Za darmo

Как я не стал миллионером

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Однако уже скоро мой единственный лот заметно приелся и вызывал интерес у брокеров всё реже и реже…

– Такой смачный грошек, и что, никому не нужен? – кипятился Тадеуш. – А что вы на Новый год кушать будете?

Можно было подумать, что кроме русской национальной закуси – салата «Оливье», мы вообще ничего не едим.

– А что, если мы грошком в розницу хандловать будем? – вдруг оживился Тадеуш. – У тебя магазин есть?

– Какой магазин? – не понял я.

– Не, не магазин – склад, – поправился Тадеуш. – Кажется, так будет по-русски?

– Склада нет, но есть гараж, – ответил я. – Правда, еще без пола…

– А самоход?

– И самохода пока тоже нет. Я ещё права не получил. Учусь…

– Покажь, – оживился Тадеуш, – свой гараж.

Как ни странно, он ему понравился. Даже без пола. Ёмкий.

– Да сюда тысяч сто банок влезть может. А то и больше. Годится! – обрадовался он.

Получив одобрение компаньона, я срочно стал искать – кто б мне сделал этот пол, будь он неладен. Желающие нашлись быстро – два щуплых, но жилистых, хоть и не просыхающих, мужичка, которые согласились за «конвертируемую валюту» – четыре полновесных пузыря спирта «Рояль» – залить полы цементом.

– Ты с нами потом рассчитаешься, когда мы всё сделаем, – сказал один из работяг. – Так будет спокойнее и тебе, и нам. Не стоит дразнить гусей.

– Не стоит, – согласился я.

– Ты не переживай, мы не подведём, – пытался успокоить он меня, видя, сколь подозрительно я рассматриваю его помятую физиономию.

И ведь не подвёл. Пол получился хоть кривой, но крепкий. Так что к визиту польских гостей всё было готово. Но когда на территорию нашего гаражного общества, лениво переваливаясь с боку на бок, вплыли, словно некие инопланетные существа, две безразмерные фуры, ослепив межпланетным блеском повылазивших из своих, захламленных, боксов чумазых, но уже хорошо поддатых гаражных постояльцев, стало понятно, что держать здесь горошек – не самое лучшее решение.

И если поначалу среди собравшихся зевак царило некоторое замешательство, вызванное появлением в столь приземленном месте двух «межконтинентальных звездолётов», прилетевших невесть откуда, то уже совсем скоро, оправившись от первого шока, вызванного этим явлением, народ стал активно интересоваться содержимым грузовиков, буравя их глазами и острыми предметами…

– Сопрут ваш горошек, как пить дать, сопрут, – высказал общую мысль один из зевак. – Это ж такая классная закусь. Тут никакой замок не спасёт. Вжик раз «болгаркой» – и готово. Охрану выставлять нужно. С ружьём. И то не факт, что поможет. Тут и сзади залезть легко. Пока ты с этого ряда на другой добежишь, можно полный багажник загрузить и смыться. У нас же тут даже шлагбаума нет…

Мы и сами понимали, что несколько погорячились. Держать такую классную закусь в гараже – большой риск.

– Но то цо. Что с грошком делать будем? – растерянно посмотрел на меня Тадеуш.

Я пожал плечами.

– Не знаю. Обратно везти… Мне этой головной боли не надо…

– Как обратно, как обратно, – засуетился он. – Как я его чрез границу назад повезу. Ты что, смеёшься.

Но мне было не до смеха. Тадеушу тоже. Уже темнело, а мы всё стояли в нерешительности, не зная, куда везти. Шутка ли – сорок тысяч банок ядреного зелёного гороха. Вот влипли…

Помощь пришла неожиданно.

– Сергей, ты что ли? – ко мне подлетел, широко раскинув руки, словно крылья, и светясь открытой радостной улыбкой, мой старый приятель, ещё по тому времени, когда мы ходили в море, Витя Ширяев. Боже мой, сколько мы не виделись! За эти годы он заметно раздобрел, обзавелся животом и «Опель-рекордом», за которым, собственно, и приехал.

– Мне тут его один местный кулибин чинит, – объяснил он причину своего появления в гараже. – А ты что?

Я вкратце поведал другу своё злоключение.

