IV
Говорят, труд сделал из обезьяны человека, и ты должен трудиться, чтобы не вернуться назад. Наверное, в этом есть доля правды. Вряд ли физическая нагрузка повлияла на состояние обезьяны и сделало ее homo sapiens, вряд ли эволюция может сменить свой вектор на противоположный, однако на ментальное развитие труд явно повлиял неслабо. В городе А же приняли эту пословицу слишком близко к сердцу, ведь трудятся здесь все не покладая рук и не давая себе даже минуты на отдых.
Кипящий город А, застрявший где-то на границе девятнадцатого и двадцатого веков, словно играл в ретрофутуризм. Внешне никогда не скажешь, что со времен царской России или будь то даже СССР прошло уже более чем полторы-две сотни лет.
Старший брат пил горький чай и старался прийти в себя после пьяной ночи. Утреннее похмелье било по голове. Он щурился от солнечного света и пытался казаться вполне себе вменяемым и адекватным наблюдателем, однако, если посмотреть на него со стороны, в лице Лёши читалась явная рассеянность и тупость в выражении лица.
Только старший брат собирался встать и поднять своих друзей из уютной постели (а кого-то и с пола), как его кто-то окликнул. Он повернул голову и огляделся, но вокруг были лишь трудолюбивые граждане, пепельный кот, сидевший на крыльце и махавший хвостом, да люди в фиолетово-черных костюмах – единственные, кто были равнодушны к гостям. Лёша пожал плечами и ступил на порог гостиницы, но резкий голос снова его окликнул:
– Ну давай-же – раскинь мозгами! – голос явно негодовал.
От неожиданности Лёша отпрянул к стене и начал осматривать каждого прохожего. Почему-то он не сомневался, что обращаются к нему, и обращается человек. Вдруг взгляд упал на кота, который сидел и очень неестественно смотрел ему в глаза.
После того, как старший брат посверлил его пять секунд глазами, кот удовлетворенно наклонил голову и прошел в гостиницу.
– Да-а, – натурально и реалистично протянул кот, – из пустоши, видимо, выбираются самые необремененные наблюдательностью и интеллектом, – кот запрыгнул на стойку бара и начал очень быстро тарабанить лапой по звоночку. Лёша совсем был поражен увиденным. Этот кот спокойно и без лишних движений элегантно укутал лапы пушистым хвостом и задрал морду. Из каюты за стойкой быстро выскочил черноволосый бармен и, параллельно протирая сонные глаза, принялся без слов замешивать какой-то напиток. – Добавь сегодня сливочный, – сказал бармену кот.
Парень совсем запыхался, пока мешал коту какой-то напиток и старательно наполнял десерт взбитыми сливками. На стойку опустилась небольшая мисочка с чем-то вроде мороженого с карамельной подливкой. Черноволосый бармен оперся на стойку и сказал:
– Прошу, господин Рей.
– Иди уже. Не мозоль глаз, – устало ответил Рей, и бармен низко, словно через силу, поклонился и поковылял к себе в каюту. Когда он ушел, Рей продолжил: – Хороший парень, да вот только рассеянный и слегка странный. Как и его друзья – сплошные идиоты остались среди молодежи. Ну, он из группы «дельта», так что его можно понять. Они с «эпсилоном» все чудаки.
Лёша чуть пододвинулся к коту и, не отрывая изумленных глаз от длинношерстого пепельного президента, словно забыв про похмелье и приняв максимально заинтересованный вид, будто стараясь не оскорбить пушистого гражданина, спросил:
– Это типа как в дивном новом мире?
– Типа как в дивном новом мире, – кот опустился мордой в десерт и начал жадно слизывать белоснежную шапку из сливок. Лёша с восхищением следил за ним. – Что-что, а делать вкусный карамельный сорбет он умеет.
– Почему ты говоришь? – задал справедливый вопрос Лёша. – Ты же… кот. Ты, мать твою, кот.
– Я, мать твою, кот, но на мою не наговаривай – это некрасиво. И вопросов ты таких не задавай. Где твоя учтивость?
