Чувственное воспринимающее сознание
Простая непосредственность бытия предмета существенна для чувственного знания и составляет для сознания достоверность предмета. В чувственном восприятии сразу выделяются из непосредственного (чистого) бытия я и это (предмет). Я и предмет чувственно существуют не только непосредственно, но и опосредованно: я обладаю достоверностью через предмет; предмет достоверен через меня. Чувственное сознание – это непосредственное знание о существовании некоторого внешнего предмета. Предмет я вижу, но могу и просто его ощущать и т.п. Он есть, и, притом, этот предмет. Он существует во времени теперь, и в пространстве – здесь. Он отличен от всех остальных предметов. Мое определение “теперь” существуя, уже не существует больше, потому что его уже сменило другое “теперь”, которое, однако, тут же исчезает. Определение “здесь” также не определено, так как положение предмета связано с моим положением: стоит мне повернуться, и предмет уже не прямо передо мной, а справа или слева. Кроме этого, предмет, если я его вижу, может частично или полностью заслонить другой предмет. Я буду видеть лишь часть предмета или вообще не увижу его и т. д. до бесконечности. Следовательно, определения “здесь”, “теперь”, “этот”, “есть” являются всеобщими, и непосредственная достоверность предмета существенна только для меня. При простом выделении предмета я ничего не могу сказать о нем, кроме того, что он существует для меня как единичное и всеобщее. Предмет для сознания определяется мышлением в качестве единичного (в пространстве и времени) и всеобщего, но определенность этих моментов понятия еще не развита. Язык выражает только всеобщее, и совершенно невозможно, чтобы мы когда-либо могли высказать какое-либо чувственное бытие, которое мы подразумеваем. В бытии предмета присутствует теперь и здесь, т.е. время и относительное расположение предмета. Я, также как теперь, здесь или это – всеобщее, и выразить это словами невозможно.
Истинное для чувственной достоверности есть единичное и всеобщее – та простота выделения предмета, которая равнодушна к тому, есть ли это или то.
Для нас, по нашему мнению, истинно то, что мы имеем в чувственной достоверности: предмет есть, потому, что я о нем знаю, и есть то, что я о нем знаю. Предмет есть, безразлично к тому, знают ли его или нет; но знания нет, если нет предмета.
Но предмет и я суть те всеобщности, в которых не остаются или не имеются подразумеваемые мной теперь, здесь и я. Каждое сознание само вновь снимает такую истину, как, например, здесь – это дерево или теперь – это полдень и говорит противоположное: здесь – это не дерево, а дом. То, что в этом утверждении, снимающем первое, опять-таки есть такое же утверждение чувственного этого, сознание равным образом тотчас же снимает. Чувственная достоверность есть не что иное, как простая история ее движения или ее опыта. Непосредственный предмет познается мной непосредственно, случайно попадает в данный момент в мое сознание и потом снова из него исчезает. Я не знаю, откуда он приходит, почему он имеет такую природу, останется ли он таким же через некоторое время. Поэтому сознание постоянно движется в направлении к этому же результату и узнает на опыте о том, что составляет чувственную достоверность, но только так же вновь и вновь забывает об этом и начинает движение сызнова.
Обывательское превознесение чувств через восприятие ощущений широко распространено. Представлениям о “добром сердце”, порядочности, честности, поэтическом, героическом и так далее – всему этому нет конца! Это происходит лишь потому,
что даже не делается попытки поразмыслить над формой и содержанием ощущения, над содержанием и формой чувства.
Важно осознать и понять, что настаивать на единичном и особенном – это и есть разновидность эгоизма: индивидуального, общественного, общественно-исторического – не имеет значения.
Это есть обычная форма зла – противодействовать тому всеобщему, которому само особенное и единичное обязано существованием, воевать с тем, чему само существующее обязано. Только наличие всеобщего в единичном и заставляет единичное перестать быть единичным – это и есть противоречие единичного; только наличие всеобщего в особенном и заставляет
особенное из одной формы перейти в другую особенную форму.
Всеобщее в природе, его развитие и выступление всеобщего в форме духа, в более развитой форме существования всеобщего –
таково, по Гегелю, разумное объяснение происхождения духа. Дух отрицает природу таким образом, что сохраняет все природное содержание, развивая его. Самым важным определением духа является свобода – быть в другом у себя самого. Свобода – не в том, чтобы отвернуться от природы, а в том, чтобы сохранить себя и развить всё природное содержание в отношении к природе и через это отношение. Значит, свобода, как и само бытие духа, есть форма существования самой необходимости, раскрывшей себя и потому ставшей свободной.
