Смерть ей не к лицу

Глава 2
Сплошные прелести

Вопреки ожиданиям, первый съемочный день прошел без сучка без задоринки, и Голубец отснял все сцены, которые значились в плане. А затем начались бесконечные мучения.

Сначала сорвался Дымов. После съемок он напился так, что стал непригоден к дальнейшей работе. Режиссер смирился и перекроил съемочный план так, чтобы два дня снимать без Дымова. Однако актер не только не использовал паузу для того, чтобы прийти в себя, – он еще усугубил положение тем, что стал пить не просыхая.

– Зачем вообще взяли этого алкаша? – кричал Антон. – Я не могу его снимать! Перепишите сценарий и выкиньте его роль или берите другого актера!

– Ага, щас! Как будто это так просто! – огрызнулся Барщак.

Много лет занимаясь производством фильмов, он научился смиряться со стихийными бедствиями, с перерасходами и даже с актрисами, которые залетали именно тогда, когда предстояли самые сложные и ответственные съемки. Тем не менее он раз за разом попадался на удочку таких людей, как Дымов, которые клялись, что завязали и больше капли в рот не возьмут, а потом преспокойно нарушали свои обещания, когда все договоры были подписаны и Барщаку было уже некуда отступать. В съемочной группе «Оттенков страсти» собралось несколько таких кадров, и никто не знал, как на них можно повлиять. К примеру, художник-постановщик Алексей Снегирь, человек, безусловно, талантливый, который делал все от него зависящее, чтобы окончательно утопить свой талант в водке. Хотя он появлялся на площадке исправно, все знали, что он присутствует чисто номинально, а всю работу за него выполняет его маленькая безропотная жена, числящаяся ассистенткой.

– Может, потом, когда Дымов придет в себя… – попытался найти компромисс Барщак.

– Когда это он придет в себя, а? К тому же у него должны быть крупные планы… а его и на среднем снимать страшно, с такой мордой!

– Но где я тебе найду другого актера?

– Где угодно! Но только чтобы он не пил! Или пил так, чтобы я об этом не знал!

Вызвали Марину, но после консультаций стало ясно, что роль Дымова ни выкинуть, ни сократить не удастся. Барщак смирился и отправил актера обратно в Москву, а вместо него вызвал на съемки Андрея Глазова, крепкого профессионала сорока семи лет, о котором поговаривали, что он не пьет и даже не ест лишнего из-за патологической жадности.

Глазов тоже не вызвал у режиссера особого энтузиазма, правда, по другому поводу:

– Он не начнет мне тут скандалить с Наташей, а?

Маленький взъерошенный Барщак позеленел. Только сейчас он вспомнил, что Глазов был тем любовником Наташи, который, собственно, и привел ее в кино – после чего она преспокойно его бросила.

– Конечно, начнет, – подлил масла в огонь присутствующий при разговоре оператор. – Зря, что ли, тарелка не разбилась…

– При чем тут тарелка? – начал заводиться Антон. – Всем и без всякой тарелки известно, что Дымов пьяница и снимать его – себе дороже! И про Глазова с Наташей тоже известно, что она использовала его, а потом выкинула из своей жизни! А у них одни совместные сцены по сценарию…

Продюсер, оператор и режиссер при этом почему-то дружно воззрились на Марину, которая благоразумно хранила молчание.

– Синема, – вздохнул Спиридонов.

– Может, у тебя получится снимать их по отдельности? – несмело предположил Барщак. Обычно он цепко держал нить съемки в своих маленьких пухлых ручках, но сейчас – сейчас что-то разладилось с самого начала, и нить ускользала от него.

– Особенно когда они на диванчике сидят, и он ей в любви объясняется, – зловеще ухмыльнулся Геннадий. – Даже не надейтесь!

– Да ладно вам, – вмешался Володя. – Андрей недавно снимался с бывшей женой, и ничего. Он отличный актер и на съемках не позволяет себе никаких фокусов. Не думаю, что с ним у нас будут проблемы. Да и Наташа, по-моему, больше занята Васей, чем мыслями о своих бывших.

– Васей? – удивился Голубец. – А я думал, у нее роман с Колей.

– Ты ее плохо знаешь, – усмехнулся Володя. – Это только чтобы Васю разжечь. Коля ей сто лет в обед не нужен.

– Кстати, нам не помешает пиар, – продюсер увидел возможность переключиться на близкую ему тему и с готовностью ухватился за нее. – Может, дать знать журналюгам? Ну, насчет Наташи с Колей.