Кот вошел в комнату совершенно бесцеремонно. За ним проследовал немного испуганный Лёша. В комнате лежащего в углу Егора на свой сувенирный полароид фотографировала Маша, одетая в одно лишь черное нижнее белье. Она лежала на кровати и тихо хихикала. Когда Маша заметила пепельного котика, что запрыгнул к ней на кровать, она оторвалась от парня, который лежал на куче грязной одежды, и начала гладить Рея, почесывая его за ушком и умиляясь от его урчания.
– Ну все, все, женщина, хватит, – ответил Рей. Маша резко убрала руку и посмотрела изумленно на такого же шокированного Лёшу. Спохватившись, она прикрылась и перевела взгляд обратно на кота.
– Ты что-то сказал? – спросила Маша, еле сдерживая смех.
– Я определенно что-то сказал, – ответил Рей и так натурально улыбнулся, что Лёша присел на корточки и схватился с тупой улыбкой за голову обеими руками. – Сказал «хватит», если быть точнее. От ваших поглаживаний шерсть жирной становится. Приходится постоянно вылизываться. А потом глотать эту шерсть… Президенту в этой стране не дают даже плеваться – вот вам, настоящая демократия.
Кот принялся будить младшего брата, водя хвостом ему под носом. Пыль, солнечный свет и шерсть в носу сделали свое – Егор издал серию из трех громоподобных чихов. Когда младший брат раскрыл слезливые глаза, он увидел у себя на груди толстого кота.
С минуту Егор просто смотрел на него, готовый в любую секунду расчихаться вновь, но резкое: «Мяу!», что звучало как потуга выдавить человеком звук животного, привело его в чувства.
– О, котик смешно мяукает, – Егор улыбнулся и испуганно зыркнул на брата. Тот поднял брови и развел руками.
– «Мяу» тебя не устраивает? – спросил Рей.
– Вот святы господи! – Егор отпрянул к стене и ударился затылком. Пока он потирал синяк на затылке и осматривал кота, тот бегал по комнате и призывал их быстро одеваться, шипя и делая вид, словно хочет поцарапать их.
Переполошенная таким внезапным визитом команда принялась как по приказу собираться. Только после того, как все более-менее пришли в себя, они поняли, что перед ними не какой-то кот, а самый что ни на есть мэр города, о котором говорил управитель прошлым вечером. Или президент – тогда было непонятно. Это им, впопыхах натягивая штаны, объяснил Егор, хотя те и так это понимали.
Спустившись вниз, они наткнулись на старшего портье Диму, который глубоко поклонился мэру и представился – он был сыном управителя. На нем внимание никто не заострил, потому что из-за двери показалось знакомое пузо с висящей, как тряпка, рубашкой. Кот тяжело простонал.
– О, черт! – первое, что сказал Роман Федорович, выходя из своей каюты. Он важно – выгнув, словно гусь, шею и спину, – проковылял враскачку к Лёше и пожал крепко его сухую руку своей – жирной и красной. Роман Федорович начал знакомиться с Машей, здороваться с Егором, но потом вдруг спохватился и увидел на себе негодующий и строгий взгляд мэра. Управителя словно сковородой по голове огрели. – О, черт! Господин мэр! Дайте я вас поцелую!
– Извольте, Роман Федорович, – управитель поднял на руки кота и поцеловал своими тонкими белыми губами его прямо в пушистую макушку. Мэр попросил опустить его и сказал:
– С каких же пор ты, старый скалдырник, так вежлив к гостям? Я же знаю тебя – ни семечка задаром не пожертвуешь. А ну говори, старый хитрец, что ты с них уже нажить успел?
– Господи, да я ж никогда, – управитель нервно усмехнулся и весь раскраснелся пуще прежнего. Лёше показалось это жестоким унижением, от которого управитель жуть как растерялся.
– Все нормально, Рей, – он ничего с нас не потребовал. Мы лишь выпивку ему оплатили, так как совсем были на мели, – сказал Лёша.
– Да что вы? И где же тогда, господа, вы нашли клецны? – пепельный кот запрыгнул на плечо к стоявшему у входа солдату, нерушимому и твердому, словно караульный – он был чем-то вроде подставки для мэра.
– Вот! – Роман Федорович протянул мэру нож, который Лёша отдал в качестве оплаты управителю еще прошлым вечером. – За такой я могу выручить у старика Снова под пятьдесят клецн! Все хорошо – у нас честная сделка, – управитель хитро улыбнулся Лёше.
