Полное собрание сочинений. Том 11. Июль ~ октябрь 1905

Сердитое бессилие

В № 104 «Искры» помещена заметка по поводу нашего фельетона: «Третий шаг назад» («Пролетарий» № 6)^[55]. Там нами было совершенно спокойно рассказано, что ново-искровцы пользовались от имени партии типографией, складом и деньгами, а от сдачи партийного имущества предпочли уклониться. До какого состояния довело «Искру» раздражение по поводу этого заявления, видно из их выражений в духе незабвенного бундовского «поганья». «Искра» любезно преподносит нам и «грязную швабру» и «клевещущих трусов» и проч. и проч. Совсем так, как Энгельс характеризовал некогда полемику известного сорта эмигрантов: «Каждое слово – ночной горшок, и притом не пустой» (Jedes Wort – ein Nachttopf und kein leerer)^{63}. Мы не забыли, конечно, французского изречения: брань есть довод того, у кого нет аргументов. Мы предложим и теперь беспристрастным читателям хладнокровно взвесить, по какому случаю шум. Новоискровцы не ответили на письмо ЦК, который после III съезда предложил им сдать партийное имущество. Они не признают III съезда, не признают поворота ЦК к большевикам. Пусть так. Но из этого непризнания вытекает лишь то, что новоискровцам следовало бы, с их точки зрения, сдать не все, а известную часть партийного имущества. Это до того ясно, что «Искра» сама говорит теперь в своей заметке о «возможности разделения всего партийного имущества». Если так, наши милые противники, то отчего же бы вам и не ответить соответственно на письмо Центрального Комитета? А то ведь остается несомненным, несмотря на всю энергию ваших выражений, тот факт, что большинство дает во всем публичный отчет, издавая протоколы III съезда, а вы никакого отчета никому о своем употреблении партийного имущества не даете, никаких протоколов не выпускаете, только ругаетесь. Подумайте в спокойную минуту, какое впечатление должно получаться у способной думать публики от такого поведения!

Далее. Поворот ЦК в пользу съезда не нравится «Искре». Это естественно. Но ведь это не первый его поворот. Год тому назад, в августе 1904 г., ЦК повернул к меньшинству. Год тому назад мы заявили печатно и публично, что не признаем законности действий Центрального Комитета. Спрашивается, как поступили мы тогда по отношению к партийному имуществу? Мы отдали и типографию, и склад, и кассу меньшевикам. «Искра» может ругаться, сколько угодно, но этот факт остается фактом. Мы дали отчет и сдали имущество нашим противникам, желая бороться партийными способами и добиваясь съезда. Наши противники спрятались от съезда и никому никаких отчетов не дали (кроме своих собственных сторонников, да и тем непублично, ибо, во-первых, нет протоколов «конференции», а во-вторых, неизвестен ни ее порядок дня, ни ее пределы власти, т. е. пределы обязательности для самих меньшевиков ее решений).

Наша внутрипартийная борьба кончилась расколом; теперь есть лишь борьба одной партии с другою, находящеюся в состоянии организации-процесса. И вот теперь, бросая общий взгляд на историю борьбы до раскола, всякий – (конечно, из тех, кто изучает по документам историю своей партии, а не ограничивается россказнями, как делают многие приезжие из России) – всякий может видеть ясно общий характер борьбы. Большинство, обвиняемое в «формализме», «бюрократизме» и проч., отдало своим противникам все формальные прерогативы, все бюрократические учреждения: сначала редакцию ЦО, потом Совет партии, наконец, и Центральный Комитет. Не отдавали и не отдали лишь съезда. И вышло так, что большевики восстановили партию (или создали себе свою партию, как думают, естественно, новоискровцы), основав все свои партийные учреждения всецело на добровольном согласии партийных работников, – сначала Бюро Комитетов Большинства^{64}, затем «Вперед», наконец, III партийный съезд. Наоборот, наши оппоненты держатся как раз за формальные прерогативы и бюрократические учреждения, подаренные им из жалости! Посмотрите, в самом деле: разве «редакцию ЦО» не подарили им Ленин и Плеханов? Называя себя «ЦО партии», «Пролетарий» опирается на решения III съезда, не признаваемые меньшевиками, но признанные ясно, точно и определенно большинством партии, состав которого всем известен. «Искра» же, называя себя «ЦО партии», опирается на решения II съезда, не признаваемые теперь ни большевиками (мы их заменили решениями III съезда), ни меньшевиками!! Ведь вот в чем соль-то! Ведь конференция меньшевиков сама отменила устав II съезда. Ведь новоискровцы цепляются теперь за заголовок, отмененный их собственными сторонниками!

