«Свет и Тени» врагов, «совместников/совместниц», «коллег по ремеслу» и… не только генерала Бонапарта. Книга 2: от М до Я

Принято считать, суммарный бортовой залп французов мог равняться 1186 пушкам, тогда как у британцев – лишь 1030 орудий.

Только справа французов прикрывала небольшая береговая батарея (всего-навсего пара мортир и четыре пушки) – совершенно бесполезные против нескольких сотен стволов британцев. Правда, между французами и берегом было немало песчаных отмелей, не позволявших подходить к берегу ближе, чем на три мили.

Первыми, замеряя глубину лотами, двинулись в сторону опасных мелей «Зиелис» Худа и «Голиаф» Фолея. Французские мелкоосадные и скоростные бриги «Алерт» с «Райлером» попытались было заманить передовых англичан на мели, но те на их хитроумные маневры на мелководье не клюнули.

Нельсона все эти «заигрывания» не интересовали: он решил еще до ночи разгромить врага.

Яростным огнем два первых англичанина быстро «срубили» все мачты с «Геррье» и «Конкерана». Затем в бой вступили «Вэнгард», «Одасьез», «Тезей» с «Орионом». С последним решился схлестнуться бортовыми залпами 36-пушечный французский «Сэрьёз» после чего от отчаянного «малыша» осталась на воде лишь куча деревянных обломков. Вскоре после этого французский авангард был полностью окружен британскими «боевыми повозками» (линейными кораблями) и, учитывая невероятную скорострельность врага, спасти его уже не могло ничто. Арьергард французов остался под ветром и Нельсон оставил его себе на… «десерт».

Правда, «Куллоден» Трубриджа слишком приблизился к берегу, сел-таки на мель и по сути дела вышел из боя. Хотя огонь береговой артиллерии противника особого ущерба ему так и не принес. Причем, не только потому, что у французов не хватало артиллеристов, но подготовка их оставляла желать лучшего.

Над Абукирской бухтой стремительно спускалась ночь, но британцы уже успели занять выгодные позиции для атаки вытянутого в боевую линию неприятеля. Бесконечные вспышки орудий продолжили освещать темноту летней ночи.

Первым вынужден был сдаться изувеченный «Геррье», потом – «Конкеран», затем – «Спартанец». «Аквилону» не повезло: оказавшись под продольными залпами и «Вэнграда» и «Тезея» с «Минотавром», он явно был обречен. Столь же отчаянно было и положение «Пепль-Суверена» – у него уже рухнули все мачты.

У британцев получили тяжелые повреждения «Вэнгард», «Беллерофонт» (он даже вышел из боя по причине полной беспомощности), «Маджестик», чьему капитану разворотило горло мушкетной пулей. «Куллоден» никак не мог сойти с мели.

Последними у англичан вступили в бой «Александер» с «Свифтшуром». Сражение было в самом разгаре, когда ядро разорвало французского командующего едва ли не пополам и через полчаса его не стало. К половине девятого вечера у французов из боя вышли еще и «Пепль-Суверен» с «Франклином», причем, последний сдался.

После того как с колоссальным грохотом взлетел на воздух флагман французов, уже давно полыхавший, «Ориент», вся поверхность вокруг него в миг оказалась покрыта искалеченными, обожженными телами французских моряков. Шок среди сражающихся был столь велик, что почти на 10 минут пальба с двух сторон прекратилась. А ведь до последней минуты его героический экипаж боролся как за его живучесть, так и вел стрельбу с нижних палуб, хотя поверх них гигантские языки пламени жадно лизали цистерны с олифой и краской, брошенные там, поскольку совершенно внезапное появление британцев прервало малярные работы на корабле. Но ядро за ядром продолжали вылетать во врага из этого эпицентра бушующего пламени.

Вместе с флагманом тогда погиб и его капитан Луис де Касабланка со своим 10-летним сыном, то ли сгоревшим на нижней палубе, то ли выброшенным в воду (кто-то видел его цеплявшимся за обломок главной мачты) и утонувшим. Капитаны сражавшихся с ним английских линейных кораблей загодя распорядились полить свои палубы водой и держать наготове полные ведра, на тот случай, если горящие куски упадут на нее.

