Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы

Башня в Тампле

След вел его к стенам славного города Парижа, выстроенным ста годами ранее, Карлом V. В конце концов Вийон оказался у городского рва, неподалеку от ворот. Издалека видел он над стенами четыре остроконечных башенки и стройный шпиль донжона Тампль, старого замка тамплиеров, в котором нынче, спустя век после того, как Жак де Моле сгорел на костре, располагались родосские кавалеры – лишь тень той силы, коей некогда обладал орден Рыцарей Креста.

Ров пересох. В этом году царила жара, и поэтому вода, вонючая от мусора и разлагающихся трупов, превратилась в трясину, покрытую ряской, грязью и гниющими объедками. Вийон не раздумывая соскользнул по склону вниз и перебрался через вонючее болото. Прямо перед собой на стене увидел кровавый след… Потом еще один. Все они вели вдоль куртины к одной из башен. След обрывался у ее основания. Но быстрый глаз вора приметил, что рядом с последним пятном крови видна щель. Он осторожно просунул туда клинок, и, когда нажал, кусок стены отошел, открывая узкий проход.

Вийон вошел внутрь. Не знал, что увидит в башне. Легион дьяволов? А может, Петра Крутиворота и его помощников с топорами в руках? За узкой остроконечной аркой была лестница, круто уходящая вверх. Поэт поплотнее запахнул плащ и зашагал по ступенькам.

Первое лицо он увидал между этажами. Оно смотрело на Вийона каменным взглядом. Было это лицо молодой женщины, с венцом кос, уложенных вокруг головы. Лицо гордое и бледное, с высоким лбом и полными губами, обещавшими роскошь поцелуев.

А потом лиц становилось все больше. Смотрели со стен, грозно взирали с потолка, провожали взглядами, пока он восходил к тайне, что ждала его на вершине. Лица были разные, как бывают разными люди в большом городе. Старые и молодые. Глупые и умные. Искаженные безумием, возбужденные от гнева, ярости и плохо скрытой похоти. Но ни одно не казалось лицом трупа. Всех их оживил талант неизвестного резчика. Задыхаясь и обливаясь потом, поэт добрался наконец до последнего этажа. Встал перед завесой из тонкой кожи. Сжал ладонь на баселарде.

Это была комната на вершине башни. С подоконников узких бойниц взлетели вороны. Огромная их стая обсела было все щели башни. Теперь птицы с шумом летали вокруг нее.

Лица смотрели на него отовсюду. Были их сотни, тысячи. Вмурованы они были повсюду: в потолок, в кирпичные пилястры и ребра на стенах, в арку двери и даже в каменный пол. Вийон поймал вдохновенный взгляд мастера Леве, склонившегося над новой книгой. Невинный взгляд Колетт, безбожный – жака, взгляды шлюхи, священника, рыцаря… Глаза всех убитых Дьяволом… Возможно, он убивал давно, долгие годы, а последние жертвы были лишь началом конца, увенчанием Аллегории Вознесения.

Посредине комнаты стояло несколько каменных блоков. И незаконченная статуя, изображавшая человека в оборванном плаще, с мечом и стилетом у пояса. У скульптуры не было головы. Рядом стояла лохань с застывшей известью. Дальше – свечи и зеркало да пентаграмма, выведенная мелом на полу. Под стеной Вийон заметил ложе с разбросанной, сбитой постелью. Ему показалось, что на ней еще виден абрис двух обнаженных сплетенных тел, мужчины и женщины. А неподалеку от поэта стоял крепкий дубовый стол, на котором валялись молотки, долота, кусачки и какие-то листки бумаги.

А подле стола…

Подле стола, опершись подбородком о столешницу, обернувшись к нему спиной, застыл широкоплечий мужчина в кожаном кубраке. Петр Крутиворот.

Он не двигался.

Вийон осторожно прибизился сбоку, обошел палача, держа в одной вытянутой руке обнаженный баселард, в другой – чинкуэду. Когда увидел лицо мучителя, опустил оружие.

Петр Крутиворот был мертв. Смотрел куда-то в пространство широко раскрытыми глазами, а из груди его торчал острый итальянский стилет.

Вийон догадался, что случилось. Раненый палач зашел в комнату, а тут его ждал некто, воткнувший стилет прямо в сердце и сбежавший, оставив новую загадку.

Убийц было двое.