Чувственная достоверность не содержит в себе никакой истины; от нее следует перейти дальше к существенному бытию предмета. Поэтому вызывает удивление, когда этому опыту противопоставляется в качестве общего опыта, а также в качестве философского утверждения и даже как результат скептицизма положение: реальность или бытие внешних вещей как этих или чувственных обладает для сознания абсолютной истиной. Во всякой чувственной достоверности сознание будет на опыте узнавать только то, что мы видели, т.е. это как некоторое всеобщее, – противоположное тому, что, по уверению вышеназванного положения, есть общий опыт.
Непосредственность чувственной достоверности сохраняется как остающаяся равной самой себе. Отношение между я и предметом в чувственном сознании не содержит никакого различия в смысле существенности и несущественности, и в которое поэтому вообще не может проникнуть никакое различие.
Ограниченное представлением, чувственное сознание (следовательно, и знания) людей, когда они не могут выделить и отделить существенное от не существенного, а также непосредственное знание, т.е. принимаемое на веру, часто намеренно удерживается в образовании. Оно используется для манипуляции общественным мнением путем распространения общедоступной чувственной лживой информации (например, видео, фотографий) политическими руководителями, церковью, СМИ, религиозными проповедниками, ведущими различных шоу. Зрителям различных шоу навязываются представления, что мы вправе судить и рядить, исходя из чувства и субъективного мнения; доказательства заменяются заверениями и сообщениями о том, что такие-то факты встречаются по поводу рассматриваемого вопроса. Часто факты, определяющие содержание, предоставляются только одной стороной, не анализируются другой стороной и не содержат предпосылок для последующего осмысления и обсуждения.
В определенной мере выше сказанное относится к собеседованиям, дебатам, спортивным соревнованиям, конкурсам, различного рода посланиям и заявлениям.
Так неразумный, неморальный средневековый принцип Н. Макиавелли – “цель оправдывает средства” часто повторяют люди, стремящиеся оправдать преступные действия. Ему следуют и сейчас руководители и идеологи профашистских капиталистических стран, присвоившие себе исключительное право определять устройство жизни людей. Но понятие цели как деятельной причины самостоятельно и объективно. Цель же в общественной и государственной организации связана со средством ее реализации, потому что выбор цели и средства реализации цели в отношениях между людьми определяет человек. Человек, а не цель, в данных отношениях и оправдывает используемое им средство. Преступные цели и средства должны быть разоблачены. Люди не должны мириться с тем, что человек, оказавшийся у власти, оказался преступным, подлым и лживым.
Часто используется в отношении человека и общества высказывание Ф. Энгельса: свобода это познанная необходимость. Фактически это апология рабства. Не может быть в этих отношениях равенства понятий свободы человека и необходимости. Понятие свободы вообще означает отсутствие ограничений (зависимости от чего-либо) в существовании, проявлении, изменении, развитии. Необходимость чего-либо это, прежде всего, наличие внутренней причины (условий и движения внутренних и внешних моментов бытия) для закономерного осуществления в действительности. В сфере отношения конечного к конечному, зависящей от внешних обстоятельств, нет подлинной необходимости, которая бы достигла всеобщности, и вследствие этого нет и свободы. Свободное существование самостоятельных, всеобщих логических форм не может быть обусловлено и ограничено чем-либо. В “Науке логики” Гегель ведет речь о том, что самостоятельность моментов содержания действительных вещей в их чередовании через причинность и взаимодействие есть бесконечное отрицательное отношение с собой и есть необходимость. Связанные друг с другом моменты содержания этих вещей есть лишь моменты единого целого, всеобщего содержания. Каждый момент этого целого в отношении с другими моментами остается у себя и в соотношении с другими моментами. Проявление внутренней необходимости моментов всеобщего содержания и есть по Гегелю свобода. Свобода – истина необходимости.
Основой религиозной веры являются представления о всемогуществе бога и о вечной жизни; о жизни после смерти – об искуплении, воскрешении; о награде за мученическую смерть или праведную жизнь; о чудесных исцелениях. Формированием таких представлений занимаются религиозные проповедники. Они заменяют непосредственную достоверность объектов веры чувственным восприятием икон, таинств, обрядов и “чудес” и т. п. и приписывают это восприятие проявлению божественного промысла. Религия содержит в себе представления о боге; эти представления, например, в форме символа веры (для христианина), сообщаются в качестве учения религии, и поскольку отдельный человек верит в эти учения, и они для него представляют истину, постольку он имеет то, что ему нужно как верующему человеку. В пределах чувственного знания люди принимают эти представления в готовом, доступном виде на веру и удовлетворяются чувственным восприятием образов, символов и обрядов, которые оказывают действие на психологическое состояние человека. Ведь человек смертен, умирать не хочет.
