Великий князь Дмитрий Павлович, или Никому не дано право убивать

Своих детей у супругов не было, и они охотно взяли на воспитание своих племянников.

Сергей Александрович обожал детей, стремясь заменить им отца, создавшего впоследствии новую семью и вынужденного жить за границей.

Мария Павловна, будучи в эмиграции оставила воспоминания о своих детских впечатлениях. О Сергее Александровиче она писала: «Все считали его, и не без основания, холодным и строгим человеком, но по отношению ко мне и Дмитрию он проявлял почти женскую нежность…».

Елизавете Фёдоровне она дала следующую характеристику: «Тётя Элла – великая княгиня Елизавета Фёдоровна – была старшей сестрой императрицы Александры Фёдоровны и одной из самых красивых женщин, каких я когда-либо видела в жизни. Она была высокой и хрупкой блондинкой с очень правильными и тонкими чертами лица. У неё были серо-голубые глаза, на одном из которых было коричневое пятнышко, и это производило необычайный эффект.

Даже живя за городом, тётя много времени и внимания уделяла своему внешнему виду. Она сама разрабатывала фасоны большинства своих нарядов, делая эскизы и раскрашивая их акварельными красками, и они замечательно смотрелись на ней, подчёркивая её индивидуальность. Дядя, у которого была страсть к драгоценным камням, дарил ей много украшений, и она всегда могла выбрать то, что сочеталось бы с её одеждой… Из переодевания к обеду она устраивала настоящую церемонию, которая требовала много времени. Призывались камеристки, горничные и гофмейстерина. Батистовое белье с кружевами уже лежало наготове в корзине с розовой атласной подкладкой. Ванна была наполнена горячей водой, пахнущей вербеной. В ней плавали лепестки роз.

Готовых косметических средств в России в то время почти не было. Думаю, что тётя никогда в жизни не видела румян и очень редко пользовалась пудрой… Тётя Элла сама готовила лосьон для лица, смешивая огуречный сок и сметану. Она не позволяла летнему солнцу касаться кожи и всегда выходила на улицу в шляпе с вуалью и шёлковым зонтиком с зелёной подкладкой.

После того как камеристки и горничные снимали верхнюю одежду, в которой она была днем, тётя запиралась в туалетной комнате одна. Отобранные чулки, обувь, нижние юбки и все другие предметы одежды согласно сезону были аккуратно разложены, и возле них ожидали служанки. Из соседней комнаты доносился плеск воды. Приняв ванну, тётя надевала корсет и открывала дверь. Тогда проворно подходили горничные, причём каждая занималась своим делом.

Когда процесс одевания был завершён, тётя внимательно оглядывала себя – обычно с удовлетворением – в трехстворчатом зеркале, установленном так, чтобы она видела себя со всех сторон. Последние поправки она делала собственноручно. Если наряд не удовлетворял её по какой-либо причине, она снимала его и требовала другой, который примеряла с тем же вниманием и терпением.

Одна из горничных делала ей прическу. Ногтями тётя занималась сама. Они у неё были удивительной формы, очень плоские и тонкие, далеко выступающие над кончиками пальцев».

Елизавета Фёдоровна была большой модницей. Просматривая французские журналы мод, она обычно вырезала из них то, что ей нравилось или привлекло внимание, и собирала вырезки в альбомы, используя их при разработке своих туалетов.

Однако с детьми Елизавета Фёдоровна держалась строго, соблюдая определённую дистанцию. Возможно, так же как воспитывали её саму, в строгих традициях пуританской Англии.

Продолжая свои воспоминания, Мария Павловна писала: «Детство мы, по сути, провели рядом с дядей: тётя Элла не проявляла никакого интереса ни к нам, ни к тому, что нас касалось. Казалось, её раздражает наше присутствие в доме и то, что дядя к нам так привязан. Порой она говорила вещи, которые задевали меня.

Я вспоминаю один такой случай, когда она, одетая для загородной прогулки, показалась мне особенно красивой. На ней было обычное платье из белого муслина, но она сделала новую прическу – распущенные волосы были стянуты на шее шёлковым чёрным бантом – и выглядело это изумительно. Я воскликнула: «Ах, тётя, вы прямо как с картинки из сказки!» Она повернулась к моей няне и сказала раздраженно: «Фрай, вам следует научить её сдерживаться». И удалилась.

