Исполнение желаний. Воля свыше. Часть вторая

7

Светало. Поёживаясь от утреннего холодка, Танис выбрался из своей палатки, поставленной у небольшого ручейка, впадавшего в реку. Он сладко зевнул, потянулся, разминая затёкшие мышцы. Ещё рано, утренний туман пока скрывал реку своей белой пеленой. Стояла тишина. Лишь редкая проснувшаяся птица робко подавала свой голос. Люди ещё спали. Спал посёлок, спал и расположившийся рядом с ним полк. Даже часовые, и те прикорнули на своих постах – сладкий сон и их окутал своим покрывалом.

Танис редко просыпался так рано. Он любил понежиться в постели до полудня, в те дня, когда отпускали со службы. Сегодня что-то разбудило его. Неспокойный сон поднял его на ноги. Казалось, это неприятное ощущение сейчас пройдёт, стоит только умыть лицо холодной водой из ручья, но нет. Беспокойство не проходило, скорее наоборот. Сотник постоял, осмотрелся. Прошёлся в сторону леса, где стояла палатка Салиста.

– Эй, проснись, – Танис тряхнул полог, но ответа не последовало. Друг спал как убитый, пожалуй, только сигнал побудки был в состоянии разбудить его.

Тогда он сунул руку вовнутрь, нащупал ногу и сильно дернул за неё. Салист мгновенно вскочил, схватился за нож.

– Кто здесь? – хриплым голосом спросил он.

– Тихо, я это. Вылезь.

– Что случилось? Напали?

– Да тихо ты.

– На кой ты разбудил меня в такую рань. Сам, что не спишь?

– Не знаю. Не спится, что-то гложет меня. Не подумай, что я сошёл с ума, но я чувствую опасность.

– Успокойся, просто нервишки пошаливают. Идём к реке, я хоть умоюсь.

Они спустились к реке и, пробравшись сквозь камыши, устроились на замшелом брёвнышке у кромки берега. Салист зачерпнул полной горстью холодной воды, слегка попахивающей тиной и, заразительно фыркнув, опустил в неё лицо.

– Хороша водичка.

Он встал на колени, нагнулся пониже и принялся плескать себе на лицо, на шею, обдавая брызгами и Таниса.

– Тихо, – тот вдруг замер. – Перестань, прислушайся.

– Да что ещё?

Танис бесцеремонно прикрыл Салисту рот ладонью. Оба прислушались. По глади реки, снизу по течению доносился странный, неясный шум. Какой-то гул, словно катит телега с пустыми бочками или… Танис ахнул, едва не упав в воду – топот конских копыт, а вот, вот и позвякивание, которое ни с чем не спутаешь. Так позвякивают плохо подогнанные доспехи.

– Салист. Это же малонтийцы!

Он дёрнул товарища за шкирку и бросился в лагерь, крича на ходу:

– Вставайте! Тревога!

Его громогласный голос разбудил полк не хуже горна. Часовые встрепенулись, забеспокоились. Что за крики? Кругом ни души, а какой-то дурак орёт, как резанный. Спокойно спавшие в своих палатках, люди начали быстро вылезать наружу. Ещё не понимая, что происходит, они надевали на себя доспехи, хватали оружие и бежали строиться по сотням.

– Танис, что кричишь?! – заметив горланящего сотника, подбежал к нему командир полка в сопровождении офицеров. – Что случилось? Никого нет? Ты пил, что ли?

– Да не пил я, – возмутился Танис. – С севера войско идёт. Я на реке умывался, а звуки по воде хорошо разлетаются. Вот и услышал. Так войско ходит, ни с чем не спутаешь.

Командир на мгновение задумался, взглянул на собравшихся вокруг него людей. Времени в его распоряжении было немного, и было бы ещё меньше, если бы не Танис.

– Тяжёлой пехоте перекрыть участок от реки до дороги, вставать в две линии.

– Все не уберёмся, – проговорил кто-то. – Только три сотни там встанут.

– Остальные две пусть встанут ударными колоннами сзади, – пояснил командир. – Сами не разобрались бы что ли? Только в камыш не залазьте, увязнете. Там пусть стоят полсотни с луками и арбалетами. Ещё сотню лучников вперёд – постреляйте немного и отходите. Тысячу в резерв, остальные, справа от секироносцев. Конница в лес и раньше времени не суйтесь. Всё, выполняйте.