Сам Плеханов, который никогда не мог вполне сойтись с новоискровцами принципиально, который делал им, однако, бесконечные личные уступки, который больше чем достаточно обрушивался на большевиков, которому всегда за это кланялись и кланяются новоискровцы, – даже он заявил, что конференция нанесла смертельный удар центральным учреждениям, и предпочел отрясти прах от ног своих. А новоискровцы продолжают называть себя «ЦО» и бранить тех, кто указывает им не только неправильность, но и абсолютное неприличие всей их партийной позиции. Брань, по поводу которой завели мы весь разговор, есть именно психологически неизбежный результат смутного сознания этого неприличия. Напомним, что даже г. Струве, много раз выражавший свои принципиальные симпатии^[56] и Староверу, и Акимову, и Мартынову, и тенденциям новоискровства вообще, и их конференции в частности, должен был признать в свое время, что позиция у них не совсем корректна или, вернее, совсем не корректна (см. «Освобождение» № 57).

Нам прекрасно известно, что широкие круги социал-демократов, особенно рабочих, страшно недовольны расколом (кто может быть доволен им?) и готовы «где угодно» искать выхода из него. Мы вполне понимаем и безусловно уважаем это настроение. Но мы предостерегаем всех и каждого: одного настроения мало. Формула «где угодно» никуда не годится, ибо в ней нет главного: понимания средств прекращения раскола. Никакие горькие слова, никакие попытки образовать что-либо «третье», не большевистское и не меньшевистское, не помогут делу, а только запутают его еще больше. Пример такой сильной личности, как Плеханов, фактически, на опыте двух лет, доказал это. Пусть немецкие социал-демократы, которые, подобно К. Каутскому, знают о нашем расколе большей частью из односторонних рассказов, отделываются горькими словами. Им еще простительно их незнание – хотя непростительны, конечно, претензии судить о том, чего они не знают. Русские социал-демократы должны научиться, наконец, презирать людей, способных отделываться горькими словами, мечущихся из стороны в сторону, фразерствующих о «мире» и бессильных хоть что-нибудь реальное сделать для мира. Реальный путь к миру и единству партии лежит не через скороспелые соглашения, ведущие к новым конфликтам, к новому и худшему запутыванию дела, а в полном выяснении на деле тактических и организационных тенденций обеих частей. В этом отношении мы довольны, как нельзя более, новоискровской конференцией. Она ознаменовала бесповоротное разложение новоискровства. Революция разбивает их тактический хвостизм. Их «организация-процесс» становится всеобщим посмешищем. От них отпадает, с одной стороны, Плеханов, «просвещенный», очевидно, конференцией не только насчет ее организационного смысла, но и насчет принципиальности ново-искровцев. От них отпадает, с другой стороны, Акимов, объявляющий «пустой фразой» обещания или «принципы» петербургских меньшевиков^[57] («Последние Известия»^{65} № 235). Третий съезд партии теснее сплотил одну сторону. Конференция сама разбила другую сторону. Нам остается лишь посоветовать «примиренцам»: изучите, товарищи, историю раскола, разберитесь в причинах неудачи плехановского примиренства, не вливайте нового вина в старые мехи!

«Пролетарий» № 9, 26 (13) июля 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Пролетарий», сверенному с рукописью

Пролетариат борется, буржуазия крадется к власти

Во время войны дипломатии нечего делать. По окончании военных действий дипломаты выдвигаются на первый план, подводя итоги, составляя счета, упражняясь в честном маклерстве.

Нечто подобное происходит и в русской революции. Во время военных столкновений народа с силами самодержавия либеральные буржуа прячутся по своим норам. Они против насилия сверху и снизу, они враги и произвола власти и анархии черни. Они выходят на сцену по окончании военных действий, и в их политических решениях ясно отражается перемена в политической ситуации, произведенная этими действиями. Либеральная буржуазия «порозовела» после 9-го января; она начинает «краснеть» теперь, после одесских событий, ознаменовавших (в связи с событиями на Кавказе, в Польше и т. д.) крупный рост народного восстания против самодержавия за полгода революции.