– Вот, не знаю, что и делать. Придётся здесь и ночевать…

– Зачем ночевать, поехали ко мне в ЖЭК, – замахал руками-крыльями Витя, – там и разгрузишь свой горох.

– В какой ЖЭК? – не понял я. – Ты что, в домоуправлении работаешь?

– Ага. Только не работаю. А арендую помещение. У меня там магазин.

– Склеп? – пошутил я.

– Ну да, склеп, – засмеялся Витя. – Похоже, слово это ему тоже было хорошо знакомо.

– Да я из Польши все продукты вожу: и шинку, и голонку, и …

– Пшёнку, – продолжил я.

– Не, пшёнку не вожу, – засмеялся он.

Короче, имея природное обаяние и некоторую вполне допустимую наглость, Витя сумел уговорить начальника ЖЭКа открыть прямо в домоуправлении продуктовый магазин.

– А что? Всем удобно. Пришли сантехника вызвать, заодно, пока его дожидались, продуктами отоварились. Всё лучше, чем просто так штаны протирать… и нервы портить.

– Это ещё что, – стал он делиться со мной своими коммерческими секретами, – у меня один приятель есть, так он пол детского садика оттяпал. И знаешь, подо что? – Витя загадочно улыбнулся. – У него там очень весёлое производство налажено. Скажу – не поверишь. Поэтому лучше промолчу.

Но сказал.

Я не поверил.

– А как на это директор садика смотрит?

– Да никак не смотрит. Ей за то, чтоб на это не смотреть хорошие бабки заплатили. Так какая разница, чем там занимаются. За всё уплочено!

ЖЭК оказался действительно достаточно просторным, но тесным. Потому как весь бывший коридор теперь занимал продуктовый магазин. Он тянулся от дверей главного инженера и до самого кабинета начальника ЖЭКа. Где-то посередине, в бывшей «тёщиной комнате», расположилась уютная бухгалтерия на одну персону. Ну а все остальные узкие специалисты: электрик, сантехник и водопроводчик, – ютились в подвале, неподалеку от головного офиса, то есть директорского кабинета, чтоб в случае чего до них можно было бы докричаться. Узким специалистам такое расположение рабочего места даже нравилось. Оно позволяло им спокойно, без лишних глаз, заниматься своими делами – повышать квалификацию.

– Куда ж банки нести? – я даже несколько растерялся. Похоже, в ЖЭКе каждый квадратный сантиметр был расписан. Но Витя не дал мне пасть духом. Хватит, и так натерпелся. Он без всякого смущения открыл собственным ключом кабинет главного инженера и велел освободить помещение от лишних вещей, то есть письменного стола, трёх засаленных табуреток и огромного шкафа, с которого обреченно свисали мотки оголенных проводов.

На мой немой вопрос: – А как на это посмотрит хозяин кабинета? – Витя отреагировал с присущим ему достоинством:

– Не переживай, его всё равно здесь неделями не бывает. Короче, грузим горошек. Ну, за дело.

Мы уже почти полностью разгрузили одну из фур, когда кромешную тьму двора прорезала мигалка милицейского газика и к нам наперерез рванули два прытких милиционера. Один из них заломил руку мне, другой Вите.

– Блин, сигнализацию забыл отключить, – только и выдохнул он…

Продолжить спич ему не дали, поскольку из машины вышел ещё один блюститель порядка и медленным шагом направился к нам.

– Товарищ лейтенант, мы тут грабителей задержали, – не выпуская моей заломленной руки, громко отчеканил каждое слово напавший на меня милиционер.

Из раскрывшихся окон повылазили головы непуганых соседей. Они жаждали зрелищ.

– Всех в кутузку, – играя на публику, пробасил лейтенант. Для своего скромного звания он был несколько тучен, но, видимо, перспективен.

– Витя, что случилось? – Через двор бежала в распахнутом пальто, накинутом на лёгкий ситцевый халатик, перепуганная женщина – начальник ЖЭКа.

– И вы тоже, поедете с нами, – успокоил её лейтенант.

– Никуда я с вами не поеду, – возразила домоуправ. – Сейчас сигнализацию отключу и всё. Вы что ж думаете, – она показала рукой на всё ещё припечатанного к грубо оштукатуренной стене дома Виктора, – он сам у себя воровать будет? Зачем ему это надо? И отпустите вы его. Ему же больно!