На столе лежали бумаги. Большой лист пергамента, прижатый железной маской. Железная маска. Череп, который надевают на голову. Поэт поднес маску к лицу. Попытался взглянуть сквозь вырезанные отверстия. Внутри пахло воском. У Вийона вдруг подкосились ноги. Он уже знал, ощущал, что должны были чувствовать жертвы, когда из них уходила жизнь. Внезапно он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной. Кто-то, кто сейчас защелкнет маску у него на лице!

Он отбросил череп прочь и развернулся на пятках. Маска с лязгом покатилась по полу. А позади него… Позади него никого не было.

С помощью этого устройства делались слепки лиц! Он сразу понял, отчего у жертв были синие лица. Расправившись с жертвой, убийца надевал на труп железный шлем и вливал воск, чтобы снять посмертную маску… Но зачем? Почему?

Он взглянул на лица, смотревшие на него со стен и из углов зала. Неужели Дьявол убивал, чтобы украсить свою мастерскую? Нет, это бессмысленно.

Под маской что-то лежало. Пергамент, по которому вились линии, переплетались, образуя розетки и сложные конструкции. Только спустя какое-то время, когда глаза его привыкли к трепещущему свету факела, он понял.

Это был план. План собора.

Храм стремился ввысь, большой и величественный. С двумя большими башнями и одной маленькой сигнатуркой на пересечении нефа и трансепта. Огромные дуги окон соединялись вверху, под облаками, а стройность их форм подчеркивали стильные розетки и разноцветные витражи, напоминавшие глаза, глядящие во все стороны света. Огромные колонны тянулись к остроконечным крышам, украшенным целыми рядами маскаронов и ощеривших зубы горгулий, карнизами и башенками.

Собор… Еще одна загадка, которую предстояло разгадать.

Настоящий убийца убил своего помощника – палача, который провалил засаду в подземельях Монфокона, и оставил для поэта головоломку. Вийон заметил в углу лестницу, ведущую на крышу. Взобрался по ней и оказался на узкой кладке, опоясывающей шпиль башни. Выглянул с балкона на ночной Париж, освещенный лунным светом. На город грязи, нечистот, злобных толп, нищих, бедности и шелков, говна и золота и вшивых мазанок. Небо над его головой было бездной, освещенной лишь луной: далекой, нереальной и недостижимой, словно Ультима Туле. Внизу, под ногами поэта, за убегающими вниз террасами и контрфорсами башни, виднелись высокие шпили замка Тампль, а за ними – островерхие крыши домов, лабиринты улочек, что заканчивались у Сены, подле домов у мостов, ведущих на остров Сите и к собору Парижской Богоматери.

Но на плане был изображен не дом Марии. Были там другие башни, другие украшения, окна другой формы. Черт побери, это был совершенно другой собор!

Вийон обводил взглядом море домов, ища строение, которое выглядело бы как эта громада на пергаменте. Когда к западу от острова Сите он увидел мрачный колосс, встающий над лабиринтами мазанок и домиков, он содрогнулся. Собор… Новый собор, о существовании которого он не слышал. Он выстреливал в небо, словно колонна, соединяющая грешную, грязную землю с далекими небесами. Ах, почувствовать бы себя ангелом и полететь к собору над ночным городом. Свет луны отражался от свинцовых оплеток окон, розеток и витражей здания, выхватывал из тьмы вереницы горгулий, бесов и маскаронов, опоясывавших башни. На вершине одной из них горел красный огонек – слабая вспышка либо отсвет факела. Кто-то был в соборе. Поэт понял, что убийца оставил ему след. Ему нужно пойти по этому следу, чтобы найти решение этой загадки.

Ждать больше нечего. Он сбежал вниз, нашел вторую лестницу – на этот раз с внутренней стороны стены – и спустился на уровень парижской мостовой. И быстро зашагал крутыми улочками квартала Тампль. Шел в сторону Гревской площади, неподалеку от которой он и видел таинственный собор. Миновал аббатство и каменную церковь Святого Мартина, потом свернул в улочку того же святого, заставленную лавками, забитую повозками, тележками и двуколками, туда, где в многочисленных мастерских днем работали литейщики, отливая колокола и пушки. На пересечении с улочкой Бурж-л’Аб увидел собор снова. Тот величественно вздымался над крышами старых домов, где-то между Гревской площадью и Лувром – или, может, чуть ближе к улице Святого Гонория?