Три только что состоявшихся либеральных съезда очень поучительны в этом отношении. Всех консервативнее был съезд промышленников и торговцев^{66}. Им всего больше доверяет самодержавие. Их не беспокоит полиция. Они критикуют булыгинский проект, осуждают его, требуют конституции, но не поднимают, насколько мы можем судить по нашим неполным сведениям, даже и вопроса о бойкотировании булыгинских выборов. Самый радикальный – съезд делегатов «Союза союзов»^{67}. Он происходит уже тайно и на нерусской территории, хотя под боком у Питера, в Финляндии. Как говорят, члены съезда прячут из предосторожности бумаги, и полицейские обыски на границе не дают никаких данных полиции. Съезд этот большинством голосов (против значительного, кажется, меньшинства) высказывается за полный и решительный бойкот булыгинских выборов, за широкую агитацию в целях осуществления всеобщего избирательного права.

Середину занимает самый «влиятельный», торжественный и шумный съезд земских и городских деятелей^{68}. Он почти легален: полиция только для проформы составляет протокол и предъявляет встреченное улыбкой требование разойтись. Газеты, начавшие печатать сведения о нем, караются приостановкой («Слово»^{69}) или предостережением («Русские Ведомости»). На нем представлено 216 делегатов, по заключительному отчету г. Петра Долгорукова, сообщенному в «Times»^{70}. Об нем телеграфируют во все концы мира корреспонденты иностранных газет. По главному политическому вопросу: бойкотировать ли «конституцию» Булыгина, съезд не высказывается никак. По сообщениям английских газет, большинство было за бойкотирование, организационный комитет съезда – против. Сошлись на компромиссе: оставить вопрос открытым до опубликования проекта Булыгина и тогда созвать по телеграфу новый съезд. Разумеется, булыгинский проект решительно осуждается съездом, который принимает «освобожденский» проект конституции (монархия и двухпалатная система), отвергает обращение к царю и постановляет «обратиться к народу».

Текста этого обращения мы еще не имеем. По сообщениям иностранных газет, оно представляет из себя составленный в сдержанных выражениях очерк событий со времени ноябрьского съезда земцев, перечень фактов, свидетельствующих о недобросовестных оттяжках правительства, о нарушенных им обещаниях, о его циничном равнодушии к требованиям общественного мнения. Кроме обращения к народу почти единогласно принята также резолюция о сопротивлении произвольным и несправедливым действиям правительства. Эта резолюция заявляет, что, «ввиду произвольных действий администрации и постоянного нарушения ею прав общества, съезд считает долгом всех защищать естественные права человека мирными средствами, включая сюда и сопротивление действиям властей, нарушающих эти права, хотя бы такие действия основывались на букве закона» (цитируем по «Times»).

Итак, шаг влево нашей либеральной буржуазии несомненен. Идет вперед революция, за ней ковыляет и буржуазная демократия. Истинный характер этой демократии, как буржуазной демократии, представляющей интересы имущих классов, отстаивающей дело свободы непоследовательно и своекорыстно, выступает все яснее, несмотря на то, что буржуазная демократия «краснеет» и старается говорить иногда «почти-революционным» языком.

В самом деле, что означает отсрочка решения вопроса о бойкоте булыгинской конституции? Желание еще поторговаться с самодержавием. Неуверенность в себе того большинства, которое составилось было в пользу бойкота. Молчаливое признание того, что конституцию господа помещики и купцы запрашивают, а сойдутся они, пожалуй, и на меньшем. Если даже съезд либеральных буржуа не решается сразу порвать с самодержавием и с булыгинской комедией, то чего же можно ждать от того съезда всех и всяческих буржуа, который будет называться булыгинской «Думой» и который будет избран (если он когда-либо будет избран!) при всевозможных приемах давления со стороны самодержавного правительства?