– А это что? – лейтенант ткнул пальцем на притулившиеся у входа стол, шкаф и три табуретки… – вот же улики… – Но, присмотревшись к сваленной мебели, больше смахивающей на рухлядь, согласился, что брать тут нечего.

– Внимательнее надо быть, – пробурчал лейтенант. – Штраф мы вам всё равно выпишем. За ложный вызов.

– Выписывайте, – согласилась домоуправ. – Святое дело…

Первые сто двадцать восемь банок горошка улетели в момент. Еще бы, такой деликатес! С остальными 39872 дела обстояли несколько хуже – деликатесом они уже не казались. Понятное дело, одним горохом сыт не будешь. Хочется чего-нибудь и посущественнее.

– Хорошо бы нам этот горох по разным магазинам распихать, – подал идею Тадеуш.

– Хорошо бы, – согласился я. – Но на чём?

– На самоходе.

– А где его взять?

– Купить. У тебя ж деньги есть.

– То не мои, то ваши деньги…

– Но то цо. Заработаешь – отдашь.

Предложение было заманчивым… Тем более, что я на днях сдал на права. С третьего раза. Но сдал!

В последнее время нашу область, да и не только нашу, захлестнул автомобильный бум. Через приоткрытый железный занавес хлынул бурный поток иностранных машин. Хоть и заметно поношенных. Но они ездили, причем достаточно шибко, да и выглядели значительно респектабельнее наших, даже ещё непоношенных. А учитывая, что ещё совсем недавно любая машина ( будь то жигуль, «Москвич» или, на худой конец, последнее чудо отечественного автопрома – «Ока») была недосягаемой мечтой любого мужчины, за которой, даже имея необходимое количество дензнаков, нужно ещё годами стоять в очереди, то такая доступность этой самой мечты погнала всё взрослое население области или, по крайней мере, большую его часть за Синей птицей в виде железного коня на Борисовский рынок, куда другие, ещё более предприимчивые, граждане свозили этот вожделенный продукт со всей Европы. Боже мой, чего тут только не было! Тут вам и «Опель-кадет», и «Опель-аскона» и целый дом на колесах «Опель-рекорд». И это ещё так, для затравки… Для тех, кому главное – ездить. И не важно на чём… Для кого и «Опель» – машина. А что, нет? Ездит же.

 

Да, что мы всё про «Опель», да про «Опель». Как будто, кроме «Опеля» и других машин нет. Вон тут сколько всего. Там фольксвагены топчутся, тут аудюхи. А на самых лучших площадках автомобильного развала, где и грязи поменьше и асфальт покрепче, пасутся стада «мерсов» и «бумеров». Предел мечтаний. И не важно, что всем этим «меринам» уже под двадцать годков, а то и за… Блестят, гудят и сладко пахнут кожей.

Ну а то, что уже через неделю от былого блеска всех этих пассатов, гольфов и лендроверов, надраенных волшебной импортной автохимией, ничего не останется, кроме белесых разводов и гусиных лапок умело замаскированных трещин, что мощные движки уже изрядно побегавших по свету гранд чироке и мустангов, едва выехав за порог Борисовского авторынка, станут жутко дымить и лязгать клапанами, а из прохудившихся радиаторов начнёт брызгать шампанским кипящий тосол, разъедая и без того дышащие на ладан приводные ремни, так это ж будет уже потом! А пока, мы ходили с отвисшими варежками по бескрайнему полю авто-чудес, густо засеянному квадратно-гнездовым способом этими самыми чудесами, и от переполнявших нас чувств изъяснялись исключительно междометиями: «Ух– ты!» «Вот это да!» «Вау!»

И всё же из всего многообразия представленных на рынке машин, мы выбрали «копейку». Тот самый первый советский жигуль. Гордость «АвтоВАЗа». Но в импортном исполнении… Так что теперь это были уже не труднопроизносимые «Жигули», а легко выговариваемая «Лада». Эта почтенная дама, двадцать с лишним лет колесила по дорогам Голландии, пока не вернулась, уже изрядно потрепанной, на родину.

