Ночью, она не думала ни о лепёшках, ни о свободе, ни о горячих углях. Шаг за шагом, только вперёд, словно по красной ковровой дорожке, не сбиваясь с пути.
– Всё уже, всё! Закончилось, Клюква! Ты – агент! – Маша схватила её за щёки, поцеловала. – Ты – агент. Поздравляю тебя, подруга.
Она опустила флаг. Поняла, что угли остались позади. Сняла рогатый шлем. Она не чувствовала перемены, даже немного разочаровалась.
– Я – агент? Агент «Овна»?
– Ты – одна из нас, – Костя протянул руку.
Прошедшие по углям должны были сделать ещё кое-что для завершения ритуала. Каждый взял с собой один или несколько предметов из прошлого. Эти предметы нужно было предать огню, в знак перехода в новую жизнь. Света принесла в рюкзаке пачку писем от Георгины. Расставаться с этими письмами было легко. С ними сгорал обман, длившийся много лет. Сгорала вымышленная героиня. Рождалась настоящая.
– Это тоже можешь бросить.
– Да ты что?! Кукла вуду? Та самая?
– Не бойся, она деактивирована. Мэр не сгорит.
Света с удовольствием бросила в костёр некогда опасный предмет. Оставалась ещё одна вещь, которую она хотела сжечь – разбитый диктофон. Достав его из кармана рюкзака, Света повертела прибор, чтобы рассмотреть его в последний раз. Огонь красиво отражался от блестящей чёрной коробочки. Подкинув и поймав диктофон, она положила его обратно в карман.
«Пусть остаётся на память. Может, Володе отдам».
Ребята – новопосвящённые – взялись за руки и пустились хороводом. Руины молча глядели на эти пляски, размышляя о вечном. Уходили в небо искры костра, чтобы превратиться в звёзды.
Часть 2
Глава 1
Две тысячи десятый год. Второе апреля. На смотровой площадке Эйфелевой башни, в компании лучших друзей, Света Калинина отмечала шестнадцатилетие. Весенний парижский ветер, ещё довольно холодный, распугивал туристов, и площадка была почти свободна. Света обеими руками согревала бокал красного вина. Костя, как всегда, пил апельсиновый сок. Лёнчик подшутил над официантом и заказал банку пива. Как ни странно, даже эту прихоть элитный ресторан выполнил без вопросов. Идея выпить на высоте трёхсот метров пришла Свете. Пусть и холодно, зато романтично. Когда-то они с Марой об этом мечтали.
– За Мару! – подняла она свой бокал.
– За Мару, – повторили Костя и Лёнчик. Выпили, не чокаясь.
– Трудно поверить, да? – улыбнулась Света и вытерла слёзы. – Два года назад, каких-то, мы были на церемонии. Помните? Моё посвящение.
– Конечно, – отозвался Костя. Надел неизменные тёмные очки.
– А сейчас я тут, с вами, на Эльфелевой… на Энфелевой… тьфу ты, чёрт!
Ребята засмеялись. Печаль унесло ветром.
– За два года так и научилась говорить «Эйфелева башня».
– Эйлефе… короче! Вы меня сбили. Я к тому, что так много времени прошло, и, в то же время, так мало. Да?
– У тебя ещё всё впереди, Клюква.
Прошло два года, с тех пор как Света стала агентом. Задание с куклой вуду многое переменило в её жизни. Теперь о Клюкве говорили не иначе как о даровании, которому палец в рот не клади. С другой стороны, какой бы отчаянной ни была Клюква, она не была готова к миссиям в параллельных Мирах. Самыми простыми были задания по типу «возьми этот предмет со стола этого человека и положи на другой стол» или «вставать эту флэшку в разъём того компьютера». Иногда – «узнай, о чём говорили те люди, нарисуй метку на их двери специальными чернилами» или «нарисуй дверь-символ». Света не считала их заданиями как таковыми, а просто мелкими поручениями, но, как правило, из них и состояла работа. Мелкие штрихи огромного узора, невидимого простым смертным. Чем проще было задание, тем хуже она справлялась. Путалась, «косячила», непозволительно медлила. Иногда совершала такие глупости, что Свету называли «секретаршей». Так, однажды она забыла папку с важными документами в школьной столовой. Пришлось создавать инцидент и фиксировать память всей школе. Света откровенно скучала и ждала настоящей миссии.