Сотники разбежались по своим сотням. Тот час весь отряд перешёл в движение, все забегали, засуетились. То тут, то там раздавались отрывистые слова команд. Становились по позициям споро. Не даром всё время в обучении тратили не на шагистику и наведение внешнего лоска, а на умение быстро выполнять команды по перестроению. Не прошло и получаса, а все стояли на своих местах. Теперь оставалось лишь ждать.

Прошёл час, а на выходящей из леса дороге, там, откуда должен появиться противник, так никого и не было. Беспокойство в рядах росло. А что, если враг задумает каверзу, обойдёт их стороной и ударит в тыл. А может никакого врага и не было вовсе, всё это почудилось не проспавшемуся после вчерашнего Танису.

– Послушай, – командир вновь подошёл к сотнику, стоявшему во главе ударной колонны и, нетерпеливо, переминавшемуся с ноги на ногу. – Тебе не почудилось?

– Нет, конечно, нет. Они будут скоро. Похоже, далеко были, когда я их услышал.

Прошло ещё с полчаса томительного ожидания. Танис уже начал думать, что и в самом деле ошибся, а все эти звуки просто почудились ему с недосыпа, как вдруг на лесной опушке напротив показались стройные шеренги малонтийской тяжёлой пехоты. Первая шеренга была очень длинная. Она начиналась от поросшего камышом берега и заканчивалась почти на опушке леса. За ней угадывалось еще несколько таких шеренг, между которыми находились лучники и арбалетчики. Не было видно лишь конницы. Видимо, пряталась где-то в ожидании команды на решающий удар.

Противники не стали тратить время на переговоры, на поединки, а просто сошлись. Враг, не мудрствуя лукаво, шёл вперёд всеми своими шеренгами, охватывая всю ширину фронта. Однако парайцев не испугала накатывающаяся на них стена стали. Эка невидаль. Такое и на занятиях проходили, когда учились стенка на стенку идти. Передовые отряды двинулись вперёд. Взметнулись в небо стрелы, били по настильной стальные болты арбалетов, пробивавшие с пятидесяти шагов любой доспех. Шеренга ударила в шеренгу, зазвенели мечи, поднялись острые, тяжёлые секиры, чтобы, опустившись, вмять в плоть и кольчугу, и броню. Яростные крики огласили поле боя, пролилась кровь.

Сотня Таниса пока оставалась в резерве, внимательно наблюдая за происходящим. Стоявший во главе отряда сотник смотрел то на ставку командира, то на ряды его однополчан, так и не прогнувшихся под первым, самым сильным ударом. Нельзя было пропустить команды. В любой момент могли подняться сигнальные флаги. Но, флаги флагами, а и самому нужно думать, смотреть по сторонам.

Малонтийцы хотели смять врага, обратить его в бегство, ударив широким фронтом. Но не тут то было. Парайцы не растерялись. Стрелки быстро отстрелялись и освободили дорогу секироносцам, а сами, сместившись влево, ударили во фланг противника. Тяжёлая пехота мгновенно перестроилась в клин и ударила всей своей мощью.

Острые секиры легко разрубали толстые древки копий, которыми ощетинились малонтийские панцирники, позволив воинам подобраться к противнику вплотную. Секиры ударили в щиты, разнося их в щепу, рвали и вминали доспехи, кромсали живую плоть. Клин легко разорвал первую шеренгу, разметал следующую за ней лёгкую пехоту и ударил во второй ряд.

Неплохо шли дела и на правом фланге. Град стрел и дротиков легко остановил врага, а мечи храбрых воинов заставили малонтийцев шаг за шагом отступать назад. Пришло время конницы. Взметнулись два флага – первый со знаком конных сотен, второй со знаком полной атаки.

Тот час лесные сумерки извергли из себя стремительную конную лаву. Отчаянные всадники неслись вперёд, не жалея ни себя, ни коней. Время шло на мгновения, каждое из которых лишь играло на руку врагу. Он ни в коем случае не должен успеть перестроиться, не должен успеть поставить перед конницей стену копий.