Представление не только не раскрывает необходимости сущего, но оно вследствие этого не может дать необходимость отношения между объектом веры и верующими. Тут церковь и пускает вход “чудеса”: сообщения о явлениях святых и ангелов, о помощи, о чудесном исцелении и т. п., даваемых свыше верующим.
Зачем и кому нужен бог? Земле, Солнцу, да и Вселенной бог не нужен. Бог нужен только людям. Для каких своих целей люди сотворили бога? Каждый человек может задать такой простой вопрос себе и найти устраивающий себя самого ответ. Путь к богу у каждого размышляющего и свободного человека свой, отличающийся от пути людской толпы или управляемого пастырем стада, и бог у каждого их них свой, и молитва, с которой каждый верующий обращается к своим богам, отличается от молитвы верующего другой религии, другой веры. Разные религии, разные боги, разные веры у народов. Каждый твердит – бог один! Но у каждой религии свой бог! Из истории религиозных верований следует, что единого бога никогда не было. Возникновение богов, их появление в жизни людей есть следствие деятельности самих людей и связано с возникновением общественных формаций и даже просто небольших объединений, общин, сект и т. п. В сохранении многобожия заинтересованы власти и религиозные деятели. Они служат своим богам. Им в первую очередь нужен бог. Для них бог – источник доходов, основа для утверждения необходимости своей деятельности и значимости, а вера – средство достижения своих целей и управления людьми.
Где мы знаем внутреннюю необходимость, там не надо верить! Вера во что бы то ни было, без осознания сущности и действительности объекта веры, всегда остается только верой, чуждой мышлению и знанию, а значит и сущности человека. Определение единого бога, как всеобщности внутри себя самого во всеобщности пространства и всеобщности времени, как мирового духа, проявление бога, его отношение к многообразию Вселенной, к людям обречено быть только нашими представлениями, мыслями, конечными и неистинными. – Как бы нам не хотелось надеяться на всемогущую помощь, опору, хотя бы стабильность того, что у нас есть, надеяться на бесконечную жизнь и верить в ее возможность.
Незавидна судьба народов, остановившихся в своем развитии на ступени религиозных учений и воззрений и не имеющих потенциала подняться к всеобщим ценностям. Становятся понятными усилия мирских и религиозных властей, которые для сохранения стабильности своего положения, ограничивают духовное развитие народов, стремятся замкнуть дух народов в скорлупу и шелуху религиозных представлений и веры. Идеология православной веры, как и любой другой религиозной веры, любая идеология – это только видимость идеи, не имеющей истинного содержания и внутренней необходимости. Что дает православие? – Самоспасение себя в убогой форме бытия, т. е. мы в настоящем живем в прошлом. Религиозные вероучения – это разновидность идеологии. Идеология есть адекватное выражение зависимого или обусловленного чем-либо учения или явления, не знающее сущности этого учения или явления. Идеология не знает всеобщего единства мира и закона его развития. Поэтому идеология, несмотря на то, что представляет собой явление моментов отрицательности истины или явление преходящих моментов исторического процесса развития общества, есть антипод истины.
Для людей, живущих на Земле, реальность состоит в том, что Земля их дом. Вот и берегите, сохраняйте, любите Землю, ее Природу. Не обожествляйте ее. Уважайте и храните жизнь! Люди, радуйтесь Солнцу и Земле, которые дают вам и Природе жизнь! Делайте жизнь лучше для всех людей на Земле! Зачем вам боги? Зачем вы вашим богам?
Так как чувственная определенность представления отягощена внешней необходимостью абстрактной всеобщности, то и само представление для индивида по необходимости есть способ внешнего существования! Чувственная определенность сковывает абстрактное субстанциональное содержание, делает это содержание неопределенным в самом себе. Поэтому субстанциональное содержание, конкретное в себе самом всеобщее существует только для разумного мышления и только определения разумного мышления имеют дело с субстанциональным содержанием. Представление есть тот способ духовной жизни, который по своему предмету не имеет исключений и не имеет ограничений по видимости содержания. Подавляющее число людей живут, руководствуясь представлениями. Этому есть объяснение. Чувственная определенность возводится представлением в форму всеобщего. Каждое определение представления о содержании абстрактной всеобщности лишь равно себе самому и безразлично к тому, есть другое определение или его нет. Оно является лишь субъективным мнением, абсолютной формой эгоизма, абстрактным тождеством с самим собой. Поэтому в представлении всё спокойно уживается друг с другом, ничто ничему не противоречит – его не интересует ничего, кроме его самого. Поэтому представление и не знает противоречия, для представления противоречия нет. Для представления достоверно то, что оно считает субъективно согласующимся с объектом. Это оно и называет истинным, сколько бы незначительным, содержащим противоречие с объективностью и даже абсурдным ни было содержание этого субъективного. То, что не определено, то, что не подлежит познанию и не раскрывает свою необходимость в процессе познания, и есть предмет веры.