Визит во Францию не был чистой прихотью Светы – он состоялся по приглашению «Овна – Париж». Как узнали в «Полярной Звезде», группа неизвестных чантаров готовила атаку на представителей крупного бизнеса. На кого именно и зачем – только предстояло выяснить. Для этой цели, «Овен – Париж» позвал на помощь полторы тысячи агентов.
– Мы думаем, их цель – не просто бизнес, – вводил Костю и Лёнчика в курс дела молодой кудрявый мужчина в красивом пиджаке. – Есть мнение, что объект атаки – именно посвящённые представители бизнеса, и только в тех сферах, которые косвенно или прямо затрагивают интересы масонов.
Каждое слово было понятно – в ухе у Светы стоял атрибут-переводчик в виде серьги. К тому же, представитель «Овна – Париж» по имени Эжен говорил по-английски, а благодаря маме, Света понимала английский лет с пяти. Но ей была интереснее квартира Эжена. Та была до неприличия просторной, тем более для центра Парижа. Один балкон казался больше всей её родной квартиры в Старом Осколе. Балкон был украшен цветами, которые пахли просто немыслимо.
Оставив мужчин разбираться самим, она попросила у Кости очки и вышла на балкон, полюбоваться видом на Триумфальную арку. Весенний Париж был исполинским живым существом, которое пробуждалось после долгого сна подобно прекрасной Авроре. Он готовился принять миллионы туристов и, наверное, не меньше арабов. Этот город пел, и в каждом его звуке Света чувствовала особую мелодию. Но этот город был уязвим. Лишь Доктрина могла его защитить.
Позабыв об осторожности и запретах, она забралась на парапет. Тот был достаточно широким, чтобы стоять – сантиметров двадцать – и всё же, от асфальта его отделяло одиннадцать этажей. Больше той высоты, с которой однажды чуть не «спрыгнули» Свету. С лёгкостью кошки, Света прошла туда-сюда между цветочными горшками.
Она не заметила, как это случилось – будто весь мир пошатнулся, решив поиграть. Сердце замерло. Лёгкие в одну долю секунды наполнились воздухом. Света падала, и падала так медленно, что асфальт и не думал приближаться. Она легла на воздух как на невидимый матрас.
«Это всё? Это конец? Какая же я…»
Секунду спустя, она поняла, что висит. Просто висит, не касаясь ногами, руками и туловищем ничего, кроме воздуха. И мир не застыл – он продолжал двигаться. Пролетел голубь. Упали и красиво разбились очки. Из подъезда вышла с пакетами мусора чёрная женщина. Задрав голову, она открыла рот и достала телефон, чтобы снять необычное зрелище.
– Калинина, что за херня?! – раздался голос Кости.
Француз не удержался от смеха и повторил интересное русское выражение.
– Лёнчик, на спи, замёрзнешь! Давай, вытаскивай!
Невидимая сила подняла Свету и вытащила на балкон. Голова кружилась, мутило, как после американских горок. Света перевернулась на спину. Засмеялась.
– Вот дежавю, да, Костик?
– Всё хиханьки да хаханьки. Слова богам, ещё помнишь танагра! Идёмте, Эжен.
Каким взрослым и мужественным стал Костя! Она не могла им не восхищаться.
– Лёня, рыцарь мой! – Света обняла Лёнчика за шею и поцеловала.
– И что это значит?
– Эх! Костя меня убьёт за очки. Помоги встать, – она поднялась и поправила юбку. – У меня сегодня день рождения. Могу я подурачиться?
– Ты меня пугаешь.
– Цинь, – она задела скрещенными пальцами его лоб.
Света умела быть серьёзной, когда нужно, однако сейчас она никому не хотела говорить, что была на волосок от гибели, что падение было случайным. Нет, пусть мужчины беспокоятся о более важных делах.