Враг не успел. Конница на полном ходу врубилась во фланг, сметала на своём пути прогибавшиеся под ударами пехоты шеренги, сеяла вокруг себя панику. Малонтийцы ещё сопротивлялись, но уже очень неохотно. Ещё немного, и они обратятся в безудержное бегство.

Танис торжествовал при виде успеха товарищей, но в этот момент взгляд его упал на противоположный берег реки. Сердце екнуло. Вот и конница. Идут к броду.

– Конница! – закричал он в располагавшуюся неподалеку ставку командира полка. – Они на противоположной стороне! К броду идут!

– Бери обе сотни и встреть их на ручье! – закричал в ответ командир. – Давай быстро, сейчас на тебя вся надежда!

Послали сигнал и резерву с приказом занять оборону около брода. Кто знает эту конницу, может, через посёлок сунется. А секироносцы построились двумя шеренгами и быстрым шагом направились к берегу ручья. Всего две сотни шагов, не так много, чтобы бежать сломя голову. Всё равно противник ещё даже до брода не добрался.

Танис шёл на левом фланге первой шеренги и, уже на подходе к ручью, заметил, как между домов поселка замелькали бежавшие к броду воины легкой пехоты. Он облегчённо вздохнул – теперь их сбоку не обойдут.

– Стой, – скомандовал он своим.

Шеренги остановились на берегу ручья. Место весьма удачное, чтобы встретить в лоб конную лаву. Состоявший наполовину из песка, грунт легко осыпался под ногой, а дно ручья было вязким, словно горшечная глина. Здесь всадникам не ударить на всём скаку, придётся сбавить ход. Ну, а если они не сделают этого, что ж, им же хуже.

Малонтийцы начали переправляться. Шли красиво, держа строй. Кони, громко фыркая, с размаху влетали в реку, поднимая фонтаны брызг. Не боятся, да и что им бояться – брод то, наверняка, хоженый, знают, куда коней гонят. Их было около двух тысяч, не больше. Разделившись на два, примерно одинаковых отряда, они бросились в атаку. Одна половина устремилась в поселок, прямо в ловушку. Наверняка, парайцы догадались засесть вдоль улицы с луками и арбалетами, учёные. Другая, развернувшись широким фронтом, ринулась на сотню Таниса.

– В охват возьмут, как пить дать, в охват возьмут, – бормотал сосед Таниса, нервно перехватывая секиру из одной руки в другую.

– Да разуй глаза, – отчего-то рассердился Танис. – Видишь, к самому ручью ограда идёт, огород там чей-то. Эти то пока не видят, да только сейчас их размах под нашу ширину аккурат подровняется.

Так и случилось. Только-только раскинувшей свои фланги коннице пришлось входить в узкий проход между заросшим травой берегом реки и высоким забором из толстых жердей, сужая свой фронт. Но они не сбавили хода, а лишь сильнее настёгивали коней. То ли не знали, какой сюрприз им приготовил безобидный, с виду, ручеек, то ли рассчитывали перемахнуть его. Танис прикинул расстояние от противоположного берега до них – нет, не перепрыгнуть.

А малонтийцы мчались вихрем. Конный вал накатывался молча, ни единого крика. Ещё мгновение, и первые ряды конницы влетели в ручей и… Копыта несчастных животных провалились в ил и основательно завязли в нём. Ломая ноги, они, с истошным ржанием, падали, а их седоки кубарем перелетали через лошадиные головы, едва не долетая под ноги солдат сотни Таниса.

Перед ними возникло кричащее, храпящее месиво из грязи, лошадиных и человеческих тел. Никто и не сдвинулся с места, чтобы врубиться туда своей секирой, этим уже хватит, они едва ли смогут держать в руках меч в ближайшие пару недель. Следующие ряды конницы успели остановиться, они скучились и встали на берегу коварного ручья, ожидая, пока им освободят дорогу.

– Эх, жаль, луков у нас нет, – вздохнул Танис.

Он подвёл первую шеренгу вплотную к ручью, чтобы не дать атакующим выйти на сушу. А противник, выждав немного, аккуратно, шагом, вошёл в воду. Они медленно приблизились к отряду Таниса. Взметнулись тяжёлые секиры и, со свистом, обрушились на укрывавшихся за щитами малонтийцев. Страшные удары сразу выбили из седел десятка полтора-два всадников. Те попытались достать противника копьями, но их острия не могли пробить прочную кирасу. Лишь редкие удары попадали в сочленения лат на плече или локтевом сгибе, но тогда выручала кольчуга. А особо ловкие секироносцы умудрялись одновременно наносить одной рукой мощные удары и успешно отбивать надетым на левую руку небольшим стальным щитом все выпады конников.

