонию по душе. В те дни он относился к молодому священнику сочувственно и защищал его перед Синодом и отчасти даже перед столичным корреспондентом, явившимся спросить, почему владыка допускает печатание человеконенавистнических статей в «Почаевских известиях». Преосвященный поразил собеседника-либерала его же оружием: «Ведь теперь свобода слова».

Карьера о. Илиодора наконец готова была взметнуться вверх, но снова вмешались неожиданные обстоятельства.

Угрозы взорвать Лавру

Стоило о. Илиодору опубликовать свой экзамен, как редакция получила письмо, которое от лица «народа православного» пригрозило ей террористическим актом:

«Ваши дела не доведут вас до добра, а напротив растерзают в пух и прах. А потому во избежание этого мы предлагаем вам немедленно уничтожить вашу редакцию с редакторами, иначе мы ее уничтожим бомбами, теперь столько бомб есть, что и перечесть невозможно. Имеете еще месяца 2 – больше вам времени не дадим, и кроме того требуем, чтобы вы опубликовали в листках, что редакция Почаевской лавры закрывается и переписок никаких не будет производиться.

Если не будет опубликовано, то будет взорвана Лавра в 3 ч. ночи».

Слухи о покушении евреев на Почаевскую лавру вообще и на редакцию «Почаевских известий» в частности ходили еще в августе-сентябре 1906 г.. Угрожающие письма тоже были нередки – грозили, например, уничтожить лаврские святыни. Нынешнее безграмотное письмо походило на злую шутку, не имевшую под собой никакой реальной почвы. Будь о. Виталий в лавре, он бы сумел успокоить своего юного друга, но именно в те дни новоявленный цензор находился в Житомире, вероятно, занятый хлопотами предвыборной кампании. Предоставленный сам себе о. Илиодор ответил зложелателям на страницах газеты со всей мощью своего темперамента:

«Давно уже ждем с бомбами вас, подлые и вонючие жиды, неверные поляки-изуверы и проклятые русские безбожники-изменники! Идите, разрушайте святую Лавру, бросайте бомбы в св.мощи и чудотворные иконы! Убивайте нас, монахов, обличающих вашу подлость и измену: мы готовы пострадать за Веру, Царя и за счастье многострадального народа русского. Только ведайте, адские граждане, служители сатаны, поклонники антихриста, что звук от первой взорвавшейся бомбы разнесется не только по всей Волыни, но и по всей православной России. Он созовет верных сынов дорогой родины и Православной Церкви; он поднимет их на защиту своих вековых святынь… И… тогда конец вам, конец позорный. На горе Почаевской и около нее находится обильный вековыми деревьями лес; на этих деревьях вы, подлецы, будете качаться в назидание вашему проклятому и нечестивому потомству и во свидетельство последующим православным русским людям о том, как их предки защищали свою православную Веру.

Так идите же, аспиды, в злой час! Готовы встретить вас и днем и ночью!

А вы, православные, возлюбленные дети наши, готовьтесь к смертному бою за осмеянную и поруганную безбожниками Веру Христову!».

Меча громы и молнии в безбожников, якобы осмелившихся задумать покушение на святую обитель, о. Илиодор не задумывался о том, насколько чисто политические крайности его самого провоцируют подобные угрозы. Его откровенно вызывающее поведение не могло не вызывать неприязни определенных кругов, а эта неприязнь автоматически переносилась на весь монастырь, поскольку, как уже говорилось, на простодушный взгляд местного населения лавра, Союз и «Почаевские известия» были одним целым. Если бы дело действительно дошло до покушения, то о. Илиодору следовало бы в первую очередь пенять на себя и свою легкомысленную болтовню. Но искать собственную вину в событиях он не умел.

В Петербурге скандальная статья вызвала гнев. «Глубокое уважение к тем примерам Вашей доброты и справедливости, которых я лично был свидетелем, побуждают меня переслать Вам прилагаемый номер "Почаевских известий", – писал П.П.Извольский преосвященному Волынскому Антонию. – Верю, что вы осудите слова и выражения, которым не место в этом издании … и которые не подкрепляют, а умаляют силу убеждения».

