Третье междусоние
За неделю до Воскресенья
Бразилия. Праздник въезда Иисуса в Иерусалим. Раннее утро. Солнечно. Тихо. Безлюдно. Ощущение праздника, покоя. Деревья эспатодии, куарезмейры и ипэ убраны соответственно алыми, фиолетовыми и жёлтыми цветами. У входа в церковь добровольные помощники раздают маленькие веточки пальм. Сажусь на пустую лавку. Благоговею. Подходят две старицы. Улыбаюсь, пропускаю в серёдку. Начинают болтать. Затыкаю уши. Гнусное жужжание продолжает доноситься. Понимаю: звуки проникают в сознание не только через уши, но и через череп…
Вышел на паперть. Праздник испорчен. Уйти? – Мерзость! Решил всё же добыть до конца. Заиграли электронные инструменты, давая знак входу. Я сел на своё место. Старицы перестали трепаться: началось представление. И вяло замахали пальмовыми веточками, встречая-де Жезуса. «Жезус» был достойным прообраза: солнечно улыбался – падре, в смысле, который был за Жезуса. Только чтобы посмотреть этого падре и хожу на миссы.
Пока «Жезус» медленно шёл в сопровождении избрáнных, я смотрел на лица встречающих и машущих. Не то, что тоска – боль! Отсутствие выражения, как и у трепачек-стариц, если не сказать – тупость. Бабушка из хора, вышед на амвон, лезла из кожи, пытаясь воодушевить толпу мертвецов с пальмовыми веточками…
Если так холодны к Жезусу, зачем пришли? – Загадка. Понимают, чувствуют своё состояние и надеются ожить? – Может быть… Две тысячи лет назад Жезуса в Иерусалиме встречали как будто восторженно. Но общее с сегодняшними прихожанами – душевная тупость… Чтó она? – Глубокий сон души. Именно он и создаёт ощущение мертвенности, ощущения того, что человек – живой труп.
…Покойники машинообразно причащаются. Несчастный «Жезус»! Каково ему участвовать в этом хульном действе? «Жезус» однако улыбается. У него определённо есть душа. Он благодатно слепой или околодуховный жулик, зарабатывающий деньги?.. – Надеюсь на первое.
После короткой молитвы по причастии старицы поковыляли на выход, возобновив душеубийственные беседы. Иудеи распяли Иисуса через пять дней после встречи с вайями. Старицы – через сорок пять минут… ХХ1 век. Теперь всё происходит гораздо быстрее.
Евреев не любят как народ-предатель… На каком основании? – Предатели все, у кого душа крепко спит. И предатели не только Жезуса, Великого Пророка или, скажем, Кришны. А вообще всего и вся: страны, своего народа, планеты и себя самих. Предатели чистоты, справедливости, святости… И полагают, что Жезус придёт и спасёт… Разбежались..
«Великое Непостижимое, зачем Ты попустило мне пережить этот кошмар?» – возопил я в сердце своём.
«Для того, чтобы ты осознал качество духовного состояния человечества и написал об этом», – внушило мне в духе Предвечное.
«О, правда, как же ты страшна!» – только и нашёлся я ответить.
…На выходе из храма прихожане сдавали веточки служителям для следующего отряда распинателей. Я был счастлив, что не брал их и не участвовал тем самым в сем гнусном представлении…
Две тысячи лет назад Иисус пережил распятие один раз. А сейчас… Только в нашем храме его распнут сегодня ещё два раза… Считаем, сколько в мире церквей, сколько было подобных служб и сколько раз «верующие» уже совершили распятие… Люди, вы что, совсем не понимаете, как это страшно, и что вы вообще творите?!..
Руки прочь от духа Жезуса, нечисть!.. Бог он, не бог – другое дело. Вы ж глумитесь над одним из великих духов Земли уже третье тысячелетие. И смеете при этом что-то нудить у него, потому что он «милостивый». Понимаете ведь, что прямо просить – паскудно, и лицемерно заходите через небесных сил, деву Марию и святых… Гнусь!.. Тьфу!
Сон шестой. Дальноглядная проповедь
Жёсткие намерения? – Да. Находясь на высокой должности на Земле, дух благодати обязан принимать порой жёсткие решения и говорить неприятное окружающим. Иначе действовать в тварном мире ему невозможно. Потом что люди хотят неизменно духовно разрушительного. И в этом противоречат внутреннему настрою ангела… Если бы хотя бы пятьдесят один процент насельников Земли возжелал просить Присносущее о благодати зажжения сердца души огнём любви и благоговения, на планете начал бы устанавливаться рай…
Москва. Сегодня я выступал по дальногляду… Простите, у вас слишком много иностранных слов… С души воротит. Я – русский.