Чем же мне так приглянулась блудная дочь советского автопрома? Наверное, ценой… ну и тем, что такую битую машину не жалко и дальше бить. Ей уже ничего не страшно. А то, что моей «Ладе» ещё достанется, и не раз, я не сомневался. Лучшим тому доказательством были мои новенькие водительские права, полученные с третьего раза…

И всё-таки, с помощью этой, не раз битой блудницы, мы, действительно, распихали по городу и даже близлежащим окрестностям почти сорок тысяч банок зелёного горошка. Ездить, конечно, на старенькой «копейке» было весьма рискованно, но прикольно. Я никогда не знал, что от неё ждать. Моих попутчиков особенно забавляло, когда совершенно неожиданно спинка водительского кресла резко откидывалась, как катапульта, назад и я судорожно хватался за рулевое колесо, дабы самому не уйти в пике… Пока этот трюк удавался. И даже шёл на ура. Куда больше проблем доставляли то лопнувшие шланги системы охлаждения, то залитые маслом свечи, то оторванный глушитель. Каждый день моя «Лада» готовила мне новый сюрприз. Бывало и не один… Но я не жаловался – сам выбирал.

Тем не менее горошек давал нам жить. Даже на эти посреднические четыре процента. У нас уже появились и постоянные клиенты, кто каждую неделю заказывал по тридцать-сорок банок. Бывало и больше. Но…

Грянул гром. Он грянул солнечным осенним днем, в середине октября… в седьмом кабинете районной налоговой инспекции, лишив меня сна и дара речи. Оказывается, я в сговоре с бухгалтером, по крайней мере, так утверждал мой налоговый инспектор, скрыл от государства свою реальную прибыль, которая в разы превосходит ту, что я указал в своём балансовом отчете. И что теперь должен заплатить и саму недоимку (а это – ого-го сколько), и штраф, равный недоимке, но в пятикратном размере. Чтобы мне впредь неповадно было обманывать государство и тех, кто блюдёт его интересы.

Однако, глядя на моего инспектора, было очевидно, что свои интересы она тоже блюдёт. Иначе чем можно объяснить тот дьявольский блеск в её серо-голубых глазах, который не могли скрыть даже толстые линзы очков. Светлана Васильевна, а именно так звали моего инспектора, торжествовала. И не могла скрыть своей радости. Еще бы, ведь ей удалось раскрыть масштабное экономическое преступление! Вернуть в казну, ну и себе, естественно, тоже в виде персональной премии, огромную сумму денег. Похоже, Светлана Васильевна уже подсчитывала, какой процент из них пойдёт на её вознаграждение, и потому меня абсолютно не слушала.

– Но это же не мои деньги! – пытался я ей объяснить ситуацию, – а польского консервного завода. Они у меня только хранились, временно, до момента открытия у них счёта в банке. Вот же, второго октября я их туда и перевёл…

– Но в сентябре они были ещё на вашем счету, – убеждала меня в своей правоте налоговый инспектор. – Вот с них вы и должны были заплатить налог…

– Какой налог? Какой налог? – не сдавался я. – Ещё раз вам говорю – это не мои деньги. Мне причитается всего четыре процента за посреднические услуги. И всё… Чушь какая-то…

Про чушь мне, конечно, не надо было говорить.

– Вон из кабинета! – резко повысила голос инспектор. – А дело мы направим в управление экономических преступлений. Учить он меня ещё будет…

Я выскочил на улицу. Меня всего колотило. Вот так они работают. Фискалы! Ну, хорошо, пусть я погорячился. Но и ты вникни в ситуацию, разберись, что к чему. Подумай своими куриными мозгами, откуда у меня могут быть десятки тысяч банок гороха. Украл я его что ли? Аж из Польши… Ну разве не чушь! Тут и дураку понятно: вот продавец – вот покупатель. А я лишь посредник. По-сред-ник!

Но что делать? Что? Если сейчас это дело не остановить – в тюрьму же загреметь можно. Откуда у меня деньги, чтоб такие штрафы платить? Но и сдаваться – последнее дело.

И тут я вспомнил про Лёню. Позвонил.

– Выручай, – говорю. – Нужно что-то делать. Как мне к начальству вашей биржи пробиться, чтоб они мне бумагу соответствующую написали о том, что деньги не мои, а хозяина горошка. Что я только брокер. И всё. А то я ваше руководство вообще в глаза не видел. Где они у вас там прячутся?