Сила взрывной волны была столь велика, что расквартированные в десятке километров от места сражения городе Розетта французские солдаты из экспедиционного корпуса генерала Бонапарта с удивление переглянулись. А у находивших вокруг неприятельского флагманом трех англичан – «Александера», «Свифтшура» и «Ориона» -разошлись пазы в бортах. Их экипажам пришлось срочно бороться с хлынувшей в трюмы водой, а командирам спешно выводить свои корабли из боя.

На часах было 10 вечера!

Все это время арьергард французов Вильнёва не сдвинулся с места и ничем не помог своим «собратьям по оружию», а ведь мог. (Вопрос об их бездействии до сих пор вызывает у пытливых французских историков вопросы, на которые нет ответов!)

С полночи до 4-х утра у французов яростно сражались лишь «Тоннант» с «Маджестиком». Никто не хотел уступать. Капитан французов Дюпти Туар лишился обеих рук и ног, но и в состоянии истекающего кровью обрубка, поставленного в кадку с отрубями, продолжал руководить своей командой. Англичане были настолько вымотаны, что по мере затухания сражения, падали прямо на палубе и засыпали в самых немыслимых позах.

Только с первыми лучами солнца битва возобновилась, причем, ее зачинщиками стали французы. Правда, вскоре и «Эрё», и «Меркурий» выбросились на мель и подняли белые флаги. В 11 дня их арьергардные линейные корабли «Женерё», «Вильгельм Телль» и «Тимолеон» с фрегатами «Джустик» с «Дианой» – внезапно поставили все паруса и рванулись из бухты в море. «Рьяный» кинулся было им вдогонку, но вскоре получил приказ: «Бежавших не преследовать!» Не повезло лишь «Тимолеону»: ему не хватило парусности для экстренного набора скорости и он выбросился на берег.

У Нельсона уже не было сил атаковать.

Впрочем, в этом уже не было большой необходимости: враг лишился большей части своих линейных кораблей – один был взорван, восемь – захвачены, два линейных корабля и фрегата бежали, а разбитые «Тимолеон» с «Тоннантом» уже ни на что не было способны. (Впрочем, есть и иные данные о французских потерях.)

Неприятель потерял ок. 5 тыс. чел. (убитыми, ранеными, утонувшими и пленными), тогда как англичане – лишь 895, причем, лишь двести – убитыми.

Сам Нельсон получил не опасную рану осколком ядра над правым глазом. Тем не менее, в первый момент он как подкошенный рухнул на палубу и его поспешно отнесли вниз. Там он стойко дожидался своей очереди, где при свете раскачивающихся фонарей врачи с помощниками ампутировали, резали, зашивали и накладывали повязки раненным британским морякам. Пока его перевязывали, ему постоянно докладывали о ходе сражения.

Три французских корабля были разбиты на столько, что их пришлось сжечь, а шесть под началом не очень-то симпатичного Нельсону из-за своей одаренности и самостоятельности капитана Сомареца вместе с требующими серьезного ремонта британскими судами отправлены к Джервису на Гибралтар…>>

Это, так сказать, своего рода «фактологическая» версия одного из самых судьбоносных сражений в истории военно-морского искусства.

«Аналитическая» версия знаменитой морской баталии при Абукире такова.

«…В шесть часов вечера 1 августа 1998 г. перед французским флотом адмирала Франсуа-Поля де Брюэса, беспечно стоявшим на якоре в открытом Абукирском заливе (из-за илистого дна глубокосидящим в воде французским судам – разница между дном узкого фарватера и килем составляла всего лишь три метра – не удалось войти в заброшенную гавань Александрии, где он был бы в безопасности) внезапно – словно гром среди ясного неба – возникла эскадра английского контр-адмирала Нельсона, стремительно приближавшаяся к берегу. Еще в час пополудни «впередсмотрящие» (марсовые) с головного британского фрегата засекли французскую стоянку и, поставив все паруса, корабли англичан понеслись к ней.