Открыл ли Извольский глаза своему адресату? В рапорте Св. Синоду владыка утверждал, что о. Илиодор действует за его спиной: «Мне почему-то не присылали ни одного номера "Известий" со времени моего выезда из Лавры 24 января и о неразумных выходках редактора мне приходится узнавать от начальника губернии». Но ответ «аспидам» был напечатан 22.I, следовательно, в бытность преосвященного в лавре. Возможно, владыка сочувствовал и этому воззванию о. Илиодора.

Отвечая Извольскому, преосвященный, ранее обещавший ему, «что "П.Известия" перестали дурить», пояснил: «Недельное отсутствие о. Виталия из Лавры дало возможность о. Илиодору опять написать нелепости. Я объявил ему строгий выговор, обещал при новой бестактности устранить его от издания вовсе; все это прописал в резолюции, но конечно впечатления этим не сгладишь». Выговор был объявлен 12.II, но к тому времени о. Илиодор уже выкинул новую штуку, превзошедшую все его предыдущие выходки.

Новое обострение: протокол казни гр.Витте

По-видимому, волнение от угроз обострило его душевную болезнь. Это чувствуется по возобновлению потока жестокости и ругательств в «Почаевских известиях». Но гораздо хуже была статья о. Илиодора, опубликованная вскоре «Вечем». В ней он призывает союзников перейти от слова к делу – в сущности, к террору.

Эта страшная статья родилась под впечатлением известия о покушении на гр.С.Ю.Витте, которое газеты приписывали черносотенцам, как и произошедшее годом ранее убийство Герценштейна. «Если только это правда, – писал о. Илиодор, – то я осуждаю и отрекаюсь от убийц вонючего жида и лиц, намеревавшихся убить подлого судейского прихвостня. Такое поведение черной сотни будет пошло, подло, а поэтому и недостойно ее».

По мнению о. Илиодора, «изверг» и «аспид» Витте подлежал только публичной казни, на которой следовало настоять черносотенцам. Автор набросал и протокол этого знаменательного действа: «Непременно нужно повесить этого изменника; нужно повесить при такой обстановке: на Красной площади в Москве построить нужно высокую виселицу из осины; ударить в набат на колокольне Ивана Великого; собрать весь Православный народ; около виселицы поставить всех министров; тогда привести великого преступника на место казни; привести, как следовало бы, не в ермолке и лапсердаке, а во всех орденах и графской короне; это нужно сделать для того, чтобы показать министрам и высшим сановникам, что от виселицы никто за измену и предательство не может убежать. Потом архиереям или священникам благословить палача на святое патриотическое дело, а он после того должен вздернуть графа на перекладину двух столбов. И все это должно устроить среди бела дня, а не тогда, когда казнят обыкновенных злодеев, о которых пишут в газетах: "на рассвете был повешен такой-то!". Имущество великого злодея должно быть отобрано в казну Государеву».

Далее, рассуждая о политических убийствах, о. Илиодор обосновывает необходимость правого террора: «Правительство казнит преступников, убийц и грабителей. Так почему же православным патриотам не предавать смерти безбожников и развратников, осмеливающихся нагло осквернять народные святыни». Это будет не убийство, а казнь, и она должна совершаться открыто. «И подвижники-палачи не должны скрываться. Пусть их судят судьи, изменившие своему народу и своей Вере, но все Русские люди будут считать их мучениками, подвижниками-палачами».

Статья заканчивалась, пожалуй, самым ярким из илиодоровских призывов к народному самосуду: «Так выступайте же, черные миллионы, на подвиг! Я, иеромонах Илиодор, благословляю вас на святое великое дело освобождения Родины дорогой от проклятых Богом и осужденных людьми безбожников, грабителей, кощунников, бомбометателей, подстрекателей, газетных лгунов и клеветников!».

Таким образом, о. Илиодор своей властью пытался санкционировать самосуд над революционерами. Как писала сотрудница «Нового времени» С.И.Смирнова, «это было настоящее благословение мечей».

Что до неповешенного гр.Витте, то он, усматривая, очевидно, связь между покушением на себя и статьей о своей казни, выразил желание видеть у себя дома о. Илиодора. Однако встреча не состоялась.