Мэр фыркнул себе под нос и пригласил гостей наружу. Управитель попрощался со всеми и пообещал, что будет ждать их вечером с фуршетом в честь приезжих. Непонятно, что так на него повлияло, но Роман Федорович явно стал намного мягче и податливей, а прежняя аристократичная манера общения стала больше походить на манеру непутевой прислуги.
V
Теперь, придя в себя после вчерашней попойки, можно трезво оценить, где же они остановились.
Город А (так называли его местные жители, но на деле это был старый город Клецк) представлял из себя помесь современного довоенного величия Беларуси и усадьбы девятнадцатого-двадцатого веков из романа господина Гоголя или Достоевского.
В городе явно были видны кусочки научного прогресса семидесятых-восьмидесятых, но вот только густой золотарник на парниковых грядках, оборванные провода, монорельсы, использующиеся теперь для развешивания белья, третичные монорельсы в полукилометре над городом и поржавевшие электрокары, сваленные в кучу, как мусор, словно намекали, что город претерпел в свое время немало кризисов. Об этом даже говорит сам мэр, коим является, что иронично, самое настоящее животное.
Пока никто не мог сделать выводов о том, какой Рей мэр, но они точно знали, что люди его любят. Трудолюбивый народ города А, расхаживающий в более-менее надежной, хоть и изношенной одежде, при первой же возможности кланялся коту и предлагал его сопровождению баночку свежего парного молока – благо фермы еще не превратились в кладбища навоза. В конце концов Лёша не устоял и взял себе один маленький бидончик с разрешения мэра, который потом с удовольствием распил за пряниками местной выпечки.
Здесь можно было наблюдать много современных гаджетов и приборов для стимуляции организма, выброшенных на помойку или просто складируемых в подвалах и на чердаках. Вот только из-за отсутствия энергоемких пластин и атомных батарей это все не имеет особого смысла, потому что требует постоянной дозарядки, а ходить с проводами по всему телу было неудобно.
На самом деле люди не сказать чтобы были особо опрятны. Тут даже понятия «буржуазия» как такового не имелось, ведь богатство человека не оценивалось – все было общим. Для прибывших из города было большой загадкой то, как удалось коту устроить рабочий коммунизм в такой глуши.
Егор шел и диву давался от того, насколько быстро все-таки эти люди израсходовали ресурсы цивилизации. Единственное, что оставалось в достатке в этом городе – это дамианская застройка и пшено, которому тут грош цена. Так же вызывали особый интерес конфликты идеологий, которые попадались почти в каждом переулке или на перекрестках, по которым вел их мэр-кот. Егор заприметил как минимум две парочки, ссорящиеся из-за каких-то новомодных идей, которые, кажется, только и были придуманы, чтобы заниматься саморазрушением. Пару крепких фраз от полной дамы, упрекающей свою жену в «вопиющем что-то там» изрядно повеселили городских гостей, которые, хоть и не были до конца ограничены от этих бредней на родине, но все же не замечали ранее их в таком количестве.
Подходя к какому-то зданию с кривой деревянной пристройкой на крыше и кипой проводов, скрученных на соседнем столбе, группа встретила мужчину с очень густыми усами и аккуратной прической, прилизанной гелем.
– Цирюльник Юрий Заснов – к вашим услугам, – ответил мужчина и поклонился, робея под строгим взглядом мэра.
– Если честно, – шептал на ухо Егору брат, – я не понимаю, где они в его глазах видят строгость. Кот как кот.
– Просто Снов, – поправил его мэр, обращаясь к путникам. От такого уточнения лицо цирюльника исказилось и выразило злость, которую тот был обязан приглушить, как бы ему ни хотелось сейчас устроить скандал.
Снов выглядел очень опрятным мужчиной. Хоть он и был очень полный, что выдавало в нем комичного персонажа этого странного городка, однако ж посмеяться с него совсем не хотелось. Он одним своим видом внушал спокойствие и чувство, что ты меньше его, хуже. В отличие от остальных граждан, что расхаживали в поношенных рубашках, штанах сомнительного покроя и носящих облезшие куртки, этот цирюльник смотрелся намного лучше.
Юрий был одет в черный строгий сюртук, штаны с подтяжками и лакированные коричневые туфли. Лишь одно выдало в нем то, что мэру особенно не нравилось, – когда Снов повернулся, на затылке его был очень неаккуратный и растрепанный вихор волос. Мэр вздохнул.