Я там сказал, что в связи с чрезвычайным положением, править буду я. Как диктатор…
– Не страшно, что вы меня не выбирали, – говорил я. – Вот, вы оттолкнули компартию от управления страной. Полагали, что она – единственное препятствие на пути благодатного развития страны. Да, получили изобилие иностранных товаров сомнительного качества, нередко опасных для здоровья. Обрели право едва ли не безнаказанно грабить себе подобных и тем наживаться. И, в связи с этим, вспомните, посмотрите, кого вы выбирали вместо коммунистов… Не бандитов ли, мошенников, ненавистников всего русского, а? И они вам на радость, кроме прочего, разрýсили Россию… Вот-вот, не понимаете. Вам надо по-иностранному: де-ру-си-фи-ци-ро-ва-ли… Особо умиляет грубый алкоголик, певший с заморских голосов. Мне было до боли стыдно за вас. Не смог выдержать душевной муки и покинул Родину. Мне и сейчас стыдно… А вам – нет… Печаль…
Если вы попытаетесь быть честными сами с собой, то признаетесь, что выбирать не можете. Тем более, сейчас выборы превратились в скоморошеское действо. На ваш так называемый выбор бандиты и воры научились влиять просто сказочно. Поэтому отныне и впредь вы будете выбирать только их. Вы их рабы и останетесь ими и впредь с вашим так называемым выбором.
Сейчас большинство из вас мечтают о Сталине. Жизнь ваша ухудшается. Вам не нравится, что у кого-то получается воровать триллионами, а у вас – нет…
Да, я похож на Сталина. У меня жёсткая рука. Но я и отличаюсь от вашего любимца: у меня молитвенно бодрствующая душа… По-настоящему, а не по православному…
Я знаю, эти слова вас возмутили. Терпите ради блага Отечества и вас самих. Моя душа бодрствует потому, что в её сердце горит огонь любви к Высшему, то есть сотворившему мир, и к сущему, то есть – к творению, к вам в том числе… Никто никогда из ваших поводырей таким качеством не обладал… Говоря церковно-сказочным языком, я – ангел, молитвенная размазня. Но Государственная Дума вручила мне меч. И с его помощью, и с помощью бессловной и радостной молитвы я постараюсь решить ваши нестроения.
Первое. Утверждаю потолок заработной платы в 150 тысяч рублей. На Крайнем Севере он будет иным. И пол – в 50 тысяч. Уже через месяц всем пересчитают…
Деньги? – Буду менять конституцию, отменять уже принятые законы. Прежде всего, объявляю прямо сейчас в общенародной собственности недра… —
Страну сотрясает мощное «Ура!!!» —
– Через месяц это станет законом. —
Кажется, слышу это «ура!» сквозь стены. Потому что слышу душу России. —
– У известной части общества, чувствую, уже появилось желание меня убить… Напрасно… Я действую как дух благодати: справедливо. И понимаю, что справедливость вы по большому счёту ненавидите. Потому что вы – страстные существа. Вы удовлетворяетесь злобой по поводу несправедливости. И – всё. Вы отторгаете рай, но с холодной душой обращаетесь к вашему богу, чтобы он окоротил других, но дал полную свободу безобразничать лично вам…
Я – не коммунист. Но ангел очень похож на коммуниста, как и дьявол – на правителей, которых вы с нездоровым упорством выбираете. Скажу правду: в глубине души вы хотите ада, получаете его – и льёте лицемерные слёзы.
Я не верю, что вы искренне хотите достаточной жизни, мира и справедливости. Я пришёл, чтобы предотвратить бунт, который уничтожит Россию. Я не дам вам сокрушить Отечество. И буду в этом жёсток, как Сталин.
А убивать моё тело нé к чему. Смотрю на вас с глубокой печалью: на ваши страсти, стяжание, разврат, беззаконие, небопротивное искусство… Вся жизнь ваша противоположна Небу, и церковная – в том числе.
Для меня ваши блага – мерзость. Я назначу себе заработную плату в 160 тысяч – самую большую в стране. И только затем, чтобы вы меня не презирали. Потому что уважать вы не умеете. Я буду жить в скромной квартире с обычным ремонтом. Покупать продукты стану там же, где и вы. – И лично. Готовить мне будет моя жена. И убирать в квартире – она же. Одеваться – в ширпотреб, потому что у меня вызывает рвоту ваш разврат в одежде. Для поездок буду вызывать городское такси. Обойдусь без Национальной гвардии… Два иностранных слова. Ха-ха-ха… Меня не будет опекать Народная Охрана. Потому что мне не нужна власть. И если я увижу, что она вам поперёк горла – тотчас куплю билет в Бразилию. И – прощайте. Без вас мне будет куда проще молиться и, следовательно, жить на белом свете.