Французский адмирал, после благополучной высадки армии Наполеона на сушу и ее продвижения вглубь страны, позволил себе расслабиться (моряки уже сделали свое дело: избежали встречи и битвы с британцами!) и в данный момент находился за «дружеским» столом со своими офицерами, а часть экипажей и вовсе загорала на абукирском пляже. Появление английской эскадры и поднятый сигнал: «Неприятель приближается и держит к заливу!», были для французов как удар грома средь ясного неба! А ведь за 3 часа до этого британская эскадра была на траверсе Александрии, от которой до Абукира по суше каких-то 25 км, но никто не поспешил сообщить французскому адмиралу об угрозе!

…Впрочем, принято считать, что де Брюэс совершил уйму роковых ошибок! Для прохода в безопасный порт требовалось лишь 6 часов осторожной работы и высокого лоцманского искусства. Судьба же отпустила де Брюэсу на решение всех проблем по обеспечению безопасности уйму времени – 30 дней! В конце концов, можно было бы взорвать несколько наиболее опасных рифов, чьи подводные шпили могли помешать успешному проходу французской эскадры в безопасную гавань Александрии! Де Брюэс расположил все свои корабли слишком далеко от берега – на расстоянии до двух километров. В результате огонь береговой артиллерии не доставал бы до вражеских судов. Кроме того, они не были защищены прибрежным мелководьем, лишающим врага маневренности и, тем самым, подвергавшим французов обстрелу им с обеих сторон. Более того, для подвоза с помощью небольших судов боеприпасов и людей с побережья на боевые корабли и обратно требовалось бы гораздо больше времени, что, безусловно, сказалось бы на ходе боя. К тому же, корабли де Брюэса оказались расположены в одну растянувшуюся почти на километр линию, причем между ними были протянуты тросы, чтобы неприятель не мог вклиниться между французами. Но их расположение было слишком далеким друг от друга, что снижало возможность их взаимопомощи. Де Брюэс не отдал приказа поставить суда на шпринги – длинные и толстые (до 20 см в диаметре) канаты, закрепленные на носу и корме и соединенные со становым якорем для удержания корабля в требуемом положении, что позволило бы команде за счет натяжения шпрингов менять угол положения корабля (ставить судно бортом к ветру или течению), а значит и сектор обстрела в зависимости от необходимости. Если бы французский адмирал это сделал, то смог бы вести огонь по целям в море. Вместо того корабли просто стояли на якоре, а потому требовали пространства для разворота в зависимости от ветра. Поскольку ветер дул с севера – с того направления, с которого приближался Нельсон, корабли французов могли стрелять только на восток или на запад. На французской эскадре, несмотря на все приказы главнокомандующего французскими вооруженными силами в Египете Наполеона Бонапарта, не было должной дисциплины. Александрийский пляж постоянно был забит шлюпками: матросов отпускали на берег и на пляж. На судах прекратились учения. Смотрящие на берег батареи многих судов были загромождены, что не позволило полностью использовать их в бою против врага, зашедшего с суши. Мусор потихоньку накапливался на нижних орудийных палубах. Никогда не объявлялась тревога. В море не была выслана патрульная эскадра или, на худой конец, быстроходный сторожевой фрегат, способная известить о приближении противника. И это при том, что каждый день на горизонте появлялись какие-то подозрительные суда, причем, за ними не посылалась быстроходная погоня. Была масса других недочетов и промахов, в том числе и по береговой охране. В общем, каждую минуту эскадру могли захватить врасплох, что и случилось…

Поскольку начинало темнеть, де Брюэс справедливо полагал, что британский флот не начнет баталии раньше следующего утра, а ночью он успеет под покровом темноты выйти из бухты и прорваться на Корфу. Но неистовый Нельсон слишком долго гонялся за ним по Средиземноморью: он даже успел схлопотать выговор в Адмиралтействе за то, что позволил Бонапарту высадиться в Африке; «Вот что бывает, когда мальчишке дают взрослые поручения!» – ворчали престарелые недоброжелатели 40-летнего «мальчишки» Горацио. Он не собирался ничего откладывать и приказал атаковать немедля. Французы попытались было на шлюпках развести экипажи с суши по кораблям, но не успели. В результате часть канониров так и не добралась до своих орудий, за что французы дорого заплатили.