Он потерял его из виду, войдя в заулок улицы Бобур и прикрыв нос краем плаща, поскольку здесь, под стенами разрушенных домов, народ справлял нужду. На улице стояли шлюхи. Расступались перед поэтом, посылали искушающие улыбочки. Некоторые были молоды и красивы, однако взгляд поэта скользил в основном по старым, затраханным проституткам, размалеванным и скалящим рты, зияющие дырами от выпавших зубов. Они кричали ему, дергали за плащ, гладили по волосам, по набитому гульфику. Были среди них и раскрашенные мальчики, мужчины, переодетые в женское платье, содомиты в гладко выделанной коже, карлики и карлицы, делающие непристойные жесты.

Вийон всей грудью вдыхал вонючий, испорченный запах Парижа, города распутства и нищих, дворцов и халуп, церквей и замков. Вышел на улицу Менестрелей, а потом узкими переулками добрался до Кенкомпуа, где размещались лотки и мастерские шлифовальщиков и золотых дел мастеров. Тут он снова увидел собор – тот выстреливал в небо чуть левее, ближе к Сене, далекий, гордый и живописно-прекрасный на фоне грязных мазанок. Вийон миновал улицу Ломбардов; около церкви Сен-Жак-де-ля-Бушри спрятался от патруля городской стражи, потом вошел в парафию Святого Медерика, пройдя мимо Байё и Кур-Робер, где тоже стояли шлюхи, а в подворотнях и сараях платная любовь расцветала пышнее яблонь в мещанских садах. Из тьмы Вийон вынырнул у церкви Сент-Оппортюн, неподалеку от Сите, и угодил в море грязи и конского навоза, покрывающих де-ля-Сонри около старой солеварни. Этой весной, во время паводка, тут потонули две лошади.

Когда он добрался до Гревской площади, собор возник из мрака справа – ближе к городским стенам, неподалеку от ворот Сен-Дени. Вийон направился по улице Святого Гонория, почти бежал, задыхаясь и обливаясь потом. Снова нырнул в лабиринт вонючих закоулков, минуя кучи бочек, бревна, повозки, лавки, магазинчики, заплоты и лабиринты ступенчатых домов, чьи фасады почти соединялись над улицами. Дважды его едва не облили содержимым ночного горшка. Раз ему пришлось перебираться через широко разлившуюся канаву, другой раз – убегать от крыс, обгрызающих конский труп. Судя по вони, тот валялся здесь c Пасхи. А потом, наконец вынырнув из чрева Парижа неподалеку от ворот Сен-Дени, он замер с широко раскрытыми глазами.

Здание исчезло.

Перед ним вставали городские стены, позади него были луга, поля и деревянные дома предместья Мон-Мартр, а дальше – леса, поля и холмы Иль-де-Франс.

Потеряв дар речи, он вскарабкался на ближайшую стену и взглянул на город. Сразу увидел гордые башенки здания, которое он безрезультатно разыскивал. Но теперь собор, казалось, находился на левом берегу Сены, где-то на территории университета, возможно, неподалеку от площади Мобер или улицы дю-Фуар…

Здание обманывало поэта. Находилось не там, где он предполагал. Он понял, что план и маска, оставленные в башне, – это не загадка и подсказка. Дьявол с Мобер снова удивил поэта, показав ему тропу, ведущую в никуда, и с издевательской ухмылкой захлопнув перед ним ворота собора.

Слова и образы

– Мэтр, что это?

Жюстин Леве глядел на план собора, начертанный на пергаменте.

– Еще я нашел вот что, – Вийон положил на стол маску. – Убийца накладывал это на лица жертвам, заливал воск и делал слепок. Интересно, с какой целью?

Леве спрятал лицо в ладонях.

– Убийца, маска, посмертные слепки… Тут дело не в лицах, господин Вийон. Во всем этом есть более глубокий смысл. Вспомни, что на лице человека обычно отражаются все его поступки. Характер, злость, любовь, ненависть, гнев, чувственность – вся душа человека. Вийон, он делает посмертные маски, чтобы украсть души убитых жертв.

– И что же, в таком случае, он делает с ними? Забирает в ад? А может, отапливает ими печь? Какая связь между ним и собором?

– Ты хотел сказать – с планом собора.

– Этот собор стоит неподалеку от вашего дома.

– Что?

Вийон подвел Жюстина к окну. Вдалеке над крышами непритязательных домов они увидели огромное мрачное здание. Жюстин заморгал, сразу перевел взгляд на остров Сите. Но святыня Богородицы так и стояла посреди города. У Парижа было два собора. Две стройные, выстреливающие в небо подпорки, поддерживающие небесный свод.

Жюстин схватился за голову.

– О Боже! Ты там был, Вийон?

– Я пытался его найти. Но хотя не пил вина и не ел белены, собор убежал от меня, словно, извините, монашка от жеребца.

