Роман гадал: «Как там Гордей?..
Не стал случайно инвалидом?..
Но что же значит этот жест?
Онучин раньше улыбался
И кланялся, слащавый весь…
Так просто честью не бросался…»
Роман припомнил, что Гордей,
Пока был в отпуске Онучин,
Себя вёл просто, без затей,
Его нападки – редкий случай,
Как дань привычке без вреда…
Но вот Онучин появился —
Вернулась вместе с ним беда.
Гордей мгновенно изменился
И снова злобен и жесток,
Забыты мелкие нападки,
Он стал похожим на каток
Что оставляет битум гладкий.
Глава 34. Выбор союзника
У мерзавца действительно был талантик.
Ф. Достоевский. Бесы
1
Роман Гудкова победил…
Но он недолго наслаждался —
Евстрат Гудкова «отстранил»
За то, что сам в борьбу ввязался.
Теперь Романа «вёл» Гордей
(Который был ведом Евстратом),
Он каждый раз твердил: «Смелей!» —
Как слышал: «С цехом нет контакта!»
Роман готов был закричать:
«Мне что ж – бросаться с кулаками?» —
И начинал осознавать:
Они об этом и мечтали!
Он постепенно прозревал:
Ведь он столкнулся с игроками,
И каждый искренне желал
Жар загребать его руками.
Обеспокоена была
Жена унынием Борея
И помогала, как могла, —
Подбросила ему идею:
Во избежание вреда
Писать Гордею докладную —
Так надо поступать, когда
Цех посетит Роман впустую.
Роман идею подхватил…
Но тут же (словно душ контрастный!)
Интуитивно ощутил,
Что этот путь весьма опасный:
«Я вдруг представил, как «они»
Начнут махать моей запиской
И утверждать, что очернил
Я цех своей моралью низкой…
Я должен делать, как они:
Ни подписей, ни отпечатков,
Инструкции им не нужны,
Нет чётких правил и порядков.
Сегодня «да», а завтра «нет»,
И никогда не угадаешь,
Какой же правильный ответ,
И в чью игру сейчас играешь.
Здесь всё размыто, как туман,
Здесь правят домыслы и слухи,
Во всём присутствует обман,
К людским страданиям здесь глухи.
Гордея план невыполним —
Давно прошла моя наивность.
Мне надо соглашаться с ним —
И имитировать активность…» —
«Но невозможно превзойти
Того, кому ты подражаешь!» —
«Свободен выход из клети
На случай, если проиграешь». —
«А ведь ты дал Гордею шанс
Решить проблему радикально:
Он мог использовать твой транс
И разрешить – официально,
Без принужденья и интриг,
Как форму волеизъявленья —
Чтоб написал ты в тот же миг
Об увольненьи заявленье…» —
«Да, он бездарно упустил
Свой шанс… Похоже, испугался…
Он не нашёл на это сил,
И я пока что здесь остался…
Я представляю, как Евстрат
Беззвучно на него ругнётся…
Но самой высшей из наград
Он от меня уж не дождётся!»
2
Он был настроен воевать…
Но неожиданно Онучин
Опять Роману дал понять,
Что недостаточно изучен, —
Принёс Роману показать,
Как бы за что-то в благодарность,
Простых вещей предметов пять,
Что из Керчи привёз недавно:
Неброский альманах стихов;
Газету «Керченский рабочий»
(Она – основа всех основ
Керченской прессы, между прочим!);
Изюминку сего «добра» —
Из глины амфору-малютку…
Гордеем сломленный вчера,
Роман воспринял всё, как шутку, —
Довольно грубую, причём,
Учитывая отношенья, —
Решил, что лис Евстрат хвостом
Следы былого преступленья
Решил от глаз Романа скрыть,
И закипел от возмущенья:
«Ну нет, нас этим не купить!» —
Но наступило отрезвленье:
«Роман, помилуй, что с тобой?
Ты зол до головокруженья!
Ты напряжён, и жест любой
Читаешь ты, как униженье!»
Роман нуждался в ком-нибудь,
Кто бы помог облегчить душу,
И он ступил на новый путь —
Рассказы подлеца стал слушать.
Он амфору вертел в руках —
Немало вызвала восторга
Она, был очень рад Евстрат,
И подарил её без торга.
Он дал Роману почитать
И альманах, и три газеты…
Роман не знал, с чего начать:
Ему Арапов перед этим
Участка мощность рассчитать
Велел, и срок – всего неделя.
Пришлось Роману выбирать…
Он думал: «Что важней для дела —
Не для Гордея, для меня?