По этой же причине – нехватке матросов, а также недостатка времени – не успели они не только очистить палубы, но и выполнить последний приказ своего адмирала: присоединить шпринги (толстые тросы) к якорным канатам. А ведь шпринги позволяли даже недоукомплектованным командам управлять положением кораблей и поворачивать их лагом к противнику для полноценного ведения огня.

Правда, все же, была предпринята попытка заманить врага на мелководье между островком и берегом, где он наверняка сел бы на мель: здесь были оставлены два брига с небольшой осадкой «Райёр» и «Алерт».

Перед атакой Нельсон обратился к своим офицерам: «Уже сегодня я заслужу либо титул лорда Адмиралтейства либо место в усыпальнице Вестминстерского аббатства!» (По вековой традиции в Вестминстере хоронили либо английских королей либо людей, внесших особый вклад в историю Великобритании!) Правда, потом скептически добавил: «Мы, конечно, выиграем, но неясно, кто останется в живых, чтобы поведать о нашей победе…» Но он зря сомневался: развитие событий пошло по первому варианту его заявления.

И уже через полчаса началось яростное морское сражение. Сражение, которому будет суждено сыграть поворотную роль в дальнейшей судьбе Наполеона, да и всей истории Европы.

У французов было два быстроходных 44-пушечных фрегата («Диана» и «Жюстис»), новейшей венецианской постройки, неглубоко сидящие в воде и к тому же, вооруженных мощными 24-фунтовыми орудиями; девять 74-пушечных кораблей («Геррье», «Конкеран», «Спартиат», «Аквилон», «Пёпль-Суверен», «Эрё», «Тимолен», «Меркюр» и «Женерё»/«Эрё»), три 80-пушечных [«Тоннан», «Франклин» с контр-адмиралом Бланке дю Шайла и «Гийом Телль» с заместителем де Брюэса вице-адмиралом Пьер-Шарлем де Вильнёвом (1763—1806), с деятельностью которого связано еще одно эпохальное морское сражение, но уже следующего XIX века!], тяжелый гигант 120-пушечный флагман «Л`Ориан»/«Ориент» и два легких и быстроходных фрегата 40-пушечный «Артемиз» и 36-пушечный «Серьёз» – именно их можно было использовать как сторожевые судна боевого охранения!

Силы англичан выглядели не столь внушительно: тринадцать 74-пушечных кораблей («Каллоден», «Голиаф», «Зэлос», «Орион», «Одасье»/«Одейшес», «Тезей», «Минотавр», «Беллерофон», «Дифенс», «Мэджестик», флагманский «Вэнгард» и «Александер» с «Суифтшюром», которые подоспеют лишь в концу боя), 50-пушечный «Леандр» и быстроходный 14/18-пушечный корвет «Мютин».

Нам известно несколько разных описаний Абукирского сражения, причем, весьма драматичного для французов свойства (некоторые горячие головы за поражение «повесили всех собак» на Вильнёва!). Впрочем, почти все они сходятся в одном: хотя силы сторон были почти равны (у французов – 13 линейных кораблей и 4 фрегата на борту которых было 10 тыс. моряков; у англичан – 13 линейных кораблей, один фрегат и корвет) и французы даже имели больше орудий (1230 против 1026!), Нельсон, быстро захвативший инициативу, склонил ход боя в свою пользу.