Я – скромнее самого скромного из вас. У меня не будет собственности. Мне не нужны загородные дворцы. Я не буду тайно заниматься так называемым бизнесом и грабить вас через подставных лиц… Потому что я – ангел, и всё человеческое мне чуждо.
Я – не царь, но нéцарь… —
Моя речь произвела в духовном смысле взрыв множества термоядерных бомб. Потрясение было столь сильным, что я проснулся. Когда пошёл поссать, пришлось держаться за стены, потому что покачивало. Было похоже на лёгкое землетрясение… Я вспомнил свой сон и засмеялся. Ибо по своей значительности речь моя, возможно, не уступала Нагорной проповеди…
Может ли дух благодати править на земле? – Нет, конечно. Бесстрастный – страстными… Смешно.
Сон седьмой, о чайнике
Общество захлопало крышкой, как старый чайник. Главное, чтобы не выкипел и не распаялся. Собрания и шествия я не запрещал. Более того, отменил согласования. Все могли свободно высказываться, как по отдельности, так и соборно. И не только на кухне, а в любом месте и громким голосом. Однако, запретил делать это в рабочее время и хаять кого бы то ни было. «Хотите обсерать что-то прилюдно, – говорил я, – жоп. пробкой заткните. – Рот ваш, то есть. И выражайтесь печатно, уважительно. Привыкайте жить по-человечески».
А народ поорать горазд. Расслаблялись и оттягивались. Крику было много. Главное, как всегда, в Москве, в городе-на Неве и Екатеринбурге. Ещё бы. Там у многих достаток снижался – у прогорклых «сливок». Злились также, что нельзя никого мазать испражнениями… «Ленин мазал стены в особняке в Горках. Но так это ж после третьего инсульта! Или вы тоже не в своём уме?» – внушал я людям. – Слушали пока, задумывались. Но не хлестать гов. ом изо рта было очень тяжело и непривычно. С малых ногтей слышали и привыкли.
Мне доставалось изрядно, по большей части, слева. Беднота жаждала крови. Обвиняла в двурушничестве. Ну как же. Бандиты не лишались свободы и имущество их не отбиралось. Как это понять?
Богачи злобно мерили шагами свои жилища, материли прислугу, жён и детей. А только понимали, что порядку, заведённому их ставленником, приходит, печатно выражаясь, конец. Чайник вот-вот взорвётся. Кого осколком насмерть, а кого обварит… «Пристрелить гада?.. – А что мы выгадаем?» – Это про меня…
Руководитель военного ведомства был мне очень не по душе. Да нет, я ничего не имею против малых народов Севера и Юга в руководстве страной. Только вот кто его выдвинул, да какую общественную организацию он создал, да сколькими наградами увесился, да сколькими бабами-генералами себя окружил… Именно генералами, а не генеральшами… Ну вот вы подумайте, бл. дь, мужики-офицеры горбатятся подчас в очень тяжёлых условиях и только при выходе на пенсию полковника получают. А при Уйшоге несколько молодых тёток с генеральскими погонами… Разве что ангел, как я, может об этом думать исключительно чисто. Я – думаю, и вам советую. Потому что грязнодумание вредно для души и вообще для здоровья.
«Этот человек будет верно служить только бандитам», – решил я. Ну так я его в этой плоскости и использую.
Главный военный сидел на гостиничном стуле в свободной позе. В «Славянке», в смысле.
– Приказываю немедленно взять под охрану все жизненно важные учреждения, а также… – Здесь я остановился для большей значительности. – И это очень важно – жилища и прочую собственность подельников бывшего президента Российской Федерации и всех более-менее состоятельных сограждан. Пока – на ваше усмотрение. А полный список составим позже. —
Уйшог с большим удовлетворением закачал головой. —
Мы должны по возможности исключить проявления насилия. Это государственная задача. При необходимости действуйте так жёстко, как потребует обстановка.
– Что, на поражение? – Уйшог вытаращил глаза.
– Да. Вплоть до танков и авиации…
– А письменно?
– Молодец, – сказал я. Набрал, напечатал, подписал и вручил.
– Нет вопросов.