Мне для борьбы нужна опора…
Евстрат Гордею – как броня,
Я это знаю… Но коль скоро
Он явно знаки подаёт
И демонстрирует лояльность,
Мне не мешало б, в свой черёд,
Смирить свою принципиальность.
Я удивляюсь до сих пор,
Как уживаются в Евстрате
Готовность опустить топор
На шеи «москалей заклятых»
И искренняя нежность к тем,
Кого друзьями он считает…
Но кто же враг? И дружит с кем?
Их сам Онучин назначает.
Мне стоит брать с него пример…
А что? Учиться – так учиться!
Пусть я немного лицемер,
Но лишь затем, чтоб защититься.
В союзники возьму его —
Проверю метод радикальный.
Есть опереться на кого,
Хоть он союзник виртуальный».
3
Роман все силы приложил,
Чтоб мощность рассчитать участка…
Но будто кто-то ворожил,
И всё пошло не очень гладко.
Картуз Роману разрешил
Нести дежурство на участке…
И моментально укатил
В командировку – по оснастке.
Роман, ссылаясь на него,
С такой же просьбой обратился
К Горелову, и ничего,
Как он и думал, не добился —
Тот отказался наотрез
Без Картуза пускать Романа,
Чтоб тот считал замены фрез,
Вскрывая признаки обмана.
Роман собрался доложить
Арапову, что мало шансов…
Пришёл Гудков, чтоб поручить
Гордею встретить итальянцев.
И продолжали прибывать
К ним ходоки от иноземцев,
Пришлось Арапову встречать
И делегацию от немцев.
Когда же их поток иссяк,
Роман к заданию вернулся…
Но неожиданный зигзаг —
И он с расчётом разминулся:
Гордей торжественно вручил
Брошюру «Всё о переломах»
И тут же срочно поручил
Скопировать в двух экземплярах.
Гордей Роману дал понять,
Что просьбы этой нет важнее:
То дочь его (и внучки мать)
Просила сделать побыстрее.
Потом Арапов поручил
Письмо составить к Королёву,
Прочёл его и заключил:
«Всё так, как надо – слово в слово!
Ты нас приятно удивил…
Откуда взял такую фразу?»
Онучин тихо подтвердил:
«Ты не ошибся здесь ни разу».
Да, это была похвала!
И от кого же? От Гордея!
Идея правильной была:
Союзник усмирил злодея!
Растерян был слегка Роман —
Не ожидал такого чуда…
И тут же понял: всё обман,
Вновь перед ним Гордей-зануда —
Письмо он вдоль и поперёк
Исчёркал, изменив основу.
Что ж делать – взяв под козырёк,
Роман пошёл печатать снова.
Гордей и новый вариант
Стал доводить до совершенства —
Перед Романом был педант,
Испытывающий блаженство.
Роман решил, что уж теперь
Арапов удовлетворится…
Но тот нашёл ещё глупей
Письмо и даже начал злиться.
Тот смысл, что вкладывал Роман
В письмо, давно уж испарился,
И вдохновенный графоман
Над собственным письмом глумился.
4
Роман измотан был борьбой,
И постепенно истощался
Его воинственный настрой.
Он из последних сил держался.
Гордей навязывал маразм,
Ему конца нет и начала…
Уже не выручал сарказм…
Романа это удручало…
Он декабря с надеждой ждал,
Чтобы уйти в законный отпуск,
Хотя возможность допускал:
За отпуск предстоит бороться.
Роман, чтоб вовремя унять
Сопротивление адепта111111,
Стал земляку напоминать,
Что в Керчь поедет наконец-то.
Он заявление писал,
Свои готовя аргументы…
Арапов заявленье взял -
И подписал одномоментно!
Глава 35. Новые союзники
Ничтожному ничтожнейший подвластен,
И в этом равновесия оплот.
Д. Байрон. Дон Жуан
1
Нельзя остановить прогресс,
И снова семинар научный,
В простонародье – НТС,
Назначен был. Евстрат Онучин
Роману срочно поручил
Готовить документ к докладу
Гудкова. Не жалея сил,
Роман был рад в науку вкладу.
Поскольку он поднаторел,
Работая над бизнес-планом,
Всё получалось, как хотел
Онучин. Стоя над Романом,
Евстрат сначала наблюдал,
Как дело шло легко и гладко,
Потом встревоженно сказал:
«Чтоб мне не мучиться в догадках,
Давай я всё закончу сам…»
О, это высшая награда!
Роман, готовый к похвалам,
Так и воспринял жест Евстрата:
«Стал получаться документ,
Не мог он этого позволить
И понял, что настал момент,
Чтоб авторство себе присвоить».
Роман за то, что лепту внёс
(К тому ж Евстрат союзник, вроде),
Был приглашён на НТС —
Он проходил на их заводе.