Де Брюэсу пришлось сражаться тут же в заливе, не снимаясь с якорей и в том же строю. А ведь незадолго до этого Наполеон обсуждал с ним опасность ведения морского боя в такой пассивной позиции: она могла стать ловушкой. Но французский вице-адмирал понадеялся на поддержку дальнобойной береговой артиллерии, защиту с флангов маневренными фрегатами, морские отмели и не удосужился отдать приказ своевременно освободить от палубного хлама батареи правого борта, смотрящего на сушу. И возможно все было бы хорошо, если бы англичане применили традиционную для того времени линейную тактику, когда многопалубные корабли выстраивались в линии так, чтобы во время своего бортового залпа быть повернутым боком к противнику, а во время вражеской стрельбы – кормой.

Но Нельсон, подобно всем гениям, оказался верен себе: он не любил шаблонов!

Примерно за час все его корабли вышли на огневые позиции. В 6 часов 28 минут часть его эскадры (четыре головных корабля) отрезала французские корабли от берега, ловко проскочив в маленькую щель между первым французским кораблем и прибрежной отмелью (отменная подготовка английских экипажей позволила им проделать этот опаснейший маневр предельно быстро!), а другая часть атаковала неприятеля со стороны моря. Таким образом, у каждого французского корабля в авангарде строя было по два противника, а корабли французского арьергарда не могли вступить в бой: им мешал встречный северный ветер. Так, французы, стоявшие в начале боевой линии, сразу же оказались под мощнейшим перекрестным огнем. Все вокруг над темной водой стало озаряться вспышками молний – бортовых залпов.

Движение глубокосидящих в воде линейных кораблей англичан вблизи берега было чревато встречей с подводными мелями и скалами и их головной корабль «Каллоден», пытаясь побыстрее выйти на ударную позицию, срезал путь вокруг отмелей у островка, сел-таки на мель и в сражении участия так и не принял. Зато остальным повезло больше (вернее, севший на мель корабль служил для них ориентиром опасности!) и в целом они действовали превосходно. Британцы мгновенно травили свои кормовые якоря, что позволяло им останавливать суда и обрушивать весь огонь на неприятельский корабль, подавляя его противодействие, после чего – переходить к следующему.

Де Брюэс явно не ожидал от своего противника такой дерзости и поплатился, а его заместителю де Вильнёву не хватало энергии и решительности, т.е. лидерских качеств. Он командовал несколькими кораблями в арьергарде французской боевой линии и поэтому не подвергался прямым атакам Нельсона. Де Вильнев не стал вступать в бой и поддерживать своих «братьев по оружию» поливаемых вражеским смертельным огнем сразу с двух сторон, т.е. он даже не предпринял попытки понудить неприятеля вести сражение «на два фронта». Он предпочел отойти со своими судами на безопасное расстояние якобы по причине необходимости спасти от разгрома хоть какую-то часть эскадры.

Стремясь защитить свой флот в надвигающихся сумерках, а затем и кромешной тьме южной ночи во время перекрестного огня, Нельсон приказал командам повесить по четыре фонаря на мачте каждого «британца», чтобы легче узнавать своих в темноте. Когда головная (кстати, слабейшая) часть французской линии была разгромлена и спустила флаги, британцы пошли дальше. Скорострельность британских канониров была выше всяческих похвал: они стреляли в полтора раза быстрее весьма жесткого норматива, принятого в их флоте.

К 10.05. вечера французский флот перестал существовать!

Лишь четырем кораблям (двум линейным – «Гийом Телль», «Женерё» и двум фрегатам – «Диана», «Жюстис») вице-адмирала де Вильнёва удалось уйти (именно за это его потом поносили последними словами соплеменники!), остальные были уничтожены или пленены.

Семнадцать французских кораблей потерпели полное поражение от всего лишь тринадцати (а по сути дела двенадцати – «Каллоден», как известно, сел на мель в самом начале сражения) британских. Французы потеряли убитыми, ранеными и пленными от 5 до 6 тыс., а англичане всего лишь – 895 человек и ни одного корабля, но, лишившись такелажа (особенно досталось «Беллерофону» с«Мэджестиком», потерявших почти все мачты) пуститься в погоню за беглецами не могли.

