Ровно в шесть, по приказу Хосе, началась первая попытка штурма. Полиция стянула несколько десятков автозаков в один аррондисман. С Левого берега заблокировали мост. Тогда это не казалось проблемой. Задача была продвигаться только вперёд – на Правый берег.
Ветер усиливался к вечеру. Стоя посреди моста, Робер запрокинул голову в небо, что покрывалось густыми «скомканными» облаками.
«Кажется, начинается».
Робер упал на колени, к Левому берегу лицом. Закрыл глаза.
«Господи! Я никогда в тебя не верил, но, если ты есть, пускай у них всё получится».
Это был момент «Икс». Момент истины. Задача Робера была в том, чтобы сохранить мост, если КРС решит прорываться с Левого берега. Вперёд шли только самые опытные: Мигуэла, Северино и лично Хосе.
Крики протестующих, свистки полиции, удары камней о щиты. Первая волна. Вторая волна! Маятник качнулся и отступил. Отряду КРС удалось разбить волну на две части – одни соединились с протестующими на Правом берегу, другие отступили на мост. Шестеро людей ранено со стороны протестующих, один – со стороны полиции. Двоим из шести рассекли голову, одному ногу. Полицейскому тоже досталось – ему угодили камнем под забрало шлема, в подбородок. Хосе был среди отступивших, но остался доволен. Мигуэла оказалась отрезана, перебежав на ту сторону.
– Пора? – спросил Северино.
– Ещё рано. Дай мне собраться с силами.
Раненых лечили. Большую часть отступивших отправили в тыл. Хосе не расслаблялся ни на минуту, постоянно ходил между рядами, отдавал приказы, жестикулировал, заряжал протестующих энергией. А вот Робер чувствовал, как силы покидают его, хотя ничего и не делал.
Анри, между тем, нарисовал на асфальте мишень с перекрестием. Он расположил её в углу, чтобы никто случайно не наступил, и оградил знаками аварийной остановки.
– Интересно, как там Мигуэла? – вслух подумал Робер. Он не отрывал взгляда от полицейских, что построились плотной стеной на Левом берегу. Ближайшие к ним протестующие свистели, кричали ругательства. Робер попросил их не провоцировать, и те умолкли.
Между тем, на том конце, Хосе подбадривал остальных.
– Ничего, ничего. Это была проверка. Отдыхайте. Слышишь? Да, ты! Отдыхай. Следующая попытка через час, – он громко хлопнул в ладоши. – Отдыхайте!
Прошёл час. Высохла краска. Анри потрогал нарисованную мишень.
– Ничего.
– Что, не открыл? – обернулся Робер.
– Может, не активировали?
– Да, вполне может быть! – утешал он себя и других.
Следующая попытка. Ещё больше раненых, и с той, и с другой стороны. К счастью, в другом аррондисмане начались более жёсткие бои. Основные силы перетянули туда. Две части протестующих смогли соединиться. Анри, отвечавший за двери-символы, нашёл Мигуэлу.
– Ну, как?
– Нет! – она развела руками.
– Плохо! – он побежал обратно на мост.
Было три объяснения: либо Жан-Поль не выполнил обещания, либо выполнил, но неправильно, либо двери ещё не успели активировать с помощью «Глаза Бога».
Закат. Над Сеной он всегда особенный. Иногда пронизывающе печальный. Иногда восторгающий. В этот раз, он был тревожным. Полицейские тоже, на какую-то минуту, залюбовались его медью. Но вскоре они вспомнили о своей работе.
Бам. Бам! Бам! Они били дубинками по щитам, выводя из себя заскучавших протестующих.
– Внимание! – предупредил Робер. – Никому не реагировать! Это провокация! Они не собираются нападать.
Робер понемногу осваивал искусство танса́р – чтение мыслей. Он мог уверенно сказать, что прямо сейчас атаки с Левого берега ждать не стоит. Левый берег атакует позже. Когда укрепятся позиции Правого, чтобы взять протестующих в тиски.
В сумерках, наступивших незаметно, больше не стоило полагаться на глаза. Огни костров и коктейлей Молотова осветят бульвар позже, а пока следовало высматривать фигуры в полутьме.
И снова. Бам. Бам! Бам!