– Собор находится всюду и нигде…

– Полагаю, в нем скрыта тайна этих убийств. Весь вопрос – как туда попасть?

– Пойдем со мной!

Они спустились в библиотеку в подземелье. Леве направился к тому месту, которое когда-то отыскал Вийон – к ложному стеллажу.

Печатник отодвинул полки с книгами. Маленькая неприметная книга так и лежала в тайнике, как ее оставили. Жюстин поставил рядом свечу.

– Хорошо, Вийон, – прошептал он. – Я готов во всем признаться. Знаешь ли ты, кто виновен в этих убийствах?

Поэт молчал.

– Виновны я и мой брат. Нет, не так! – крикнул он, видя, как ладонь Вийона поползла к рукояти кинжала. – Не мы убивали. Но мы сделали нечто, из-за чего, я полагаю, и гибнут люди.

Вийон нахмурился, начиная догадываться.

– Все из-за этой книги. Потому-то и погиб мой брат и прочие горожане.

Вийон открыл первую страницу. Книга была полна планов кафедр, церквей и часовен. Знания архитекторов и каменщиков, заклинаемые ими в камень и кирпич. Пропорции, украшения, секреты геометрии и распределения тяжести. Пропорции, опирающиеся на ad quadratum и ad triangulum, и другие более сложные узоры, о которых он до сей поры не слышал.

– Вот самый большой секрет камня, – выдохнул Жюстин. – Это цеховые статуты гильдии архитекторов Парижа, Руана, Каркассона и других городов Франции. Это труд, содержащий тайны камня, аллегории и магические числа, вписанные в размеры колонн, контрфорсов, масверков и вимпергов.

– Вы украли эту книгу!

– Мы хотели передать людям тайные знания, описывающие строительство соборов. Извлечь на свет божий мысли и символы, заклятые в камне. Раскрыть знание, благодаря которому всякий мог бы возводить каменные книги. Спрашиваешь, была ли эта книга украдена. Да, Вийон, ее украли по поручению моего брата. Цеховые статуты читают только члены гильдии. Странствующие мастера приносят клятву, что не выдадут их даже под страхом смерти. А мы хотели издать ее, напечатать. За это нас возненавидели архитекторы. И едва лишь мы это сделали, начались убийства. Здесь – изображения церквей и замков. Здесь ты найдешь решение загадки.

Леве положил план собора на полку, прижал его фонарем и принялся просматривать книгу. Перелистывал планы соборов, церквей, рисунки контрфорсов, граненых колонн, арок и нервюров. Пока не остановился.

Остановился на странице, на которой был изображен сложный план церкви, потом сравнил его с рисунком на пергаменте.

Это был тот же самый собор.

Вийон вздрогнул, узнав рисунок стреловидных башен, масверки, аркбутаны и округлую абсиду, внутри же храма – трехосный неф с прилегающими рядами молелен. Взглянул на надпись, вившуюся у фундамента строения, словно змий, растоптанный ногой Господа.

«И сказал Господь: в доме Моем будет прибежище для Слова Божьего, ибо лишь он один достоин такой чести».

«И се – собор, – гласила приметка внизу страницы, – который желал выстроить Анжел Деланно, строитель из Лиона, в королевском городе Руане. Однако ж Его Преосвященство епископ Руана строительства сего не позволил, решив, что собор сей – еретическое уродство и святотатство. Также и цехмейстер строительной гильдии Жакоб Молино и старшие каменщики посчитали, что вышеупомянутое здание возведено быть не может, поскольку противоречит правилам геометрии, Эвклидом-мудрецом установленным. Оттого план собора был отложен».

– Деланно! – застонал Жюстин. – Это он Дьявол с Мобер! Я знал!

– Кто это? Ты его знаешь?

– Деланно – враг моего цеха и печатного слова. Но он – гениальный скульптор и архитектор, утверждающий, будто печать убьет архитектуру, а слово, изобретенное Гутенбергом, уничтожит искусство резьбы по камню. В тот день, когда ты был у нас, мой брат сказал, что некий человек желает показать ему договор, по которому отдает свою душу дьяволу. Потому-то он и отправился ночью на улицу. Бедный Лоран. Его погубило любопытство, поскольку в закоулке его уже поджидал Деланно… Потому что Деланно принес присягу дьяволу. Это был его договор.

Вийон перекрестился.

– Деланно готовился к диспуту с нами. Ненавидел книги. Поклялся однажды, что построит здание столь величественное, что люди закроют сердца свои для книг. И, – Жэстин указал на план, – судя по всему, именно его-то он и строит.