…Кстати, британский флот в ту пору был, безусловно, лучшим в Европе. Не только их корабли были самого лучшего качества, не только их моряки работали слаженнее всех других, не только их канониры стреляли быстрее и точнее других, заряжая свои орудия сразу двумя ядрами. Именно англичане первыми осознали необходимость унификации корабельной артиллерии, поэтому их корабли в обязательном порядке согласно классу вооружались одинаковыми пушками, максимально соответствовавшими боевым качествам судов из расчета скорость «плюс» огневая мощь. Это позволяло применять типовые боеприпасы и обслуживание всех пушек на судах одного типа не требовало специальных знаний. Снабжение эскадр, состоявших из однотипных судов, идентичными боеприпасами упрощалось, поскольку перепутать, какому кораблю подвозить какие ядра, было просто невозможно. В тоже время во французском флоте системы и калибры пушек разнились не только в зависимости от корабля. Нередко на одном и том же корабле можно было встретить орудия совершенно разных типов и калибров. Уже одно это значительно усложняло его обслуживание и эксплуатацию в бою. И наконец, очень большим преимуществом британских матросов-«островитян» перед их европейскими коллегами было то, что их суда почти непрерывно курсировали в морях и океанах, тем самым позволяя своим экипажам постоянно практиковаться во всех нюансах морского дела и тактики вождения судов в ходе морских баталий в любых погодных условиях. Все в целом давало неоспоримое преимущество «Владычице Морей»…

И действительно, французский адмирал не смог противопоставить искусству Нельсона ничего, кроме мужества. В ходе сражения он был дважды ранен (в лицо и руку), но не покидал палубы. Затем английское ядро почти разорвало его надвое, но де Брюэс и последние минуты своей жизни провел на палубе, говоря: «Французский адмирал должен умирать на шканцах».

…Кстати, узнав о смерти де Брюэса, Наполеон написал его вдове такие строки: «Ваш муж убит пушечным ядром на палубе своего корабля. Он умер тихо, без страданий. Самой завидной для военного смертью. Я глубоко разделяю ваше горе…»…

Де Брюэс погиб, а его флагманский корабль «Ориент», нёсший 60 млн. франков мальтийской контрибуции, взорвался одним из первых с таким ужасным грохотом, что обе стороны в какой-то момент прекратили сражаться, а его было слышно даже в Каире. Над акваторией боя установилась мертвая тишина и… беспросветная тьма. Бой возобновился лишь через десять минут, когда густое облако дыма и пепла осело на том месте, где только что сражался неустрашимый экипаж французского флагмана. По вполне понятным причинам воодушевления французам других судов эта катастрофа не придала.

…Между прочим, даже спустя годы Наполеон был склонен винить в Абукирской катастрофе исключительно лишь де Брюэса, к тому времени уже безответного. Бонапарт утверждал, что он отдал приказ де Брюэсу поставить флот в самом порту Александрии или отплыть в более безопасное место к о-ву Корфу. На самом деле документов, подтверждавших подобный приказ, не осталось. Так или иначе, но де Брюэс действительно неправильно разместил свои суда: повторимся (!), что его корабли были поставлены на якоря вне пределов огня береговых батарей, а с подветренной стороны глубина была достаточной для того чтобы корабли из эскадры Нельсона могли проскользнуть между берегом и боевой линией французских судов, что и случилось…

Противники бились исключительно мужественно.

Капитан, срубившего грот и бизань-мачты британского «Мэджестика», французского корабля «Тоннана» Дюпети Туар, получивший смертельное ранение (сначала он потерял одну руку, потом – другую, а затем еще и ногу!) и истекавший кровью, велел положить обрубок своего туловища в чан с опилками и продолжал руководить боем вплоть до полной потери сознания. Напоследок он приказал затопить корабль, но не сдавать его!