– Юра! Ты опять спал на рабочем месте? – упрекнул его Рей.
Цирюльник весь вскипел, раскраснелся и повернулся к коту, согнувшись к нему и ткнув пальцем в розовый нос кота.
– Это частный бизнес, так что только меня касается, как я себя веду на рабочем месте, – Снов прошипел это сквозь свои густые усы и весь так покраснел, что можно было в любую секунду увидеть то, как из пор его лица польется томатная паста.
Рей абсолютно равнодушно дал ему подушечками лапы по носу и сказал:
– Если бы не я – твоего бизнеса тут и не было бы. Будь чуть терпимее к правилам, которые даже в частном бизнесе должны соблюдаться.
После этого Снов чуть успокоился и тихо извинился перед мэром. Эта сцена показала прибывшим из города, что все-таки до коммунизма им еще далеко. Все трое зашли внутрь, и только теперь Егор задался вопросом:
– Зачем ты нас привел сюда? – он обратился к мэру.
– Я думал, это очевидно… Брата твоего причесать бы да в порядок привести. Небольшой презент от мэра. Работать в городе стоит, находясь в приятном расположении духа. Я думаю, за скромную плату Снов с радостью поможет нам.
– Но мы не собираемся работать…
– За полную! – перебил Лёшу орущий из дальней комнаты цирюльник, завязывая черный фартук.
VI
Внутри салон был презентабелен и ухожен. Все окна вымыты, на подоконниках стояли аккуратно обстриженные бонсаи, зелень была в достатке. Салон присоединялся к его магазинчику и ломбарду, которыми Снов заправлял. Так как Юрий был человеком важным и уважаемым в городе, его имения были так же аккуратны и ухожены, как он сам, и так же справедливо обставлены, как его высокомерие.
Снов усадил Егора в кресло и смачно выругался, когда тот наступил на серебряную плиту у зеркала. У младшего брата появилась к нему пара вопросов, и они начали ругаться. Со стороны Лёша с Машей заливались смехом, а мэр пытался расцепить их. В итоге Рей не выдержал и полоснул Егора по ноге. Вроде бы все улеглось, но остервеневший Снов клялся, что наведет Егору такой марафет, от которого тот на коленях прибежит просить прощения, заливаясь слезами счастья.
Пока он готовился и делал Егору корректировки, Лёша сел на соседнее кресло и подготовился к своей очереди. В этот момент кот ни с того ни с сего начал заводить песню о том, как трудно жить в городе, полном таких злых людей. Теперь уже Снов начал спорить с ним. У Лёши появился справедливый вопрос, от чего это какой-то простой ремесленник так общается с мэром, на что ему в ответ Снов выругался:
– Тебя это не касается, маленький нахлебник. Я здесь единственный, кто еще не поехал кукухой, так что имею полное право ставить условия! – удивительно, как Снову удавалось филигранно выстригать заросшие виски Егора и одновременно ругаться на все вокруг. Это был своего рода Цезарь в этом удаленном от остального мира городке.
– Имеет право ставить условия, – утвердительно, с долей насмешки и сарказма отвечал Рей. – Ну, в каком-то смысле он и прав. Снов с самого основания города А был тем, кто вместе со мной поднимал его с колен. Я не ругаюсь на него, хотя порой он ведет себя крайне некорректно.
На это Снов что-то себе пробурчал под нос и перешел к Лёше.
Как выяснилось из небольшого монолога Юрия Заснова, происходил этот статный и гордый мужчина из знатного, почти что легендарного рода цирюльников. В свое время звали такие заведения барбершопы, что Снову казалось слишком импозантно. Передаваемые по наследству ножницы, станки, триммеры, контракты с производителями гелей, лосьонов и шампуней – у компании «Zasnow» было все. Как и большинство приспособлений, цирюльня досталась Юрию в наследство, но юный нигилист сменил имидж семейного бизнеса. Он все так же оставался гордым носителем своей фамилии и наследником одной из самых известных компаний в Беларуси, но отношения с дедами и отцами-основателями заметно ухудшились, когда время подходило к началу нового столетия и когда цирюльня «Zasnow» в Клецке превратилась из барбершопа в элитный салон маникюра, педикюра, модельных причесок и дермотерапии и кожного дизайна (стремительно развивающееся направление в области манипуляций с кожей человека и создания разнообразных причудливых узоров снаружи и внутри тканей).