– Но зачем же он убивает людей и крадет их души?

– Чтобы решить эту загадку, мы должны добраться до собора.

– К нему долетит лишь птица. Я два раза мог слететь с эшафота, но крыльев у меня все еще не выросло.

Жюстин вышел из тайника и вскоре вернулся с картонкой, на которой начертан был план Парижа, и с несколькими листками бумаги.

– А что, если соединить линиями все места, в которых совершались убийства? Может, это наведет нас на какой-то след?

Воспользовавшись планом, он обозначил на бумаге все места убийств. Соединил точки линиями. Ничего… Рисунок не напоминал никакую фигуру. Линии пересекались хаотично. Никакой системы не просматривалось.

– Хм, – вздохнул Жюстин. – Не похоже, чтобы Деланно убивал согласно плану…

– И все же план существует. Последовательность жертв представлена на барельефе в соборе Богоматери. На барельефе, изображающем Аллегорию Вознесения Господня. Я нашел его случайно.

– Аллегория Вознесения? Это произведение Деланно! Он сделал его несколько лет тому назад для епископа Парижа! Ты должен проверить, кто станет следующей жертвой. Чью посмертную маску, после невиновной убийцы, сделает Деланно и чью душу украдет. Быть может, тогда на этом плане появятся еще точки, – он указал на изрисованный листок бумаги, – и мы обнаружим какой-то след.

– А что, если на Аллегории изображены жертвы, которых Деланно не успел убить?

– Тогда нам останется только ждать, пока круг замкнется…

Вийон молчал.

– Когда найдешь дорогу к собору, – пробормотал Леве, – не входи туда, но дай мне знать. Собор этот – не от сего мира.

Аллегория

Когда Вийон поднялся на галерею королей, уже наступили сумерки. Небо затянули тучи, начинался дождь. Статуи владык поблескивали от влаги. Он отыскал место, где два дня назад нашел Аллегорию Вознесения. Дошел до того места… и рухнул на колени.

Барельеф исчез.

В стене, в которой находилось творение Деланно, виднелся белый прямоугольник. Вокруг валялись куски мусора, остатки раскрошенной известковой заправки. Вийон почувствовал, что пол собора уходит у него из-под ног.

Встал и зашагал к лестнице, ведущей вниз, в главный неф. Храм был пуст, но в одной из молелен возился монашек. Гасил свечи у алтаря Мадонны. Вийон подскочил к нему, ухватил за власяницу на груди. Монашек задрожал и сжался.

– Аллегория! – выдохнул поэт. – Где Аллегория из галереи королей?! Что вы с ней сделали?!

– Но… Так ведь ее приказали… Господин наш, архидиакон, приказал выбросить. Потому что… Потому что там другие барельефы встанут. Были се… сегодня два каменщика, так и забрали…

– Куда?!

– Ну, как куда… На свалку. За собором, у реки…

Вийон бросился к выходу. Выскочил из собора на площадь, миновал фигуру святого Кристофа и повернул налево. Здесь, на берегу Сены, между деревянными помостами порта Л’Эвек и дворцом епископа, он нашел кучу отбросов и разбитых бочек. Когда подошел ближе, большие, толстые крысы неохотно убежали прочь. Не обращая внимания на смрад разложения, он разбрасывал доски, переворошил кучи костей… И наконец нашел! Грязные куски гипсового барельефа, изображающего Аллегорию, покрытые крысиным пометом, валялись среди завонявшейся селедки и гнилой скорлупы.

Довольно быстро он собрал все обломки барельефа. Сложил разбитые и расколотые фигуры, от Лженищего до… Невиновной Убийцы и Архитектора, что жертвовал собор Богу.

Не хватало одной фигуры, что находилась между Невиновно Осужденной и Архитектором; не было одного, последнего звена этой загадки.

Того, кто должен был стать очередной жертвой убийцы.

Вийон, вымокший под дождем, долго стоял посреди свалки, глядя на барельефы. Мир вращался вокруг него в ошеломительном танце. Он уже не знал ни что делать, ни куда пойти. Взглянул на разбитые, отколотые барельефы…

Как добраться до собора, где пролегает путь к нему? Он смотрел на фигуру Архитектора, и вдруг в голове у него зародилась некая идея. Что, если сама Аллегория указывает ему путь? Что, если путь к храму начинался именно в тех местах, где совершались убийства?

Он долго стоял под дождем в задумчивости. А потом быстрым шагом направился в сторону площади Мобер, где совершено было первое убийство.