Жза-г – щит Таниса со скрежетом отклонил сильный удар копья. В то же мгновение сотник сделал шаг вперёд, и удар его секиры обрушился на открывшийся при выпаде бок всадника. Прочное лезвие без усилий прорубило кольчугу и нашитые на неё накладки из толстой кожи. Брызнула кровь, малонтиец жалобно вскрикнул и рухнул в ручей. На поле битвы стоял неимоверный шум, такой, что, порой, не было слышно свой голос, но в следующий момент Танис услышал:

– Берегись!

Он повернул голову влево – забрало сильно сужало поле зрения, и едва успел прикрыть голову щитом. Страшный удар меча разбил на куски щит, загудела онемевшая левая рука. Опешивший Танис уже ожидал следующего, возможно, смертельного удара, но мелькнула секира стоявшего рядом товарища и выбила из седла этого всадника. Сотник решил больше не искушать судьбу и сделал шаг назад, в строй.

Тяжело вооруженный пехотинец, несмотря на всю кажущуюся неуязвимость и мощь, не мог долго сражаться. Пришла пора поменять шеренги. Танис подал рукой сигнал, и воины второй линии втиснулись в первый ряд. Ещё мгновение, и стоявшие в первой линии, сделали три шага назад. Перестроение сделали так быстро и правильно, что враг не смог усилить своего натиска. Недаром их до седьмого пота гоняли на плацу, вдалбливая премудрости этих маневров.

Танис перевёл дыхание. Всего в четырёх шагах впереди него кипел бой, а он чувствовал себя так, словно находился за сотню шагов от этой мясорубки. Но, не успел он отдышаться, враг дрогнул и начал пятиться назад.

– В атаку, – скомандовал Танис.

Теперь, несмотря на усталость, нужно было хорошенько надавить. Пока конница идёт шагом, пока пехота может её догнать, надо бить. Воины дружно шагнули вперёд, в ручей. Не обращая внимания на заливающую сапоги воду, они ускоряли шаг, чтобы достать набирающих скорость всадников. Враг отступал всё быстрее и быстрее, и секироносцы уже не успевали.

– Не угонимся – сотник уже начинал задыхаться от бега. Много в железе не побегаешь, особенно, если перед этим полчаса секирой махал.

Малонтийцы, добравшись до брода, развернули своих коней и, не оглядываясь, бросились наутёк. Бежали и те, кто пытался прорваться через посёлок. Видимо, лёгкая пехота хорошо сжала их на узких улочках деревеньки.

– Это победа, – проговорил Танис.

Он обернулся – там, около леса уже раздавались восторженные крики его однополчан.

– Победа!

Душа пела, самому хотелось и петь, и плясать от радости. Они одержали победу, парайский полк победил. Его первое сражение, и победа. Да и все остальные, кроме тех, кому уже было за сорок, впервые участвовали в сражении. Победа! Вокруг радовались, обнимались друг с другом люди. Танис рассеяно принимал поздравления, пожимал чьи-то руки. Он во все глаза искал Салиста, который должен был быть где-то в резерве. Устав, он присел на лежавшее у дороги бревнышко.

– Эй, Танис! – услышал он.

Салист со всех ног бежал к нему. Подбежав, он отдышался, хлопнул друга по плечу и присел рядом.

– Нет, ты видел? Ты видел, как они побежали у нас?! – восторженно заговорил он, не давая Танису и слова вставить. – Зашли в деревню, а мы их из-за всех углов, с крыш и дротиками, и стрелами, и всем, что под руку попадалось. А они хотели проскочить. Наивные. Завернули в сторону и уперлись в арбалетчиков. Те – залп. И полсотни сразу с коней на землю. Развернулись и деру дали.

– То-то они и у нас побежали, – усмехнулся Танис. – Испугались, что вы им в зад зайдёте.

– «Сбор» играют, идём, – Салист услышал доносившиеся с поля сигналы горна.

– Ну, пойдём.

Танис собрал свою сотню, которая, тоже, расположилась на отдых неподалеку, и направился к ставке.