Самодержавное правительство так и смотрит на этот акт либералов, считая его лишь одним из эпизодов буржуазного торгашества. С одной стороны, самодержавие, видя недовольство либералов, «надбавляет» немного свои посулы: заграничные газеты сообщают, что в булыгинский проект вносится ряд новых «либеральных» изменений. С другой стороны, самодержавие отвечает на недовольство земцев новой угрозой: характерно сообщение корреспондента «Таймса», что Булыгин и Горемыкин предлагают, как ответ на земский «радикализм», натравить крестьян на «бар», пообещав крестьянам прирезку земли от имени царя и устроив «народный» плебисцит (при помощи земских начальников) насчет сословных или бессословных выборов. Разумеется, это сообщение – только слух, пущенный, вероятно, нарочно. Но остается несомненным, что правительство не боится самых диких, грубых и зверских форм демагогии, не боится восстания «одичалых масс» и подонков населения, а либералы боятся народного восстания против насильников, героев грабежа, разбоя и турецкого зверства. Правительство давно уже начало кровопролитие в невиданных размерах и формах. А либералы отвечают, что они хотят избегнуть кровопролития! Разве после такого ответа не вправе любой наемный убийца третировать их, как буржуазных торгашей? Разве не смешна после этого резолюция об обращении к народу с признанием «мирного сопротивления» произволу и насилию? Правительство раздает оружие направо и налево, подкупая кого угодно на избиение и убийство «жидов», «демократов», армян, поляков и т. д. А наши «демократы» считают «революционным» шагом агитацию за «мирное сопротивление»!

В только что полученном нами № 73 «Освобождения» г. Струве негодует против г. Суворина, который поощрительно похлопывает по плечу г. Ивана Петрункевича и предлагает разместить таких либералов по министерствам и департаментам для их успокоения. Г. Струве возмущен, ибо именно г. Петрункевича и его единомышленников в земстве («связавших себя программой» – какой? где? – «перед историей и нацией») он прочит в будущее министерство конституционно-демократической партии. Мы же думаем, что поведение гг. Петрункевичей и на приеме их царем и на земском съезде 6 (19) июля дает полное право даже Сувориным презрительно третировать таких «демократов». Г. Струве пишет: «всякий искренний и рассуждающий либерал в России требует революции». Мы же скажем, что если это «требование революции» в июле 1905 года выражается резолюцией о мирных средствах сопротивления, то Суворины имеют полное право относиться к подобному «требованию» и к таким «революционерам» с презрением и с насмешкой.

Г. Струве возразит, вероятно, что события, двигавшие до сих пор влево наших либералов, подвинут их со временем и еще дальше. Он говорит в том же № 73: «Условия для физического вмешательства армии в политическую борьбу будут действительно даны лишь тогда, когда самодержавная монархия столкнется с организованной в народном представительстве нацией. Тогда армия будет поставлена перед выбором: правительство или нация, и выбор будет нетруден и безошибочен».

Эта мирная идиллия очень похожа на откладывание революции до греческих календ^{71}. Кто же организует нацию в народное представительство? Самодержавие? Но оно соглашается организовать лишь булыгинскую Думу, против которой вы сами протестуете, не признавая ее народным представительством! Или «нация» сорганизует народное представительство сама? Если так, отчего либералы и слышать не хотят о временном революционном правительстве, которое может опереться лишь на революционную армию? отчего они, выступая на своем съезде от имени народа, не делают, однако, такого шага, который бы свидетельствовал об организации нации в народное представительство? Если вы действительно представители народа, господа, а не представители буржуазии, предающей интересы народа в революции, отчего вы не обращаетесь к армии? не объявляете разрыва с самодержавной монархией? отчего вы закрываете глаза на неизбежность решительной борьбы между армией революционной и армией царской?

Оттого, что вы боитесь революционного народа и, обращаясь к нему с фразами, на деле вы считаетесь и торгуетесь с самодержавием. Лишнее доказательство этого: переговоры председателя организационного комитета земского съезда, г. Головина, с московским генерал-губернатором Козловым. Г. Головин уверил Козлова, что слухи о намерении превратить этот съезд в учредительное собрание вздорны. Что это значит? Это значит, что представитель организованной буржуазной демократии гарантировал представителю самодержавия, что на разрыв с самодержавием она не идет! Ведь только политические младенцы могут не понимать того, что обещание не объявлять съезда учредительным собранием равносильно обещанию не принимать действительно революционных мер, – ибо Козлов боялся, разумеется, не слов: учредительное собрание, а дел, способных обострить конфликт и вызвать решительную борьбу народа и армии с царизмом! Разве это не политическое лицемерие, когда на словах вы называете себя революционерами, говорите об обращении к народу, об оставлении вами всяких надежд на царя, а на деле успокаиваете слуг царя насчет своих намерений?