До самого утра Костя, Лёнчик, Эжен и Света составляли графики, вычисляли, обсуждали, вырезали статьи из газет, проводили нити на доске между фотографиями разных деловых мужчин и женщин. Почти половину сказанного Света не понимала, но старалась помочь. Полторы тысячи агентов также не сидели сложа руки – тысяча двести заняли оборону потенциальных жертв, остальные триста работали по штабам. Квартира Эжена постоянно получала информацию из главного штаба, развёрнутого в городе Нантер. Каждые двадцать минут на мобильный Эжена поступал звонок из Нантера. В эту минуту, он важно поднимал палец и говорил:
– Нантер звонит!
Выслушав информацию, он делился с остальными и работа продолжала кипеть с новой силой.
К утру, все четверо уснули кто где упал. Света развалилась на просторном белом диване, Костя отключился в кресле, Эжен – за кухонным столом, а Лёнчик – на полу. Мозговой штурм не прошёл даром: путём исключения, выяснили, кого именно хотели устранить масоны. Намеченными жертвами были сорок один человек. Все – посвящённые нефиксируемые неагенты от шестидесяти и старше. Участники майских протестов шестьдесят восьмого года, когда студенты захватили Париж – знаменитого «красного мая», после которого Шарль де Голль вынужден был уйти в отставку. По информации от главного штаба, заговорщики хотели повести «Овен» по ложному следу. Лишь десять из сорока одной жертвы занимались бизнесом. Огромную толпу оперативных агентов пришлось перенаправлять. Это происходило в четыре утра, и заняло час. Слишком поздно и долго. Франция, за это время, потеряла, по крайней мере, одного гражданина.
– Плохо, плохо, плохо! – нервничал Эжен, то и дело проводя рукой по кудрявым волосам. За время общения со Светой, он выучил несколько русских слов. – Как у вас говорят, хреново!
– Что случилось?
– Умер Анри Тома. Коммунист. Шестьдесят семь лет. Видел самого Кон-Бендита, говорят, пожимал ему руку. Теперь его сотрут. Наверняка, уже стирают.
– Я что-то пропустил? – очнулся Лёнчик.
– Анри Тома, – сообщила Света. – Первая жертва.
– Где его фотография? – Костя взял со стола фото лысого старика в очках. Непримечательного на первый взгляд, но была в нём печальная весёлость, какой часто обладают интеллигентные люди. – Все запомните этого человека.
– Он торговал книгами, – сказал Эжен. – Его нашли у себя на квартире, в девятнадцатом округе.
– А кто его стирает, я что-то не поняла?
– «Южный Крест». Это их почерк. Атака с их стороны. Масоны – инструмент.
– Светлана, тебе лучше домой. Тут дело политическое, – Костя не шутил. Он вообще никогда не шутил.
– Как домой?! Я… я что тут зря…
– Домой. Завтра домою, – попытался Лёнчик разрядить атмосферу. – Свет, понимаешь, тут счас будут большие дядьки чесать большие репы, размышляя кто кого и как отравил или, иным образом, кокнул. Ты тут, ну, как бы… пятым колесом.
– Ах, пятым колесом! Он, значит, меня прогоняет, а ты не заступишься? Вот почему мы расстались, Леонид! Простите, Эжен. У нас такое нечасто.
– Так что решите, Света? – обратился француз. – Остаётесь или домой, в Старый Облом?
– Оскол, вообще-то. А разве есть выбор?
– Не знаю как у вас, в России, а у нас агенты сами решают, участвовать ли в операции. У нас свободы больше.
– Так, всё, Эжен, не провоцируйте, – вмешался Костя. – Вы видели, что вчера было? Она едва не угробила себя! Создала инцидент. Очки мне сломала. Всё! Клюква go home.
– Клюква не go home, а участвовать в операции!
Потерять ещё и Костю, находиться далеко, если, не дай Бог, он не вернётся, было бы невыносимым ударом. «Южный Крест» умел наносить такие удары – в самое сердце.
– Значит так! – распорядился Эжен. – Вы находитесь на территории Франции. А значит, тут действуют французские законы. Это распространяется и на тайные организации наблюдателей. Так что, Светлана сама в праве решать, уходить ей или оставаться.
– Вообще-то, – возразил Костя, – мы – «Овен – Старый Оскол».
– Вообще-то, в данную минуту вы – внешние сотрудники «Овна – Париж».
Как был хорош этот француз! Как он поставил на место вредного Костю. Света не могла им не восхититься.
– Я остаюсь.