– Лучше уж Наташи с Васей, – пробормотал Спиридонов, косясь на Марину. – Коля, конечно, звездит, но какая он на хрен звезда? Так, проходной фуфлогон для ролей второго плана.

– Стоп-стоп, – вмешался Володя. – Минуточку, съемки только начались, и что – мы тут же вбросим самый вкусный сюжет? Фильм выйдет лишь в следующем году. Какая нам польза от того, что мы сразу предъявим все наши козыри? Через полгода все уже забудут о том, что было сегодня. Вот если бы ближе к концу съемок…

Барщак заколебался.

– Но про Наташу с Колей сейчас ведь можно дать инфу?

– Про Колю – конечно. Но с романом главных актеров лучше повременить, тем более что у них по жизни ничего пока нет. Вот когда мы будем снимать на студии…

– Ты, главное, Васю не забудь предупредить, – ухмыльнулся Спиридонов. – Когда, как и в какой позе. А то вдруг он с моментом промахнется…

Марина слушала этот разговор, не веря своим ушам, и надеялась только на одно: что на лице у нее не отражается все то, о чем она думает в эти мгновения. Пиар. Роман. Удачный момент. Ах, киношники, киношники, до чего же вы все… занятные, черт побери! И она почти перестала жалеть, что в свое время проглядела в контракте набранный мелким шрифтом пункт, который позволял продюсеру в случае надобности вытащить ее на съемки и дорабатывать сценарий уже на площадке. Изнанка кинематографического процесса оказалась настолько захватывающей, что Марина едва успевала фиксировать впечатления. Вот и сегодня: едва ее отпустил продюсер, который на прощание небрежно велел переписать сцену любовного объяснения героев, как уже в коридоре в Марину вцепилась Надя.

– Ты не знаешь, где Вася?

Марина подумала и честно ответила, что видела, как с час назад он укатил на своей машине.

– Один?

– По-моему, да. А что?

…Впрочем, она сразу же поняла, в чем дело, только поглядев на лицо молодой ассистентки гримера.

– Он тебе нравится?

Надя вспыхнула.

– Если и так, что с того?

В ее голосе вызов смешался с отчаянием. Постороннему наблюдателю съемочная группа кажется чем-то компактным, чем-то, чьи члены равноправны, но на самом деле это вовсе не так. Актеры, исполняющие главные роли, могут относиться свысока к актерам начинающим, режиссеры и операторы сполна отыгрываются на своих ассистентах, а об осветителях и дольщиках и говорить нечего – это кинорабы, с которыми никто не считается. Надя могла хоть каждый день поправлять грим Васе Королеву и беседовать с ним о погоде – это вовсе не означало, что он заметит ее или будет воспринимать как равную себе. Кроме того, сам Вася держался замкнуто и обособленно, и в группе сразу же сочли, что он зазнался. Марине же казалось, что звезда и мечта половины страны попросту болезненно застенчив, но она была достаточно умна, чтобы не настаивать на своей теории.

– Ладно, не переживай, – примирительно сказала она Наде. – Пойдем лучше выпьем чего-нибудь.

– Не могу, – девушка поморщилась. – Барщак запретил давать гримерам спиртное.

– Почему?

– Из-за Зины.

– Главной гримерши?

– Ну да. Год назад у нее муж погиб в автокатастрофе, и Зина стала сильно пить – просто ужасно. Потом лечилась, закодировалась и всякое такое… Она уверяет, что больше спиртного в рот не берет, но на всякий случай Слава решил подстраховаться и велел: никому из гримеров – ни капли.

– Чего так, всех сразу наказывать?

– Понятия не имею. Может, он думает, мы вместе будем пьянствовать?

– А что ж он за Дымовым недоглядел?

– Дымов – алкоголик со стажем, углядишь за ним, как же… Он с собой термос привез, а в термосе водка. Да и любой дольщик ему за деньги бутылку принесет, это не проблема.

– Получается, все бесполезно, – флегматично подытожила Марина. – Ладно, идем тогда попьем соку.

В баре к ним присоединилась Дина, и три молодые женщины устроились за столиком возле окна.

– Ты не знаешь, где Вася? – спросила Надя.

– На гонках, – отозвалась Дина.

– Каких еще гонках? – напряглась девушка.

– Он на машине, Наташа на мотоцикле. Тут возле города – дорога недостроенная, гоняй не хочу… Зинка, Коля и Лариса с ними отправились. Меня тоже приглашали, но с меня хватило сегодняшних съемок.

Надя ничего не сказала, но по ее лицу Марина прочитала, что гримерша отдала бы все на свете, чтобы быть сейчас на гонках, а не здесь.