И шла об НТС молва:
Не рядовым был заседаньем —
Гордей с Евстратом те слова
Произносили с придыханьем.
И правда было отчего
С подобострастием сдружиться:
Объединения всего
Должна верхушка появиться.
И, словно высший из даров
(А может, просто разнарядка),
Прислал Совет Директоров
Чиновника… Так, для порядка…
2
Сначала выступал Гудков.
Андрей сидел за ноутбуком
И демонстрировал slideshow112112,
Следя за речью чутким ухом.
Роман определённо знал:
Гудков не раз тренировался…
Но только лишь доклад начал —
И моментально растерялся.
Он говорил не то совсем,
Что было видно на экране,
Андрей, гонясь за сменой тем,
Явил чрезмерное старанье —
Гонял вперёд-назад slideshow,
Устроив людям испытанье.
Тут возмущаться стал Большов:
«Пора уж прекратить мельканье!»
«Гудков доклад свой затянул…» —
Повсюду стало слышно мненье.
Раздался недовольный гул,
В рядах возникло оживленье.
Раз толку от доклада нет,
Народ между собой общался.
Вот кто-то вышел в туалет,
А кто-то покурить собрался.
Был очень недоволен зал,
Создался климат нерабочий…
Большов Гудкова оборвал —
Дал пять минут, чтоб тот закончил.
Вторым докладывал Большов…
В умах и он не вызвал трепет —
Роман доклад его нашёл
Похожим на капризный лепет.
После докладов – перерыв.
Все дружно пили чай в буфете.
Гудков, волненье пережив,
Нашёл забвение в галете.
Вдруг громко произнёс Большов:
«Приходится работать с теми,
Кто есть!» – от этих слов Гудков
Как будто бы ужался в теле
И в дальний угол отошёл,
Чтоб в одиночестве остаться.
Арапов мудро предпочёл
К нему сейчас не приближаться.
Потом был главный инженер
От головного предприятья.
Он был уверен не в пример
Предшествовавшим двум собратьям.
За ним – докладчик из НИИ,
Его слова звучали веско…
Сомнений нет: спецы они,
Их слушать было интересно.
Гудкова научал Евстрат
И повышал его готовность —
В итоге показал доклад
Команды недееспособность.
Роману этот НТС
Добавил новых размышлений.
Большов, имевший раньше вес
В глазах Романа, стал пигмеем:
Показывал всем, что Гудков,
Как менеджер, не состоялся,
На это тратил много сил…
Но убирать не собирался.
Он повышал авторитет
На фоне неспособных замов.
Роман узнал менталитет:
Он делал то же, что Арапов.
3
Роман опять надолго сник,
Познав начальников бесплодность.
Казалось, он попал в тупик,
Во всём сквозила безысходность.
Ждать свежих мыслей и идей
Сидящему в навозной куче,
Пусть он умнейший из людей,
Особо безнадёжный случай.
Но не один Роман имел
Такие умонастроенья:
Гудков Онучина задел,
Скостив ему вознагражденье.
Евстрат сказал Боровику:
«Мне всё порядком надоело,
И не останусь я в долгу:
Расстаться с ним – простое дело!»
Роман доверчиво решил:
Онучин уходить собрался…
Но вскоре понял: поспешил -
Онучин властью упивался.
Не убегал он, как Роман,
От испытания простого,
В его словах – то не обман —
Была угроза для Гудкова.
Роман невольно ощутил
Вновь уважение к Евстрату:
«И в самом деле хватит сил
Ему для смены декораций.
Он создал сам свою среду,
В которой вес большой имеет,
Он постоянно на виду,
Он публикуется, владеет
Умами тех, кто связан с ним,
Везде своих людей внедряет —
Что данный кадр необходим,
Всегда начальство убеждает.
И у него есть свой язык,
Который знать необходимо.
Он на Арапова ярлык
Наклеил, чтобы шёл я мимо,
Что для него он лишь Гордей,
Дал мне понять при первой встрече:
«Арапов мой, ты с ним не смей
Сближаться – мною он помечен!»
Вот так гремучая змея
Предупреждает человека,
Гремя хвостом: «Не тронь меня,
Иначе будешь ты калека!»
4
Онучин строго соблюдал
Союзные их отношенья:
Теперь Василий выполнял
Его простые порученья.
Евстрат по-прежнему шутил
Почти на грани оскорбленья,
Роман же всё ему простил —
Союзник был ему важнее.
«Поскольку начался процесс
Украйнизации России,
Ты понимаешь, что прогресс
Никто остановить не в силах»
Гордей с Романом вежлив был…
Но недовольство прорывалось —
И тут же охлаждал он пыл…
Евстрата воля здесь читалась.