– Ох, и пожалеешь ты, – покачал головой Костя. – Ладно, времени нет, выдвигаемся?
– Выдвигаемся, – сказал по-русски Эжен. Лёнчик собрался на выход, но хозяин квартиры его остановил. – Не туда.
В коридоре была дверь, которую Света, ночью, дважды приняла за дверь туалета. Она вела в кирпичную стену. Света подумала, что это инсталляция – чего только не бывает в современных домах модных богачей. Однако теперь она поняла – в доме Эжена – агента «Овна» – нет ничего лишнего. Комбинация на брелоке с кодовым замком, два поворота ключа, дверь больше вела в стену. Открылся вид на один из самых узнаваемых объектов Парижа. При виде его, у Светы перехватило дыхание. Стеклянная пирамида. Вход в Лувр.
– В другой раз, amie! – отвёл её в сторону Эжен, чтобы выйти.
– Святые лягушачьи лапки! – присвистнул Лёнчик. – Это вы так конспирируетесь?
– В моём доме не свистеть! Ты пока не переступил порог.
– Оп! Звиняйте.
Времени посмотреть на «шрам на лице Парижа» почти не было. Эжен повёл русских коллег без очереди. Света не знала, удастся ли ей во второй раз посетить Лувр, и она позволила себе остановиться на секунду. Одна секунда, чтобы насладиться гордой стеклянной громадиной, величественной, пусть и не сияющей, как ночью, серой под облачным небом, но всё же потусторонней, будто инопланетный корабль из будущего.
– Отсюда можно попасть в любую точку Парижа, – полушёпотом объяснил Костя, когда агенты спускались по винтовой лестнице.
– Берите выше, Константин! В любую точку Мира!
– Как? Уже?! Когда успели?
– Ну, ваше Московское метро тоже не отстаёт.
С первыми шагами по ступеням, Свету захлестнула мощнейшая волна Энергии. До неё дошло: нельзя было придумать лучшего аккумулятора для Энергии чем пирамида. Раньше она не любила музеи. Теперь поклялась бы, что готова в музеях жить.
Но это был не музей. Это был даже не Лувр. Точнее, не туристический Лувр, и собирались здесь отнюдь не туристы. Этот был темнее. В зале при входе сияли не рекламные вывески, а символы конференций. Перевёрнутая пирамида светилась ярким голубым. Вокруг стояло несколько человек. На её фоне, люди казались тенями. Они смотрели на пирамиду в ожидании.
«Неужели они собираются входить… прямо в неё?»
Маленькая тёмная пирамида на полу казалась слишком крутой, чтобы по ней взойти. Но когда первый человек вошёл и растворился в голубом сиянии, вопросы отпали. Гравитация вокруг пирамиды была искажена.
Эжен обратился к человеку в тёмном капюшоне, которого сразу было и не заметить.
– Эжен Пикар, «Овен – Париж». Квартира Анри Тома.
Человек нарисовал Эжену метку синим маркером на запястье.
– Третий приоритет?! Понимаете, там человека убили. Нам надо быть на месте раньше полиции.
– Всё понимаю, – ответил неожиданно приятным молодым голосом человек в капюшоне. – На месте уже работает «Водолей».
– Они тут каким боком? Это операция «Овна»!
– Жалуйтесь, – тем же ровным тоном ответил человек. – Следующий.
– Ожидать нам придётся долго, – развёл руками Эжен. – Теперь «Водолей» заберёт самые интересные улики, а крохи оставят полиции.
– Ясно, – Света приняла решение за долю секунды. Разбежалась. Как только она коснулась тёмной пирамиды, зал будто опрокинулся. Света сделала два шага вперёд и позволила пирамиде поглотить себя.
У неё был один шанс из тысячи попасть, куда нужно. Так говорил страх. Пирамида могла отбросить её на Мозамбик или на Северный полюс. Иное говорил бессознательный расчёт, который обычно звали инстинктом. Весь Париж в эти минуты стоял на ушах. Умер Анри Тома. Значит, его квартира – центр событий. Значит, и шансы попасть туда больше, чем один против тысячи. Масоны, «Полярная Звезда», «Водолей», «Овен», «Южный Крест» и другие организации, о которых и не слышали непосвящённые – всех интересовала квартира бедняги Анри. Через минуту, если всё пойдёт плохо, их заинтересует другая квартира, но пока… пока нужно ловить момент.