– Откуда у Наташи мотоцикл? – спросила Марина.

– Одолжила у Димы, помрежа. Я и не знала, что она умеет на них ездить. Только это все фигня, чтобы Васю зацепить. Вне съемок он на нее и не смотрит.

– Думаешь? – недоверчиво спросила Надя.

– Что тут думать? Она к нему и так, и эдак, а он от нее нос воротит.

Надя насторожилась.

– Слушай, а он, часом, не голубой?

– Я не проверяла, – спокойно откликнулась Дина. – По-моему, ему просто не повезло с девушкой, поэтому он не очень торопится новые отношения завязывать.

– А что у него было с девушкой?

– Ну-у, – протянула Дина, – насколько я знаю, они собирались пожениться, но девушке подвернулся какой-то банкир или топ-менеджер… короче, с деньгами. И он ее увел. Это было, когда Вася еще жил во Владивостоке. Он вообще не любит ту историю вспоминать…

– Как она теперь, должно быть, жалеет, – хмыкнула Надя, и в ее глазах сверкнули недобрые огоньки.

– Если банкир ее не бросил, то вряд ли жалеет, – не удержалась Марина.

Надя посмотрела на нее невидящим взором и стала нервно водить пальцем по кромке стакана.

– А правда, что Глазова вызвали вместо Дымова? – спросила Дина.

Марина кивнула.

– Цирк с конями, – поморщилась девушка-фотограф.

– Почему? Актер он отличный.

– Ты не знаешь, какой он злопамятный, – хмыкнула Дина. – Помнишь нашумевшую историю, как худрука выгнали из театра? Так вот, бунт против него организовал Глазов, потому что тот когда-то его оскорбил. Андрей ничего не прощает, а тут будет его бывшая, которая об него ноги вытерла. Он точно отыграется, я тебе говорю!

– Как тарелка не разбилась, все пошло наперекосяк, – вздохнула Надя.

Тут Марина поймала взгляд человека, который одиноко сидел в углу, и, так как ей до смерти надоели разговоры про злополучную тарелку, поднялась с места.

– Извините, я сейчас…

Она подошла к Леониду Варлицкому и, краснея, представилась:

– Я Марина Шереметьева, автор сценария… Вы, может быть, видели меня на съемочной площадке… Моя мама очень любит ваши фильмы, Леонид Юрьевич… Я хотела бы попросить у вас автограф для нее, если вас не затруднит.

– Да, конечно, конечно, – улыбнулся старый актер. В глубине души он был немного удивлен тем, что автор сценария (который он сам считал редкой чепухой) оказалась такой приятной молодой женщиной. – Как зовут вашу маму?

Он расписался на открытке, которую загодя приготовила Марина, и подумал, что бы еще сказать, но слова не шли на ум. Среди людей младшего поколения, заполнивших площадку, Варлицкий чувствовал себя каким-то динозавром. Он не понимал их язык, их разговоры, их интересы. Они принадлежали к совершенно другой эпохе – гаджеты, компьютеры, вай-фай, навигаторы, чувак, типа того, офигеть… Он наблюдал за ними, как за какой-то разновидностью человекообразных животных, и, наблюдая, не мог не признаться себе, что они ему на редкость неприятны. Актеры, кое-как произносившие на камеру слова в сериалах, были непрофессиональны, режиссеры притворялись всесильными, но бледнели от одного окрика продюсера, и многие люди, присутствующие на съемочной площадке, разбирались в чем угодно, только не в том, как надо делать кино. Как Гамлет, которого он некогда играл, Варлицкий говорил себе: «Век вывихнулся» – и понимал, что исправить что-либо он уже бессилен. Он заботился лишь о том, чтобы добросовестно отрабатывать гонорар, и зачастую играл почти на автомате – выручали наработанные за годы актерские клише. Впрочем, у актера такого уровня, как Варлицкий, даже клише смотрелись как оригинальная работа – расслабляться себе он не позволял.

Он нашел все же несколько любезных фраз для Марины и даже похвалил ее сценарий. Однако она уже знала цену актерским похвалам, и вполне искренне сказала:

– Я думаю, после тех ролей, которые вы играли, вам это должно быть не очень интересно… И мне ужасно стыдно, поверьте, что я больше ничего предложить вам не могу.

В нашем кино люди редко прибегают к извинениям, и Варлицкий впервые посмотрел на Марину с любопытством.

– Знаете, вы меня удивили, – задумчиво сказал он. – Это какой-то вселенский заговор, что ли? Все понимают, что занимаются чепухой, но… почему-то прекратить никак не могут!