Помню, как-то раз, когда я ещё была маленькой, я увидела тётю в парадном платье – величественную, с длинным парчовым шлейфом, сверкающую драгоценностями и ослепительно красивую. Онемев от восторга, я подошла на цыпочках и поцеловала её сзади в шею, ниже изумительного сапфирного ожерелья. Она ничего не сказала, но я видела её глаза, и от этого холодного, строгого взгляда мне стало не по себе».

При всей холодности и сдержанности в поведении, великая княгиня была нежным и добрым человеком, горячо любящим не только супруга, но и своих воспитанников, которым она посвятила всю свою жизнь, не оставив их и после смерти Сергея Александровича.

Об этом может свидетельствовать эпизод, рассказанный ее воспитанницей: «…однажды, в раннем возрасте я случайно узнала, что она бывает иной, непохожей на себя обычную. Заболев в Ильинском дифтеритом, я лежала в жару, и надежд на улучшение не было… Ночами я спала мало и плохо. Голова была тяжёлой, горло стягивало, а в ушах стоял гул, как от полчищ невидимых мух. Сбоку, в комнате для игр горел ночник, и время от времени белая тень приближалась к моей постели.

Однажды, заслышав звук шагов, я взглянула из-под ресниц и увидела склонившуюся надо мной тётю. Выражение её лица изумило меня, она смотрела на меня с любопытством и тревогой. Она была такой размягчённой, естественной. Мне стало неловко, словно я подглядела что-то недозволенное.

Я пошевелилась. Её лицо тут же приобрело прежнее выражение. И прошли годы, прежде чем мне снова довелось увидеть ее без привычной маски».

4 февраля 1905 года, во время покушения на Сергея Александровича, Елизавета Фёдоровна находилась неподалеку от места трагедии, в Кремле, размещая склад Красного Креста. Услышав взрыв и почувствовав тревогу, великая княгиня спешно в одном пальто без шляпки, бросилась к останкам мужа.

Она сильно любила своего супруга. Навалившееся на неё горе подкосило её силы. Греческая королева Ольга Константиновна, двоюродная сестра убитого Сергея Александровича, писала: «Это чудная, святая женщина – она – видно, достойна тяжёлого креста, поднимающего её всё выше и выше»!

Однако Елизавета Фёдоровна нашла в себе силы для прощения убийц мужа. Великая княгиня в тюрьме посетила убийцу супруга Ивана Каляева, передала ему прощение от имени Сергея Александровича, оставила ему Евангелие. Более того, она подала прошение императору Николаю II о помиловании террориста, но оно не было удовлетворено.

По её просьбе на установленном на месте убийства Сергея Александровича памятнике была высечена надпись: «Отче, отпусти им, не ведают бо, что творят». После гибели мужа Елизавета Фёдоровна заменила его на посту председателя Императорского Православного Палестинского общества и оставила эту должность лишь после февральской революции 1917 года.

Овдовев, Елизавета Фёдоровна сильно изменилась. Вскоре она оставила свет, продала часть своих драгоценностей, и на вырученные деньги купила на Большой Ордынке усадьбу с четырьмя домами и обширным садом, где в 1909 году основала женский монастырь Марфо-Мариинскую обитель сестёр милосердия. Эта обитель стала центром благотворительности и милосердия.

Для благотворительных целей великая княгиня, со свойственным ей пренебрежением ко всему материальному, не имея на то права, использовала средства, оставленные её мужем для Дмитрия и Марии, и многое растратила.

Особенно недовольна таким положением дел была Мария Павловна, после развода с мужем и возвращением из Швеции в Россию, рассчитывавшая на свою долю дядиного наследства.

Во время первой мировой войны великая княгиня активно заботилась о помощи русской армии, в том числе раненым солдатам. Она старалась помочь и военнопленным, которыми были переполнены госпитали.

Занимаясь вопросами благотворительности, Елизавета Фёдоровна, после смерти мужа, получившая свободу деятельности, стала заниматься и внутриполитическими вопросами на салонном уровне. Обладая значительным авторитетом в Москве, великая княгиня продолжала играть там роль первой дамы.

В это время наметился разрыв в отношения между сёстрами, Елизаветой Фёдоровной и императрицей. Во многом этому способствовала добровольная замкнутость Елизаветы Фёдоровны и отход от светской жизни. Освободившееся подле Александры Фёдоровны место было тут же занято другими лицами, близкими царице по духу.