Арапов продолжал твердить —
И был упрямее упрямых —
Чтоб продолжал он в цех ходить
Для получения всех данных.
Смирившись, уж в который раз,
Роман пошёл… И вдруг Горелов
Радушно, словно напоказ,
Всё предоставил – без предела!
И сразу страх его прошёл.
Он цеха перестал бояться —
И заключил: «За произвол
С Гордеем надо рассчитаться!
Чтобы Гордея наказать,
Опять необходим союзник.
Я сам могу их назначать…
Так пусть же будет им… Картузик!
Арапов хочет доказать,
Что новый им станок не нужен…
А я же буду утверждать,
Что без станка цех безоружен!»
Чтоб в цехе чужаком не быть,
Роман взял на себя заботу:
Стал регулярно заходить
В цех по дороге на работу.
Он сам Горелова искал,
Он вёл с ним долгие беседы
И постепенно убеждал:
Не понимают буквоеды,
Что нужен им ещё станок…
Он не совсем в поступках волен,
Но в этом им помочь бы смог…
Горелов очень был доволен.
Роман был слабым до сих пор
И думал: «Такова уж доля!»
Теперь он вёл с Гордеем спор,
И у него окрепла воля:
«Он постоянно мне твердит:
Специалист ты никудышный!
Мне это здорово вредит,
Напоминая страх давнишний.
Чтоб эти страхи победить,
Я сделаю расчёт участка,
Всё постараюсь усложнить,
Чтоб не сумел он разобраться!»
И, наконец, Гордей спросил:
«Как у тебя дела с расчётом?» —
Роман невольно предвкусил
Испуг в умишке недалёком:
«Три типа фрез я посчитал…
Вы для надёжности проверьте,
Чтоб я и дальше продолжал».
Арапов взял расчёты эти,
Внимательно их прочитал,
Роману голосом строжайшим,
В себе уверенным, сказал:
«Всё правильно, считайте дальше!»
Роман по взгляду угадал,
Что ничего Гордей не понял,
И он в душе возликовал:
«Арапова я сильно донял!» —
Был очень воодушевлён
Победой, целеустремлён,
И с тем считать продолжил дальше…
Но обернулось всё иначе.
Глава 36. Временщик
Ты нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.
А. Пушкин
1
В те дни готовился доклад
С обоснованием закупок
Станков на следующий год.
Его готовила вся группа.
С таким докладом каждый год
Перед владельцами завода
Бессменно выступал Гудков…
Но нынче изменилась мода.
Гудков вдруг сразу как-то сник,
На задний план был отодвинут,
Доклад готовил временщик —
Арапов (и Евстрат… незримо…).
Гордей, известный паникёр,
Животный страх смешал со спесью,
Его безудержный напор
Всех выводил из равновесья.
Он всех нещадно подгонял,
Не позволяя в тему вникнуть,
Сам ничего не понимал —
Зато был важностью проникнут.
Он подчинённых заставлял
После работы оставаться.
Роман в обед в столовой брал
На вечер расстегаи с мясом.
Арапов страсти нагнетал,
И лишь один Евстрат Онучин
За всем спокойно наблюдал,
Давал совет, что делать нужно.
В разгар всей этой суеты,
Когда все были у Гордея,
Вошёл Гудков… Как у черты
Запретной, постоял у двери…
Арапов продолжал читать,
Внимания не обращая.
Гудков хотел что-то сказать…
Но вышел, рта не раскрывая.
2
Пока готовился доклад,
Арапов очень изменился:
Возросшей власти был он рад
И без конца на всех бранился,
При этом слов не выбирал.
Он раньше тоже не стеснялся —
Бездельниками называл,
Теперь же как с цепи сорвался:
Жидкова чокнутым назвал;
Пригожина назвал придурком;
Того, кто заслужил похвал,
Гордей назвать мог… недоумком;
И, дав задание трудяге,
Легко мог палку перегнуть —
Присвистнуть, будто бы дворняге:
«Всё, быстро исправляй! Фьють, фьють!»
Болезнь такая не нова
И пострашнее геморроя —
Когда пустая голова
Владельцу не даёт покоя.
Напор начальника крепчал:
Проникшись важностью момента,
Гордей совсем не замечал
Переживаний оппонента
И каждый день терзал с утра
Безжалостно почти до ночи…
Той гонке не было конца,
И все уже устали очень.
Все эти тяготы терпел
Чистов, технолог главный цеха,
Он вместе с ГПП корпел
Над созиданием успеха.
Он был единственный в цеху,
С кем мог Роман в любое время
Решать вопросы, и греху
Презрения подвержен не был.
