Хлеба и зрелищ

4

Мод Пемпль, а теперь м-с Вильям Брилль, прекрасно владела собой и была великолепно настроена, когда репортеры явились к ней в отель Ритц, где она занимала шесть комнат. Мод курила папиросу и занималась примеркой туфель. Приказчик из обувного магазина достал из чемодана пятнадцать пар туфель с серебряными пряжками и на высоких каблуках.

– Мы – Милли и я – решили пожениться, вот и все, – объяснила она. – Послушайте, что это такое по-вашему новое орудие пытки? – Эти слова относились к терпеливому приказчику, стоявшему перед ней на коленях. – Я все же хочу иметь возможность двигаться.

– Но ваша мать говорит, что вы были загипнотизированы, – объявили репортеры.

– Пожалуй, она права – сказала молодая м-с Брилль, выпуская колечками дым. Я чуть не впала в гипнотическое состояние от скуки и однообразия нашей жизни. Мне кажется, Билли – единственный настоящий мужчина из всех, кого мне приходилось встречать.

5

– Имя Пемплей не должно быть втоптано в грязь подобным мезальянсом, – заявил в своем клубе на Пятой Авеню Фредерик Пемпль, дядя новобрачной.

Его прадед, который заложил фундамент пемплевским миллионам, некогда продавал виски индейцам, вернее-обменивал виски на меха. Он был женат на скво, и по сей день Пемпли утверждают, что в них течет кровь индейской принцессы.

6

– Она поступила по-своему и пусть за это расплачивается, – сказал отец Мод, мрачный человек, писавший в газеты письма о правах собственников и о нравственности. Он имел обыкновение говорить высокопарными фразами, словно повитуха, присутствующая при рождении разума.

– Иными словами вы хотите от нее отречься?

М-р Пемпль, ответил уклончиво:

– Если дочь захочет меня видеть, я ей не смогу отказать, но я не допущу, чтобы этот человек переступил порог моего дома.

Эти слова звучали грозно, предвещая лишения наследства, нищету и прочее, и прочее…

Но вскоре газеты узнали, что у новобрачной есть отдельный капитал – пять миллионов долларов, а кроме того, она получает ежегодно двести тысяч долларов с капитала, завещанного ей бабушкой.

– Они меня не запугают, – сказал молодой Вильям Брилль, когда ему сообщили, что Пемпли отказываются признать его своим зятем. – Пока я здоров, – я сам себе господин. Ради женщины, которую я люблю, я готов исполнять любую черную работу, лишь бы это был честный труд. Я могу содержать свою жену. Любовь в коттедже… это не так уж плохо, не правда ли, моя куколка?

И он посмотрел на сияющую м-с Брилль.

– Конечно, цыпочка – ответила та, нимало не стесняясь репортеров. – Я умею печь чудесные оладьи!

Глава третья

1

Затем в дело вмешалось нью-йоркское «Обозрение». Эта солидная газета считает сенсацию синонимом новостей. Специальность ее-возбуждать интерес в публике, а в мире она не видит ничего, кроме вожделений, окрашенных эмоциями. «Обозрение» положило начало новой эре. До возникновения этой газеты желтую прессу рассматривали, как нечто позорное. Теперь желтая пресса-одно из изящных искусств.

«Обозрение» послало в Старый Хэмпден блестящего репортера, Самуэля Харлея, которому поручено было собрать сведения о Вильяме Брилле. Впоследствии Харлей стал редактором воскресного журнала при газете «Обозрение».

Бродя по тихой деревне, Сэмуэль Харлей походил на человека, упавшего с неба. Обитатели Старого Хэмпдена лишь смутно помнили Вильяма Брилля, энергичного, атлетически сложенного юношу, который любил при случае пошутить, очень недурно умел свистеть, но других способностей не проявлял. В течение двухсот лет деревня мирно дремала в долине, заросшей вязами, и кленами, и ей и в голову не приходило встать, зевнуть и потянуться. Живописное местечко! Издали новоанглийские коттеджи напоминали кубики белого и желтого сыра в чаше с салатом. В ответ на вопрос Харлея, где живет м-с Брилль, жители жестикулировали или давали многословные и туманные указания. Часа два блуждал он по фиолетовым холмам матери-земли, пока случайно не наткнулся на гостиницу «Горное Эхо». Здесь он нашел Майкла Уэбба, сидящего на террасе и перочинным ножом вырезывающего из бамбука свистульку для Томми Уэбба, которому в ту пору было пять лет.