Ах, эти пышные либеральные слова! Сколько наговорил их на съезде вождь «конституционно-демократической» партии г. И. Петрункевич! Посмотрим же, какими заявлениями «связывает он себя перед историей и нацией». Цитируем по корреспонденциям в «Таймсе».

Г-н де-Роберти высказывается за обращение с петицией к царю. Против говорят Петрункевич, Новосильцев, Шаховской, Родичев. Голосование дает лишь шесть голосов за петицию. Из речи г. Петрункевича: «Когда мы ехали в Петергоф 6 (19) июня, мы еще надеялись, что царь поймет грозную опасность положения и сделает что-нибудь для ее предотвращения. Теперь всякая надежда на это должна быть оставлена. Остался лишь один выход. До сих пор мы надеялись на реформу сверху, отныне единственная наша надежда – народ. (Громкие аплодисменты.) Мы должны сказать народу правду в простых и ясных словах. Неспособность и бессилие правительства вызвали революцию. Это факт, который надо признать всем. Наш долг – употребить все усилия, чтобы избежать кровопролития. Многие из нас отдали долгие годы на службу родине. Теперь мы смело должны идти к народу, а не к царю». На другой день г. Петрункевич продолжал: «Мы должны порвать узкие рамки нашей деятельности и пойти к крестьянину. До сих пор мы надеялись на реформы сверху, но, пока мы ждали, время сделало свое дело. Революция, споспешествуемая правительством, перегнала нас. Слово: революция: так испугало вчера двух наших членов, что они ушли со съезда. Но мы должны мужественно смотреть в лицо правде. Мы не можем ждать со сложенными руками. Нам возражали, что обращение земств и дум к народу будет агитацией, сеющей смуту. Но разве в деревнях царит спокойствие? Нет, смута уже налицо и притом в худшем виде. Мы не можем удержать бурю, но, во всяком случае, мы должны постараться предотвратить слишком большое потрясение. Мы должны сказать народу, что бесполезно разрушать фабрики и экономии. Мы не должны смотреть на это разрушение как на простой вандализм. Это – слепой, невежественный крестьянский способ помочь злу, которое они инстинктивно чувствуют, но которое они не в силах понять. Пусть власти отвечают им нагайками. Наш долг все-таки идти к народу. Мы должны были бы сделать это раньше. Земства существовали 40 лет, не приходя в тесное и интимное соприкосновение с крестьянами. Не будем же терять времени, чтобы поправить эту ошибку. Мы должны сказать крестьянину, что мы с ним».

Очень хорошо, г. Петрункевич! Мы с крестьянином, мы с народом, мы признаем революцию за факт, мы оставили всякую надежду на царя… В добрый час, господа! Только… только как же так? Не с царем, а с народом, и поэтому обещать генерал-губернатору Козлову, что съезд не будет действовать как учредительное собрание, т. е. как настоящее народное, и действительное народное, представительство? Признавать революцию и поэтому отвечать мирными средствами сопротивления на зверства, убийства, разбои правительственных слуг? Идти к крестьянину и с крестьянином, и поэтому отделываться самой неопределенной программой, сулящей только выкуп с согласия помещиков! Идти не с царем, а с народом, и поэтому принимать проект конституции, который обеспечивает, во-первых, монархию, сохранение царской власти над войском и чиновничеством, а во-вторых, обеспечивает заранее политическое господство помещиков и крупной буржуазии посредством верхней палаты^[58].