Роман частенько угощал
Чистова чаем с пирожками,
Пока их голод умолкал,
Они немного отдыхали.
И вот однажды, выпив чай,
Чистов похвастался Гордею,
Причём, спонтанно, невзначай,
Что он от голода Бореем
Спасён, и похвалил его…
В долгу Арапов не остался:
«Роман не сделал ничего,
А в отпуск в декабре собрался!»
Романа словно ток прошиб:
Так вот какая благодарность
За то, что допоздна сидит,
Чтобы прикрыть эту бездарность!
Он в руки взять себя не смог,
Устав от перенапряженья:
«Какой в моём терпеньи толк,
Коль нет ни капли уваженья?
Казалось бы, такой пустяк —
До отпуска всего неделя…
Нет, мне не выдержать никак,
И я справляюсь еле-еле…
Да и чего ещё здесь ждать?..
Жаль, что работал меньше года…» —
И заявленье стал писать
Об увольнении с завода.
Он был так сильно возбуждён,
И руки сильно так дрожали,
Что им был промах совершён
Глупейший – и, причём, в начале.
Он начал заново писать —
И снова совершил ошибку…
На третий – начал понимать,
Что он поторопился шибко:
«Дела такие совершать
Я должен трезво и спокойно,
Когда способен понимать,
Что я веду себя достойно…
Но как Гордея болтовня
Меня свела до помраченья?..
Похоже, отпуск для меня
Имеет важное значенье».
Чистов Романа до метро
Довёз любезно на машине.
Услышав про оклад его,
Скривился в удивлённой мине,
Потом подумал и сказал:
«Мне это тоже надоело…
Чтобы никто не унижал,
Есть у меня другое дело —
Я заключил уже контракт
И уезжаю за границу!»
Роман терял живой контакт,
Не смог им вволю насладиться,
И он наутро грустен был
И в угнетённом состояньи.
Гордей же разжигал свой пыл —
Роману сделал замечанье:
«Наказанным ты можешь быть —
Большие траты по бумаге!»
Роман решился возразить,
Что не забыл об общем благе:
«Но это же черновики!» -
«И что с того, скажи на милость?
Твои расходы велики —
Не экономишь на чернилах!»
Роману не хватило сил
Открыть всю правду надувале:
Он ручку эту сам купил —
Им ручки редко выдавали.
Гордей сказал Борею: он
Теперь курирует заявки…
Роман был очень удивлён,
Но более всего – Шумахер.
3
Борей печатал документ
По поручению Евстрата —
Сказал Роману референт,
Чтоб переслал он файл обратно.
Компьютер общий занят был —
На нём Савчук расположился,
Евстрат Романа торопил,
И даже голос изменился.
«Компьютер занят – видишь сам…» -
Сказал Роман миролюбиво,
Привыкший обучать азам
Начальников нетерпеливых.
И тут он вспомнил, что Евстрат
Копировать сам файлы может
(Он видел это, и не раз),
А он Онучину поможет.
Он на бумажке написал
Название и адрес срочно:
«А кстати, ты же можешь сам
К себе скопировать файл… Точно?»
Договорить он не успел,
Слова застряли комом в горле —
Онучин вдруг рассвирепел,
Чего не позволял дотоле:
«Я не советую учить
Меня тому, что сам я знаю!»
Чтобы Евстрата не бесить,
Роман вернулся, размышляя:
«Вот, наконец, своё лицо
Он обнажил, и стало видно:
Он представляет высший сорт,
А я в его сознаньи – быдло!»
Обижен очень был Роман
Евстрата выходкой жестокой…
«Но почему, – спросил он сам
Себя, – задет я этим докой113113?
Его я другом не считал
Чуть ли не с самого начала…
Я ничего не потерял,
И до него мне дела мало…
Мне больно только от того,
Что вижу я высокомерье…
Но здесь я повидал всего,
И мне привычно лицемерье.
Но как теперь мне поступить?
Ведь я союзника теряю…
Зачем Онучин стал «дружить» —
Сейчас я только понимаю.
Как я, Онучин одинок,
Устал он против всех бороться
И ищет, на кого бы смог
Он хоть немного опереться.
Я наш союз не нарушал,
Разрыв на совести Евстрата,
И он, эмоций не сдержав,
Себя считает виноватым.
И я ему не отомщу —
Себе дороже обижаться.
Евстрата я не отпущу,
Союз наш будет продолжаться!»
Закончился рабочий день.
Он вышел на морозный воздух —
Мозги, что были набекрень,
Мгновенно получили отдых.
Он сделал несколько шагов —
И всё по-новому увидел:
«У нас основа всех основ —
Евстрат, и в выдержке он лидер.