Ещё не остыло мёртвое тело старого коммуниста и борца за свободу. Он не сдавался до конца. Над его трупом, как стервятники, кружили агенты разных организаций. Соседи пока не успели услышать и шороха – не заметили, что Анри не вышел из дома, чтобы выпить кофе за столиком любимого кафе. Ещё не успел официант обратить внимания, что больше нет постоянного утреннего посетителя. А может быть, никогда больше не обратит. Не знала ничего и полиция – скоро Анри Тома исчезнет из её базы данных.
Света Калинина знала кое-что о старом коммунисте. Как и все тайные организации наблюдателей, вот уже полчаса как она знала, что он мёртв. Она стояла у стены и глядела на его труп, лежащий ничком. Уже успевшие насмотреться на тело Анри, на неё глядели восемь человек. Шестеро мужчин, две женщины. Все вооружены пистолетами. Пятеро слева, трое справа. У Светы была секунда, чтобы оценить обстановку. Драгоценная секунда, о которой, действительно не стоит думать свысока, подаренная эффектом неожиданности. Она попыталась запомнить каждый предмет небольшой комнаты. Два шкафа книг с деревянными дверцами, журнальный столик, два кресла, покрытые пледами. Письменный стол, заваленный тетрадями, ручками, ластиками, карандашами, чистыми листами бумаги и листами, свёрнутыми в трубочку. Три чаши недопитого кофе. Портрет Мао на стене.
Важнее всего было запомнить восьмерых. Агенты – нет сомнений. По разные стороны баррикад, иначе зачем они наставили друг на друга пушки. У одного из пятерых серебристый металлический кейс.
Эффект неожиданности был едва уловим, приятен и сладок. Его необходимо было продлить. Жизненно необходимо. И Света запела:
– Allons enfants de la Partie, le jour de gloire est arrivé!
Как тепло! Как блаженно застывшее время! Быстро, настолько, что едва не закружилась голова, она присела и развела руки в стороны. Настало время превратить вещи в оружие. Все предметы, которые успел зацепить намётанный глаз, невидимой силой танагра, поднялись и закружились по комнате. Книги, пледы, ручки, ластики, карандаши, листы бумаги – чистые и свёрнутые в трубочку – всё ей служило, всё отвлекало агентов. Но главным героем этой фантасмагории вещей был кейс. Вытянув энергетическое лассо, Света подхватила кейс, пока человек, его державший, не успел опомниться и на миг ослабил хватку.
Стараясь бить по головам, не разбирая, всех восьмерых, она ринулась обратно, но ударилась о стену лбом.
Это был конец. Это было такие фиаско, о котором будут слагать легенды. Так говорил страх.
«Есть и другой выход, – так говорит инстинкт. Он же скомандовал: – На пол!»
Кувырком, пока над головой свистели пули, витали бумаги и книги, ручки и карандаши, Света перебралась на середину комнаты, под ногами у пятерых, ползком добралась до спальни. Держась за ручку железного ящика так сильно, что заболели пальцы, захлопнула за собой дверь спальни. Подбежала к окну. Дрожащими руками, подняла щеколку. Открыла окно, выпрыгнула в кусты.
Безумно. Опрометчиво. Вдруг он жил бы на пятом или десятом этаже? Спасибо тебе, Анри, что любил землю, и выбрал хотя второй этаж, пусть и не первый. Подвернула ногу при падении. Сила танагра немного смягчила удар.
Куда бежать? Лучше на перекрёсток. Но где он? Думать некогда. Бегом! Не важно, в какую сторону. В больших городах повсюду перекрёстки. Искать выход из девятнадцатого района… если это Париж.
Света бежала по узкой улице, ища глазами хоть одну вывеску. Наконец, один указатель попался на глаза – надпись «Bus» на сером фоне.
«Bus. Но ведь по-английски bus – тоже автобус. А как по-французски?»
Прочитав название улицы, она немного успокоилась:
«Manin. Явно что-то французское. Или…»
Нет, сомнений не осталось, когда мужчина, ожидающий автобуса, заговорил по телефону.
«Я во Франции!»