– Спокойно! Они нас изматывают. Эй, Анри! Как там дверь?
Анри потрогал мишень. Покачал головой.
– Ждём!
Приближалась ночь. Кровавая ночь.
Глава 4
На мосту Гарильяно запылали первые факелы. Протестующие пытались пробиться в здание ОРТФ уже тринадцать раз, и каждый раз оцепление становилось только плотнее. Не помогало и то, что мост, бульвар на Правом берегу и набережная стали единым целым.
Всё это время, Робер, с помощью танхум, пытался внушить сомнение отряду КРС. Перевести их на сторону протеста. Но лица стражей правопорядка оставались каменными. Рядом находилась Полин. Одетая в болотную майку и потёртые джинсы, она была теперь особенно похожа на мальчика. Полин сидела по-турецки в двух метрах от бойцов отряда.
– Ну, что, мальчики, познакомимся? – она запрокинула голову. – Я Полин Билодо. Бунтарка. Если хотите, присоединяйтесь к нам.
– Полин, это бесполезно, – попытался заверить Робер. Но та продолжала.
– Мы против насилия. Мы хотим построить мир, полный любви и взаимопомощи. Вам не надоело работать на капиталистов? Защищать богатых, что воруют у бедных, а?
Полицейские не реагировали. Им хотелось бы что-то сказать, но одни отводили глаза, другие уходили в себя, третьи делали вид, будто им смешно глядеть на жалкие попытки наивной бунтарки пробудить в их сердцах какие-то чувства. Из сердца были не здесь, а в тёплых квартирах, где жёны и дети, горячая еда на столе и де Голль по телевизору. Они устали от неподвижности. Хотелось уже что-то решить – или отступаем, или идём освобождать мост от мятежной заразы.
В это время, в телецентре, Жан-Поль Марен сидел в туалете. Он никак не решался выйти. Сомнения не давали покоя – правильно ли он поступил, доверившись тем троим? Зачем они попросили его оставить рисунки на стенах? Было ли это очередным проявлением бунтарской креативности или чем-то большим?
Он резко выдохнул. Поднялся. Достал из портфеля и развернул несколько трафаретов. На каждом было отмечено, в каком помещении нужно оставить рисунок. Аккуратно, чтобы не помять, сложил трафареты. Перед выходом из кабинки, спустил воду, чтобы не вызывать подозрений.
– Какие-то проблемы, Жан-Поль? Живот испортил на холостяцкой диете? – подколол его приятель-журналист.
– И не говори.
Жан-Поля искали по всем коридорам – надо было срочно ехать на очередное событие. Чтобы не встречаться с редактором, он спрятался в подсобке. Как только в коридоре не осталось ни души, он побежал обратно и удачно застал приятеля, выходящим из туалета.
– Слушай, если кто спросит, скажи, что я уже выехал. Хорошо?
– Ладно, – пожал плечами приятель.
Жан-Поль достал из кармана браслет, который дал ему Анри. Тонкий металлический браслет на цепочке сел на запястье как влитой.
«Проведёшь пальцем по браслету, по часовой стрелке».
Репортёр так и сделал. Загорелся красный огонёк.
– Да, ещё, – он хотел что-то сказать, но приятель будто оглох.
«Благодаря этому браслету, тебя никто не будет замечать».
Пощёлкав перед лицом приятеля, он убедился – вещь работает. Ничто не мешало свободно разгуливать по коридорам телецентра. Он даже немного расслабился, глядя на занятых коллег. Но чувство долга отрезвило Жан-Поля. Первой и главной целью была комната управления вещанием.
А на мосту Гарильяно вновь начиналось движение. Четырнадцатая попытка прорваться.
Бам. Бам! Бам! Снова полицейские на Левом берегу долбили по щитам.
– Они собираются атаковать, – предупредил Робер.
– Приготовить коктейли Молотова! – Полин забралась на баррикаду. – Наступают!