…Герой сражения при Абукире, капитан 1-го ранга французского военно-морского флота (1796 г.) Жорж-Аристид-Обер Дюпети (Дюптен) -Туар (31 августа 1760 г., замок Бумуа, Сомюр, на правом берегу Луары – 2 августа 1798 г., Абукир) происходил из дворянского рода в Пуату, из семьи шевалье Жиля-Луи-Антуана-Обера Дюпети-Туара и его супруги Мари Гоен дю Шато де Бумуа, в возрасте 9 лет был отправлен на обучение в Королевском колледже Ла Флеш, а в 14 лет был переведён в знаменитую Парижскую военную школу (Ecole militaire de Paris). В 1776 г., вследствие военных реформ графа Сен-Жермена, вступил на военную службу кадетом пехотного полка Пуату, в 1778 г. произведён в лейтенанты, но когда в феврале 1778 г. началась война с Англией, то в марте того-же года перешёл на морскую службу мичманом Королевского военно-морского флота. Участвовал в Войне за Независимость Североамериканских колоний (США), 27 июля 1778 г. на борту линейного корабля «Le Fendant» капитана Водрейля отличился в сражении при о-ве Уэссанте, в декабре 1778 г. состоял в «морском эскадроне», предназначенном для транспортировки корпуса герцога де Лозена в Сенегал, участвовал в захвате форта Сен-Луи (Св. Людовика) в Сенегале и бою у о-ва Гренада, затем присоединился к эскадре адмирала д`Эстена и 6 июня 1779 г. отличился в сражении против британского флота адмирала Байрона у Гренады, с 16 сентября по 18 октября 1779 г. принимал участие в осаде Саванны, в 1780—82 гг. служил в Вест-Индии. С марта 1780 г. служил на Карибском море под командой адмирала де Гюшена, на борту 80-пушечного линейного корабля «La Couronne» сражался 17 апреля и 19 мая 1780 г. против английской эскадры адмирала Родни у Гишена и у о-вов Всех Святых. С 12 апреля 1782 г. совершил вояж по портам Соединённых Штатов, Антильских о-вов и Порто-Кабельо. После заключения мира в 1783 г. возвратился в Брест и занялся самообразованием: совершил, в частности, две поездки в Англию с образовательными целями, занимался гидрографическими работами у берегов греческих о-вов, самостоятельно изучал математику. 1 января 1792 г. – лейтенант, на борту 12-пушечного брига «Le Diligents» принял участие в экспедиции, посланной на поиски капитана Лаперуза, обследовал побережья Австралии, во время плавания через Атлантику на его судне началась эпидемия – треть команды погибла, а оставшиеся были захвачены в плен португальским губернатором о-ва Фернан-де-Норема в нескольких сотнях миль от берега Бразилии и отправлены в тюрьму Лиссабона. После освобождения в августе 1793 г. Дюпети-Туар отправился в Филадельфию, где в колонии французских эмигрантов прожил до 1795 г. После возвращения во Францию был уволен с морской службы как аристократ, но уже в 1796 г. возвратился на флот в ранге капитана 1-го ранга. В 1798 г. командовал 80-пушечным линейным кораблём «Tonnant» в составе эскадры адмирала Брюэйса, участвовал в захвате Мальты, в сражении 1—3 августа 1798 г. при Абукире вынудил спустить флаг британский 74-пушечный линейный корабль «Bellerophon» и серьёзно повредил 74-пушечный «Majestic», вышедший из боя. 2 августа в ходе этого сражения был тяжело ранен (потерял обе ноги и руку), но продолжал командовать находиться на палубе и лёжа в ящике (ёмкости) с пшеницей (благодаря чему медленнее терял кровь) пока не умер от потери крови (последним приказом велел прибить корабельный флаг к бизань-мачте и ни в коем случае не сдавать корабль врагу, сражаясь до последнего человека). После смерти тело капитана по его приказу было брошено за борт, чтобы не досталось англичанам, в отличии от его корабля, в итоге захваченного британцами. Героическому капитану 1-го ранга было 37 лет и флоту он отдал 24 года, дослужившись до капитана за 20 лет. В его честь были названы шесть (!) различных кораблей Франции…

Сам Нельсон еще в начале боя был ранен щепкой от борта в голову, но выглядевшая устрашающе рана, оказалась неопасной: она рассекла лоб над правым, слабовидящим глазом и Горацио позволил перевязать себя лишь после того, как исход боя перестал вызывать у него сомнения и была оказана первая медицинская помощь всем раненным членам экипажа его флагмана.