– Не переживай, сделаю я тебе эту справку, – успокоил меня Лёня.

Но через пару дней сам позвонил:

– Ну ты и влип….

– Что? – не понял я.

– Понимаешь, – стал объяснять Лёня, – нет никакой биржи «Фурор».

– То есть как, нет?

– А так. Есть малое предприятие с таким названием. Занимается посреднической деятельностью. Но это не биржа…

– А как же акции? – продолжал я пытать Лёню.

– Ну что акции. Бумажки. Я тоже такие напечатать могу…

– Но это же ты меня уговорил связаться с этой биржей! Я ж в неё все свои сбережения вложил! – перешёл я на крик. Но на Лёню он не подействовал.

– Не ты один, – успокоил он меня. – Я тоже, дурак, поверил. Так что мы оба с тобой в одинаковом положении, – и повесил трубку.

Ну что мне с ним было делать? Это ж Лёня.

И тут мне позвонили из налоговой. Приглашали на приём. Правда, не в седьмой, а в третий кабинет… Сердце у меня ёкнуло. Ну, всё. Финита ля комедия. Приплыли. Суши сухари.

В кабинете, за массивным полированным столом, покачивая башней тёмно-каштановых волос, царственно восседала начальник районного отдела налоговой инспекции Татьяна Ивановна Воронова и листала мой несчастный балансовый отчёт. Рядом, низко опустив голову, как нашкодивший школьник, перебирала какие-то бумажки Светлана Васильевна. Мой непосредственный инспектор. Былого блеска в её серо-голубых глазах я что-то не заметил. Впрочем, я и сам весь трясся, сознавая, что так просто сюда не вызывают.

– Я тут посмотрела ваш баланс, – Татьяна Ивановна взглянула на меня поверх очков и даже слегка, а может, мне только показалось, улыбнулась. – В принципе у меня особых замечаний нет.

– Да, но… – я даже поперхнулся. Чего-чего, а такого поворота дел никак не ожидал.

– Я знаю, что у вас возник конфликт. Даже не конфликт, а спор со Светланой Васильевной, относительно вашего отчёта. Поэтому я вас и пригласила, – перебила меня Татьяна Ивановна. – Понимаете, Светлана Васильевна у нас работает недавно, не все ещё особенности нашей работы ей до конца понятны. Тем более что она по специальности не бухгалтер, а…

– Экономист, – еле слышно скороговоркой произнесла Светлана Васильевна и снова принялась перебирать бумажки.

– Да, экономист, – повторила вслед за ней начальник отдела. Она выдержала паузу.

– Значит, вы брокер. Посредник. Сколько теперь их развелось… – Татьяна Ивановна покачала головой, отчего тяжёлая башня ее тёмно-каштановых волос рискованно наклонилась. – Попробуй сразу пойми: кто – посредник, кто – продавец…. Ну, в самом деле, откуда у вас может быть столько зелёного горошка? – Она притворно рассмеялась. – Хорошо, что мы разобрались. Так что, надеюсь, инцидент исчерпан? И вы заберете свою жалобу, – Татьяна Ивановна вновь взглянула на меня. Уже не так царственно.

– Какую жалобу? – не понял я.

Тут уж стушевалась она.

– Ну как же, нам на днях звонили из райисполкома…

И тут я всё понял. Ай да Лёня, ай да сукин сын. И сюда пролез…

– Я даже, знаете, что подумала… – Татьяна Ивановна привстала из-за стола. – Может, вам другого налогового инспектора дать?

– Да! – хором выкрикнули мы со Светланой Васильевной. – Да!

– Вот и славно, – умилившись нашему единодушию, произнесла Татьяна Ивановна. – Идите, работайте…

Потом подошла ко мне, взяла за локоть и доверительно спросила:

– А зелёный горошек у вас ещё есть?