Никаких эмоций не было видно в их лицах. Это были словно зомби, сомнамбулы. Ещё десять минут назад, у каждого полицейского был особый взгляд – или скука, или напряжение, или желание, чтобы всё поскорее закончилось. Теперь же – ничего. Куклы. Сомнамбулы. Полин заметила это слишком поздно. Сойдя с баррикад, она остановилась. До шеренги оставалось пять метров. Четыре с половиной. Четыре. Три…
Всё замерло. Даже огонь. Один из студентов, бросавший коктейль Молотова, так и застыл с вытянутой рукой. Бутылка с торчащей из горлышка горящей тряпкой зависла в воздухе перед ним. Робер не двигался. Никто не двигался, кроме Полин. Казалось, она была одна во Вселенной, кто мог бы сдвинуться с места. Но через полминуты она поняла, что это не так. Впереди, между рядами полицейских, плыла чья-то тень. Из темноты, пройдя между щитами вышел человек. Одет он был в кожаную куртку и тёмные очки. Мужчине было лет пятьдесят. Черты лица едва различались под светом огней. Не торопясь, он перешагивал камни, рассыпанные по мостовой. Когда он подошёл поближе к застывшему огню, тени от его морщин побледнели, стало видно – человек моложе, чем показалось на первый взгляд. Полин обратила внимание на раздвоенный подбородок. Она где-то видела такой, но не помнила, где.
– Грета, – он развёл руками. В его улыбке показались два железных зуба.
– Ты кто? – она хотела, чтобы голос звучал грозно, но даже не услышала своего вопроса.
– Ваш бунт – фикция. Игра заскучавших буржуйчиков.
– Так говорят по телевизору. Скоро мы это изменим.
– A little rebellion now and then is a good thing, – процитировал он Томаса Джефферсона. – «Небольшое восстание, время от времени, это хорошо». Напомни, как вы себя называете? Тюльпан?
– «Роза».
– Ах, да. «Роза». И один из её шипов – «Красный Антидот», я прав?
– Назови себя!
– Ну, зачем этот пафос, Грета?
– Опять эта Грета. Кто такая Грета?! Я – Полин!
– Назови себя хоть Жанной д’Арк. Это ничего не изменит. Вы делаете ровно то, что позволяет вам Доктрина. Мы играем с вами как кошка с мышкой. Ты до сих пор не поняла?
Он сделал шаг вперёд.
– Не подходи! – Полин сама подошла к мужчине. Скрестила пальцы. Ухмыльнулась, наклонив голову вбок. Она знала, что незнакомец читает её мысли, а значит её нечего скрывать. Полин вытянула руки тыльными сторонами к себе, и приставила обе ладони к груди незнакомца. – Не нравится мне твой подбородок.
– Знаю. Изображаешь смелую? – он цокнул языком. – Рискуешь, детка!
– Ты упустил один факт. Мы кое-чему научились.
Эта техника была известна в Тари Райяр более двух тысяч лет. Она действовала как мощнейший удар током или киношный выстрел из дробовика, не оставляя на физическом теле даже царапины, но разрывая Энергетические ткани. Она называлась игривым словом то́тта.
Полин за долю секунды мысленно обрисовала своё тело, с ног до головы, светящимися рунами, собрала ударную силу в ладонях и выпустила Энергию плотной раскалённой волной. Мужчину отбросило метра на четыре. Не нужно было читать мысли, чтобы понять его шок.
Полин очнулась. Она стояла на том же месте, у баррикады. Вселенная вновь запустила свою трёхмерную киноплёнку. Бутылка, брошенная студентом, долетела до строя полицейский и взорвалась под их ногами. Мужчины больше не было, но Полин чувствовала – он где-то рядом.
– Vive la Rose! – она ударила в небо крепко сжатым кулаком.
Один час двенадцать минут. Крики «Vive la Rose!» охватили мост Гарильяно. Хосе в гневе оглянулся на Левый берег.
– Что происходит? Ещё рано!
Однако было уже поздно. Лавину было не сдержать.
– Анри!
Два часа назад, Анри положил на дверь-символ в виде мишени обломок брусчатки. Тот по-прежнему лежал на месте.
– Закрыто!
– Понятно, – он поскрежетал зубами. Другого выхода не оставалось. Лидер «Красного Антидота», проклянув про себя Полин, взобрался на баррикаду.
Двенадцать часов назад, в Колоколе, Робер, Полин и Анри отдыхали перед операцией в небольшом общем домике. Мягкий солнечный свет падал через оконце на ковёр. Всё было спокойно, на первый, взгляд, однако напряжение витало в воздухе невидимыми чёрными точками. Полин сидела на кровати, в задумчивости.
