Мера
Мера есть качественно определенное количество. Она есть определенное количество, с которым связано некое наличное бытие или некое качество, и есть непосредственное.
Когда мы говорим о бытии, оно представляется сначала чем-то совершенно абстрактным и лишенным определений, но бытие по существу состоит в самоопределении, и своей завершенности бытие достигает в мере. Мера, как единство качества и количества, есть завершенное бытие.
Все налично-сущее имеет некоторую меру. Всякое наличное бытие обладает некоторой величиной, и эта величина принадлежит к самой природе нечто. Она составляет его определенную природу и его внутри-себя-бытие. Нечто не безразлично к этой величине, не остается тем, что оно есть, если изменяется эта величина, а изменение последней изменяет его качество. Мера есть отныне определение вещи, так что если увеличить или уменьшить эту вещь за пределы меры, она перестанет существовать.
Например, сущую определенность воды можно рассматривать при нормальных внешних условиях (температуре и давлении) как вещество в виде жидкости, представляющее собой соединение двух атомов водорода и одного атома кислорода; в молекуле воды полярные связи О-Н располагаются под углом 104,5˚, и она оказывается полярной, обладающей дипольным моментом. – Качество вещей и предметов определяется составом и структурой. Вода обладает свойствами, проявляющимися в ее наличном бытии и изменяющимися под воздействием внешних влияний и обстоятельств, – быть жидкостью, твердым веществом или паром в зависимости от внешних условий – температуры и давления. В качестве, как в своей сущей определенности и своей границе, наличное бытие не только определено, но и ограничено.
Наличное бытие способно возрастать и уменьшаться, не нарушая меры, и тогда мера выступает как постоянное соотношение количества и качества. Мера есть, прежде всего, некоторая в себе определенная величина, служащая единицей по отношению к некоторому определенному количеству, служит масштабом и измеряется как численность указанной единицы. Но существует и зависимость меры от соотношения количества и качества, когда изменения определенного количества есть также и изменение качества, и, следовательно, изменение меры. Причем, существует граница, переход которой приводит к изменению меры. Процесс перехода может быть длительным, постепенным или резким, скачкообразным. Переход границы меры приводит не к отрицанию качества вообще, а к отрицанию определенного качества, место которого тотчас занимает другое качество. При этом появляется и другая мера – другое отношение количества и качества. Следовательно, мы имеем переход от одной меры к другой, от одного единства качества и количества к другому, а не так называемый “закон взаимного перехода количества в качество”, не имеющий смысла в применении к данному нечто. В каждом конкретном случае нужно суметь выделить именно качество данного нечто, взаимосвязанное именно с его количеством, не подменяя это нечто другими нечто, имеющими совсем другие качества и количества.
Мера есть в-себе-сущая определенность, и, таким образом, есть конкретная истина бытия. Мера как непосредственная определенность и существенная определенность содержит рефлектированные в себя самостоятельные в бытии моменты качества и количества и их единство. Таким образом, мера по своему понятию переходит в сущность. Иначе говоря, непосредственность единства количества и качества при их изменении оказывается снимающей себя. Это единство положено теперь тем, что оно есть в себе, простым соотношением с собою. Оно содержит внутри себя бытие и его формы как снятые. Бытие или непосредственность, которая через отрицание самой себя опосредствует себя и приходит в соотношение с самим собою, – которая, следовательно, есть также опосредствование, снимающее себя, приводящая себя к соотношению с собою, к непосредственности, – есть сущность.
В сущности, в отличие от бытия, нет больше перехода непосредственных определений вещи, а есть только их соотношение.
Форма соотношения представляет собой в бытии лишь нашу рефлексию. Напротив, в сущности соотношение различенных определений есть ее собственное определение.
Если в сфере бытия нечто становится другим, то этим самым нечто исчезло.
В сущности мы не имеем истинно другого, а имеем лишь различие в одном, отношение одного к его другому.
В сфере бытия соотнесенность есть лишь в себе, в сущности она, напротив, положена. В этом состоит вообще различие между формами бытия и сущности. В бытии все непосредственно; в сущности, напротив, все относительно.