Полк отдыхал до полудня. За это время воины привели в порядок себя и своё снаряжение, похоронили у лесной опушки убитых – парайцы потеряли сто пятьдесят три человека, малонтийцев насчитали шестьсот двенадцать тел. Тяжело раненых, а их было ровно тридцать, оставили в посёлке на попечение местных жителей вместе с охраной из десятка солдат. Остальные же, в полдень, построились в колонну и двинулись дальше, к Малонто.

8

Девушка ещё не открыла глаз, но уже начала жалобно стонать, тереть виски.

– Я сейчас её обратно отправлю, – Николай шагнул к ней, взялся за медальон. – Вот чёрт, – выругался он и, в сердцах, пнул попавшийся под ногу гриб.

– Что такое? – встрепенулся Иван Сергеевич.

Тот показал медальон. Он был серым.

– М-да, – покачал головой Стрижевский.

– Что с ним? – испуганно спросил Саша.

– Теперь он заработает, когда ему вздумается, – пояснил Николай. – С тем так же было. Пока мы не можем воспользоваться им.

– А я думал, это только у Давыдова медальон такой был. Ладно, девушка с нами пойдёт. Надеюсь, ей понравится это путешествие, – Иван Сергеевич подошёл к Тане и слегка потряс её за плечо.– Кстати, посмотри, может, что на нём написано?

– Думаешь, прочитать смогу? – пожал плечами Николай, но, всё-таки, посмотрел. – Эх ты! А я понимаю, что написано здесь! И кое-что здесь есть… ха! Инструкция!

– А я и не сомневался. Что хоть там?

– Ну, если вкратце, то этот медальон набирает силу за двадцать восемь дней, придерживается лунного цикла, так сказать.

– Мы здесь на месяц?! – схватился за голову Саша.

– Спокойно, парень, твой подруга уже открывает глаза. Поговори-ка с ней, объясни, что к чему.

Таня открыла глаза, огляделась. Александр заметил, как в них появился сильный испуг. Ещё мгновение, и она просто вскочит и побежит, куда глаза глядят. Он, тот час, подсел рядом, взял её руку в свою и улыбнулся.

– Где я? – спросила девушка, поняв, что находится совсем не там, где была несколько минут тому назад.

– Ну, я сам не очень знаю это, но попробую объяснить. Надеюсь, мой отец поможет мне.

Таня встала, отряхнула джинсы от прилипшей старой хвои.

– Ещё минуту назад мы были у тебя дома. Потом вспышка, и я ничего не помню. А сейчас… сейчас вокруг лес.

– Помнишь, мы как-то говорили о родителях. Я говорил, что у моего отца, иногда, – он оглянулся – Стрижевский погрозил ему кулаком. – Иногда едет крыша, он начинает рассказывать сказки об Острове.

– Ну, помню, было такое.

– Мы на Острове.

– Где?! На том, про который твой отец говорил?! Но это… бред какой-то, ты разыгрываешь меня, – она закатила Александру хорошую пощёчину.

– А вспышка? – Саша потёр щеку. – Припомни, есть ли около моего дома такой лес?

– Это невозможно.

– Таня, успокойся, – заговорил Иван Сергеевич. – Возьми себя в руки. Если ты не веришь, что очутилась на Острове из наших сказок, то скоро тебе придётся поверить в это. Доберёмся до какого-нибудь города, и ты сразу поверишь.

– Хорошо, допустим, – она ущипнула себя за руку – нет, не сон. – Но мы здесь надолго?

– Всего лишь на месяц.

Николай бесцеремонно прервал грозивший затянуться разговор.

– Хватит болтать. Идти пора. Нужно к ночи в городе быть, чтобы в лесу не ночевать. Тебя, Таня, переодеть нужно будет, а пока возьми плащ, если что, прикроешься, а то твои джинсы и кроссовки не подходят для этих мест.

Таня взяла плащ, растерянно посмотрела на себя, затем на спутников, и только сейчас обратила внимание, что они одеты далеко не так, как требует современная мода.

– А где мы денег то возьмём, чтобы одежду купить, чтобы в гостиницах останавливаться? – уныло спросил Александр.

В ответ, Иван Сергеевич достал из потайного кармана два больших кристалла искусственного рубина.