И оба рассмеялись.

– Я не хочу сказать, что советское кино было лучше, – продолжал Леонид Юрьевич, посерьезнев. – Но там все же присутствовало такое понятие, как искусство. Когда все вокруг думают только о деньгах, это ужасно.

– Сейчас все решают рейтинги и сборы, то есть количество зрителей, – вставила Марина. – Но в общем вы правы: это те же деньги.

– Наше кино сейчас напоминает мутный поток, – добавил Варлицкий. – Пошлость, насилие ради насилия и отсутствие оригинальности.

Марина кивнула. В сущности, он только выразил ее собственные мысли. Сотрудничая с самыми разными компаниями, она так и не смогла добиться, чтобы был принят к постановке ее самый оригинальный, самый удачный, как она считала, сценарий. Всем нужны были только детективы, мелодрамы, а в последнее время из-за успеха «Заколдованного интерната» все стали требовать еще и мистику, но обязательно недорогую, и такую, чтобы не напрягать мозги.

«Неглупая, похоже, девочка», – подумал Варлицкий.

– Однако я что-то разболтался. Все киношники одинаковы: все горазды порассуждать о Чехове и Шекспире, а, когда доходит до дела, снимают очередное убогое зрелище и глотку готовы друг другу перегрызть, чтобы протолкнуть его в прайм-тайм на Первый канал».

В бар вошел Геннадий Спиридонов и, увидев, что Марина разговаривает со звездой советской эпохи, нахмурился. Оператор уже решил для себя, что непременно затащит Марину в постель, и, так как он подозревал других окружающих ее мужчин в тех же мыслях, ему не понравилось, что она общается с Варлицким.

– Как вам дедуля? – не удержался он от колкости, когда Марина наконец вернулась к столу Дины и Нади.

– Он прекрасный актер и замечательный человек, – твердо ответила сценаристка. – Извините, мне надо идти.

– Куда?

– Переписывать сценарий.

– Могу проводить вас до номера, – довольно-таки двусмысленно заметил оператор.

– Не стоит.

– А я все равно провожу.

Дина и Надя прервали животрепещущий разговор о шмотках и с любопытством воззрились на насупившуюся Марину и оператора, который явно проявлял настойчивость выше обычного.

– Я не заблужусь.

– А вдруг!

Судя по всему, Геннадий принадлежал к той породе мужчин, которые считают, что если они не отстанут, то рано или поздно добьются своего. Справедливости ради стоит заметить, что такая тактика действительно порой приносит успех, – по крайней мере, с женщинами, которые не умеют говорить «нет». Однако Марина к их числу не относилась.

– Что-то мне подсказывает, что нам по пути, – добавил Спиридонов с широкой улыбкой.

Марина пристально посмотрела ему в лицо и поняла, что тут надо действовать грубостью.

– Старик, мне не нужны пирожки с тухлыми яйцами, – проговорила она. – Оставь их при себе.

И, крепко сжав свою сумочку, она проследовала мимо слегка оторопевшего оператора к выходу. Она ненавидела прибегать к таким выпадам, но бывают ситуации, когда только хамство и способно выручить.

– Вот сука! – сокрушенно молвил Спиридонов ей вслед.

Он хмуро покосился на девушек, прячущих улыбки. Н-да, завтра вся съемочная группа будет судачить о том, что какая-то недоделанная сценаристка дала ему от ворот поворот.

Да что она о себе вообразила, в самом деле? Он оператор от бога, больше двадцати лет снимает фильмы. Даже Голубец, который вначале едва с ним ладил, теперь советуется по поводу каждого кадра и принимает почти все его замечания…

Как и все мужчины, Спиридонов был склонен путать форму и содержание. Когда женщина принимает решение, нравится ей мужчина или нет, она не думает о том, какой он оператор и сколько фильмов наснимал. Она, если угодно, мыслит инстинктом, а как раз инстинктивно Геннадий Ипполитович Марине совсем не нравился.

Вечером оператор выпил больше обычного, и на следующий съемочный день был зол как черт. Он с трудом заставил себя вслушаться в то, что говорил режиссер.

– Наташу снимаем в профиль, – сказал Голубец.

– Нет у нее никакого профиля, – с отвращением ответил Спиридонов. – Ни у одной нашей актрисы, ни у одного актера профиля порядочного не водится. Нет профилей в этой стране! Курносые пятаки и носопырки картошкой в счет не идут…

– Ладно-ладно, не кипятись, – примирительно промолвил режиссер. – Забей.