Великая княгиня наблюдая, как возле её венценосной сестры стали собираться новые люди, пользующиеся полным доверием императрицы, была возмущена таким положением.

Ранее, царская семья была очень близка с семьей Сергея Александровича. Частые встречи, поездки, праздничные мероприятия, всё происходило с участием Елизаветы Фёдоровны и её мужа. Когда все изменилось, великая княгиня это очень болезненно переживала.

Новую императорскую подругу, Анну Вырубову, великая княгиня Елизавета просто не переносила. Годы близости императорского семейства с её покойным мужем великим князем Сергеем Александровичем, безвозвратно прошли. Очевидно, это не нравилось Елизавете Фёдоровне, которая ревновала императрицу к Вырубовой, которою предпочли ей, родной сестре.

Интересовалась Елизавета Фёдоровна и вопросом о Распутине. Великая княгиня резко негативно относилась к старцу, хотя лично с ним ни разу не встречалась. Возможной причиной такой вражды является вопрос об учреждении общества дьяконисс, возбуждённый великой княгиней в святейшем Синоде.

В начале христианства такие полумонашеские общины проводили молитвенные собрания и устраивали приюты для бедных и больных. Именно такого статуса добивалась для себя Елизавета Фёдоровна, желая стать наставницей образованной ею Марфо-Мариинской обители, при этом, не принимая монашества.

Вопрос о дьякониссах рассматривался в Синоде одновременно с вопросом о рукоположении Григория Распутина в церковные иереи. На заседании среди членов Синода возникли ожесточенные споры. Ряд архиереев, высказались против учреждения института дьяконисс, мотивируя своё решение тем, что это противоречит церковным каноническим правилам, ибо такие общины первых веков христианства были запрещены постановлением одного из Вселенских соборов.

В противодействии своим намерениям великая княгиня усмотрела происки Распутина и его ставленника, В. К. Саблера (1847 – 1929), обер-прокурора Святейшего Синода. Очень скоро вокруг великой княгини Елизаветы Фёдоровны образовался целый оппозиционный круг, близких по взглядам людей. Это, прежде всего, новый Московский губернатор князь Феликс Феликсович Юсупов, сосед по имению и бывший адъютант её мужа, его жена, энергичная княгиня Зинаида Николаевна Юсупова, и жандармский генерал Владимир Фёдорович Джунковский, родная сестра которого Евдокия Фёдоровна Джунковская (1856 – 1921) состояла при юной великой княгини Марии Павловне.

Этот кружок врагов Распутина императрица назвала – «московская клика». Несомненно, в курсе московских настроений своей тётушки был и великий князь Дмитрий Павлович.

6 декабря 1916 года ожидали приезда в Царское Село Николая II на свои именины. Его возвращение с фронта, многими оценивалось, как предзнаменование начала перемен во внутренней политике. Полагали, что произойдёт реформа правительства, будет создан «ответственный Кабинет министров».

5 декабря в Царское Село, на императорские именины, приехали великая княгиня Елизавета Фёдоровна, намериваясь пробыть там дня два-три. Однако совсем скоро слуги великой княгини не успев распаковать вещи, получили от хозяйки указание готовиться к отъезду.

Дело было в том, что великая княгиня сразу же по приезду в Царское Село нанесла визит сестре, пытаясь убедить её отдалить от Двора Анну Вырубову и её протеже Григория Распутина. Между сестрами произошла ссора. Императрица повелела великой княгини немедленно покинуть дворец и вернуться в Москву.Отношения между сестрами окончательно расстроились. Больше они ни когда не виделись. Их примерила мученическая смерть.

Известие об убийстве Григория Распутина Елизавета Фёдоровна встретила с ликованием, оценив заговор как «патриотический акт». Когда выяснилось, что в числе заговорщиков был её воспитанник великий князь Дмитрий и сын её близкой подруги молодой князь Феликс Юсупов, великая княгиня послала им телеграммы со словами поддержки:

«Москва, 18.XII, 9.30. Великому князю Дмитрию Павловичу. Петроград. Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. – Елла».

«Москва, 18.XII, 8.52. княгине Юсуповой. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Девеева, где провела в молитвах десять дней. – Елизавета».

Оправдывая действия убийц, Елизавета Фёдоровна, в своей ненависти к Распутину и его окружению, перешагнула свои принципы милосердия и отрицания насилия, фактически став в один ряд с террористами, убийцами её мужа.