Спецзаказ

Ах, какие красивые девушки живут в Калининграде! Ну, просто загляденье! Что за глазки, брови, волосы… А талии! Фу ты, пропасть, какие талии! Осиные! Ну где еще вы такие сыщите? Да нигде! Взгляните на них, особенно если они станут с кем-нибудь говорить. А могут и не говорить, а просто так стоять… и мило улыбаться. А могут и не улыбаться… Все равно красиво! Взгляните сбоку – блеск! Да и в фас тоже ничего. Описать нельзя… Хотя отчего же… Описать, может, и нельзя, а сфотографировать на память очень даже можно. И распечатать. На большом таком календаре. Чтоб и потом весь год всей этой красотой любоваться… А то и два….

А что? Это мысль! Она впорхнула в чугунную, после вчерашнего банкета, голову гендиректора компании «Еврокомпакт», Жоры Рожнова и крепко там застряла. Даже анальгин не помог.

Да, вчерашнее шоу на главных подмостках города было впечатляющим. Шутка ли – выбирали первую красавицу Калининграда! Одного шампанского сколько выпито. И не только шампанского… И что? Ну поговорят, посплетничают недельку – другую. Ну посмакуют все подробности подковёрной борьбы за янтарную корону мисс Калининграда. И забудут… Как пить дать, забудут. И саму красавицу, и тех, кто её этой красавицей сделал. То есть его, Жору Рожнова, генерального директора компании «Еврокомпакт», президента инжиниринга и холдинга, почётного члена бизнес-клуба «Золотая фишка» и прочая, прочая, прочая…

Нет, так дело не пойдет. Надо этот праздник красоты продлить. Сделать так, чтобы помнили о тех, кто это всё затеял и провернул…

– Да, – твердо решил Жора, – надо печатать календари. И не какие-нибудь там настольные или карманные, а такие, чтоб во всю стену. Чтоб каждый прыщик на попе этой самой мисс Калининграда различить можно было.

Про прыщик он, конечно, загнул. Какие могут быть прыщики у первой красавицы города… Да ещё на глянцевой бумаге… Ну если даже и есть один-два – не проблема. Ретушёры на что. Замажут.

Жора налил себе крепкого кофе из прозрачной колбы новенькой кофеварки.

В турке сварить было бы, конечно, и лучше, и вкуснее. Но теперь у всех, будь они неладны, кофеварки. Приходится пить не кофе – бурду… да ещё восхищаться этим западным чудом бытовой техники.

– Значит так, – Жора отхлебнул из чашки чёрной жижи и стал размышлять. – Отпечатаем два календаря: один – мисс Калининграда, другой – мисс студенчества. Каждый по сто тысяч. Многовато? Нормально! Отправим в Россию. С железной дорогой договорюсь. Пусть и там, на большой земле, про нас узнают. А то думают, что у нас тут только немцы по хуторам прячутся, янтарную комнату ищут…

Он сделал еще пару глотков…

Оставалось дело за малым: найти фотографа, который бы снял этих двух красавиц. Хорошо бы на фоне моря или дюн, с каким-нибудь увесистым куском янтаря в нежных девичьих ручках. В лучах заката…

Ну, и это не проблема. С фотографом он договорится. Тот же Федя Укропов. Классный мастер. Сделает всё на высшем уровне. Сложнее – где это всё напечатать? Калининградская типография сдулась. А кто ещё такой заказ потянет? Никто!

***

И тут Жора вспомнил про меня… Верней, про моё малое предприятие «Орбис»! Мы ж им когда-то фирменный стиль разрабатывали и так всякую бланочную ерунду печатали – конверты, визитки. Но всё это было мелочью по сравнению с тем, что мне Жора предложил на этот раз…

Я растерялся. Но согласился. И вот теперь ломал голову – как выполнить свалившийся на неё (голову) заказ.

Идея напечатать календари в таллинской типографии родилась как-то спонтанно. Уж больно здание её на меня произвело сильное впечатление, когда после очередного и, как оказалось, последнего рейса на стареньком «Бармалее», так все моряки обзывали Большой морозильный траулер или, сокращенно БМРТ, мы гуляли по старому городу… и то и дело заныривали в многочисленные подвальчики, так аппетитно разбросанные по всему городу. Тогда-то я впервые и увидел этот второй после гостиницы «Виру» эстонский небоскрёб. Не знаю, чем он мне так запал в душу. Может, своими размерами, а, может, тем, что это был действительно в то время самый мощный полиграфический комплекс Эстонии. Да что Эстонии – всего Советского Союза!