Либеральная буржуазия идет к народу. Это верно. Она вынуждена идти к нему, ибо без него она бессильна бороться с самодержавием. Но она боится революционного народа и идет к нему не как представительница его интересов, не как новый пламенный боевой товарищ, а как торгаш, маклер, бегающий от одной воюющей стороны к другой. Сегодня – она у царя и просит у него, от имени «народа», монархической конституции, трусливо отрекаясь в то же время от народа, от «смуты», от «крамолы», от революции. Завтра – она грозит царю со своего съезда, грозит монархической конституцией и мирным сопротивлением против штыка. И вы удивляетесь еще, господа, что царские слуги разгадали вашу трусливую и двуличную душонку? Вы боитесь остаться без царя. Царь не боится остаться без вас. Вы боитесь решительной борьбы. Царь не боится ее, а хочет борьбы, сам вызывает и начинает борьбу, он желает померяться силой, прежде чем уступить. Вполне естественно, что царь презирает вас. Вполне естественно, что это презрение выражают вам лакеи царя, господа Суворины, посредством поощрительного похлопывания по плечу вашего Петрункевича. Вы заслужили это презрение, ибо вы не боретесь вместе с народом, а только крадетесь к власти за спиной революционного народа.

Иностранные корреспонденты и публицисты буржуазии довольно метко схватывают иногда эту сущность дела, хотя и выражают ее очень своеобразно. Г. Гастон Леру в «Matin»^{72} берется изложить взгляды земцев. «Беспорядок вверху, беспорядок внизу, мы одни – представители порядка». Взгляд земцев действительно таков. А в переводе на прямой русский язык это значит: наверху и внизу готовы бороться, а мы – честные маклеры, мы крадемся к власти. Мы дожидаемся, не будет ли у нас тоже 18-го марта, не победит ли народ хоть раз в уличном бою правительство, не явится ли для нас возможность, подобно немецкой либеральной буржуазии, взять в руки власть после первой победы народа. А тогда, когда мы станем силой против самодержавия, мы обернемся против революционного народа и заключим сделку с царем против народа. Наш проект конституции – готовая программа такой сделки.

Расчет неглупый. Про революционный народ иногда приходится сказать, как говорили римляне про Аннибала: ты умеешь побеждать, но не умеешь пользоваться победой! Победа восстания не будет еще победой народа, если она не поведет к революционному перевороту, к полному свержению самодержавия, к отстранению непоследовательной и своекорыстной буржуазии, к революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства.

Орган французской консервативной буржуазии, «Temps»^{73}, прямо советует земцам покончить скорее конфликт сделкой с царем (передовица от 24 июля н. ст.). Реформы невозможны, говорит он, без соединения моральной и материальной силы. Материальной силой обладает только правительство. Моральной – земцы.

Прекрасная формулировка буржуазных взглядов – и прекрасное подтверждение нашего анализа политики земцев. Буржуа забыл про мелочь, про народ, про десятки миллионов рабочих и крестьян, которые создают своим трудом все богатства буржуазии, которые борются за свободу, необходимую им, как свет и как воздух. Буржуа имел право забыть про них, поскольку они еще не доказали своей «материальной силы» победой над правительством. Иначе как «материальной силой» не решался ни один крупный вопрос в истории, и царское самодержавие, повторяем, само начинает борьбу, вызывая народ померяться с ним силой.

Буржуазия Франции советует буржуазии российской скорее заключить сделку с царем. Она боится, вчуже боится, решительной борьбы. В случае победы народа неизвестно еще, будут ли народом допущены к власти крадущиеся к ней гг. Петрункевичи! Усчитать заранее, насколько решительна будет победа, и каковы будут результаты ее, невозможно, – этим вполне объясняется робость буржуазии.

Пролетариат готовится к этой решительной борьбе по всей России. Он собирает свои силы, он учится и крепнет от каждой новой схватки, которые до сих пор кончались неудачей, но которые неизменно приводили к новым и более сильным нападениям. Пролетариат идет к победе. Он поднимает за собой крестьянство. Опираясь на крестьянство, он парализует неустойчивость и предательство буржуазии, отстранит ее претендентов и силой раздавит самодержавие, вырвет с корнем из русской жизни все следы проклятого крепостничества. И тогда мы завоюем народу не монархическую конституцию, обеспечивающую политические привилегии буржуазии. Мы завоюем России республику с полной свободой всем угнетенным народностям, с полной свободой для крестьян и рабочих. Мы воспользуемся тогда всей революционной энергией пролетариата для самой широкой и смелой борьбы за социализм, за полное освобождение всех трудящихся от всякой эксплуатации.

«Пролетарий» № 10, 2 августа (20 июля) 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Пролетарий», сверенному с рукописью