Но он сегодня предпочёл
Сердиться, руша все устои.
И я Евстрата превзошёл…
А это дорогого стоит!»
Наутро подошёл Евстрат
И о Керчи завёл беседу.
Роман, конечно же, был рад,
И всё уладилось к обеду.
Когда союз опять возник,
Онучин задал тон беседы:
«А не найдётся ль пару книг
Для керченской библиотеки?» —
«Найду, конечно, не вопрос,
Есть много книжек интересных.
Вот кто бы их туда отвёз…» —
«Ну, есть старушка на примете…
А может, я поеду сам…
А может, ты туда поедешь,
И я с тобою передам…
Да мало ли путей на свете…» —
«Я собираюсь ехать в Керчь,
Давно я там не появлялся». —
«Вот именно… О том и речь —
Доедут книги, кто б ни взялся».
Онучин словно проверял
Намеренье Романа ехать,
Взамен гарантию давал
В том, что Арапов не помеха.
4
Арапов обошёл цеха
И всех собрал на совещанье.
Он по привычке злопыхал
И выдал каждому заданье.
Начав Романа обсуждать,
Гордей сказал ему со злобой:
«От Вас привык сюрпризов ждать,
И будет к Вам подход особый!
Расчёт участка, так и знай,
Неправильный в своей основе!» —
«Спасибо Вам на добром слове,
«Я прекращу…» – «Нет, продолжай!
Всегда помощники найдутся,
Раз опыта недостаёт,
Вам надо двигаться вперёд,
Лицом к проблеме повернуться!..»
Роман всё это проходил…
Он отмечал непроизвольно:
Арапов гадость говорил
Умышленно, чтоб сделать больно.
А чтоб Роман сильней страдал
И не посмел ему ответить,
На совещание собрал
Всех, кого можно, в кабинете.
И вновь мучительный вопрос
Роману растревожил душу:
«Зачем я вон из кожи лез?..
Ведь это никому не нужно…
Ах, да! Ведь я опять забыл,
Что лично для себя стараюсь:
Каким вначале робким был —
Каким я стал… Сам удивляюсь!
Ведь я теперь совсем другой,
И для меня Арапов мелок,
Чтобы разрушить мой покой…
Всё так, но что мне дальше делать?
Ведь всё имеет свой черёд,
Всё в жизни важно: время, место —
И в декабре всяк снега ждёт,
В апреле же он неуместен.
И я давно уж исчерпал
Свои лимиты на безделье…
Я от Арапова устал…
Он – как нарыв на чистом теле.
До отпуска – несколько дней,
И силы у меня найдутся
Их потерпеть… Потом, Гордей,
Дороги наши разойдутся!»
Наутро – снова на доклад
К Арапову… Тот изменился:
Роману вроде даже рад…
Вчера как будто не бесился…
«Да, эта парочка крепка:
Арапов – это лишь кувалда,
Онучин – тайная рука,
Что рушит всех, кого не жалко.
Онучин выпустит из рук —
Арапов снова благодушен,
Ведёт себя почти как друг,
Хотя недавно был бездушен.
Нет, я ошибся в том, что он
Страх испытал передо мною.
Страх – это чувство испокон
Для тех, кто вслед за новизною
Шагнуть готовы в пустоту.
Самодовольство – вот та сваха,
Что так сплотила их чету.
Самодовольство ниже страха».
Уже замечено давно:
Всегда Арапов поручает
То, что Борею мудрено.
Как только тему изучает
Роман, меняется Гордей:
Он к старому охладевает
И ищет пакостных идей.
Он будто бы в игру играет.
И если, наконец, Борей
Всерьёз займётся технадзором,
От самой глупой из затей
Гордей откажется с позором…
Но он не может жить без смут,
И будет новое заданье…
А на другой Сизифов114114 труд —
Ни сил, ни воли, ни желанья.
Глава 37. Обратный отсчёт
Пред женщиной ужели ты робеешь?
Да, таково величье красоты,
Что поражает чувство и язык.
У. Шекспир. Генрих VI
1
Очередной эксперимент,
Сотрудникам являя милость,
Устроил высший менеджмент,
И в комнате всё изменилось.
Теперь уже Савчук давал
Своим коллегам порученья:
Вот кто-то пропуск заказал,
Кто-то копирует решенья.
Опять никто не возражал,
Но каждый, получив заданье,
Подспудно недоумевал:
Где перемен обоснованье?
Борей невольно ощутил,
Что здесь, в погоне за удачей,
Стараясь из последних сил,
Все те, кто так или иначе
Имеет близость «ко двору»,
Лелеет замысел тщеславный,
Играют в важную игру —
Кто первый скажет: «Чур, я главный!»