– Что он имел в виду? – спросил Робер, глядя в окно.
– Кто? – она вышла из забытья.
– Хосе. Когда сказал, что вобьёт между ними кол.
– ОРТФ контролирует «Полярная Звезда». Он намекнёт на «Южный Крест».
– Как он это сделает?
Полин развернулась к Роберу всем корпусом.
– В тысяча шестьсот тридцать втором году, пятнадцатого апреля, состоялась битва под Райном. Густав Адольф разбил Иоганна Тилли на реке Лех. Мало кто знает, что на следующий день состоялась ещё одна битва. Неизвестная. О ней не пишут в учебниках истории. «Полярная Звезда» и «Южный Крест», переодевшись солдатами шведом и Габсбургов, бились за право мирового господства.
Анри, полусонно перебиравший книги, заинтересовался. Отложил книгу о Мао, сел поближе на табурет.
– Перед началом битвы, командующий отрядом «Южного Креста» – Лук-Череп – сделал такой жест.
Она встала. Хлопнула в ладоши и резко развела руки, приняв позу креста. Поставила вертикально ладони.
– Этот жест известен как «жест Лука-Черепа». Он не раз появлялся то здесь, то там, в разных исторических битвах, – Полин вернулась на кровать. – Говорят, его даже применил генерал Ли, в гражданскую войну в Соединённых Штатах.
– Почему он нам не сказал? – возмутился Робер. – Нет, Полин, можешь объяснить, что за игру он ведёт?! Это внезапный штурм. Эти его речи про левачество.
– Я не хочу говорить о Хосе, – Полин опустила веки, легла. Спать не хотелось, но она заставляла себя подремать хотя бы час. – Эта ночь расставит точки над «и».
Час тринадцать минут. Хосе, закатав рукава, стоял на вершине баррикады. Анри поразился тому, как чётко, уверенно, Хосе произвёл этот жест, обозначив каждое движение. Хлопок. Руки в стороны, в позу креста. Ладони вертикально вверх. По закрытым документам «Полярной Звезды», которые стали доступны повстанцам, Лук-Череп держал эту позу около двух секунд. Хосе простоял в ней ровно столько же, давая наблюдателям, зримым и незримым, понять – он хорошо знает историю, а его намерения твёрже алмаза.
– На шту-у-у-урм!!!
Толпа сорвалась. Это были уже не игры. Ужас, испытанный полицейскими, что стояли в первом ряду, можно было сравнить с ужасом при виде цунами, и нет, не когда ты на берегу, а когда ты в маленькой лодочке посреди океана. В них ударила стена. Бульдозер. Лавина. Без шлемов, без касок, без бронежилетов, в одних майках, полтора десятка жилистых кубинцев, вооружённых палками и бейсбольными битами, опрокинули первые ряды стражей порядка и принялись молотить их, размашисто, прицельно, будто забивая гвозди. Те оказались беспомощны, прикрываясь тонкими щитами, которые помогали не лучше яичных скорлупок.
Первая группа кубинцев выполняла строгую задачу – образовать и удержать брешь. Эту брешь пытались заполнить полицейские, пока не понимающие, с чем столкнулись, били кубинцев по спинам, однако дубинки скользили по воздуху. Это было точно в кошмарном сне – пытаешься помочь соратникам, но не можешь. Бунтари – уже не те нежные студентики, которые только и могли что бросаться камнями из-за укрытия, а матёрые бойцы – были неуязвимы. Не случайно они были одеты в майки – это придавало им силу. Воображение рисовало сполохи огня вокруг их мышц. Вокруг их примитивного оружия, наводящего первобытный страх.
Час шестнадцать. Появилась брешь. В неё тут же хлынула вторая волна, экипированная в хоккейную защиту. Человек сорок. При виде её, капитан едва не отдал приказ наступать. Вместо этого, он дал свисток. Подтянулись фланги. Не сговариваясь, они заделали собою брешь, не давая «хоккеистам» пробиться ко входу в телецентр. Человеческая стена сработала – «хоккеисты» увязли. Пятнадцать кубинцев ослабли, теперь их можно было без труда вытолкнуть или опрокинуть, что и сделали защитники порядка.