Сэмуэль Харлей назвал свое имя и устало начал стирать с лица пыль и пот; полотняный носовой платок он достал из кармана и развернул с такой осторожностью, словно извлекал какую-то драгоценность. Он был человек аккуратный, а аккуратные люди не любят блуждать по проселочным дорогам.

– Пожалуй, я рад, что заблудился, – сказал он наконец, хотя чувствовал себя не в своей тарелке, раз благодаря этому мне посчастливилось познакомиться с вами, м-р Уэбб.

Он привык думать фразами, напоминающими газетные заголовки, и в голове у него уже мелькали слова: Известный философ говорит… Но закончить фразу он не успел.

– Пожалуйста, садитесь, вежливо предложил Майкл Уэбб. – Не хотите ли лимонаду или чаю?

– Очень вам благодарен, вы так любезны, – пробормотал Харлей. – Пожалуй, я бы выпил чего-нибудь холодного – воды или лимонаду. А я и не подозревал о существовании этой гостиницы…

– О, гостиница невелика, и ее мало кто знает!

– Местоположение прекрасное, – продолжал Харлей. – Она прячется здесь, среди холмов. Этот длинный дом оригинален; все окна разной величины и формы.

Он поднял голову и окинул взглядом темную крышу, дымовые трубы и воркующих голубей. – Какие развесистые деревья! И подступают они к самому дому…

– А вот и лимонад! – перебил Майкл. – И Гюс идет к нам… Вы непременно должны познакомиться с Гюсом.

Харлей увидел очень толстого, массивного человека. Казалось, природа обрекла его быть толстяком и, имея в виду эту цель, вылепила его фигуру. У Гюса были огромные руки и ноги, широкие плечи и добродушная, круглая, ребяческая физиономия толстяка.

– Кто это – Гюс? – прошептал Харлей.

– Папа, папа! – закричал Томми Уэбб. – Можно мне лимонаду?

– Это наш хозяин… Да, можешь налить себе лимонаду… Владелец гостиницы…

– Папа, можно мне положить кусок льда в стакан?

– Нет, нет… лед нельзя… Это Гюс Бюфорд, вернее – Август Бюфорд, который… Нет, малыш, довольствуйся одним лимонадом…

2

М-р Бюфорд говорил хриплым голосом, словно горло у него было устлано мехом. Он выразил свое удовольствие по поводу знакомства с м-ром Харлеем; когда-то он сам работал в газете. Быть может, м-р Харлей помнит ресторан Бюфорда в Вашингтоне? Да, он был владельцем этого ресторана. А не хочет ли м-р Харлей осмотреть дом?

– С величайшим удовольствием, – ответил Харлей, допивая свой лимонад.

– В таком случае идемте…

Двое мужчин и Томми, следуя за толстяком, вошли в дом.

– Это гостиная, – говорил хриплым голосом. – Как видите, я забочусь о комфорте… кресла, подушки, пепельницы…

Гостиная была очень велика. Харлей с удивлением посматривал на удобную мебель, прекрасные ковры и картины. Он думал, что в деревенской гостинице украшением комнат служат сувениры вроде морских раковин и литографии, на которых изображены Скалистые горы.

На первой площадке лестницы м-р Бюфорд приостановился.

– М-р Харлей, – прохрипел он, – женщины были проклятием моей жизни… В течение многих лет я бесновался… женщины сводили меня с ума…

– У него очаровательная жена, сказал Майкл.

– Так было до тех пор, пока мне не перевалило за тридцать, продолжал толстяк. – Сейчас мне сорок лет. Да, из-за женщин я бесновался.

– Печально, – заметил Харлей.

Очки в золотой оправе делали его непроницаемым.

– Да, сэр… Мне нравилось все, что имело отношение к женщинам. Иногда я простаивал час… нет, пожалуй, не так долго… десять минут перед витриной и разглядывал розовые шелковые рубашки и прочие принадлежности дамского туалета.

– И мысленно наряжал в них женщин, – подсказал Майкл, – Томми, сынок, беги на лужайку и там поиграй.

– Не пойду, – категорически отказался Томми, – у Китти Боленд есть розовая ночная рубашка с карманами. Я сам видел, когда она уложила меня к себе в постель.

Голос у него был пронзительный, а последние слова Томми прокричал во все горло.