Роман же не переживал —
Ведь шла последняя неделя.
Он с интересом наблюдал,
Привычно маясь от безделья.
Он знал, что скоро всё пройдёт,
К безделью он не возвратится,
И он старался наперёд
Своим покоем насладиться,
Запомнить каждый этот миг…
Он знал, что это не забудет…
Он одолел страданий пик,
И прежним он уже не будет.
Он делал то, что он хотел,
И игнорировал заявки.
Гордей всё видел, но не смел
Вносить в его режим поправки —
Евстрат негласный договор
Послушно принял к исполненью,
И он Арапова с тех пор
Взял на «ручное управленье».
Гордей стал тих и невидим,
И от Романа отдалился…
Зато теперь Евстрат над ним
Без сожаления глумился.
Он непрерывно заставлял
Романа копии печатать,
Их смысл Романа удивлял,
Был совершенно непонятен.
Роман печатал договор
О связях Крыма с Петербургом,
Из керченских газет обзор —
И голова его шла кругом.
Но он достойно всё терпел,
Часы до отпуска считая.
Перешагнёт он за предел —
За ним наступит жизнь иная.
«Меня использует Евстрат,
А я – его, с таким же правом:
Он навязал протекторат115115
Гордею с его гордым нравом, —
Злорадствовал Роман, трудясь. —
Он думает, билет заказан…
В Керчь не поеду отродясь!
Онучин будет мной наказан».
2
К Онучину пришёл Гудков.
Ещё недавно был он грозен,
Сейчас же, будто нездоров,
Был молчалив и насторожен.
Арапов же, наоборот,
Развязным стал, раскрепостился,
К Гудкову больше не идёт
И сам подписывает письма.
Гудков вёл долгий разговор,
Закончив, к выходу поплёлся.
Едва он вышел в коридор,
Онучин словно встрепенулся:
«Вадим, постой!» – он закричал,
Догнав Гудкова, как о тайне,
Тишайшим голосом сказал
Об измененьях в бизнес-плане.
Роман был фарсом поражён,
Смотрел, как жалок повелитель.
Шумахер тоже был смущён:
Так кто ж из них руководитель?
3
И вновь был удивлён Борей,
Когда нежданно оказалось,
Что на четыреста рублей
Его зарплата повышалась.
Гордей был очень возбуждён,
Увидев, что народ доволен,
Шутил, не прекращая, он,
И в шутках, как всегда, был волен.
Он каждому из них твердил,
Что тот – отъявленный бездельник,
И обязательно грозил,
Что он закроет богадельню.
«Побушевав», ушёл Гордей…
Но возвратился, закартавил,
К Роману стопы от дверей,
Неся в руках буклет, направил:
«Тут фирма небольшая есть…
Для фрез пластинки предлагает…
При этом я прошу учесть:
Их представитель утверждает,
Что натурально, без прикрас,
У них продукция дешевле.
Ты должен выяснить сейчас,
Как обстоит на самом деле».
Роман в тот миг не ощутил
Ни вдохновенья, ни азарта,
Он в эту фирму позвонил
И пропуск заказал на завтра.
Он встретил их на проходной —
Двух девушек из фирмы «РИО»116116,
Увидев их, стал сам не свой —
Не чаял здесь увидеть диво.
Одна красивая была —
Другая же была прекрасна!
«Не зря я бросил все дела,
И время трачу не напрасно!
Ценитель тонкой красоты
Всегда оценит совершенство,
И столь прекрасные черты
Лишь созерцать – уже блаженство.
Тот, кто оценит красоту,
И сам способен стать красивым!» —
И он повёл супер-звезду
Через пустырь к стенам родимым.
Красавицы из местных дев
Вмиг перед ними потускнели.
Те из мужчин, кто их успел
Увидеть, сразу столбенели.
Евстрат к Роману подошёл,
Хваля его вкус утончённый…
Как будто бы Роман привёл
Всем показать своих любовниц.
Роман решил не отступать
От принципов своих новейших,
И похвалы стал принимать,
Как будто он – сам князь светлейший.
Настал Романа звёздный час,
И он блистал в сияньи славы.
Он знал, что восклицанья «Браво!»
Услышит здесь в последний раз.
«В инструментальном нашем деле
Я не припомню топ-моделей…
Я получил ориентир,
Как изменился этот мир!» —
Стереотипам не подвластный,
Он красотою пренебрёг —
Единственный продолжить смог
Показ пластинок беспристрастный.
На презентацию пришли
Шумахер и технолог цеха,
Ни слова не произнесли,
Глазели на богиню тихо
И всё ловили её взгляд.