– Действуй. —
Кажется, мы расстались довольные друг другом… Кажется… Не верю!..
Поскольку так называемую русскую душу, пожив за рубежом я потерял, то чай кофейными чашечками пью, и по одной. По-честному говоря, получается, русская душа – это набор неких качеств, воспринимаемых мной как недостатки. Лично мне они мешают жить как духу благодати…
«Эх, не к добру мы в Москву приехали», – жаловался я жене. Но у неё свои понятия. Самовар вот просит купить. Самовар, особо на дровах, оно, конечно, красиво. Только зачем нам самовар? Дома я кипятил маленький чайник, грамм сто туда воды наливал. Он часто выкипал, чернел. Хорошо, жена на подхвате. Я смеялся и называл чайник Российской Федерацией. В Москву мы его, конечно, не взяли.
Сон Восьмой. Новогюзов с булочкой
В «Ашане» мы купили дешёвый электрический чайник. Никакого удовольствия: не поёт, собака. Только щёлкает. Я резал ломтиками крупное красное аргентинское яблоко.
– Гиезий Адрианович, тут такие перемены начались, а вы ко мне с мелочью. —
Я в самом деле обиделся. Съел дольку яблока. Мне дали помощницу. Звать Таня. Она вынуждена много времени быть в нашем номере. Мужчина угнетал бы мою жену. Таня записывает разговор. Хотя и так, будьте уверены, кому надо – всё видят и слышат. Даже, как ж. пу вытираю и цвет г. вна. Х.й с ними.
– Владимир Ильич – не мелочь, – мрачно возразил Новогюзов. —
…Я давно его не видел. Одно время у него была плохая кожа и он походил на жабу. А сейчас передо мной сидел лобастый матёрый волк, вожак стаи. Поберегись: в горло вцепится. —
– Коммунистам важно знать ваше отношение и к вождю мирового пролетариата, и к Мавзолею. Это оселок. —
– Ну-у, Гиезий Адрианович, в какие дебри вы меня зовёте.
– Мы очень любим Ленина, – ненавязчиво вмешалась жена. Новогюзов с признательностью посмотрел на неё.
– Подожди, Режина, – мягко окоротил я её. – Тут серьёзное дело. —
Чайник щёлкнул. И жена занялась чаем. —
Вы, конечно, слышали: я – ангел, дух благодати, по-русски. А таковые любят и уважают всех.
– И Гитлера, – даже не спросил, а будто желая подколоть, сказал Новогюзов.
– И Гитлера, и Меченого, и Тракина … – без исключения. —
Яблоко было, как я и любил, мягким и сладким. —
Владимир Ильич вне сомнений хотел того же, что и я для Отечества и народа. Отличие в том, что в сердце моей души горит пламя любви к Высшему и сущему. А Ленин был страстно одержим умозрительным рассуждением… —
Новозюзов всем нутром загудел от возмущения, как дровяной самовар. —
– Ни того, ни другого у меня по счастью нет. Бунта, передела собственности, суда над Тракиным и его приспешниками не допущу.
– Как?! – Изумлению Новогюзова не было предела.
– А вы пейте, господин Новогюзов, – сказала жена. – Краснодарский. Муж говорит, это единственный российский чай… Я очень люблю Россию. —
Гиезий Адрианович снова тепло посмотрел на Режину. —
– И булочка московского 16 хлебозавода… С корицей. —
Режина очень кстати изменила настрой главного коммуниста страны.
– Я не поведу страну ленинский путём. Недра России отныне будут служить её народу. Ворьё при этом наказано не будет, но получит по рукам. —
Новогюзов, прожёвывая булочку, мрачно смотрел на меня. Наконец, он глотнул чаю и сдавленно прошептал:
– Они вас всё равно уничтожат.
– Кто?
– Или те, или другие.
– Как сказать. Бандиты сейчас на чемоданах. Боятся: того и гляди всё рухнет. А народ думаю удержать от погромов силой и страхом.
– Полагаю, вы заблуждаетесь… Ну а Мавзолей?
– Да пусть стоит. Памятник. А вот с телом – нехорошо. Без церковных заморочек. Музей – так музей. Там будет лежать искусственный Ильич. —
Гиезий Адрианович поперхнулся. Режина подбежала и стала стучать его по спине. Я спокойно ел аргентинское яблоко. —
– А сам? – откашлявшись, спросил главный коммунист.
– Тело будут сохранять. Опыт продолжат. Но не в Москве, а под Екатеринбургом. —
Новогюзов подозрительно посмотрел на меня:
– Что так? Где?