Наутро стоя на палубе «Вангарда» и осматривая место кровавого побоища (все корабли из его эскадры остались целы), Нельсон сказал: «Победа! Это слово недостаточно выразительно, чтобы описать эту картину»…»

Так в одночасье сын простого сельского священника превратился в национального героя. По всей «старой, доброй Англии» – от дворцов до лачуг – поднимали тосты «за героя Нила», спасителя британской империи, обладание которой являлось для англичан «вопросом… желудка»! Колонии – основа британского могущества – и пути к ним остались в неприкосновенности, а значит, продолжилось и процветание островного народа («океанократов» или… «нации лавочников», как их презрительно называл «кросиканский выскочка» ди Буонапарте!). Политический престиж англичан в глазах народов и правителей континентальной Европы снова был на должной высоте.

Победа при Абукире сделала Нельсона пэром Англии, дала ему пожизненную пенсию в две тысячи фунтов стерлингов в год (серьезно, но все же меньше, чем у Джервиса за Сен-Висент), позволила стать контр-адмиралом 2-го класса (или Белого флага) и массу других высоких наград и драгоценных подарков. Но самый необычный подарок ему поднес Бенджамен Галлоуэлл, один из капитанов его эскадры. Им оказался… гроб, изготовленный из куска грот-мачты вражеского флагмана. «Когда вы устанете от жизни, – мрачно пошутили его офицеры, – Вас смогут похоронить в одном из Ваших трофеев!» Нельсон был в восторге от «подарка» и бережно хранил его в своей каюте. В этом гробу через семь лет, после его следующего триумфа над французами – при Трафальгаре, окончательно утвердившем Туманный Альбион в статусе «Владычицы Морей» чуть ли не на полтора века – его и погребут, в столь желанном для нашего суперамбициозного героя… Вестминстерском аббатстве!

…Кстати, в советской литературе XX в. специалисты по военно-морской истории не раз и не два подчеркивали, что в битве при Абукире британский флотоводец Нельсон лишь повторил маневр русского адмирала Ф.Ф.Ушакова, проделанный тем много ранее в сражении при Калиакрии, когда он прошел между береговой батареей и турецким флотом, стоявшим на якоре. Впрочем, задолго до них этот рисковый маневр совершали француз Турвиль в 1676 г. и в самом начале Столетней войны в битве при Слейсе Эдуард III. Более того, до сих пор неясно кто был инициатором этого маневра при Абукире: то ли сам Нельсон, то ли, все же, один из самых одаренных британских капитанов той поры – командир «Голиафа» Фолей, причем, большинство знатоков военно-морской истории склоняются в пользу последнего. Интересно и другое! У кораблей Нельсона сразу было преимущество в наветренном положении, а Ушакову пришлось пойти на рискованный маневр, чтобы таким образом атаковать врага с наветренной стороны. К тому же ему угрожала мощная вражеская береговая батарея, а у Нельсона угрозы с берега почти не было. Только на островке между мелководьем и берегом находилась батарея из четырех 12-фунтовок и двух 33-см мортир, но заманить туда противника еще надо было попытаться. Сходство лишь в том, что англичанин и русский приняли мгновенное решение атаковать и разгромить неготового к бою врага…

Абукирская победа не только прославила Горацио Нельсона на всю Англию – «владычицу морей» того времени, но и разрушила план Бонапарта – победным маршем пройти до Индии, по крайней мере, так полагает какая-то часть историков. Они же задаются сугубо риторическим вопросом, а чтобы было, если бы Нельсон тогда не разнес де Брюэса в пух и прах!? Вернее, пошел ли бы генерал Бонапарт по стопам Александра Македонского!? Очевидно, что у Провидения были свои далеко идущие планы на «корсиканского выскочку» и в них не было места для копирования подвига Великого Македонца в той или иной форме: у нашего героя явно был свой неповторимый путь к всемирной славе.