Поддавшись общему психозу крайней нетерпимости, признавая убийство как способ решения социальных проблем, она, как и большинство тогдашнего общества, отступила от постулатов Православия, по которым пыталась жить.

Вскоре после так восторженно встреченного великой княгиней Елизаветой Фёдоровной «патриотического акта», произошло крушение империи, и к власти пришли большевики. Весной 1918 года великая княгиня Елизавета была заключена под стражу и выслана из Москвы в Пермь.

В мае 1918 года её вместе с другими арестованными представителями дома Романовых перевезли в Екатеринбург и разместили в гостинице «Атамановские номера», а затем, через два месяца, перевезли в город Алапаевск.

В Алапаевске Елизавета Фёдоровна находилась в заточении в здании Напольной школы. До сих пор возле этой школы растёт яблоня, по преданию посаженная великой княгиней.

В ночь на 18 июля 1918 года, великая княгиня Елизавета Фёдоровна, вместе с великим князем Сергеем Михайловичем, его управляющим Фёдором Семёновичем Ремезовым, князьями императорской крови: Иоанном, Константином, Игорем Константиновичами, князем Владимиром Палеем, сыном великого князя Павла Александровича, и сестрой Марфо-Мариинской обители Варварой Яковлевой, была сброшена в шахту Новая Селимская, находящуюся в 18-ти километрах от Алапаевска.

В октябре 1918 года, когда части Белой армии заняла Алапаевск. Останки убитых извлекли из шахты, положили в гробы и поставили на отпевание в кладбищенской церкви города. Однако с наступлением Красной Армии тела несколько раз перевозили дальше на Восток. В апреле 1920 года в Пекине их встречал начальник Русской духовной миссии, архиепископ Иннокентий. Оттуда два гроба – великой княгини Елизаветы и сестры Варвары – были перевезены в Шанхай и затем пароходом в Порт-Саид. Наконец гробы прибыли в Иерусалим, где в январе 1921 года Иерусалимским патриархом Дамианом, было совершено погребение под храмом равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании.

В 1981 году великая княгиня Елизавета и сестра Варвара были канонизированы Русской православной церковью за границей. В 1992 году они причислены к лику святых Русской православной церковью в Москве.

Великий князь Дмитрий Павлович. Детство и юность.

Великий князь Дмитрий Павлович родился 6 сентября 1891 года в имении Ильинское, Звенигородского уезда, близ Москвы. Он был вторым ребёнком в семье великого князя Павла Александровича и Александры Георгиевны, греческой принцессы. Ранее в 1890 году у них родилась дочь Мария.

Роды были преждевременными и тяжёлыми. Ребёнок родился семимесячным. Мать новорожденного, не смогла оправится от родов, и 12 сентября умерла.

Находясь с мужем в гостях у великого князя Сергея Александровича в подмосковном имении Ильинское, Александра Георгиевна внезапно тяжело заболела. Она неудачно пригнула с берега в лодку и потеряла сознание от острой боли. Всё произошло так неожиданно, что к больной даже не успели вызвать врача. При роженице находилась лишь деревенская повивальная бабка. Великая княгиня впала в беспамятство. Прибывшие врачи ни чем Александре Георгиевне помочь уже не могли. Находясь без сознания, она родила мальчика и через шесть дней умерла.

Смерть великой княгини в двадцатилетнем возрасте потрясла всю императорскую фамилию. Александру Георгиевну все искренне любили. Она была молода и красива, с тонкими чертами лица, мягким, почти детским контуром головы; у неё были большие и немного печальные глаза, а весь облик выражал душевную доброту и обаяние.

Родившийся ребёнок был хилым и не жизнеспособным. Все полагали, что малыш долго не проживёт и скоро отправится за своей матерью.

В момент рождения мальчику не уделили должного внимания, так как все находились подле умирающей великой княгини. Некоторое время младенец находился вообще без присмотра. Одна из нянь случайно обнаружила новорождённого завёрнутого в одеяло и лежащего на стуле. После чего о нём позаботились. Укутали тёплыми пелёнками, согрели грелками и уложили в колыбель. Ни от новорожденного Дмитрия, ни от его малютки сестрёнки Марии не отходила великая княгиня Елизавета Фёдоровна, единственная во всём доме охваченном суматохой и смятением, сохранявшая ясность своих действий, сдерживая потоки слёз и давая время от времени малютке целовать портрет умирающей матери.