Сущность
Бытие есть непосредственное. Гегель исходит из предпосылки, что непосредственное бытие есть то, что несущественно, а сущность “по видимости противостоит” бытию. Знание хочет познать истину, т. е. познать, что такое бытие в себе и для себя. Поэтому оно не останавливается на непосредственном восприятии и его определениях. Только тогда, когда знание, выходя из непосредственного бытия, углубляется вовнутрь, оно через опосредствование находит сущность.– Этот процесс определения имеет другую природу, чем процесс определения в сфере бытия, и определения сущности имеют другой характер, чем определенности бытия. Сущность есть абсолютное единство в себе-бытия и для-себя-бытия; процесс ее определения остается, поэтому, внутри этого единства и не есть ни становление, ни переход, равно как самые определения не есть ни некоторое иное, как другое, и ни соотношение с иным. Они суть самостоятельные, но вместе с тем лишь такие самостоятельные, которые находятся в единстве друг с другом. В сущности определенность положена самой сущностью, положена ею не как свободная, а лишь в соотношении с ее единством.– Отрицательность сущности есть рефлексия, и определения суть рефлектированные, положенные самой сущностью и остающиеся в ней как снятые. Сущность занимает место между бытием и понятием и составляет их середину, а ее движение – переход от бытия в понятие. Сущность есть в-себе-и-для-себя-бытие, но составляет таковое в определении в-себе-бытия; ибо ее всеобщее определение заключается в том, что она происходит из бытия или, иначе говоря, есть первое отрицание бытия. Ее движение состоит в том, что она в самой себе полагает отрицание или определение, сообщает себе этим наличное бытие и становится как бесконечное для-себя-бытие тем, что она есть в себе. Таким образом, она сообщает себе свое наличное бытие, равное ее в-себе-бытию, и становится понятием. Ибо понятие есть абсолютное, как оно абсолютно в своем наличном бытии, или, иначе говоря, как оно есть в себе и для себя. То наличное бытие, которое сущность сообщает себе, еще не есть наличное бытие, как оно есть в себе и для себя, а наличное бытие, как его сообщает себе сущность, или, иначе говоря, как его полагают, и оно, поэтому, еще отлично от наличного бытия понятия.
Через познание или через опосредствование самого бытия, углубление в бытие мы ищем и находим сущность, которая представляет единство внутренних определений ее в-себе-бытия и для-себя-бытия. Эти определения самостоятельные и находятся в единстве друг с другом. Сущность полагает в самой себе отрицание или определение, сообщает себе этим наличное бытие, равное ее в-себе-бытию, и становится понятием. Она полагает себя в своем движении в следующих определениях: во внутренних определениях; в явлениях, как вступающую в наличное бытие; в единстве со своим явлением, как действительность.
Гегель определяет сущность как бытие, опосредующее себя собою через свою же отрицательность, как бытие, которое есть соотношение с самим собою. Это соотношение определяется Гегелем через опосредование и полагание в соотношении с другим содержанием, с несущественным, а не как нечто сущее. Таким образом, сущность есть бытие, имеющее видимость внутри самого себя.
Соотношение бытия с собою в сущности есть форма тождества, рефлексии внутрь себя, которая заняла здесь место непосредственности бытия.
Лишенная мысли чувственность, принимающая все ограниченное и конечное за сущее, переходит в упорство рассудка, настойчиво понимающего это ограниченное, конечное и несущественное за нечто тождественное с собою, не противоречащее себе внутри себя.
Существенное и несущественное
Так как сущность есть внутри-себя-бытие, то она существенна. Но поскольку она имеет внутри самой себя свое отрицательное, соотношение с непосредственным наличным бытием, опосредствование, то она имеет внутри себя несущественное как свою собственную видимость.
Соединение непосредственности и опосредования в сущности полагается как противоречие.
Так как субстанциональным во всем этом является одно и то же понятие, то в развитии сущности встречаются те же самые определения, что и в развитии бытия, но в рефлектированной форме. Вместо бытия и ничто выступают формы положительного и отрицательного: положительное как тождественное, не имеющее противоположности бытию; отрицательное – развито как различие, и есть само различие.
Тождество
Сущность как рефлектированое соотношение бытия с собою (простая отрицательность бытия в себе) есть тождество. Если его удерживают и абстрагируют от различия, то это тождество есть формальное или рассудочное тождество: А=А. Абстракция и есть полагание этого формального тождества, превращение внутри себя конкретного в форму простоты – безразлично, происходит ли это превращение так, что часть наличного в конкретном многообразии опускается и выделяется лишь одна его часть, или так, что опуская различия многообразных определений, они сливаются в одну определенность. Но существует тождество внутри себя конкретное, внутренне установленное единство бытия и сущности, которое есть сначала основание, а затем, в высшей истине – понятие. Понятие и идея тождественны с собою лишь постольку, поскольку они содержат в себе также и различие.
Тождество есть еще, вообще, то же самое, что и сущность, а поскольку она есть соотносящаяся с собою отрицательность, то тождество содержит в себе определение различия.