Между абстрактной сущностью и даже самой жалкой чувственно определенной реальностью для представления нет различий. Это лишь воображаемая сущность, ее нет вовсе, потому что такая сущность сразу поглощается самой определенностью реальности. Но сущность – это не уничтожение определенности чувственного мира, а всестороннее, абсолютное, всеобщее развитие определенности чувственного мира, и в этом состоит отрицание чувственного мира. Именно тем, что философия разрушает абстракции, что она видимость истины представления не принимает за истину, она вызывает к себе вражду: ведь видимостью истины является все, что конечно, что само себя разлагает и себя переводит в свою собственную противоположность. Представление есть необходимый способ движения мысли, но еще не конкретной в себе самой мысли. Оно содержит в себе момент истины, но не является истиной. Представление фактически формулирует: только конечное и есть абсолютная истина. А это – выражение презрения к человеку, к человечеству. Как только мы начинаем мыслить хоть одно определение субстанционального содержания представления – оно оказывается сразу различенным в себе самом. Абстракция и случайность чувственных определений в представлении начинает сниматься через первый шаг к деятельности разумного мышления. Разумность наша начинается с осознания противоречия представления.
Предметом воспринимающего сознания является сущность вещи с ее свойствами. Богатство чувственного знания принадлежит восприятию, а не непосредственной достоверности, ибо только восприятие заключается в выделении, внесении различий и в многообразии. Предмет в восприятии по существу есть движение – развертывание и различение моментов определенности предмета, нахождение их в совокупности. Чувственные свойства вещи или предмета даны сами по себе и непосредственны, и в то же время определены благодаря соотношению с другими и опосредствованы. Чувственные свойства принадлежат одной вещи и в этом смысле, с одной стороны, заключены в единичности, с другой же стороны, обладают всеобщностью, так как каждое свойство предмета есть негативное свойство другого и каждое свойство выражено в простоте всеобщего и является независимым друг от друга. На ступени воспринимающего сознания единичные вещи ставятся в отношение к всеобщему моменту сознания, но единства единичного и всеобщего не осуществляется. Достигается лишь смешение этих сторон, которое приводит к ступени рассудочного сознания, которое действует разделяющим и абстрагирующим образом, и где противоречие единичного и всеобщего находит свое разрешение.
Процесс восприятия сознанием предмета как движение есть то непостоянное, которое может быть, а может и не быть, а так же то, что несущественно. Восприятие имеет предметом не только чувственное, поскольку оно непосредственно, а чувственное, существующее как всеобщее, – опосредствованное, т. е. восприятие это смесь чувственных определений и определений рефлексии.
Простое восприятие вещи
Но сама всеобщность вещи, простая, себе самой равная, опять-таки различается и не зависима от этих своих определенностей. Она есть чистое соотнесение себя с собою или среда, в которой суть все эти определенности в ней как в некотором простом единстве проникают друг друга, смешиваются друг с другом, не приходя, однако, в соприкосновение; ибо благодаря участию в этой всеобщности они равнодушны для себя. – Эта абстрактная всеобщая среда, которую можно назвать вещностью вообще или чистой сущностью, есть не что иное, как здесь и теперь в том виде, в каком они оказались, т. е. как простая совокупность многих здесь и теперь.
Пример. Здесь – соль. Она белого цвета, а также острого вкуса, а также кубической формы, а также определенного веса и т. д. Всеобщие определенности соли не воздействуют друг на друга: белое не воздействует на кубическое, то и другое не воздействует на остроту вкуса и т.д. Каждое свойство соотносится с другими свойствами только посредством соединения в вещи. Но вещь как безразличное единство, не находящееся в отношении с другими вещами, есть одно, исключающее единство с другими. Одно есть момент отрицания, который просто соотносится с собою и исключает иное и благодаря которому вещность определена как вещь. В свойстве отрицание дано как определенность, составляющая непосредственно одно с той непосредственностью бытия, которая благодаря этому единству с отрицанием есть всеобщность; но как одно определенность освобождена от единства с противоположной определенностью и сама есть в себе и для себя.
Чувственная всеобщность или непосредственное единство бытия и негативного есть лишь постольку свойство, поскольку из него развиваются одно (единичное) и чистая всеобщность, поскольку они отличаются друг от друга и поскольку это единство бытия и негативного смыкает их друг с другом; лишь это соотношение их с чистыми существенными моментами завершает вещь.