Вскоре младенца осмотрели врачи, и нашли его слишком слабым. По их рекомендации великий князь Сергей Александрович купал его в бульоне. Новорождённый несколько месяцев оставался в Ильинском. Только после того как малыш окреп и его здоровье не вызывало опасений, ребёнка перевезли в Петербург.

Мальчика нарекли Дмитрием, в честь святого мученика Дмитрия, память о котором совершается в Православной церкви 24 сентября.

Существует мнение о влиянии имени человека на его судьбу. Насколько это верно каждый решает сам. Имя Дмитрий посвящено древнегреческой богине плодородия Деметре. И, как утверждают астрологи, людей с таким именем ожидает следующая судьба: «Дмитрий растет болезненным ребенком. Он в детстве, непременно, переболеет самыми разными болезнями, что отразится на его нервной системе. Он будет капризным, требовательным к окружающим. У матери будет постоянно искать защиты и помощи.

Взрослея, человек с таким именем избавляется от детской капризности, но общение с ним будет непростым. Он упрям, иногда может вспылить. В то же время Дмитрий умён, настойчив, не опускает руки в случае неудачи. В коллективе чувствует себя свободно и легко ориентируется в новой обстановке. Лучше всего продвигается по службе, где требуется умение общаться с людьми.

Дмитрий любит комфортную обстановку, красивых женщин и самые разные удовольствия. Как правило, ни в чём себя не ограничивает. Дмитрий легко увлекается женщинами, не испытывая при этом никаких угрызений совести в отношении прежних симпатий. Часто вступает в повторный брак, но к детям от предыдущих браков относится с любовью и продолжает заботиться о них всю свою жизнь. Любит выпить, но сильного пристрастия к алкоголю не испытывает. Самым большим авторитетом в жизни Дмитрия является его мать».

Возможно это и совпадение, но характер великого князя Дмитрия Павловича во многом соответствует приведенному описанию.

Волею судьбы новорождённый Дмитрий и его сестра Мария лишились родной матери и нормального воспитания. Хотя внешне всё обстояло не так трагично. Несмотря на раннюю смерть матери, дети не оставались одиноки. Не были обделены любовью старших. О них заботились все в семье Романовых, и искренне любили. Они были любимцами в царской семье.

Мария и Дмитрий были почти ровесниками дочерей Николая II, и хотя приходились императору двоюродными братом и сестрой, он считал их своими детьми. Особенно нежно императорская чета относилась к Дмитрию, поскольку Александра Фёдоровна долгое время не могла родить наследника.

Однако с полной уверенностью говорить, что детство Марии и Дмитрия было вполне счастливым можно с большой натяжкой. Как известно ни кто не в состоянии заменить детям мать. Тому подтверждение особая привязанность сестры и брата, их замкнутость и скрытность.

Став взрослой великая княжна Мария Павловна вспоминала: «Будучи ребёнком, я не испытала радости жизни в настоящей семье, а оттого никогда не была способна понять значения и истинную ценность своего дома. За мной ухаживали, меня растили чужие люди».

Вначале дети жили в Петербурге, в родительском дворце, располагавшемся на набережной Невы. Дворец был огромным, прямоугольной формы, неопределённого архитектурного стиля; ансамбль зданий и флигелей образовывал просторный внутренний двор. Из окон фасада дворца была хорошо видна Нева, по которой в летнее время плавало много судов.

Дмитрий и Мария вместе с нянями и служанками занимали весь третий этаж. Детские апартаменты, были полностью изолированы от остальной части дворца. При детях неотлучно находились английская няня Нэнни Фрай и ее помощница Лизи Гроув.

Павел Александрович, доверивший своих детей попечению няней и гувернанток, в их воспитание не вмешивался. Отношение детей с отцом всегда носили строго официальный характер. Великий князь виделся с детьми два раза в день. Утром, приходя в детскую, чтобы поздороваться, и вечером, чтобы пожелать доброй ночи.

Нельзя говорить, что великий князь не любил дочь и сына, это было не так, но по-настоящему близкими людьми, в силу ряда обстоятельств, они не были. У Павла Александровича не было свободного времени, и он слишком мало времени проводил с детьми. К тому же вскоре у великого князя появилась новая семья.