– Ради бога, не говори об этом, Томми, – пристыдил его м-р Бюфорд. – Запомни, что о таких вещах говорить не принято… И знаете ли, м-р Харлей, все это рассеялось, как сон, когда я открыл гостиницу «Горное Эхо». Раньше меня преследовали неудачи… женщины, женщины, и все, что за этим следует… выпивки, безденежье, потеря места… одно вслед за другим… Пока я не приобрел этого дома.

И с этими словами он любовно провел рукой по обоям.

– Теперь, лежа ночью в постели, я думаю не о женщинах, а об этом доме, о тех переделках, какие нужно сделать, о стенах, с которых облезает краска…

– Его жена – очаровательная маленькая леди, – заметил Майкл. Все посетители ее обожают. – Шарлотта? – с легким раздражением отозвался Гюс: толстяки не любят, когда их перебивают. – У вас тоже хорошая жена, – добавил он, обращаясь к Майклу. – А теперь пойдемте, я вам покажу несколько комнат.

– Обратите внимание на дверь. Допустим, вы занимаете этот номер и хотите завтракать в своей комнате. Видите, здесь снаружи прикреплена к двери маленькая никелированная рамка? А в каждой комнате вы найдете в ящике письменного стола несколько карточек, которые как раз подходят по размеру к этой рамке. Понимаете? Вам остается только написать, в котором часу вы будете завтракать и что хотите получить на завтрак, затем вы вставляете карточку в рамку… а дальше уж наше дело… Ха-ха! Как видите, идея недурна, потому что люди часто не знают заранее, где им хочется завтракать у себя или внизу, и только перед сном принимают решение.

«Почти все мужчины спускаются к завтраку вниз, но женщины завтракают, лежа в постели… Большинство во всяком случае. У нас есть специальные подносы для завтрака, которые прикрепляются к постели. Когда горничная приносит завтрак, даме не приходится держать поднос на коленях. Это большое удобство.

«Комнаты мы обмеблировали недурно-продолжал он, открывая дверь и пропуская вперед своих гостей. – Две кровати, книжный шкап, письменный стол, телефон; при каждом номере ванна… Обращаю ваше внимание на освещение. Как раз над изголовьем кровати находится лампочка, которую можно поворачивать, как угодно. Если вы лежите в постели и читаете, лампу можно повернуть так, что она будет находиться на расстоянии шести дюймов от книги. Остроумно, не правда ли?

«А теперь посмотрим на это круглое стекло в потолке. Как вы думаете, что это такое? Харлей поднял глаза к потолку.

– Похоже на часы, – сказал он.

– Совершенно верно, – подхватил м-р Бюфорд. – Видите ли, ночью многие хотят знать, который час… Они нажимают кнопку у изголовья кровати, и часы на потолке освещаются.

Он нажал кнопку, и часы уставились на них, словно холодный глаз большой рыбы.

– Половина четвертого! – заметил м-р Бюфорд. – Кроме того, на полке камина стояли еще одни электрические часы, соединенные с часами внизу. А здесь ванная… Зеркала. В этой зеркальной двери человек может осмотреть себя с ног до головы… Вот зеркало для бритья… Пожалуйста, обратите внимание на освещение ванной… Как вам известно, ванные обычно освещаются плохо. Но не у нас… – Он зажег свет. – Конечно, сейчас день, но все-таки вы можете составить представление. Здесь всегда светло, как днем… А вот весы… Многие, знаете ли, любят взвешиваться…

– Гюс, а вы когда-нибудь взвешивались? – спросил Майкл.

– Разумеется; сейчас во мне около трехсот фунтов. Мне не хочется, чтобы перевалило за триста. При моем росте это может повлиять на здоровье. Ведь рост у меня средний – всего шесть футов…

– Что это такое? – спросил Харлей, указывая на никелевый ящик, вделанный в стену около ванны.

– А я знаю! – закричал Томми. – Здесь спички!

– Видите ли, м-р Харлей, – пояснил толстяк, – многие мужчины, а иногда и женщины, любят курить в ванне. А это неудобно – спички сырые, некуда сбрасывать пепел. Вот я и придумал… Он провел рукой по шкапику, и распахнулась маленькая дверца. Харлей увидел спички, пепельницу и отделение для сигар и папирос.

– А это что за штука? – осведомился Харлей, указывая на какую-то раму, висевшую на стене ванной.

– О, это стойка для книг, ответил владелец гостиницы. Сняв раму, он приспособил ее к ванне. – Вот в чем тут дело: если вы хотите принимать ванну и в, то же время читать, вы укрепляете эту раму поперек ванны, а на нее кладете книгу. Таким образом книга не может упасть в воду, и вы не рискуете ее испортить.