Различие
Различие представляет, во-первых, непосредственное различие, в котором различенные существуют каждое само по себе, и каждое из них равнодушно к своему соотношению с другим, внешним для него, равнодушно и к отличию.
В различии тождество соотнесенных есть сходство, а не тождество их – несходство.
Для познания вещей мы сравниваем разные вещи друг с другом и получаем определения сходства и несходства. Эти вещи не одни и те же, не тождественны друг другу. Поэтому разность есть различие рефлексии или определенное различие. Сравнивание имеет смысл лишь при предположении наличного различия, и точно так же и, наоборот, различение имеет смысл лишь при предположении наличного сходства.
Во-вторых, в различии сущности положительное и отрицательное существуют самостоятельно, и, есть противоположение, согласно которому различенное имеет свое определение только в соотношении со своим иным. Положительное определение и отрицательное определение имеют относительное, а не абсолютное различие. Так, например, неорганическая природа не должна рассматриваться только как нечто иное, чем органический мир, но должна рассматриваться также и как необходимое свое иное. Они находятся в существенном соотношении друг с другом, и одно существует лишь постольку, поскольку оно исключает из себя другое и именно через это соотносится с ним. Точно так же природа не существует без духа и дух без природы. Признание противоположности, проходящей основой через всю вселенную, всеобщим законом существенно для понимания природного и духовного мира. Все где-либо существующее есть некое конкретное и, следовательно, некое внутри самого себя различное и противоположное. Противоречие – вот что на самом деле движет миром. Но противоречием дело не может закончиться. Противоречие снимает себя само через себя. Но снятое противоречие не есть абстрактное тождество, ибо последнее само есть лишь одна сторона противоположности. Ближайший результат противоположности, положенной как противоречие, есть основание, которое содержит в себе, как снятые и низведенные лишь к идеальным моментам, и тождество, и различие.
Основание
Основание есть внутри-себя-бытие сущности, определенное как содержащее внутри самого себя одно и его иное, себя и свое противоположное.
Основание есть единство тождества и различия, есть истина того, чем оказались различие и тождество, рефлексия внутрь себя, которая есть столь же рефлексия в иное, и наоборот. Оно есть сущность, положенная как целостность.
Закон основания гласит; все имеет свое достаточное основание, т. е. истинная существенность нечто не состоит ни в определении нечто как тождественного с собою, ни в его определении как различного, ни в его определении как только положительного или только отрицательного, а состоит в том, что нечто имеет свое бытие в некоем другом, которое, как его тождественное с собою, есть его сущность. Сущность также есть не абстрактная рефлексия внутрь себя, а рефлексия в другое. Основание есть внутри себя сущая сущность, сущность есть существенным образом основание, и она есть основание лишь постольку, поскольку она есть основание нечто, основание некоего иного. В этом и заключается простой смысл так называемого закона достаточного основания, который высказывает лишь то, что вещи должны существенно рассматриваться как опосредованные.
Мысли лишь представляемые, не постигнутые в понятии образуют ступени самого себя определяющего мышления. Только понятие имеет определенное и, следовательно, самостоятельное содержание. Основание же еще не имеет в себе и для себя определенного содержания, не самодеятельно и не может ничего произвести.
Гегель отмечает, что развитие одних только оснований, главным образом, в области права и нравственности, есть вообще точка зрения и принцип софистов, и есть не что иное, как точка зрения рассуждений, имеющая последователей и в настоящее время. Софисты выступили в Греции в ту эпоху, когда греков в религиозной и нравственной области перестали удовлетворять одни лишь авторитет и традиция. Греки почувствовали потребность сознать как опосредствованное мышлением то, что они должны были признавать для себя значимым. Этому требованию софисты пошли навстречу тем, что они учили отыскивать различные точки зрения, с которых можно рассматривать вещи, а эти различные точки зрения суть именно, прежде всего, не что иное, как основания. Мы отметили выше, что, так как основание еще не имеет в себе и для себя определенного содержания, то можно легко находить основания для безнравственных и противоправных действий так же, как для нравственных и правовых. Поэтому, решение о том, какие основания должны быть признаны имеющими значение, оказывается предоставленным субъекту. От его индивидуального умонастроения и индивидуальных намерений зависит, какому основанию он отдаст предпочтение. Этим подрывается объективная почва того, что само по себе имеет значимость, того, что всеми признано, и благодаря этой отрицательной стороне софистики софисты заслужено получили дурную репутацию – искажали право и истину, вообще представляли вещи в ложном свете. Не правда ли, что наша юстиция в лице следователей, прокуратуры, судей и адвокатуры, наше законодатели заняты теми же рассуждениями, о которых говорит Гегель. “Если в наше время не только при рассмотрении светских дел, но также и в проповедях часто преимущественно лишь резонируют и, например, приводят всевозможные основания к благодарности, которой мы обязаны богу, то Сократ, равно как и Платон, не поколебались бы объявить такого рода рассуждения софистикой, ибо, как мы сказали, характерным для последней является не содержание, которое может быть и истинным, а форма оснований, посредством которой можно как все защищать, так и нападать на все. В наше богатое рефлексией и резонирующее время человек, который не умеет указать хорошего основания для всего, что угодно, даже для самых дурных и превратных мыслей и поступков, должен быть уж очень недалеким. Все, что испорчено в мире, испорчено на хороших основаниях. Апелляция к основаниям, доводам, сначала преисполняет нас робостью и заставляет нас думать от отказе от нашей мысли или наших действий; но, когда мы знакомимся на опыте, как обстоит дело с этими основаниями, то убеждаемcя, что можно находить основания за и против всего на свете, становимся глухими к ним, и они перестают нам импонировать”.