Дети со своей стороны обожала родителя, и радовались каждой возможности побыть с ним рядом, и если по какой-либо причине день проходил без встречи с отцом, сильно переживали. В знак своей любви к отцу Мария и Дмитрий преподносили ему свои детские поделки: подушечки, перочистки, вырезанные салфетки и обложки для книг.

У Павла Александровича был свой стол для подарков детей. Мария и Дмитрий оставляли для отца в знак своей любви на этом столе свои поделки. Иногда на изготовление каких-либо сувениров у них уходил целый месяц.

Когда дети стали немного постарше, великий князь попросил их отказаться от рукоделия, поделки уже не соответствовали их возрасту. Дмитрий и Мария послушались отца, изготовлять подарки они перестали, но дарить их продолжали. Теперь дети копили деньги, на которые покупали для Павла Александровича в магазинах всякие безделушки. Великий князь принимал подарки и за ненужностью складывал их в тёмных гардеробных, где с годами их набралось огромное количество.

Самым радостным праздником для Марии и Дмитрия было Рождество. Приготовления к празднику начинались заранее. За несколько дней до праздника в дом привозили и устанавливали большую пушистую ёлку. Во дворце для детей закрывались двери большого зала, вокруг шли таинственные приготовления, о которых можно было лишь догадываться. В это время во дворце пропадал устоявшийся в доме покой, уступая место волнующему и радостному оживлению.

Мария Павловна вспоминала: «В сочельник мы приходили в такое возбуждённое состояние, что няням приходилось не спускать с нас глаз, поскольку мы с Дмитрием то и дело пытались украдкой подглядеть, что происходит за закрытыми дверями. Чтобы успокоить, нас увозили на прогулку, но рождественские огни и украшения, весёлый праздничный настрой толпы на улицах, по которым следовал наш экипаж, только больше возбуждали нас.

Наконец наступал долгожданный момент. Когда мы были одеты, за нами приходил отец. Он подводил нас к закрытым дверям зала и делал знак. Свет в зале выключали, двери распахивались. Перед нашими восхищёнными глазами в громадном тёмном зале появлялась волшебная ёлка с горящими свечами. Сердца замирали, и мы с трепетом входили вслед за отцом. Он снова делал знак, темнота исчезала; вдоль стен появлялись столы, покрытые белыми скатертями, а на них – подарки.

Сам вид этих столов, одолевавшее поначалу смущение, восторженное стремление разглядеть всё сразу – ни одна из испытанных в жизни радостей не могла сравниться с той.

Нам разрешали тихонечко подойти к столам, и мы жадно, восхищенно рассматривали свои сокровища, а потом наступал черёд других получать подарки».

Часто Павел Александрович отправлял детей в гости к своему старшему брату Сергею в Москву. Каждое лето Дмитрий и Мария проводили в Ильинском, подмосковном имении Сергея Александровича. Там Дмитрия и Марию очень хорошо встречали, задаривали подарками. Однако дети чувствовали себя у дяди Сергея и тёти Эллы неуютно. Им не хватало отца, по которому они скучали.

В своих воспоминаниях Мария Павловна рассказывает, что во время расставания с отцом на душе становилось пусто, и эту пустоту не могли заполнить даже самые красивые подарки.

Дмитрий Павлович рос подвижным и любознательным, приятным во всех отношениях мальчиком. Он был всеобщим любимцем, во многом благодаря своей открытости и простоте нравов. Он не был капризен и эгоистичен, как его сестра, был общителен и всегда легко находил общий язык с собеседниками, не замыкаясь в себе.

Однако Дмитрий унаследовал от родителей слабое здоровье. У него были «слабые лёгкие», и предрасположенность к заболеванию туберкулёзом, что впоследствии стало причиной его ранней смерти.

В детстве Дмитрий Павлович часто болел. С годами болезнь отступила, в результате здорового образа жизни, занятия физкультурой, хорошими условиями жизни, здоровым питанием и уходом. Но как только условия проживания изменялись в худшую сторону, болезнь возобновлялась.

После поступления в кавалерийскую школу Дмитрий серьёзно заболел воспалением лёгких. Он так же сильно болел, находясь на фронте в Персии, куда был сослан после участия в убийстве Распутина.

В эмиграции здоровье великого князя резко ухудшилось, этому способствовали и частые психологические депрессии, постоянно преследовавшие Дмитрия. Да и образ жизни великого князя, на чужбине, ни как не способствовал укреплению его далеко не богатырского здоровья.

