И говорят… Нет! —
И кричат об Ермоловой.
– Она читает только «Русские Ведомости».
– И «Русскую Мысль».
– Гольцева!
– Вы знаете, она ходит в старой, ста-арой шубе.
– Да что вы?
– Натурально.
– Как же иначе?
И ездит на извозчике.
Другие артисты в каретах, а она на извозчике!
И берёт самого плохого.
На самой плохой лошади!
Которого никто не возьмёт.
И расспрашивает его дорогой про его жизнь.
И даёт ему, вместо двугривенного, пять рублей.
– Пять рублей! Просто – помогает ему!
Она думает только о студентах и курсистках.
И когда захочет есть…
Да она почти никогда и не обедает!
– Время ли ей думать о пустяках?
Она просто говорит: дайте мне что-нибудь поесть.
Что-нибудь!
– Мне говорили. Пошлёт прямо в лавочку за колбасой. И в театр! – кричит самый молодой и верит, что ему это «говорили».
В накуренной комнате на Бронной она кажется близкой, совсем как они.
– Почти что курсисткой.
– Колбаса.
– Извозчик.
– Гольцев.
Каждый украшает своими цветами «Татьяну второго московского университета».
* * *
В драматической литературе сияет Невежин.
Как давно это было! А?
«Сияет» Невежин!
Шпажинский, – кажется, что говорит какие-то:
– «Новые слова».