Под этим взглядом мир менялся,
Евстрат – и тот её стеснялся
За свой неряшливый наряд.
Красивой деве, может статься,
Гораздо проще в мире жить:
Ей умной нет нужды казаться,
Хоть умной все же может быть.
И всё-таки Природа против
Класть мудрость в нежные уста:
Хоть ум порой развитья просит,
Да не пускает красота.
Красотки покорили всех.
Они уверенно держались
И обеспечили успех:
«Поклонники» не сомневались -
Пластинки их дешевле тех,
Что из Германии привозят.
Шумахер клялся: «Нет помех,
Руководители позволят
Пластинки ваши закупать!» —
Он был взволнован и растроган
И предложил их покатать
До проходной на новом «Logan»117117.
«Матвей Давидович, меня
Придётся взять тебе в нагрузку —
Сопровождать их должен я!» —
Сказал Роман в шутливом русле.
Он это мог не говорить:
Шумахер, соблюдавший строго
В подобных вольностях лимит,
Сейчас был рад катать любого.
Евстрат на выходе стоял —
Когда вся группа выходила,
Роману молча честь отдал…
Кого краса не молодила?..
«Во мне и правда что-то есть,
Чего я сам не замечаю,
Коль сам подлец мне отдал честь!
А я себя лишь удручаю…» —
Роман на окна посмотрел:
Из всех на них смотрели лица.
Евстрат Онучин всех успел
Предупредить и вниз спуститься.
Гудков – и тот на них смотрел,
И взгляд его был грустен очень.
Один Большов не лицезрел…
Но он в отлучке был… рабочей…
Роман, красавиц проводив,
Пошёл докладывать Гордею.
Тот был подавлен, нелюдим,
Как будто пережил потерю.
Лишь взгляд украдкой выдавал
Его Романом восхищенье.
Тот взгляд был выше всех похвал —
Почти по службе повышенье.
4
И вот последний день настал
В несостоявшейся карьере.
Роман всех тортом угощал —
Почтительно, всех в равной мере.
И лишь Арапов зло сказал:
«Твой торт мне в горло не полезет!
Ты до сих пор не показал
Расчёт обещанный на фрезы!» —
И, приняв гордый вид, сбежал.
Желание догнать Гордея
Роман вначале испытал,
Чтоб оправдать себя скорее…
Но вспомнил, что союзник есть,
Которому исправно платит
Своим трудом за то, чтоб честь
Не замарать о психопата.
И он Онучину сказал:
«Не передашь ли торт Гордею?
А то он вдруг забастовал…»
Онучин торт схватил скорее
И, глядя на него, унёс…
А позже Боровик явился,
Сказал Борею: «Рома, босс
Так сильно на тебя ругался…
Ты передай кому-нибудь
Незавершённые заданья».
Роман же проще выбрал путь —
Забыл про все напоминанья:
«Бессмысленно передавать
То, что заведомо не нужно…
Довольно мне уже играть
В игру постылую натужно».
Он о Керчи поговорил
С Онучиным весьма приятно…
И вскоре миг тот наступил,
Что изменил всё безвозвратно:
Он начал сумку собирать —
Подарок для библиотеки.
Онучин взялся добавлять
Туда брошюры и буклеты.
Роман за этим наблюдал,
А тяжесть сумки возрастала.
Он с интересом ожидал,
Когда Евстрат проявит жалость.
А тот, меж делом, настоял,
Чтоб сшил Роман его брошюру:
Он своеволья не прощал,
Чем подтвердил свою натуру.
Роман верней узнать хотел,
Как ценит земляка Онучин,
А тот с ухмылкою пыхтел
И сумку набивал получше,
Туда пихая всякий хлам —
Что наиболее обидно.
Меж ними выросла стена,
И мстить теперь совсем не стыдно.
Роман оправдывал себя,
Все связи с земляком рубя,
Что это случай вопиющий —
Ведь злым не должен быть дающий.
Евстрат участливо спросил,
Увидев, что перестарался:
«Потребуется много сил…
Но если ты не собирался
Тащить такую тяжесть в Керчь,
Так ты скажи, и я убавлю…» —
И он закончил свою речь
Пытливым взглядом. «Нет, я справлюсь!» —
Роман коварно предвкушал,
Что сумку повезёт Онучин,
И будет – чтобы проклинал —
Он дополнительно навьючен:
Роман попросит отвезти
В Керчь два альбома фотографий
И купит – раз уж по пути —
Конфет два килограмма с гаком…
Рабочий день был завершён.
Роман с коллегами простился,
У двери оглянулся он —
Евстрат был грустен, но скривился,
Улыбку силясь отразить…
В Романе шевельнулась жалость: