Танец на линейке
Двенадцатый класс всегда выступает на линейке, по случаю дня знаний. Выступали и мы. За неделю, может за десять дней до учебы, Мария Аркадьевна каждому из нас написала эсэмэски, в которых говорила, что нам нужно выступить на линейке, и что для этого нужно приехать в школу для репетиции. Все бы ничего, но в конце выступления мы должны были петь песню. И это бы ладно, петь я люблю, но на проигрыше мы должны были танцевать. И это было жестко. Я абсолютно скован в движениях на сцене. Соответственно, какой из меня танцор? Но со мной занимались наши школьные хореографы Анна Вадимовна и Владислав Геннадьевич. Песню мы пели с Соней, на проигрыше я танцевал с Анной Вадимовной, а Соня – с Владиславом Геннадьевичем. На репетициях это был тот еще кошмар. Из-за того, что я не вижу, как это должно было выглядеть, я двигался максимально деревянно и скованно. Но как-то я смог станцевать вальс на выступлении, даже почти и нормально.
Какие ЕГЭ мне нужны были для поступления
Я уже твердо решил, что я пойду по музыкальному направлению. О том, как я занимался музыкой, с чего все началось и чем кончилось, я еще расскажу. В общем, я хотел пойти в институт культуры на эстрадно-джазовое отделение вокала. Я спрашивал у своих знакомых ребят, кто учился в нашей школе и поступил туда, какие экзамены нужны в Культуру. Все в один голос говорили, что нужна литература. Для меня это означало смертный приговор, потому что К. ни за что бы не дала мне сдавать ЕГЭ по ее предмету. У нее же все на сто баллов сдают, а я-то ни бум-бум. Но выхода не оставалось: мне позарез нужно было сдавать литературу. Она была нужна и в Герцена на музыкальную направленность.
Стали думать, как мне готовиться к литературе. У моей мамы есть давняя подруга, которая работает учителем русского языка и литературы. Меня и мои особенности она тоже давно знает. В общем, я ей предложил, если ее не затруднит, помочь с подготовкой к ЕГЭ. Она с удовольствием согласилась. Еще я думал, что мне нужны будут обществознание и история, но это не подтвердилось.
Как я готовился к литературе? Вероника Вадимовна (репетитор) высылала мне комплект заданий, я их делал в электронном виде и отправлял ей на проверку, а потом мы обговаривали время, когда будет удобно всем, и созванивались для обсуждения ошибок. К., конечно, валила меня нещадно, чтобы я хоть как-то сдал. В феврале 2020 года у нас был «пробник», который я торжественно завалил. Я готовился на компьютере, а сдавал по брайлю, и поэтому не успел дописать экзамен. Кроме того, у меня сломался единственный грифель, потому что была очень толстая бумага, и он не мог проколоть ее. Да и вообще все развернутые вопросы я завалил.
Физика и астрономия
В двенадцатом классе у нас появился новый предмет – астрономия. Его вела наша учительница физики. И, на удивление, это был совсем другой человек. Если она на физике почти всем ставила двойки, мало что объясняла, и вообще, сделать что-то хорошо по ее предмету было почти нереально, то на астрономии она была максимально открытой, не пыталась заваливать, и вообще с ней можно было договориться.
Каждую четверть нужно было ей сдать три работы: доклад по выбранной теме, опрос по определениям и терминологический диктант. Правда, иногда бывало, что она ставила вместо астрономии физику, потому что мы по физике, с ее слов, отставали, но, в целом, это было сносно – в сравнении с физикой.
Пришла беда
С декабря 2019 года из Китая стал постепенно распространяться новый вирус под названием «Ковид 19» или «коронавирус». До России он еще не дошел, и пока что опасности не представлял. Но к двадцатому году случаев зараженных ковидом становилось все больше и больше. В марте все вузы перевели на дистанционное обучение, чтобы не распространять вирус дальше. Школы пока держались, но тоже были под угрозой карантина.
О.Е. заранее все знала наверняка. Она перед мартовскими каникулами внушала нам, что мы не выйдем с каникул, а будем сидеть в онлайне. Она дала нам целую инструкцию, как выходить с ней на связь через почту и как общаться во время уроков физики и астрономии. Это был полный бред. Нам казалось это безумием, но в итоге учительница оказалась права.
Когда у нас были каникулы, случаев заражения новым вирусом становилось все больше. Сделали дополнительную неделю выходных. Мы думали, что выйдем в школу шестого апреля, а получилось все гораздо хуже. Нас действительно перевели на дистанционное обучение. И не только нас: все школы и многие организации оказались закрытыми на карантин. Это был просто ужас.
Первый же день в дистанте начался с сдвоенного урока литературы. Завуч К. мало того, что выслала по почте каждому материал на два урока, который нужно было отправить до конца этого дня, так еще и дала домашнее, которое нужно было сдать к следующему уроку. А мне, Соне и Саше не повезло вдвойне, потому что мы сдавали ЕГЭ. Нам подкидывали тройную порцию заданий.
Бывало, что я по целым дням сидел только за одной литературой, потому что учительница литературы за несделанные работы так и продолжала ставить «колы».
Но был еще один ужас: произведение Шолохова «Тихий Дон». Учитель каждый урок проверяла знание содержания, высылая на почту список вопросов по тексту, на которые нужно было ответить за десять минут. Пока ты ей не сдашь этот несчастный «Тихий Дон», из школы с нормальными оценками ты не выйдешь. Пока не сдашь одну часть, к следующей не допустит. И я так сдавал – и просто вешался. Нужно было за десять минут зайти на почту, скачать файл с вопросами, написать ответы на вопросы и выслать готовое обратно.
А помимо литературы были же еще другие уроки – алгебра, например, или химия. По алгебре нам приходилось делать задания на компьютере в системе word, писать знаки «больше», «меньше» и прочие на клавиатуре и высылать это учителю. Также делали и по геометрии. Какой это был ужас!
Спасало только то, что разные учителя просили сдавать задания к разным дням. Так, например, В. Д. (учитель обществознания и истории) просил сдавать работы в конце недели, и в течение недели можно было вообще о них не думать, также просили В. Ф. и новый учитель ОБЖ А. А. (бывший тренер по легкой атлетике). Кто-то, как А.В. (учитель алгебры) просил сдать задания к следующему уроку. В общем, это были действительно спартанские условия. Плюс ко всему, у меня начались проблемы с алгеброй, точнее, с подготовкой к ЕГЭ. Я к нему почти и не готовился толком, и все пробники заваливал. На собрании моему папе жаловался на меня и А. В. и Н. Ю. Поэтому все мартовские каникулы я сидел за учебой.
На пандемии дедушка со мной решал варианты ЕГЭ, добавляя мне еще нагрузки. В общем, был ужас. Но был в этом один плюс: я именно на пандемии понял, как отсылать файл по почте. Просто жизнь заставила сесть и разобраться. До этого мне это помогали делать родные. В итоге, я это освоил к концу школы, хотя должен был освоить к началу одиннадцатого класса.
Лучше поздно, чем никогда.
Последний звонок и вручение аттестатов на карантине
И последний звонок у нас был в максимально идиотском формате. Мы придумывали сценарий, затем распределяли фразы, кто что будет говорить, прописывали их в группу, специально созданную для этого. Потом мы в свободное от уроков время записывали себя на видео со своими фразами и скидывали их Никите. А он это все потом сводил в одно большое видео.
Согласитесь, ерунда полная, но нам не оставалось выбора. Приходилось подстраиваться под новые условия, какими бы дурацкими они не были.
Не менее «весело» проходило и вручение аттестатов. Церемония проходила около кабинета директора: по одному заходили в кабинет, директор жал руку и выдавал аттестат. Никаких торжеств, как два года назад, не было и в помине. Я вообще забирал аттестат после сдачи ЕГЭ, потому что в момент выдачи был на даче, готовился к экзаменам по литературе и русскому.
Кстати, об экзаменах: ЕГЭ сдавали только те, кому нужны они были при поступлении в вузы. А те, кто учился чисто ради аттестата, и ему не нужно было сдавать дополнительных экзаменов (как например Леша Новолоцкий и Настя, которая пошла в массажное, где не требовалось ничего дополнительного), – не сдавали ЕГЭ вообще. Базовую математику отменили, потому что она нужна чисто для получения аттестата. Русский сдавали многие, потому что он был нужен для поступления во многие вузы. Десятиклассники не сдавали ОГЭ вообще и поступали только по аттестатам.
Честно говоря, аттестат-то у меня был такой себе. Физику я себе вытянуть так и не смог, так же, как и географию. М.Ю. не знал брайль, и поэтому практически не работал с нами по картам. И это, а также то, что он не проверял домашку, меня расслабило и я уже не мог взять себя в руки. В итоге, карты я разучился читать, и домашки делал далеко не всегда. Поэтому у меня по географии тройка. Остальные же, в основном, четверки.
Но самое убойное было создание альбома на память! Нас, по сути, обязали сфотографироваться в масках на даче и прислать маме Сони, поскольку именно она должна была этим заниматься.
Сказать честно, мне вообще не нужен был альбом с этим классом, но меня обязали фотографироваться. В итоге это выглядело максимально нелепо и глупо.
Как я сдавал литературу
Из-за пандемии все ЕГЭ перенесли на более поздний срок. Я должен был сдавать литературу 25 мая, а сдавал я 3 июля. Может, это и в плюс, ведь если б я сдавал вовремя, я бы не сдал. Почему-то чем ближе был экзамен, тем хуже у меня решались варианты ЕГЭ к вящему недовольству Вероники Вадимовны. Но вот третьего июля я пошел в школу сдавать.
Схема сдачи была такой же, как на ОГЭ: те же бланки, те же паспорта и т. п. В общем, условия были теми же. Но, как факт, экзамен я не успел написать, даже с добавлением времени в два часа. Я написал первые семь тестовых вопросов, затем перешел к развернутому восьмому, взял черновик, написал там, подправленный вариант сделал в чистовике. Также сделал и с девятым вопросом. Потом мне говорят, что уже два часа дня. Через полтора часа закончится экзамен, а я еще не написал вопросы по лирике и сочинение. В итоге сочинение я не успел написать. Я думал, что все. Экзамен провален, год жизни потерян. Были расстроены все: и я, и мои домашние, и Вероника Вадимовна… Но мне повезло: в этом учебном году из-за пандемии снизили проходной балл. Проходной балл стал 40, а я сдал на 52. Не так уж и плохо.
Но тут была еще одна скользкая история. Из-за того, что я готовился к литературе на компьютере и был карантин, я совершенно отвык писать по брайлю. В итоге, мой почерк на экзамене был настолько ужасный, что двое тифлопереводчиков, в числе которых была Анна Владимировна, под лупой не могли прочитать, что я написал. Представляю ужас Анны Владимировны! Она же меня учила писать по брайлю, и, спустя двенадцать чертовых лет, видит такое от своего ученика! Ужас! По сути своей, они подставились ради меня, потому что они имели полное право сказать: «работа не читаема», и послать в город то, что есть. Но они общими усилиями поняли, что же все-таки я там написал. И когда я закончил экзамен, вечером того же дня Мария Аркадьевна мне сказала, как бы смешно это ни звучало, надо тренироваться писать по брайлю, чтобы нормально написать русский. Согласитесь, цирк же! Но русский я написал нормально (76 баллов при проходном 40). В прочем, я за него особенно и не переживал.
Наша школа сегодня
Сейчас я учусь в РГПУ имени Герцена на преподавателя музыки, в частности, вокала. В нашу школу я езжу навестить учителей и для прохождения педагогической практики. В нашей школе произошло много изменений: В.В. уволили, потому что он не мог самостоятельно пользоваться компьютером, а молодым преподавателям было неудобно каждый раз ему помогать. К О. Е. пришел напарник. Это была та еще неожиданность, поскольку О. Е. – одна физик на всю школу, ей было крайне тяжело, но она даже своих коллег не пускала в кабинет физики проводить там ЕГЭ, чего уж говорить о каких-то новых людях. Но как факт, теперь физиков в школе двое. Появилось много биологов, и других преподавателей.
На территории школы, еще когда я учился, построили так называемый «Сад ощущений». Как он работает? На голову человека надевается специальный прибор под названием омограф. Человек может, допустим, читать книгу, а прибор передает его эмоции от книги в цвета. И в результате появляется картина. Эти картины и висят в саду ощущений.
От проспекта Шаумяна до школы наконец-то сделали отдельную дорожку для пешеходов, чтобы они не сталкивались с машинами и каждый мог спокойно пройти или проехать. Да и дети меняются: становятся более буйными, но в то же время, к сожалению, более больными.
Сейчас в школе учатся не двенадцать, а тринадцать лет. Начальная школа теперь растянулась на пять лет, потому что считается, что некоторые дети не могут за год освоить программу первого класса. Появились четвертый дополнительный и девятый дополнительный классы. Девятый дополнительный класс – это тот же десятый. Когда школа подавала документы на экзамены в город, они всегда писали, что сдает 11 г. Это происходило потому, что в массовых школах нет двенадцатых классов, соответственно, чтобы всем было понятно, писали одиннадцатый с припиской «Г», что означает, якобы, с нарушением в умственном развитии. Но на самом деле, и это не так. И вот чтобы не было такой жуткой путаницы, сделали девятый дополнительный, десятый и одиннадцатый, чтобы проще было с документацией. Но, по факту, учиться тринадцать лет. Класс в стал тоже классом незрячих, потому что стало много детей с плохим зрением, или без него, а всех в класс А не поместить.
Я и инвалидность
Мне, как я уже говорил, с рождения поставили диагноз «атрофия зрительного нерва».
До восемнадцати лет у меня была справка об инвалидности. После восемнадцати она закончилась. Мы с моей бабушкой ходили по всем врачам, нас направили в глазной центр на Моховой, чтобы оформить инвалидность. Это был тот еще кошмар. Но в итоге мне дали первую группу, бессрочно, и даже предлагали некоторые полезные в быту вещи. Правда, мы от половины отказались. Возможно, и зря.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Музыка от и до
С чего я начал
Теперь расскажу о том, как я занимался музыкой и к чему пришел сейчас.
Вообще я с музыкой был связан с детства. Как и любой ребенок, я слушал детские песенки на кассетах. Когда я был в садике, ко мне домой ходила детская учительница музыки Ольга Павловна. И в садике у нас были музыкальные занятия.
Ну вот, в первом классе было прослушивание в музыкальную школу. Напомню, наша музыкальная школа находилась (и находится там сейчас) в здании нашей основной школы. В обмен на зрение, у меня идеальный слух, и, конечно, меня взяли в музыкальную школу.
Там у нас было сольфеджио и фортепьяно. Сольфеджио вела довольно неплохая учительница Наталья Юрьевна. Тогда почти половина нашего класса ходила на музыку. Мы там просто пели детские песенки, все это было с элементами игры. У каждого был свой педагог по фортепьяно. У меня в первом классе этим педагогом была библиотекарша музыкальной школы Галина Анатольевна. Собственно, как и сейчас, у меня были очень слабые и порой даже кривые пальцы, не совсем подходящие для игры на фортепьяно. Галина Анатольевна очень на меня сердилась за то, что я не могу элементарнейших вещей сыграть.
Во втором классе моим педагогом по фортепьяно стала завуч музыкальной школы О. Г. У нас появился хор. Вела его С. С. Ее любимая фраза: «Буква я – последняя буква в алфавите. Хор – это мы». В начальной школе, параллельно с разучиваемыми произведениями, были элементы игры: физкульт-минутка, «синий, красный, голубой» и т. п. Потом, со временем, мы перестали играть в эти игры, поскольку стали старше. Когда же мы чего-то, по мнению учителя, неправильно долго делали, она называла нас табуретками, табуретными детьми, и т. п. По любому поводу и без повода ругалась. У нее в хоре я был в альтах. У меня голос был, в принципе, не высокий, и, честно сказать, пел-то я тогда не очень.
Но вернемся к О. Г. Она была психически неуравновешенной. За малейшую ошибку, за любой промах она срываясь с места, била по рукам, сбивая их с клавиш, орала так, что был готов сквозь землю провалиться, и всячески обзывала (бестолочь, например). До сих пор у меня есть небольшая нелюбовь к фортепьяно. Каждый раз я шел на ее урок, как на эшафот. Усугубляло ситуацию еще и то, что ее окна выходили на солнечную сторону. Клавиши все время нагревались, и сам, бывало, сидишь почти у окна и чуть не спишь. А она приходит и начинает на тебя орать. Ты от этого еще сильнее теряешься, чем еще больше ее выводишь. И так замкнутый круг. И по рассказам многих, она на всех учеников так орала. На два класса старше меня учился мальчик Леша. Он занимался тоже у нее. Он рассказывал такой случай: «Помню, должен был быть какой-то концерт. Я сижу в коридоре перед кабинетом, жду, пока она меня пригласит внутрь. Там играл какой-то другой парень. И вот он играет, играет, затем раздается громоподобный удар, и тишина. И я сказал своей бабушке: «убила… я следующий». Она пользовалась тем, что она – завуч, и никто ей ничего сделать не сможет.
Появилась еще нотная грамота. В начальной школе ее вела Валентина Анатольевна, в средней – Анастасия Александровна. Там учили тому, как ноты и всяческие другие музыкальные знаки писать по брайлю.
Как я учился в музыкальной школе
В общем и целом учился я, прямо скажем, плохо. На нотной грамоте позволял себе в справочниках писать лабуду, контрольные почти всегда заваливал, Валентина Анатольевна, а затем и Анастасия Александровна уже не знали, что со мной делать. Сольфеджио, наоборот, я почти всегда тянул нормально. Ну, про фортепьяно и говорить нечего. Что-то делать лучше – бывало уже бесполезно. А зачем? Все равно орать будет.
В общем, по-разному у меня было в музыкальной школе.
Экзамен по гаммам и терминам
В октябре в музыкальной школе проходил экзамен по этюдам. Нужно было сыграть хотя бы один этюд (с каждым годом, естественно, требования усложнялись). В декабре был экзамен по пьесам. Там нужно было сыграть несколько небольших пьес. По сути, отчетность за полугодие.
А в феврале был особый экзамен по гаммам. У каждого класса была своя тональность, в которой нужно было сыграть гамму. Причем непросто гамму, а гамму с расхождением рук (левая играет вниз, правая в этот момент – вверх), гамму в интервал, хроматическую гамму (гамму по полутонам) и аккорды в этой тональности. Затем, нужно было сыграть орпеджио от заданной ноты (орпеджио – разложенные по нотам аккорды), сыграть одно произведение с транспозицией (сменой тональности), другое подобрать по слуху. В довершении всего нужно было еще учить термины, которые применяются в музыке.
Да, сложный был экзамен. Но в целом сдать было вполне реально. И в конце года был переводной экзамен, не сдать который означало выгон из музыкальной школы. Один раз я в четвертом классе сдал его на «пять!, что меня крайне удивило.
Но был и неудачный случай сдачи переводного экзамена.
Год спустя, то есть в пятом классе, я заболел и не успел в полной мере подготовиться к переводному экзамену. В итоге меня до него не допустили и оставили на пересдачу осенью. Но моя ошибка заключалась в том, что я не сказал об этом дома, а соврал, сказав, что я все сдал. Наступил конец года. Я уже хотел не ходить в школу и собирался уехать на дачу. Но в какой-то момент папа, придя домой с работы, спросил у меня: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» Я не понял, к чему он ведет. Оказалось, что О. Г. позвонила папе и сказала, что я не сдал переводной экзамен. В итоге мне была жуткая головомойка даже не за то, что не сдал, а за то, что соврал и сказал, что все в порядке. И мне на следующий день все-таки пришлось идти в школу, закрывать там все. Естественно, у Ирины Юрьевны были ко мне вопросы, почему я не ходил. Я честно ответил, что если б не экзамен, я бы и сегодня не пришел, а к первому сентября наверняка все бы об этом забыли.
О наших концертах
Наша музыкальная школа была в подчинении у Охтинского центра. Там они часто делали концерты на разную тематику: биография Чайковского, Моцарта, Баха, Шуберта и т. п. В основном, это был концерт-лекция, где ведущий рассказывал биографию композитора, и это чередовалось с его произведениями, которые пели или играли наши ребята. Я в, основном, участвовал в таких концертах с хором, на фортепьяно там не играл. Там же, в охтинском центре был грандиозный концерт по случаю двадцатилетия музыкальной школы. До сих пор помню, как я забыл в гардеробе свой портфель, и мне пришлось идти за ним с разозлившейся на меня С. С.
А дело было так. Был конец мая, было очень жарко. Автобус, на котором мы должны были ехать, стоял на проспекте Шаумяна. Ехало почти сорок человек: наш хор, старший хор, хор выпускников, пианисты и т. п. и вот, когда автобус уже почти тронулся, я с ужасом вспомнил, что я в школе оставил портфель. «С. С..!», – кричу я, «Я портфель в школе забыл!» Вся в ярости, она вытащила меня из автобуса так, что я почти упал на землю.
– Скажи, пожалуйста, у тебя вообще мозги есть?! – спросила она.
– Да, – ответил я.
– Не верю, – отрезала она. – Последний раз, когда я тебя куда-то беру. Будешь сидеть со своим папой в обнимку. Ну, ты представляешь, сорок с лишним человек ждут одного тебя!
Она еще немного поругалась, но портфель мы забрали.
Наши ребята еще выступали в Курском музыкальном училище для слепых, а также в Минске. На эти концерты я не ездил. Не брали, потому что не был готов. Да и черт с ними.