Над старшим братом, который только после небольшого вводного курса Юрия Заснова понял, насколько это была большая честь для него, велась кропотливая и долгая работа. Его волосы были такими же мягкими и вьющимися, как у Егора, но при этом он предпочитал ровные и строгие, поэтому Снов еще достаточно долго просидел над ним с плойкой для волос и сигаретой в зубах.
– Кончились великие времена, – сказал как-то с толикой грусти в голосе Снов. – Были самым дорогим салоном в Беларуси, а теперь я стригу оборванцев из пустоши. Тьфу!
В конце братья вышли опрятными и готовыми к суровой жизни в пустоши. Егор смотрел в зеркало и никак не мог налюбоваться освеженным и слегка приукрашенным образом, от которого он даже стал старше на год-другой, а его грубые и жесткие черты лица уподобились брату. Чинно проведя рукой по бритым вискам с парой строгих полос, Егор поджал губу и начал любоваться собой. Он понял, почему Снов обещал, что Егор на коленях приползет просить прощения, что тот, только без колена, сразу исполнил.
Наверху головы его объемная кучерявая шапочка осталась неизменна, не считая только щепетильности Снова, которая ввела какие-то незначительные корректировки для его шевелюры. Лёша, в свою очередь, тоже был в восторге.
Цирюльник любезно и по-доброму (что на него было совсем не похоже) предложил Маше навести «марафет», да вот только она отказалась. За это Егор был ей очень благодарен, ведь легкая неряшливость ее прически даже украшала Машу, убивая ту прилизанность, которая делала овал головы менее объемным.
Господин мэр, довольный легким наплывом гостей, коих в то время немного-то и было, наказал Снову отправиться в свободную минутку в его офис и взять оттуда двадцать клецн по расписке. Мастер довольно улыбнулся из-под своих усов и провел гостей наружу, а как только дверь за их спинами закрылась, мастер начал очень громко ругаться и проклинать все, что попадалось ему под руку. Мэр, видимо привыкший к такого рода поведению мастера, спокойно и невозмутимо спустился вниз.
VII
Далее Рей повел гостей в забегаловку «Аркашино», которой управляла Светлана Аркашина – стройная женщина средних лет, внешне напоминавшая Киру Васильевну. Кот заказал кофе гостям и обеспечил их завтраком. Только Лёша взялся за бидончик парного молока, закусывая его тульскими пряниками. Они все уселись за четырехместный столик, и им открылся красивый вид из огромных панорамных стекол на ретро-город. Слегка насторожившись любезностью мэра, Лёша спросил:
– К чему такие траты? Неужто выходцы из города настолько тебе интересны?
– Ну, в каком-то смысле, сударь, вы правы, – кот принялся молча лакать свежие сливки. Закончив, он спокойно и равнодушно обратился к Маше, скромно сжавшейся у стены: – Ты проститутка?
Все впали в ступор. Поначалу братья хотели рассмеяться с такого заявления, но почва под Машей до сих пор была не прощупана до конца, так что они зашили рты. Маша вся покраснела и судорожно начала перебирать пальцами визитки, которые им раздала Светлана.
– Ну, нет, – ответила она погодя.
– «Ну, нет»?! – спросил кот. – Как-то неуверенно.
Тут уже Лёша не выдержал и рассмеялся. Чуть погодя к нему присоединился и Егор, за что и получил от Маши по новой и свежей шевелюре ладошкой. Она явно обиделась.
– Нет, и это без неуверенности. Точно нет.
– Да ладно тебе. Вы так ведете себя, будто бы это что-то непристойное! Хотя, кто знает, какие у вас там порядки в городе. У нас в марте такой мордобой начинается! Слава тебе господи, оно закончилось, – ответил кот и снова принялся лакать жирные сливки.
Слегка успокоившись, Егор вступился за растерянную девушку:
– Господи, кот, нет. Ваши деревенские замашки не касаются приличных девушек из города, – на это Лёша снова хихикнул, за что тоже получил по голове от Маши, но слабее.
– Да верю я, верю.
