Все ясно. Все определенно.
– Уж Бертенсон пришел. Нет больше борьбы. Бессильно лежат руки и ноги.
Больной почти спокойно скользит в могилу. Унося в гаснущих зрачках образ доктора Бертенсона.
К постели Чайковского подошел Бертенсон.
И в двух угловых окнах верхнего этажа большого дома на углу Морской и Гороховой[3] на всю ночь загорелся яркий свет.
Замелькали огоньки восковых свечей.
Словно там была елка.
Чайковский умер.
А еще дней за пять до этого я видел его вечером, после театра, в ресторане Лейнера[4].
Он ужинал с друзьями и ел ту самую куриную котлетку, которая оказалась для него роковой[5].
Черт знает что такое! Котлетка может оказаться роковой для гения!
Ищите, если хотите, после этого в жизни смысла и красоты!
Я сидел за соседним столом, как раз против Чайковского, и смотрел на этого «певца Онегина с душой Татьяны». Мечтательной и печальной.