– Я еще не видывал таких чудес! – воскликнул Харлей. – Как это вам пришло в голову, м-р Бюфорд?

– Зовите меня Гюсом, – мягко сказал м-р Бюфорд. – Все зовут меня Гюсом… Поверьте, все это очень просто. Я – ленивый толстяк, вот и все. Лень – это моя специальность, а большинство ленивых людей – дилетанты.

«Я решил оборудовать эту гостиницу и приводил в исполнение все свои планы. По моему мнению, следует издать закон или постановление, чтобы гостиницы строились по планам, составленным ленивыми толстяками… Такого закона не существует, и в этом наша беда. Знаю я их – людей, которые строят гостиницы! Все они – люди проворные! А что выходит на поверку. Кроме приспособления для холодного душа да столов с мраморными досками они ничего не могут придумать!»

Он умолк и несколько секунд размышлял, самодовольно поглядывая на ванну. Затем снова заговорил:

– А их столы и приспособления для душа такие тяжелые, что стены сотрясаются, если попробуешь сдвинуть их с места.

Эти ребята похожи на Рэнни Киппа… тощие, проворные парни…»

– Кто этот Рэнни Кипп, – поинтересовался Харлей. – Архитектор или поставщик мебели?

– Нет… он живет в бунгало, в полумиле отсюда. Как только утром встает, так и начинает орать и петь. Я вам правду говорю. Если ветер дует в эту сторону, у нас здесь слышно, как этот парень воет… И ведь распевает-то он для собственного удовольствия… Ему все равно, какую ванну принять – горячую или холодную, и он не обращает внимания, мягкая ли у него постель.

– Рэндольф Кипп, – пояснил Майкл, – наш местный бутлегер [Bootlegger – самогонщик либо торговец спиртом. Неологизм вошедший в язык после издания, «сухого» закона в США – Здесь и далее прим. перев.]. В этих краях он весьма важная особа.

– Вы бы посмотрели, в каком доме он живет, – продолжал хозяин гостиницы. Ужас! Мебель разваливается, крыша протекает, почти все стулья расшатаны.

– Но чего же вы хотите от бутлегера? – заметил Харлей.

– Рэнни – не простой бутлегер! – воскликнул Майкл. – И вообще он – человек необыкновенный.

Харлей прислонился к облицованной белой черепицей стене и снял очки. На носу у него виднелись две красные полоски. Зорко посмотрев на Майкла, он спросил:

– Но что же это за человек?

– Прежде всего он – доктор философии, – начал Майкл. – Окончил один из наших университетов… я не помню, какой именно. Затем изучал в Германии химию и в Англии – физику.

– И он – бутлегер! – недоверчиво воскликнул репортер.

– Да, пожалуй. В сущности, он – изобретатель. Будущий изобретатель. Он старается найти такой состав, который заменил бы газолин. А пока он зарабатывает себе на жизнь тем, что изготовляет виски.

Харлей улыбнулся и сказал:

– М-р Кипп – интересный субъект. О нем можно было бы написать.

– Изучив химию, он обнаружил, что на химиков нет спроса. Получил место, где ему платили тридцать долларов в неделю, а на большее нечего было надеяться. Некоторое время он работал; это было крупное предприятие. Он должен был исследовать двууглекислую соль в пробирке или что-то в этом роде. Рэнни говорит, что любой пятнадцатилетний мальчишка может этому научиться в четверть часа. Наконец он не выдержал и отказался. Стал делать опыты, отыскивая, чем бы заменить газолин. Но должен же он как-то жить! Вот почему он стал бутлегером.

– Наверно, многие об этом знают, – заметил Харлей. – Почему же его не привлекут к суду? Толстяк громко захохотал; приятно было слушать, как он смеется: он казался олицетворением смеха.

– Ха-ха-ха! – кудахтал он. – Вот была бы потеха!

– Видите ли, Рэнни может опубликовать фамилии всех своих клиентов, – заметил Майкл. – Его боятся арестовать. В городе произошел бы переворот. Я бы хотел познакомить вас с Рэндольфом Кипом. Он говорит, что бросает вызов цивилизации. Своей профессии он не скрывает. Рэнни все делает открыто.

– Даже ухаживает за девушками, сказал Гюс, мрачно покачивая головой. – Впрочем, виски он изготовляет неплохо. Хотите попробовать? У нас есть.