Волнение застило глаза. По пути было несколько указателей, можно было уже по ним определить, хотя бы, страну. Осталось понять, действительно ли это Париж. Было бы глупо и подозрительно спрашивать напрямую.
Огляделась, не идёт ли кто следом. Кейс по-прежнему был в её руке. Решила идти и не останавливаться.
«На автобусе я явно не поеду».
С собой не было ни цента.
Впрочем, один шанс добраться до квартиры Эжена и не погибнуть от пули имелся. Агенты Доктрины, попавшие в беду, могли обратиться по единому телефону «четыре нуля». Света, на ходу, достала телефон и набрала спасительный номер.
«Хоть бы дозвониться!»
Часто бывало такое, что агенты не дозванивались или помощь приходила слишком поздно. Только в этот судьба пощадила Свету Калинину. В трубке послышался мягкий женский голос:
– What is your language? – эти четыре слова уже означали успех. Услышать их мог только агент. Обычный человек, набравший четыре нуля, скорее всего услышал бы, что такого номера не существует. Но телефоны агентов были настроены на тайную сеть, которая ловила по всему Миру.
– Русский! – немного подождать. Совсем немного терпения. Машина переключит на нужный канал.
– Назовите ваши имя и организацию, – ответил мужчина.
– Светлана Калинина. «Овен – Париж». Экстернал. Я только что была в квартире убитого сегодня утром Анри Тома. Возможно, за мной гонятся.
– Где вы находитесь, Светлана?
– В Париже, округ девятнадцать. Хотя, я не уверена. Улица Манин. Или Манен? Кругом высокие дома, бежевые. Лавка зелени.
– Назовите номер ближайшего дома.
– Ах, да! Двадцать.
– От вас недалеко улица Крым. Идите вниз по улице Манен и сворачивайте направо. Там, через несколько метров, будет дверь-символ – нога, пинающая мяч.
– Поняла! Кстати, о ноге. Я повредила сустав.
– Постарайтесь об этом не думать. Вы под «игнором»?
– Конечно… – она посмотрела на запястье, где должен был находиться металлический браслет. – Конечно, нет.
– Вам придётся быть крайне осторожной. Не смотрите в глаза прохожим, не говорите громко, не бегите.
– Да, да, я всё это знаю.
«Как же они циничны! – подумала Света. – Прямо как в песне: „Муравейник живёт. Кто-то лапку сломал – не в счёт“. Надеюсь, доживёт до свадьбы».
Она ещё раз оглядела улицу. Два прохожих араба. Женщина красится в машине на стоянке. Мусульманка в хиджабе говорит по телефону. Полицейские выписывают штрафы.
«Там человек умер, а вы и не знаете».
Любой из случайных прохожих мог оказаться агентом «Южного Креста».
Света повернула на перекрёстке. Оператор не солгал. Граффити на стене в виде ноги, пинающей футбольный мяч, было трудно не заметить. Никогда ещё Света не любила футбол как в эту минуту.
– Светлана, вы перешли?
– Да, месье!
Будто перестали бить барабаны в голове. Опасность осталась позади. Света была в другом районе, но будто на другой планете. Более широкие улицы, более ухоженные дома.
– Вы в седьмом округе. Держитесь подальше от туристов.
Она видела перед собой каменных воинов. Как она узнает позже, это была статуя Эмиля-Мари Файоля, но тогда маршал Франции времён Первой Мировой показался ей личным спасителем. Света ощутила, что была не одна – «Полярная Звезда» по-прежнему боролась за неё… Или за то, что лежало в кейсе.
Эжен громко смеялся, когда слушал историю Светы. Особенно на том месте, где она пела Марсельезу.
– Вовсе не смешно!
Главный трофей, ради которого Клюква рисковала получить пулю, покоился на журнальном столике.
Француз понемногу пришёл в себя, повертел в руках кейс и аккуратно положил на столик.
– Как нога?
– Не болит, спасибо.
Света отдыхала на диване. Её нога была плотно и аккуратно перебинтована. Эжен умел заботиться, но иногда он был невыносим.
– Ты знаешь, моё русское чудо, что вырвала эту вещицу из рук «южан»? Вот, посмотри.