– Ну, скажем, в городке Новая Ляля. Я выделю средства.
– Почему там?
– Поблизости были спрятаны останки царской семьи. —
Гиезий Адрианович снова подавился и зарычал.
Четвёртое междусоние. Изнанка Творца
Я проснулся. Высунулся из окна. Там остервенело лаяла одна уличная собака на другую. Та не отвечала и смотрела на лаявшую с явным осуждением. Видно, в прошлой жизни была воспитанным разумным. Я заткнул уши. Лёг. Но Новогюзов не выходил у меня из головы.
Много лет назад я встречался с ним. Тогда я жил в глухой деревне. В России, в смысле. Чтобы послушать деятеля сего, проделал большой путь в областной центр. Новогюзов произвёл сильное впечатление: умный, знающий, понимающий, куда идти, кроме, как в жо. у. Но вот одного он до сих пор не понимает: народ хочет именно задницы, и как можно более глубокой и вонючей. То ли не понимает, то ли игра у этого коммуниста по жизни такая. В желании быть правителем России есть нечто нечистоплотное… Чувствую… А он хочет… Зачем? – Как Сталин, как Мадуро?..
Вытащил беруши. Собака больше не лаяла… А Новогюзов тогда меня обманул. Я ему записку передавал. Нужда у меня была. А он сказал, мол, кому не успею ответить сейчас, отвечу по почте… Соврал. Лгущих – не выношу. Как и Сталин. Потому что на них тленный мир стоит. Ложь – это смерть. Лгущий – воплощение смерти. Не только на Земле. Вообще, уничтожение бытия. Изнанка Творца.
Пятое междусоние. Разговор душ
Меня привлекают испанские старушки. В смысле, те, кто живёт в Испании. Они сохраняют стройность фигуры и привлекательность черт лица. Было бы приятно жениться на любой из них… Нет-нет. У меня очень хорошая жена. Это я так. И Бразилия, и Россия в этом смысле невыигрышно отличаются от Испании…
Бразилия. Иду в церковь. Думаю, а почему?.. – Не знаю.
Хочется, чтобы в храме были ангелы. По жизни так не получается… «Кто виноват?!» – Ха, отрыжка русской души. – Никто или я. Хочется выкинуть глаза…
В Бразилии шумно. Всё время затыкаю уши. Забил их серой до того, что почти ничего не слышу. – «Жить стало лучше, веселее»… А что, собственно, слушать? – Моря у нас нет. Птичек отравили – с малярийными комарами боролись, в смысле. Лес не шумит – вырубили… Как нищие орут?.. То, что они исторгают, чувственно окрашено очень неприятно для меня. Это голос их души?.. – Если душа – копролит, то да.
По обыкновению, сижу на лавке против святой Лузии. Разговариваем. Не удивляйтесь. Для того, чтобы разговаривать, не нужно ни языка, ни голоса, даже плоти. Я общаюсь таким образом со всеми, с кем хочу: и с Жезусом, и с Марией… Больше, правда, в нашем храме никого из небожителей нет… Спасибо. Достаточно.
Людям в общении очень мешают тела, я думаю. И мне в том числе… Одна собака лает другой. От грубости или возмущения. Орёт нищий. Он хочет показать свою отсутствующую значительность в жизни. Утверждается. Но выражают ли эти звуки сущность собаки и нищего? Превратилась ли от горя и безвыходности душа нищего в кусок говн.? Окаменела ли? Истинна ли грубость собачьего лая?..
Святая Лузия отвечает: «Нет». Она права… Мы общаемся с ней напрямую, душами. Это прекрасно. Точно так же я могу общаться с той собакой и этим нищим. И оно также будет возвышенно, если… Если они будут молчать.
В существе в теле много неприятного. Это отмечают глаза. Поэтому мне часто хочется их выкинуть. В крайнем случае – закрыть. И общаться с живыми существами, как со святой Лузией – напрямую. С душами их.
Души крепко спят. Они вовсе не гов. о даже у самых отпетых негодяев. Но обращаться нужно не к телу с помощью звуков, а к этой спящей душе – духом. И она во сне будет отвечать вам, так же, как мне сейчас – святая Лузия. И это будет прекрасно. И вы поймёте, что видимый мир – наваждение. Что есть мир другой, настоящий, для восприятия которого не нужны ни глаза, ни уши… Жаль, что орущий нищий этого не понимает. Иначе ему захотелось бы замолчать и жить дальше – иначе. Его душа проснулась бы. И он перестал бы орать… И собака не лаяла бы так отчаянно…