– Снова за старое? – засмеялся Николай.

– Проверенный способ.

Они наугад выбрали направление и двинулись в путь. Найти хотя бы дорогу, или тропку. А там и до жилья недалеко, там люди, у которых дорогу в столицу прознать можно будет.

Шли долго, но по-прежнему вокруг стояли только лишь сосны. Правда, мягкий зелёный мох сменился на серый. Хоть от болота отошли. То и дело останавливались, чтобы поесть черники, встречавшейся на пути в неглубоких ложбинках. Сладкая, ароматная ягода так и соблазняла задержаться подольше, но Стрижевский всякий раз едва ли не за шкирку оттаскивал от черничника. Несколько раз попадались дикие звери. Пару раз, к счастью вдалеке, ломая кусты, пробежали кабаны. Видели лося – тот, заметив человека, сразу ринулся подальше, в чащу. Видали и медведя. Хозяин леса с аппетитом уплетал душистую малину и не заметил их, а путешественники благоразумно ретировались.

Давно миновал полдень. Подкрепившись консервированной ветчиной и соком, передохнув немного, четверо пошли дальше. Уже начинали болеть непривычные к долгой ходьбе ноги, зудели, покусанные злющими комарами, руки.

– Куда мы идём? Мне надоел этот лес, эти комары, – ныла Таня. – Я обратно хочу, домой. Угораздило меня придти к тебе, Сашка.

– Перестань, скоро куда-нибудь да выйдем, – зло оборвал её Стрижевский, хотя прекрасно понимал недовольство девушки. Ему самому совсем не нравилось то, что до сих пор не видно и следа человека, не то, что бы тропинки или дороги.

– Если мы попали к востоку от озера, можем долго проплутать, – тихо сказал Николай на ухо Ивану Сергеевичу.

– Ничего, припасов у нас на пять дней хватит, куда-нибудь выйдем.

Вдруг впереди показался просвет. Все прибавили шаг, казалось, что там конец их мучениям: дорога, а то и деревня или даже город. Но это была лишь река, точнее речка, несущая свои тёмные воды между обрывистых, поросших тальником берегов.

– Река, всего лишь река, никакая не дорога, – разочарованно произнёс Александр. – Вернее, ручей. Можно перепрыгнуть и пойти дальше, едва ли мы на его берегу найдём людей.

– Подожди, распрыгался, прыгун, – проворчал Стрижевский. – Идём вниз по течению, маленькие речки впадают в большие, а на их берегу полно деревень. Да и на этой, может, стоит что-нибудь.

Возражать никто не стал. Повернули и пошли вдоль берегов, продираясь сквозь заросли, стараясь не уходить далеко от русла. Им повезло. Прошло лишь около двух часов, и путешественники вышли к опушке леса.

– Стойте, осмотреться надо, – Николай достал небольшой бинокль.

Впереди простиралось широкое пшеничное поле, ограниченное с трёх сторон рекой и лесом, а с четвёртой, небольшим, дворов в двадцать, посёлком.

– Вот и дошли. Идём туда, – Николай убрал подальше бинокль. – Какие ни есть, но люди. Попробуем узнать у них, как добраться до Флардии, заодно постараемся выпросить одежды для Тани.

– Идём, – легко согласился Иван Сергеевич.

– А на нас не нападут? – в один голос спросили Александр и Таня. Они не разделяли оптимизма спутников.

– Так ведь мечи есть, – усмехнулся Стрижевский. – Да не бойтесь, в деревнях народ тише воды, ниже травы.

В любом случае, делать больше было нечего, и путешественники направились к домам по протоптанной вдоль берега реки тропке. Вокруг не души, можно не таиться, но когда они уже подходили к окраине, из пшеницы на тропинку выскочили, размахивая палками, трое мальчишек, лет десяти-двенадцати. Увидев чужаков, они не испугались, но замерли, опустив свои «мечи», с любопытством уставившись на них. Чем-то эти четверо расположили к себе детвору, и они даже заулыбались. Путешественники, не зная, что и предпринять, тоже изобразили на лице глуповатые улыбки. Наконец, один из мальчишек, видимо, постарше остальных, подошёл ближе и спросил:

– Лантело лим а катен?