Развившись в целостность опосредствования, достигнув единства с собою, которое оказывается положенным как снятие различий, сущность в восстановленном непосредственном бытии существует, становится через свое основание действенной и причиной.
Существование
Существование есть непосредственное единство рефлексии внутрь себя и рефлексии в другое. Существования и основания образуют мир взаимозависимостей и бесконечное сцепление оснований и обосновываемых. Рефлексия существующего в другое нераздельна от рефлексии внутрь себя. Основание есть их единство, из которого произошло существование. Поэтому существующее содержит в себе относительность и свою многообразную связь с другими существующими и рефлектируется внутрь себя как основание. Таким образом, существующее есть вещь. Вещь рефлексией в другое обнаруживает себя и, таким образом, она обладает свойствами.
Вещь
Вещь есть целостность как положенное в единстве развитие определений основания и существования. Со стороны одного из своих моментов, со стороны рефлексии в другое, она имеет в себе различия. Благодаря этим различиям она есть определенная и конкретная вещь, обладающая свойствами. Вещь, со стороны другого своего момента, есть рефлексия внутрь себя как тождество, отличное от различия, от своих определений. В вещи мы имеем как существующие все рефлективные определения. Мы видели, что тождества нет без различия, и свойства, которыми обладает вещь, суть существующие различия. Мы имеем в вещи связь, которая объединяет разные свойства. В отличие от нечто, которое перестает быть данным нечто потеряв свое качество, вещь может потерять то или другое свойство, не перестав быть тем, чтό она есть.
Свойства разных вещей могут быть не только различны друг от друга, но и тождественны, самостоятельны и свободны от их связанности с вещью.
Некоторые свойства, например, гравитационные, электрические и магнитные, есть абстрактные определенности. Гегель называет их материями и считает, что они должны рассматриваться как определенности рассудка, не обладающие самостоятельностью в отличие от вещи, но как определенные рефлексии вещей внутрь себя они есть наличные свойства, связанные с вещью, характеризующие устойчивость вещей. Материя есть также и сущее для другого, в первую очередь – для формы.
Понимание всех без исключения вещей как имеющих своей основой материю, способную получить какое угодно определение, привычно рефлектирующему сознанию. Лишь абстрагирующий рассудок фиксирует материю в ее изолированности и как бесформенную в себе; на самом же деле мысль о материи, безусловно, заключает в себе принцип формы, и поэтому мы нигде в опыте и не встречаем существование бесформенной материи. Материя, как таковая, не обладает самостоятельным существованием. Форма как целостность носит принцип материи внутри самой себя; эта свободная и бесконечная форма, как мы вскоре увидим, есть понятие.
Вещь, таким образом, распадается на материю и форму, каждая есть целостность вещности и самостоятельно, независимо существует. Но материя содержит, как существование, рефлексию в другое и внутри-себя-бытие. Как такое содержание, как единство этих определений, она сама есть целостность формы. Форма же, как целостность, уже содержит в себе определения рефлексии, или, иначе говоря, как соотносящаяся с собою форма она обладает тем, что должно составлять определение материи. Обе они суть в себе одно и то же. Это их единство, будучи положено, есть вообще соотношение между формой и материей, которые, тем не менее, также и различны.
Вещь, как целостность, представляет собой противоречие, заключающееся в том, что со стороны своего отрицательного единства она есть форма, в которой материя определена и низведена на степень свойств, и вместе с тем она состоит из материй, которые в рефлексии вещи внутрь себя столь же самостоятельны, сколь и подверглись отрицанию. Вещь, таким образом, есть существенное существование, снимающее себя внутри самого себя, – есть явление.