На всё это, собирая Энергия в кончиках пальцев, смотрела Мигуэла. Расправив руки, она подняла в воздух десятки булыжников.
– Mon Dieu! – капитал Лефевр перекрестился.
Камни полетели в ряды КРС. Удар оказался не так силён физически, как психологически. Треть полицейских побросала щиты и дубинки. Остальные крепко держали строй. Они не видели, что происходило на Левом берегу, но увиденное придало бы им сил.
Между тем, по другую сторону моста, происходило обратное – полиция атаковала ряды протестующих, стремительно поглощая метр за метром. Их не пугал даже телекинез. Они шли как роботы, без единой складки на лицах.
Полин отошла на середину моста. Было трудно дышать от слезоточивого газа.
– Хосе! Нужна помощь!
Но Хосе было наплевать – он смотрел только вперёд.
– Ещё один град, Мигуэла!
– Я измотана, – ей было трудно говорить.
– Ещё один град! Я помогу.
Она обернулась и с ужасом поняла, что на правобережной стороне моста собралось слишком много людей. Значит ли это, что остальная часть моста взята?
«Как они успели так быстро?!»
Времени было двадцать минут второго. В небе показались вертолёты.
– Третья волна! – скомандовал Хосе.
Вновь поднялись камни. Зависли над головами бойцов КРС.
– Прикрыть головы щитами! – приказал капитан Лефевр.
Это помогло от камней, но ослабило торсы. Кубинцы и «хоккеисты» вновь атаковали полицейских. На этот раз, брешь заделать не удалось.
– Бежим в телецентр! – призвал Робер. – Оставьте мост!
– Отставить! Держать мост! – прокричал лидер. – Где третья волна, чёрт вас дери?! – в руке Хосе появился револьвер.
Третьей волной он называл группу кубинцев, вооружённую пистолетами и автоматами. Огнестрельное пряталось под завалами, тщательно маскировалось. До этой секунды. На третью группу из восьми человек Хосе возложил основную задачу – пройти под «игнорами» в телецентр, когда будет готова брешь, найти и нейтрализовать агентов Доктрины. Конечно, без «игнора» на своей руке он не мог видеть третью волну, поэтому приказал:
«Как только начнёте выступать, пускаете красный салют. Как пройдёте в здание – синий. Когда зачистите здание – зелёный».
К его радости, в небе появился красный огонёк сигнальной ракеты. Ещё через две минуты – синий, выпущенный из окна первого этажа.
«Отлично! – подумал Хосе. – Мои бойцы. Мои стрелки».
Робер не понимал, кто они – те бойцы КРС, что уже заняли две трети моста. Люди? Люди при всём желании не могут так ловко перепрыгивать баррикады, будь они хоть трижды чемпионами мира.
Он искал глазами Полин. Обнаружил её среди толпы. Все бежали в сторону телецентра, но Полин, задыхаясь и тряся руками, глядела в сторону Левого берега. Никогда ещё Робер не видел такой паники, такой беспомощности на её лице.
– Что ты делаешь?! Быстро в телецентр!
Она закрыла глаза. Снова открыла, дёрнувшись и резко вдохнув. Первым делом, она уставилась куда-то в небо. Перевела взгляд на Робера, будто видела впервые, но через секунду обняла за шею, поцеловала и схватила за руку.
– Бежим!
Подбирая камни, она, в слепой надежде, бросала их в сторону полиции, наступавшей с Левого берега.
– Все прыгайте в воду!!!
– Что?! – не расслышал Анри.
– В воду, кто не успеет покинуть мост! Быстро!!!
Полминуты назад, когда Полин опустила веки, они снова окунулась в иллюзию. Застыл огонь, застряли в воздухе булыжники, зависли вертолёты, кружившие над телецентром. Тот же мужчина стоял перед ней, сунув руки в карманы.
– Ну? И чего вы добились? Ваши позиции сужаются минуту за минутой.
– Мы всё равно победим! – Полин и сама не верила в то, что говорит.
– А у нас игрушек больше, – он улыбнулся, но от это улыбки стало не по себе. – И будет ещё больше. У генерала Массю много игрушек, – незнакомец указал пальцем на один из вертолётов. – Хочешь, я передвину его сюда? Или, например, туда? – стал он водить пальцем по ночному небу.