В этот миг Александр, да и все его спутники почувствовали, себя так, словно окунулись в дурманящий туман. Мысли поплыли, как будто рассудок вот-вот помутится. Но в следующее мгновение всё прояснилось, стало чётким и ясным.

– Ой, – Таня зажала рот ладошкой. – Я говорю на этом языке.

– И я тоже, – растерянно пробормотал Саша.

– Что, обалдели? – спросил Стрижевский на языке Острова. – Я тоже был просто в шоке, когда мгновенно освоил этот язык во всех его тонкостях.

– Куда вы идёте? – спросил снова мальчик.

– Послушай, дружок, а ты не мог бы проводить нас к своим родителям? – спросил Николай. – Мы тут заплутали, хотим найти дорогу в столицу.

Мальчишки о чём—то пошептались между собой и, с важным видом, взяв за руки незнакомца, повели его к посёлку.

Домики в деревне стояли совершенно беспорядочно, словно людей совсем не интересовала прямизна их главной улицы. Вокруг них не было никаких оград, их отделяли друг от друга протоптанные пыльные тропинки. Вокруг было немноголюдно, в основном дети, да и те копошились в зарослях смородины, кусты которой росли у каждого дома.

– Где все взрослые? – спросил Николай.

– А кто где. Одни в лес ушли, охотиться, ягоды и грибы собирать, другие в столицу поехали, остальные на поле работают, не на том, где мы сейчас были, на другом, с той стороны, – мальчик неопределённо махнул рукой. Затем указал пальцем на добротный бревенчатый дом и добавил. – Я здесь живу.

На крыльце этого дома сидел человек. Лицо его окаймляла небольшая русая бородка, небольшие морщины пересекали лоб и щеки. На вид ему было лет пятьдесят, правда, если сбрить бороду, можно дать на десяток меньше. Они подошли ближе.

– Здорово, дядя Брон, гостей привёл, – мальчик бросил руку Николая и подбежал к мужчине.

– Привет, малыш, – ответил он, в то же время, пристально глядя на гостей.

Услышав эти два слова, Николай похолодел – голос был ему знаком. Да и глаза мужчины, его лицо, хотя и постаревшее, были знакомы.

– Да это же Эйнар, – прошептал Стрижевский. – Это он!

Николай подошёл ближе и, присев, негромко проговорил:

– Здравствуй, Эйнар.

Тот вздрогнул, но, быстро совладав с собой, промолчал, продолжая пристально рассматривать гостей.

– Ты не узнаешь меня, – Николай указал на Стрижевского. – Или его?

– Твоё лицо мне знакомо, очень знакомо, – проговорил, наконец, Эйнар. – Пытаюсь вспомнить, где я видел тебя.

– Я помогу тебе. Это должно быть тебе знакомо, – Коля достал из-под рубашки медальон.

– О боги! – Эйнар попытался подняться, но не смог, задрожавшие ноги отказались ему повиноваться. Из поблёкших глаз брызнули слёзы. – Иван, Николай! Это… это вы?!

Он закрыл лицо руками и зарыдал, ухватившись за руку смущённого мальчика, который никак не мог понять, что же произошло с дядей Броном.

– Как я рад видеть вас снова. Уже не надеялся, что увижу хоть кого-нибудь из друзей, а тут вы! И кто бы мог подумать! Медальон короля ведь превратился в прах в тот вечер, когда он вернулся после того, как отправил вас назад.

– Мы нашли утерянный жрецами Лабека в нашем мире медальон.

– А это? Это ваши дети? – Эйнар пристально посмотрел на Таню, и губы его вновь задрожали, а по щеке скатилась слеза.

– Парень мой, Александром зовут, – ответил Николай. – А девушка – подруга его, Таня. Решил воспользоваться случаем, показать им этот мир, а то они упорно не хотели верить в наши рассказы. Познакомлю их с тобой, с Сашей и Анной.

Лицо Эйнара вдруг исказила болезненная гримаса.

– Вы ведь ничего не знаете, что случилось здесь, – глухо проговорил он и начал свой рассказ о событиях последних месяцев.

Николай и Иван Сергеевич растерянно оглядывались друг на друга. Лица их были бледны, словно мел, слова застревали в горле. Да и что говорить, всё перевернулось, и теперь их путешествие может окончиться не просто плачевно.