– Нет, благодарю вас… не сегодня. Боюсь, что мне пора уходить.

– Подождите, подождите, – захрипел Гюс и, переваливаясь, вышел из ванной. – Вы не все еще осмотрели.

– Дом старый, не правда ли? – спросил Харлей.

– Центральная часть дома, – ответил толстяк, – построена лет двести пятьдесят назад. Позднее были сделаны пристройки. То крыло, где мы сейчас находимся, новое. Я сам его пристроил. Этот дом я купил у одной женщины – мисс Марты Треллис, вернее, у ее опекунов, или как они там называются… Она – буйная помешанная и помещена в лечебницу для умалишенных. Дом принадлежал еще предкам мисс Треллис. Она – старая дева. Здесь, в этом доме, она и сошла с ума. Ей являлись привидения… Должно быть, одиночество на нее подействовало…

– А вы никогда не видели здесь привидений?

– Нет… не видел. Я бы не прочь был завести в гостинице хорошее привидение… Это действует возбуждающе. Я было подумывал об этом, но слишком много возни.

«Сейчас я поведу вас вниз, но раньше посмотрите на этот чуланчик… – Он открыл дверь… – При каждом номере имеются два таких чуланчика в шесть квадратных футов. Свету здесь так же много, как и в комнате… А вот еще одна моя выдумка. Нет ничего неприятнее, как наклоняться и разыскивать башмаки, валяющиеся на полу в чулане. Я приспособил для них козлы в фут вышиной; на эти козлы вы можете класть запасную обувь.

«Обратите внимание на крючки; это мое изобретение. Как вам известно, костюмы часто срываются с обычных крючков, но мои крючки защелкиваются. Я взял патент. И ваш пиджак никогда не валяется на полу.

«В каждой комнате есть календарь и письменный стол…»

Толстяк указал на большой, вместительный стол с многочисленными ящиками.

– Это вам не какой-нибудь хрупкий столик, на котором едва может уместиться лист бумаги. Он с силой ударил по столу своим тяжелым кулаком.

– У меня мебель солидная, прочная. А вот туалетный стол и бюро для леди и шифоньерка для ее супруга.

Он выдвинул ящик бюро.

– Сделано по особому заказу. Взгляните! Я сам все придумал. Вот отделение для перчаток-как раз подходит по величине. А здесь должны лежать носовые платки. Этот ящик предназначается для драгоценностей, колец и часов.

Толстяк восхищался своими хитроумными выдумками, словно ребенок, показывающий свои игрушки.

– Затем нужно было осмотреть библиотеку, бильярдную и столовую.

– Покажите ему нашу справочную доску. Гюс, – посоветовал Майкл. – Это вы здорово придумали.

Гюс, переваливаясь, вышел в вестибюль и указал на доску, висевшую на стене.

– Здесь, с правой стороны мы отмечаем все, что необходимо знать нашим гостям, а слева записаны имена всех проживающих в доме. Как только кто-нибудь приезжает в гостиницу, мы заносим его фамилию на эту доску, номер комнаты, которую он занимает, и город откуда приехал. Вот гость, проживающий здесь дольше всех, усмехнувшись, сказал толстяк, указывая на верхний край доски.

Харлей прочел: «Майкл Уэбб… М-с Майкль Уэбб (Эдит)…, Томми Уэбб… Из Нью-Йорка.

– У нас такое правило, продолжал Гюс: – гости между собой разговаривают, не будучи друг другу представлены. Им не приходится разузнавать имена и фамилии-достаточно взглянуть на эту доску… А вот библиотека.

«Сейчас у нас около двух тысяч книг, м-р Харлей, и каждую неделю мы покупаем десять книг – не больше, не меньше».

– Гюс придумал превосходный способ выбирать те десять книг, какие он каждую неделю покупает, – сказал Майкл. – Гости голосуют за ту книгу, какую хотят прочесть. Каждый пишет на листке названия книг и подписывает свою фамилию. Затем опускает листок в этот ящик на стене. В понедельник утром мы вынимаем листки, и десять книг, получившие большинство голосов, выписываются немедленно.

– Это очень забавно, вставил Гюс.

– Выписываются только новые книги? – осведомился Харлей.

– Нет, вы можете выписать все, что вам угодно, – пояснил Майкл. – В прошлом месяце я всех уговаривал голосовать за Рейнака «Краткая история христианства и Стекеля «Странности поведения». Эти книги я читал, но, мне кажется, они должны быть в библиотеке.