– На что забить? – подозрительно осведомился Спиридонов, косясь на него.

– Наш оператор сегодня не в духе, – заметила Надя Васе на другом конце съемочной площадки. – Сценаристка его отшила.

– Сценаристка – это которая?

– Да вот она. – Немного удивившись, Надя показала ему Марину, которая стояла в толпе недалеко от Барщака.

– Это в шортах, что ли?

– Да нет, та, которая в синем платье. Видишь?

– И что она тут делает?

– Славу не устроил сценарий, и он ее вытащил, чтобы переписать некоторые сцены. Прямо на ходу… – Надя поколебалась, но потом все же спросила: – Как вчера гонки прошли, хорошо?

– Гонки?

– Ну, вы вроде с Наташей наперегонки ездили, нет?

– А, это! Фигня, я ее обогнал. Да и ездит она на мотоцикле хреново. Продюсер сегодня на меня наорал…

– С чего это?

– Ну, типа мы не имели права этого делать. Если она упадет с мотоцикла или я разобьюсь, что со съемками будет? – Вася пожал плечами. – Я ему сказал, что никакой опасности не было, но он стал орать еще громче. Достал…

– А я бы хотела увидеть, как ты гоняешь, – прищурилась Надя.

Вася скользнул безразличным взглядом по ее многочисленным сережкам, по пирсингу и как-то враз посмурнел. Надя закусила губу, сердясь на себя.

– Вася! – бодро закричал Голубец. – Наташа, Коля, Леонид Юрьевич! Репетируем!

…Актер Андрей Глазов, который заменил попавшего в цепкие объятия зеленого змия Дымова, прибыл вечером. Он попросил пару часов на то, чтобы прийти в себя, а потом Марина в номере продюсера пересказала ему сценарий и передала распечатку сцен с репликами, которые надо было выучить уже к завтрашнему дню.

У Глазова было мясистое лицо, в жизни не слишком выразительное, и холодные карие глаза. Темные волосы он тщательно подкрашивал и неизменно зачесывал назад со лба. Вот лоб у него был хорош – высокий, красивый, но остальные черты больше напоминали прижимистого лавочника или кулака, готового удавиться за копейку. Он играл банкиров, играл бандитов, играл вообще всяких малосимпатичных персонажей, и делал это профессионально, каждый его герой оставался в памяти. У него была постоянная группа поклонниц, состоявшая в основном из дам среднего возраста, которые боготворили его и ходили чуть ли не на все его спектакли. О нем поговаривали, что он скуп, злопамятен, своего не упустит, и вообще человек не слишком приятный, но обязательный и в работе не создающий проблем. Как такой вроде бы малосимпатичный тип ухитрился пять раз жениться и завести семь человек детей, оставалось загадкой. Еще загадочнее казалось то, что бывшие жены, каким бы скверным ни было расставание, через некоторое время порывались обязательно к нему вернуться и в интервью расточали «милому Андрюше» такие похвалы, что читатель поневоле начинал думать, что у них не все дома, раз они разошлись с таким чудесным, обаятельным и замечательным мужчиной. На Марину он произвел впечатление абсолютно закрытого, непроницаемого человека, и она ломала себе голову, гадая, чего от него можно ожидать.

Похоже, Барщак тоже был не вполне в нем уверен, потому что сказал:

– Слышь, Андрей… Ты, конечно, в курсе, что главную роль играет Наташа…

Однако Глазов оставался все так же непроницаем.

– В общем, я хотел тебя попросить… Ну, ты сам понимаешь… Мы и так отстаем от графика – из-за Дымова… Нам ни к чему лишние неприятности.

– Это все? – спокойно спросил Глазов. – Если так, то я пойду к себе в номер, учить роль.

И он удалился – высокий, спокойный и по-прежнему непроницаемый, как сфинкс. Ах, актер, в восхищении подумала Марина. Ну актер!

Когда сценаристка, получив очередные ценные указания по переработке, тоже удалилась, Барщак налил себе выпить и, не удержавшись, сказал Володе:

– Черт его знает почему, но у меня такое ощущение, что мы влипли… Вроде актеры нормальные, и Наташа особо не капризничает, и дождя нет… но мне все время кажется, что вот-вот случится что-то скверное. Не понимаю, в чем дело…

– Да ладно тебе, – пожал плечами Володя. – Будто ты не знаешь, что начало съемок – самое тяжелое… Надо вкатиться в процесс, а дальше все пойдет само собой. Через месяц ты и думать забудешь про свои заботы…

Однако последующие события показали, что он оказался плохим пророком.