 

– Тут всё оборудование импортное, из Финляндии, – ввёл меня в курс дела Колька Киселёв, мой друг ещё по службе в армии. Теперь он работал таксистом и потому всё знал.

– У нас тут все журналы печатаются. На всю страну и даже за рубеж. И «Советская женщина», и «Советский Союз» и…. Да все! – Похоже, он был очень горд этим полиграфическим комбинатом.

И вот теперь, спустя годы, я вдруг вспомнил про него. А что? Если печатать такую красоту – то уж по первому разряду. В лучшей типографии страны. Тем более, что я даже был знаком с её директором. Не то, чтобы очень… так, шапочное знакомство. Но…

Это уже случилось, когда я переквалифицировался из моряков в журналисты и работал в одной местной газете. Вот нас и повезли на экскурсию по обмену передовым опытом. Лучше бы не возили. Потому как после того, что мы там увидели, смотреть на наше убогое оборудование было страшно, не то, чтобы работать на нём…

– Да не переживайте вы так, – видя, какое неизгладимое впечатление произвела на нас экскурсия по цехам типографии, попытался успокоить нас директор Харди Тересмаа. – Если нужно, мы вам всё отпечатаем. В лучшем виде. – И для подтверждения своих слов раздал каждому по визитке, которая и сама тянула на произведение полиграфического искусства. Может, потому я её до сих пор и не выкинул.

И вот, сгодилась.

***

– Да-а, печатаем, – растягивая каждое слово, промурлыкала на том конце провода, судя по голосу миловидная секретарша, когда я позвонил в Таллин и поинтересовался – смогут ли они выполнить наш заказ.

– Приезжаайте, – сладко пела трубка. – Всё сделаем в лучшем виде. Слайды у вас готовы?

– На следующей неделе будут.

– А бумага ваша или наша? – голос на минуту оборвался. И снова затянул:

– Лучше пусть ва-аша. Потому что у нас только финская. А это о-очень дорого.

– Да, конечно, наша… – поспешно согласился я.

Похоже, подобно Гераклу мне предстояло совершить ещё один подвиг. Добыть восемь тонн бумаги. И не абы какой, а самой лучшей – мелованной. Ещё не так давно это было бы не проблемой. Ведь на территории области работало аж пять бумажных фабрик. Или даже шесть. И та же «Советская женщина», «Знание – Сила» и многомиллионный «Огонёк» печатались хоть в Таллине, но на нашей калининградской бумаге. Но это было уже историей. Так же, как и «Огонек», и «Знание – Сила», и «Советская женщина». Все они канули в Лету. И если ещё не так давно калининградской бумагой можно было бы обернуть весь земной шар, то сегодня и восемь тонн найти оказалось проблемой. Новые владельцы заводов, газет, пароходов вместо того, чтобы что-то делать, возить и издавать, были заняты одним общим делом – искали богатых спонсоров, кому бы все эти заводы, газеты, пароходы можно было бы втюхать. Хоть оптом, хоть в розницу. Но желательно за свободно конвертируемую валюту. Да вот покупателей что-то не находилось.

– Неужели вот это всё никому не нужно? – искренне вопрошал меня директор Энской бумажной фабрики, Василий Кузьмич Середа, когда мы шли с ним по бескрайней территории давно не помнящего хозяйской руки предприятия, зияющей глубокими воронками, возможно оставшимися ещё со времён войны, щурясь от витающего в воздухе едкого запаха серы, к главному корпусу … Где-то там, в единственно ещё работающем цеху, для меня были припрятаны десять рулонов мелованной бумаги.

– Ну а вы как думаете? – хотел я его спросить, поскольку и сам вид главного корпуса, с полуразваленными стенами и пустыми глазницами выбитых окон и весь окружающий индустриальный ландшафт говорили сами за себя.

– Конечно, фабрика нуждается в некоторой реконструкции, – продолжал убеждать меня в ценности своего предприятия Василий Кузьмич. Как будто я собирался купить у него не восемь тонн бумаги, а всё целлюлозно-бумажное производство.

– А сами-то что? – перебил я его. – Вы же теперь хозяин. Почему бы вам самому не заняться реконструкцией?