«Соберите голоса, и я куплю», – сказал владелец гостиницы. – Мне все равно. А вот что вас заинтересует, м-р Харлей: обратите внимание, что в этой комнате, битком набитой книгами, – и он указал на заставленные книгами полки, – нет библиотекаря. Постоянно жильцы приносят сюда книги и берут новые. Если бы мы не следовали определенной системе, здесь был бы устрашающий беспорядок. Чтобы найти какую-нибудь книгу, пришлось бы все перерывать.

«Я разработал любопытную систему… Как видите, все полки разбиты на отделения. Всего здесь сорок отделений. Обратите внимание, что над каждым отделением висит на стене раскрашенная карточка. Здесь справа вы видите на карточке зеленую и белую полосу. Эти цвета означают американскую историю, и под цветными полосками так и написано: «История Америки». На каждой книге, находящейся в этом отделении, вы видите наклейку с зеленой и белой полосами. Эти наклейки сделаны по заказу. Прочтя книгу, вы помещаете ее в соответствующее отделение, руководствуясь цветом наклейки… Вот здесь у нас американские романы-цвета зеленый и красный, здесь английские романы – цвета голубой, белый и café-au-lait. Поняли мою мысль?»

– Конечно, понял, – сказал Харлей, – Это очень остроумно.

– Гм… не знаю. Во всяком случае система простая. Избавляет от хлопот. По утрам горничные обходят весь дом, собирают книги и ставят на место. Им не нужно соображать, к какому отделу относится книга. Они смотрят на наклейку.

– Как-то в прошлом году, – вмешался Майкл, мы все голосовали за книгу: «Ешь, и все-таки похудеешь!» Мы хотели, чтобы Гюс ее прочел и воспользовался указаниями, но боюсь, что он ее не читал.

– Конечно, не читал, – отозвался Гюс. – Господи боже мой, зачем мне худеть? Пожалуй, мой вес чуть-чуть больше нормального. Двести семьдесят пять фунтов – вот, когда я себя прекрасно чувствую. Несколько лет назад я спустил до двухсот шестидесяти, и все время ощущал слабость… А вот наша столовая…

«На стол мы обращаем большое внимание… И повар у нас прекрасный, можете мне поверить. Каждый день у нас подается, по крайней мере, одно новое блюдо. Это совсем несложно. Сезон продолжается сто пятьдесят дней, а повар заранее придумывает сто пятьдесят различных блюд.

Майкл снова вмешался в разговор.

– Гюс, расскажите ему о списке нелюбимых блюд.

Повернувшись к Харлею, он добавил:

– Этой гостиницей я интересуюсь не меньше, чем сам Гюс.

– Видите ли, – начал Гюс, – все это очень просто. Очень многие не едят тех или иных кушаний. Когда приезжает новый посетитель, мы посылаем к нему в номер карточку, на которой он записывает названия всех своих нелюбимых блюд. Этот список заносится в большую таблицу, которая вставлена в раму и висит в кухне. Наверху столбца написана фамилия гостя, а дальше следует перечисление нелюбимых им кушаний. Так, например, некоторые не едят баранины, и в те дни, когда у нас готовят баранину, им подают что-нибудь другое… Удобно, неправда ли? Харлей согласился с этим, а затем объявил, что ему пора идти. Дело Вильяма Брилля, о котором он не забывал во время осмотра дома, постепенно вытеснило все прочие мысли.

– Если я сейчас не уйду, я могу опоздать к шестичасовому поезду, идущему в Нью-Йорк.

– Если хотите, я пойду с вами к м-с Брилль, – вызвался Майкл, – и покажу вам дорогу.

– Благодарю вас, я буду очень рад.

Хозяин гостиницы был явно разочарован и обижен.

– Как, вы не хотите осмотреть цветники, площадку для тенниса, бассейн? – воскликнул он. – А театр? Да, мы устроили прекрасный театр в риге… Настоящая сцена, опускающийся занавес, кулисы – все, как следует… Многие из наших гостей проявляют драматический талант, иногда у нас останавливаются настоящие актеры….

– Знаете ли, что я вам скажу, Гюс? – перебил Харлей. – Мне бы хотелось здесь пожить. Нельзя ли мне приехать к вам как-нибудь в конце недели? Вы меня примете?

– Ну, конечно… если найдется свободная комната. Обычно дом переполнен, но я вас устрою, если вы меня предупредите заранее.