– Заткнись!
– Что-что? Сюда? Как скажешь.
Когда Полин открыла глаза, она попыталась найти тот самый вертолёт. К её ужасу, он летел точно по той траектории, которую описал незнакомец. Летел к мосту.
Загрохотали выстрелы. Протестующие бросались на землю, прикрывая головы руками, бросались в воду, бежали кто вперёд, а кто назад, в руки потерявших волю бойцов КРС. Некоторым не повезло. Корчась от боли, они прикрывались кто чем может – плакатами, коробками, фанерой. Падали не только протестующие. Нескольким десяткам полицейских было не суждено прийти в сознание. Минуты назад, у них отобрали волю. Теперь отобрали и жизни.
Два вертолёта сошли с траектории, чтобы окружить первый.
– Что они делают?! – недоумевал Робер. Оступившись, он упал на груду камней, продолжая смотреть.
Тонкая светящаяся линия трассера протянулась от второго вертолёта и прошла в метре от первого.
– Нет времени! Бегом! Где Анри?! – Полин помогла подняться. Вместе, они забежали в здание телецентра.
Уже из окна, Робер и Полин увидели, как второй вертолёт выпустил ракету по первому. Первый запылал в огненном вальсе. Ещё один выстрел, и первый вертолёт описал в воздухе спираль и рухнул в Сену, едва не зацепив мост.
Почти сотня человек, обнимаясь и целуясь, потные, в слезах и крови, наблюдали страшную сцену из фойе через панорамное окно.
– Сколько нас? – огляделся Робер. – Раз, два…
Полин остановила его, положив ладони ему на щёки, и поцеловала в губы.
– Не надо. Не сейчас.
Раненых отнесли на второй этаж, где должна была находиться дверь-символ, ведущая на Кубу. Сложили в коридоре, постелив одежду вместо матрасов. Дверь была, и работала, но оставался один вопрос – почему не сработала главная дверь, в виде мишени? Та, что вела в комнату управления вещанием.
Полин заметила в коридоре Жан-Поля. Окликнула его, тот сделал вид, что не расслышал. Через миг, Жан-Поль исчез.
«Не думай, что я такая дура», – она провела пальцами по браслету на своей руке, активировав «игнор».
– Жан-Поль!
Тот обернулся не сразу.
– Ты меня видишь? – он убедился, что на браслете горит лампочка.
– Почему ты не открыл «мишень»?
– Я нарисовал её! Почему вы не перешли, я не знаю.
– А ну, пойдём.
Всё здание ОРТФ теперь находилось в руках повстанцев. К началу третьего, восемь кубинцев под «игнором» выпустили из окна зелёную сигнальную ракету. В это же время, шли бои за мост, бульвар и набережную. Не в пользу протестующих. Даже взятие телецентра не было достаточной победой для Хосе.
«Мы должны контролировать улицы!», – твёрдо решил он.
Даже когда его, раненого в ногу, внести в фойе, Хосе оставался бодр и весел, несмотря на то, что и мост, и бульвар, и набережную заняли КРС.
– Так держать! – давал он «пять» своим бойцам. – Улицы будут наши, только дайте время!
Полин и Жан-Поль, между тем, вошли в комнату со множеством пультов и экранов – святая святых телевидения. На стене, ярко-жёлтым, выделялась мишень. Такая же, что и на мосту. Вот только чего-то не хватало. Полин коснулась мишени. Пальцы ощутили холодную стену.
«Почему не работает?!»
И тут она обратила внимание не нижний конец линии перекрестия. Он был нарисован нечётко, один краюшек полосы не был доведён до конца.
– Ты что, слепой? У тебя была чёткая задача. Нарисовать по трафарету. Что это?!
– Я… чёрт, видимо я плохо прижал трафарет.
– Его не надо прижимать! Он легко клеится на стену и так же легко снимается.
Ей не хотел думать, чего можно было избежать, откройся дверь-символ раньше, хотя бы на час.
– Но остальные двери работают, так? Значит, я… почти справился?
– Почти, – задумалась Полин. Если бы знал Жан-Поль, во сколько обошлось это «почти».