– Что вы, какой хозяин! – замахал он руками. – Да чтобы эту фабрику поднять, сюда, знаете, сколько денег вложить надо? Мне бы всё это хозяйство продать и спокойно на пенсию. У вас там никого нет на примете?

Ай да Василь Кузьмич! Вот так, с лету, все свои тайные помыслы первому встречному и выдал. Хотя, можно подумать, и так не ясно было, что не нужна ему эта бумажная фабрика, которая ничего уже, в общем-то, не производит, вместе со всем трудовым коллективом, чьи ваучеры Василь Кузьмич правдой и неправдой выкупил, став единственным хозяином этого, никому не нужного, производства. Это мы уже проходили…

***

Помню, какую радость испытали мы всей семьей, получив на руки аж три приватизационных ваучера. На меня, на жену и на нашу малолетнюю дочурку. Это ж целых три «Волги»! По крайней мере, в этом нас пытались убедить и Чубайс, и его активные сподвижники. Полгода мы всё прикидывали – куда лучше вложить наши ценные бумаги: в «Хопер», «Гермес» или отдать их Лёне Голубкову, в «МММ». Этот парень, за судьбой которого следила вся страна, буквально богател у нас на глазах. Но… поступили, как и большинство обладателей ваучеров, – продали!

– Ну всё, Леночка, – торжественно произнес я. – Отныне ни мы государству, ни оно нам ничего не должны. Квиты!

Правда, вырученных за ваучеры денег хватило лишь на праздничный обед. Но в приличном ресторане. Это, конечно, было несколько меньше обещанной Чубайсом суммы. Но мы и тому были рады, поскольку ежедневно цена ваучеров стремительно падала. По крайней мере, на чёрном рынке. А на нечёрном их вообще не покупали…

И тут пришла домой моя расстроенная жена и сообщила – у них на заводе полным ходом идёт приватизация. И что каждому работнику завода полагается по пятьдесят акций! Но за ваучеры…

Вот это был сюрприз! Мы молча смотрели друг на друга, не зная, что и сказать. Пауза затянулась…

– И сколько надо ваучеров? – прервал я её.

– Три, – тихо произнесла Лена. – Где мы их теперь возьмём? Говорила, не продавай.

Пришлось идти на чёрный рынок. Покупать. Но уже гораздо дороже, нежели неделей раньше мы их продали. Зато теперь вместо трех приватизационных ваучеров у нас было пятьдесят акций завода, на котором продолжала трудиться моя жена. Но недолго, потому что почти сразу после приватизации завод закрылся. А в его больших цехах открылись мелкие магазинчики.

Похоже, бумажную фабрику в скором времени ждала та же участь. Пока же здесь ещё теплилась жизнь. Или точнее – агонизировала.

***

– Выбирайте, – Василий Кузьмич провёл меня в плохо освещаемое помещение, по стенам которого плелась, выписывая замысловатые узоры, чёрная плесень. Она успела перекинуться и на стоящие пирамидой рулоны бумаги. Все они были с какими-то дефектами: битыми боками, жёлтыми разводами на обертке, вырванными «с мясом» кусками глянца, будто все эти рулоны кто-то долго и безжалостно потрошил. Но другого выбора не было. И тут Василия Кузьмича куда-то позвали. Не успел он отойти, как меня окружили рабочие. До этого они были равномерно рассредоточены по всему помещению склада и только изредка украдкой бросали в мою сторону сумрачные взгляды. Теперь же все они хором заголосили:

– Зачем тебе эта дрянь? На ней ничего путного не напечатаешь. Вот у нас товар… – и они повели меня в соседнюю подсобку. И впрямь, здесь всё было совсем по-другому. Все рулоны ровненькие, чистенькие, гладенькие. Хоть на выставку. Похоже, работяги, понимая, что начальство всё равно всех их скоро кинет, да и уже кинуло, («не помним, когда нам и зарплату давали»), решили сами себя обеспечить.

Я был в полной растерянности – что делать? Покупать официально, но дрянь, или вот эту отборную мелованную, но левую бумагу. Во мне боролись самые противоречивые чувства. Пока я не принял правильное решение. Хотя… Может, надо было поступать совсем и не так? А по-другому? Но, что сделано, то сделано.