Он показал на гравировку в углу кейса – небольшой, незаметный с первого взгляда, крест. Четыре двойные засечки на его концах невозможно было не узнать. За два года Света успела наглядеться на этот символ. Таким молодым агентам как она ненавидеть символы было свойственно. Некоторые не носили на одежде ничего крестообразного. Одна девушка, которую Света знала лично, не прикасалась к вещам, которые вышиты крестиком. У взрослых, как Эжен, такого не наблюдалось – они к «Южному Кресту» относились спокойно. Француз даже погладил гравировку.
– А если его взломать?
– Не получится. Содержимое будет уничтожено, – француз печально вздохнул. – У каждого предмета, важного Доктрине, есть ограниченный круг лиц, которые могут к нему прикасаться, не повредив, – он посмотрел на Свету. – Тебя в списке этого предмета нет. А если есть, у меня к тебе много вопросов.
– Так, выходит, всё зря?!
– Не факт. Мы не знаем, наложено заклятие на кейс или на то, что внутри. Придётся передать в Нантер, пусть там разбираются. Но, – он пожал Свете руку. – Ты молодец. Я, конечно, возьму твою выходку на себя.
– Да бросьте, Эжен. Валите всё на меня.
– Э, нет, amie! Уж позволь мне украсть эти лавры. Это спасёт тебя от доктринарного суда. Ты ещё совсем юная, чтобы проходить через его горнило.
Свету отправили домой. Лёгкое растяжение было, конечно, не худшим диагнозом, однако использовать тонкие техники при малейшей травме строго воспрещалось. Было здорово пролежать две недели дома, и всё же, никуда было не деться от школьной рутины. Впереди маячил ЕГЭ. Всего через полтора месяца будет последний звонок. Она отстала от жизни обычной старшеклассницы, и, вместе с тем, переросла её. Теперь же судьба вновь окунала в прежние рамки. Для агента жизнь без приключений была что для пилота без неба, а для моряка – без моря.
Только одна вещь помогала на сойти с ума: подарок от Эжена. Книга на английском языке, переведённая с французского, один из двух засекреченных экземпляров.
«Эту книгу написал Анри Тома, – вспоминались слова Эжена. – Второе издание. В две тысячи пятом году, в ходе массовых протестов, почти весь тираж был уничтожен. Протесты организовал „Южный Крест“. Мало кто знает, что кроме машин, поджигались и библиотеки. На русском ты такую книгу не найдёшь».
Книга была в яркой обложке и называлась «Правда о «красном мае». Обычные непосвящённые, глядя на книгу, видели «Двадцать тысяч льё под водой» Жюля Верна.
Света вспоминала, как, обернувшись на пороге, за которым была Москва, спросила Эжена:
«А что было в кейсе?»
«Третье издание. Первое вышло в шестьдесят восьмом, на двести страниц. Во втором было триста, и гораздо больше сведений. Третью, к сожалению, прочитать не удалось. Только титульный лист. Поверь, Нантер сделал всё что смог».
Эжен рассказал, как обрадовались спецы по заклятиям, когда открыли кейс. Обрадовались рано, потому что заклятие действовало не так, как они думали.
«Как только рукопись достали из кейса… п-ф-ф!.. Чистые листы. Текста на четыреста листов, даже не страниц, испарилось меньше чем за секунду. Кто знает, что там было? Может, третья книга вызвала бы новый „красный май“. Или даже всемирную революцию».
Света понимала, что Эжен мог недоговаривать. На это были причины. Он и без того рисковал, подарив опасную книгу.
Лёжа на диване, позабыв об уроках, Света погружалась в историю, в шестьдесят восьмой год. Хватило двух дней, чтобы прожить историю студенческого бунта, который перерос во всенародный. Один отрывок отпечатался на душе, словно та же гравировка. С него начиналась «Правда о «красном мае»:
«Я лично знал Кон-Бендита, но если вы спросите его сейчас, кто такой Анри Тома, он вряд ли ответит. „Красный май“ не был восстанием единым фронтом. Было много разных противоборствующих фракций и течений. Наша фракция была одной из самых малочисленных, но самых осведомлённых. Мы восставали не за секс в общежитиях, не за смену власти, не за улучшение условий рабочих – это были частности. Мы восставали против Доктрины».