– И что делать? – спросил Сартаков, сам не зная кого. – Что нам сейчас делать? Что мы можем предпринять?

– Сейчас не те времена, – ответил Эйнар. – Здесь нет врага, как тогда. Все считают, что Эдвард – законный правитель. И многие поддерживают его. Лишь Сибия закрыла свои перевалы. Что вы можете сделать? Армия за него – он щедр на обещания и, похоже, приложит все силы, чтобы их выполнить. Насколько я его знаю, парень он умный и упорный, но жестокий и беспощадный. Многого сможет добиться, если не озлобит народ.

– Ты так говоришь о нём? После того, что он натворил.

– А как ещё о нём говорить? Говорю то, что есть. Я ненавижу его, но говорить про него неправду не могу. Хотя бы потому, что вы теперь будете знать, с кем столкнётесь, если решитесь искать справедливости.

Эйнар замолчал, но было видно, что он хочет спросить что-то ещё. Так и не решившись, он, немного неуверенно, проговорил:

– А я вот, как получил в спину тремя мечами, так едва хожу. Знахарка, правда, говорит, что за год-полтора поправлюсь… Повезло. Эх, да что мы на пороге стоим, давайте в дом пройдём. Хозяйка скоро придёт, накормит вас, да и Таню переоденем.

Эйнар с трудом, превозмогая сильную боль, встал на ноги и, опираясь на палку, осторожно, выверяя каждый шаг, поднялся по ступенькам и вошёл в дом. Путешественники прошли за ним через забитые одеждой и прочим хламом, сени и оказались в просторной, светлой комнате. Слева, рядом с окнами, стоял большой дубовый стол, вокруг которого располагались лавки и табуреты. Справа, рядом с дверью, вела наверх крутая лестница, за которой находилась печь. Полы и обшитые досками стены были отмыты так, что блестели, словно зеркало. Сразу чувствовалась хозяйская рука. Если в сенях и был небольшой беспорядок, в самом доме каждая вещь лежала строго на своём месте. Все разулись рядом с дверью, оставив обувь на сплетённом из лыка половике, и прошли за стол, где продолжили разговор.

– Надолго здесь? – спросил Эйнар.

– Медальон будет накапливать силу двадцать восемь дней, – ответил Николай. – Так что, хочешь или нет, а придётся побыть на Острове с месяц.

– Не решили, что делать будете?

– Пока не знаю. Хотелось бы попутешествовать, поглядеть города…

– Опасно это сейчас, – Эйнар вдруг указал на Таню своим узловатым пальцем. – Особенно с ней.

– Это почему же?! – возмутился молчавший до сих пор Александр.

– Она, как две капли воды, похожа на Литу – мою дочь. Я сам, когда увидел вас, просто обомлел, издали увидел, подумал – она. Но ближе, если приглядеться, глаз отца заметит различия. Пригляделся, понял, что ошибся. Только вот другие не заметят разницы.

– А ты и виду не подал, – усмехнулся Стрижевский.

– Я умею сдерживать свои эмоции. Да, по поводу ваших мечей. Во-первых, с такими вас засмеют – в ходу длинные и узкие. А во-вторых, запрещено сейчас мечи носить, особенно в городах. Да и вне городов, если заметят, тоже неприятностей не оберёшься.

– Ну и порядки пошли.

– Если вы, всё-таки решитесь попутешествовать, рискну предложить вам вот что.

– Мы тебя слушаем, – Николай придвинулся ближе.

– Сейчас Анна, а вместе с ней Сантилия и Лита в Малонто. Найдите их и заберите с собой. Здесь нечего больше делать. Обещаете?

– Хорошо, Эйнар, мы сделаем это, – не раздумывая, согласился товарищ. – Но как же ты? Может, и тебе отправиться с нами?

– Нет, друг мой. Я оправлюсь от ран и тогда припомню Эдварду всё, что он сделал.

Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась женщина лет сорока. Моложавая, розовощёкая, она приветливо улыбнулась гостям. Те дружно поздоровались в ответ, вскочив со своих мест.

– Вот, Айяра, нашли меня старые товарищи, – сказал Эйнар.

– Ну, старые – это ты слишком уж загнул, – засмеялась та, поглядывая на Александра. – Может, хоть познакомишь с друзьями, а, Брон. А то встал столбом, растерялся, что ль?