За неделю до штурма, повстанцы смонтировали трёхчасовой фильм. Этот фильм подробно рассказывал и показывал, что представляет собой Доктрина. Он начинался под «Марсельезу» и развевающийся французский флаг, за которым шли картины и фотографии на тему восстаний и революций, в том числе «Свобода, ведущая народ», Эжена Делакруа. Когда музыка стихала, на залитом солнцем лугу появлялась Полин Билодо. В голубом платье чуть ниже колен и с венком ромашек в волосах, она приветствовала зрителей, с лёгкой улыбкой, будто старых друзей.
«Славный народ красавицы-Франции всегда умел постоять за правду. Вот только правда, – она стала серьёзнее, – не даётся просто так. Пока в мире правят алчность и жажда власти, правда всегда будет сокрыта от народных масс. Чтобы скрыть её, правду делят на части, – она показала яблоко, заранее рассечённое пополам, и развела половинки. – Каждая по отдельности часть не является правдой. Для большей надёжности, её смешивают с ложью, – Полин подошла к столу, на котором её ждал компактный блендер. Половину яблока, она кинула в чашу. Туда же насыпала стакан песка. Накрыла крышкой и включила прибор. Получившееся яблочно-песочное месиво она показала поближе. – Это и выдают нам за правду, вывешивая напоказ. Общество спектакля манипулирует нами, чтобы мы и дальше ходили на работу и в церковь, платили налоги, смотрели телевизор, откладывали на пенсию и дальше были послушными рабами системы. Когда мы видим голодающих Африки или алжирцев, что умирают за свободу, мы вздыхаем и думаем: «Что поделать?». Нам внушили такую пассивную точку зрения. Жуй, смотри в голубой экран, думай только о себе. Но что если есть другая жизнь? Другой Мир?
Камера отъехала вправо, где, посреди луга, стояла дверная коробка. В ней, искажаясь волнами, будто из-под воды, виднелся пляж.
– Это не комбинированные съёмки. Так видит камера. Я вижу другое – обычную дверь с рисунком, вот здесь. Моё сознание пока не привыкло видеть то, что выходит за рамки «научно» парадигмы. Это называется дверь-символ.
Дальше Полин объясняла, как работают двери-символы. Каждая последующая минута фильма была забита информацией. Приводились даже записи телефонных звонков и признания бывших агентов Доктрины. Показывались документы, дневники, инструкции. Сидя в небольшом кинозале, оборудованном прямо в телецентре, работники телевидения открывали рты. Некоторые, откинувшись на спинки кресел, ухмылялись и отворачивались. Однако никто не хотел уходить. Любопытство брало верх даже над теми, кто не верил ни единому слову.
Робер не видел фильм, однако знал почти всё, что там расскажут. Он вышел в коридор и встретил Хосе. Хромая, отказываясь от помощи, последний доковылял до Робера и похлопал его по плечу.
– Ты справился, еврей.
– Я почти ничего не сделал… и не называй меня так!
– Этот фильм мы будем крутить двадцать четыре часа в сутки. По обоим каналам. Чуть позже его переведут на другие языки, с другими заставками. Для России, Китая, американцев, будь они неладны. А пока. отдыхай.
– Сколько погибло?
Хосе сжал губы. Осунулся.
– Тридцать пять. Может быть, тридцать шесть, если Марко не протянет.
– Его уже…
– Да, о нём заботятся. Но я не питаю надежд, – он ещё раз похлопал Робера, но на этот раз печально. Побрёл дальше.
Все обсуждали вертолёты. Никто не понимал, почему одна вертушка атаковала другую. Версия ходила такая: французские власти решили обстрелять мост, а внедрённые в армию повстанцы перехватили две других вертушки. Но была и другая версия – первым вертолётом управлял кто-то третий. Ни армия, ни «Роза». Только много лет спустя, когда Анри соберёт достаточно материалов для третьей книги, он выяснит – пилот обстрелявший мост, находился под властью гипноза, как и те полицейские, что атаковали с Левого берега. Первый пилот не подчинился приказу трижды. Второй выпустил в его сторону предупредительный трассер. Но и тогда пилот не отреагировал. По косвенным данным, операцией лично командовал де Голль. Это он приказал выстрелить трассирующим снарядом, а затем сбить первый вертолёт ракетами. Как ни удивительно, де Голль оказался не монстром, а человеком, в отличие от «Южного Креста».