– Слушай, – встрял Лёша, – а как так получилось, что ты стал мэром… Это же… Абсурд!
– Кстати, – встрепенулись остальные, заслышав вопрос, который давно витал в воздухе.
– Кстати, это долгая история, господа, – говорил кот. – Если не вдаваться в детали, то простейшим объяснением будет кавардак, который тут устроил бывший мэр Толик. Эта гадина сидит в нашей тюрьме. Еще пять лет назад, когда я только вырастал из котенка в кота, он пригрозил моим хозяевам и их бизнесу. Марии и Игорю пришлось бежать в соседние страны, а я остался тут. Поднял революцию.
Кот замолчал, а гости продолжали смотреть на него широко открытыми глазами, явно стараясь что-то возразить на его простое и будничное заявление, но кот их осек:
– Мне больше интересно вот что – откуда вы сбежали-то, бойцы? Столбцы? Дзержинск? Стойте, – он замолчал и поднял глаза на них. Хоть коты и не умеют выражать эмоции, однако ж на лице Рея был самый настоящий испуг. – Неужто из Несвижа? Стойте! Ваши лица явно не отражают благородства… Какой-нибудь полуживой и избитый гомельской армией Мир или Новогрудок. Черт, так и знал! Фабрика чугуна! Ивье?
– Нет, – сказал Егор, водя потерянными глазами вдоль длинных бордюров.
– Черт! Да откуда же… Не говорите! По говору пойму… Говор ваш, приезжие, напоминает какие-то восточные города… Хм, Барановичи, Кобрин, Брест…
– Родом да, – заметил Лёша.
– Хотя, пустошь же. Знаю! Хитрые вы мои, вы же из…
– Менск, – сказал Лёша спокойно, жуя пряник и смакуя теплое молоко, процеживая его сквозь зубы.
Кот замолчал и чуть отстранился. С его усов капали сливки, и морда его теперь совершенно точно отражала человеческий страх. Люди, и так не без удивления разглядывающие мэра и путников, после этих слов полностью забыли про еду и навострили уши. Даже официантка – молодая шестнадцатилетняя девочка, – остановилась и внаглую начала слушать их разговор.
Выбитый из колеи таким заявлением Рей вскочил на стол и почти в упор прислонился к лицу Лёши своей мордой.
– Что-что, – шипел он сквозь острые клыки, – но врать мне я не позволю. Говори, откуда вы?
– Менск, – повторил Лёша и вжался в стул.
Кот раскрыл пасть и молча попятился назад, переводя взгляд с одного путника на другого.
– Да вы шутите… Выбраться из Менска – это верная гибель. Нет, вам нельзя тут оставаться. Вы приведете сюда менскую армию, которая вместе с вами заберет в могилу и весь город. Вам нужно убираться отсюда – живо.
– Стой-стой! Какая армия? Кто за нами увязаться-то может? За тремя студентами? – в страхе спросил Егор.
– Правительство республики Менск очень боится за сбежавших граждан, – говорил кот быстро и невнятно, перебегая глазами с одного гражданина на другого. – Их преследуют и убивают без права на последнее слово. Сейчас авторитет трех главных послевоенных государств и так висит на волоске, так что любое слово, сказанное против них за «железными занавесами», может легко подорвать нынешние порядки, а нам интервенция этих жадных до власти гадов сейчас совсем ни к чему. Мы только недавно смогли наладить отношения с гомельскими путями, которые проходили через наш город. Нет, ваше нахождение здесь исключено.
Весь ресторан переполошился. Посетители в страхе начали переговариваться и шептаться между собой. Еще пару часов назад вестники Уорвика-Рыцаря были героями, которые помогут городу в борьбе, а теперь они превратились в букашек, которые должны были немедленно покинуть город под всеобщее презрение. Рей сразу заметил, что поднимается паника, так что он подошел к одному из солдат у входа и что-то прошептал ему на ухо. Солдат отдал честь и пулей убежал куда-то в центр площади.
– Но Роман Федорович нормально отреагировал на это объявление… Что случилось? – говорила Маша, схватившись рукой за грудь.
– У вас есть последняя ночь в «Клецком доме». После этого вы уйдете. Мы не можем так рисковать, – Рей пододвинул лапой расписку растерянной управительнице кафе и вышел провести их до гостиницы.