Почти все, кто прыгали в воду, спаслись. Одна девушка утонула – её звали Марин. Всю оставшуюся жизнь Полин будет считать себя виновницей её гибели.
Она стояла у панорамного окна, глядя, как бульдозеры расчищают набережную. Только что она рассказала Роберу о мужчине на мосту.
– Почему он назвал тебя Гретой?
Полин вытерла слезу.
– Потому что я и есть Грета. Мюллер!
– Грета Мюллер?
– Мне кажется, это начало конца. Я – дочь эсэсовца, Робер!
– …Как? Почему раньше не сказала?
– Мы теперь живём по правде, так? «Наступает новая эпоха правды»! – процитировала она саму себя из фильма. – Так вот. Знай. На самом деле, я старше на три года. В три года меня забрали из детдома французы. Мать отравила себя в мае сорок пятого. Отца осудили пожизненно. Мне было три года, когда я стала Полин, – она ударила по стеклу. – Уж лучше бы они скрыли! Зачем было говорить, что я Грета?! Проклятая Грета, ненавижу! Ненавижу… правду.
– Ты не виновата. Ты не отвечаешь за отца, – он хотел обнять её, но Полин оттолкнула.
Тогда-то Робер и почувствовал, что у них с Полин ничего не срастётся. Пройдёт сорок два года, прежде чем они опять смогут касаться друг друга.
Два дня свободы. Два дня коммуны в отдельно взятом телецентре. А может, это были два дня пустых надежд? Полин уходила в организационную работу с головой, заботилась о других, лишь бы не думать об одном: ОРТФ не «ключ, пробивающийся в болоте лжи». Не «трещина в плотине», как любил повторять Хосе. Он – ловушка, и Доктрина держит эту ловушку в руках, постепенно сжимая тиски.
Мужчина являлся ей не раз. Как ни пыталась она запомнить лицо незнакомца, ничто, кроме раздвоенного подбородка, круглых тёмных очков и кожаной куртки, не хотело отпечатываться в памяти. Однажды Полин удалось сорвать с него очки. Хватило доли секунды, чтобы заметить ещё одну важную деталь, прежде чем такие же очки появились на его носу.
– Его глаза, – поделилась она с Робером. – Они разные! Один голубой, второй – болотный, если я хорошо разглядела.
– Он пытается убедить тебя, что всё это под контролем Доктрины?
– Я ему не верю.
– Правильно! Как думаешь, он из «Полярной Звезды» или «Южного Креста»?
– Да какая разница?
Двери по-прежнему работали. Повстанцы могли свободно ходить на Кубу и обратно. И всё же, Хосе приказал не расслабляться. Некоторые агенты Доктрины могли ещё находиться в здании. Ежечасно, восемь кубинцев проводили тотальный обход. Искали под «игнорами» всех подозрительных личностей. В это время, в кодироды выходить запрещалось.
Каждые три часа, показ фильма прерывался. Повстанцы решили, что нельзя лишать народ новостей. Сообщения из разных источников приходили в штатном режиме. Новости пока были единственной передачей, которую повстанцы пускали в эфир. Содержание новостей изменилось – теперь о протестах говорили открыто. Самой шокирующей новостью было исчезновение Шарля де Голля. Народ узнал об этом поздно, когда глава государства уже вернулся. Он летал в Баден-Баден, чтобы встретиться с генералом Массю. На Париж надвигалась армия.
– Народ! Настало время… нет, не так. Пробил час! – репетировал Хосе публичное обращение. – Пробил час браться за оружие!
– Подожди, стоп! – перебил его Робер. – Ты серьёзно? Зачем этот пафос?
– Еврей, ты лезешь не в своё дело.
– Вот, что он делает? Я просил меня так не называть! Я зову тебя латиносом? Нет?
– Умолкни. И занимайся своей работой, – он положил руку на кобуру.
– Хорошо. Только ты мне скажи, кого ты собираешься призвать?
– Это обращение будет выходить в эфир каждый час. Его увидит весь мир. Миллиарды человек! Из них найдутся миллионы, способные держать оружие. Кстати. Анри! Запиши это.
– Вообще-то, Вайс прав, – Анри отложил бумагу и скрестил руки. – Пафос ни к чему. Только всё испортит.