Мария и Дмитрий росли в атмосфере суровости, несмотря на всеобщую заботу о них. Это обстоятельство способствовало выработки в поведении детей элементов замкнутости и скрытности. Когда свои желания и в особенности поступки приходилось скрывать от своих воспитателей.

К детям допускали очень немногих. Их жизнь была полностью отделена от жизни взрослых, проживавших с ними в одном доме. У Дмитрия и Марии были отдельные апартаменты. Обычное детское окружение, это няни, гувернёры и слуги.

Мария и Дмитрий всегда проводили свободное время вместе, вместе развлекались и играли. Причем всегда играли в игры для мальчиков. Мария терпеть не могла кукол. Поэтому дети играли в войну оловянными солдатиками. Дмитрий занимался военными операциями, а сестра – работой в тылу. Детские армии, выстроенные из кубиков крепости, занимали целые столы, и по мере того, как брат и сестра становились старше, военные игры технически усложнялись, поскольку они предоставляли большой простор для фантазии.

Мария вспоминала, что с удовольствием играла с братом в солдатиков почти до самого своего замужества. Кроме солдатиков дети играми в более активные игры. В одном из больших залов дворца для них была сооружена горка из досок в несколько метров высотой. Дмитрий и Мария съезжали по ней на кусках сукна. Иногда в детских забавах принимал участие и Павел Александрович.

Кроме того, у Дмитрия и Марии были гимнастические снаряды, по которым они могли лазать, как обезьяны.

Когда дети сильно возбуждались в шумной игре и начинали шалить, воспитатели делали им замечания, внушая правила поведения, учили хорошим манерам и смирению. Детям часто повторяли одну и ту же фразу, приписываемую императору Николаю I, который говорил своим детям: «Никогда не ищите оправдания своим поступкам в том, что вы родились великими князьями».

Во дворце Павел Александровича часто устраивал приёмы. Однако малышам не разрешалось выходить к гостям. Время от времени члены императорской фамилии приходили ненадолго в детскую навестить Дмитрия и Марию. Они наблюдали за играми детей, дарили подарки, делали некоторые замечания няни и вскоре уходили. Иногда в детскую заходили некоторые адъютанты великого князя. Особенно нравился малышам барон Шиллинг.

Когда Мария и Дмитрий повзрослели, то к ним иногда по воскресеньям стали приглашать поиграть других детей. Но при этом Дмитрий и Мария должны были вести себя как взрослые, которые принимают гостей.

Приглашённых детишек заставляли обращаться к детям великого князя обязательно на «вы». Все игры происходили под неусыпным наблюдением воспитателей, а детей, которые вели себя слишком шумно, больше не приглашали.

Замкнутость дворцовой среды, ограниченность круга общения усиливали интерес детей к внешнему миру.

Мария Павловна вспоминала: «Какой-то странный инстинкт подсказывал мне с детства, что жизнь, которую все мы ведём, принципы её устройства расходятся с реальной действительностью, и долго так продолжаться не может».

Бывали случаи, когда Дмитрий и Мария отправлялись в гости в Царское Село в императорский дворец, где играли с императорскими дочерями. Как вспоминала Мария, она и брат часами рассматривали игрушки своим юных кузин, это никогда не могло наскучить, настолько они были превосходны.

В ранние годы образованием детей никто серьёзно не занимался. Впоследствии Мария Павловна о своём с братом образовании и воспитании рассказывала: «Ребёнок обучается в процессе общения с другими людьми, а у меня таких контактов было мало. Не было даже библиотеки, где я могла бы забраться с книгой в удобное кресло. Книжные шкафы всегда запирались, или же книги содержали одни статистические данные, и к ним никто даже не прикасался.

Воздействие обстоятельств обрекало членов императорской фамилии на некую обособленность, и, хотя их постоянно окружали люди, строй жизни семьи был чрезвычайно замкнут. Мне очень недоставало душевного общения, но никого это не волновала».

Долгое время родным языком для Дмитрия и его сестры был английский. В семье великого князя Сергея Александровича все говорили по-английски, потому что Елизавета Фёдоровна, хотя и являлась немецкой принцессой, была внучкой английской королевы и воспитывалась в Великобритании. Няни у детей были англичанками.

Когда Дмитрию исполнилось пять лет, Павел Александрович пригласил к детям новую гувернантку мадемуазель Элен, которая должна была заняться их образованием. Мадмуазель Элен после общения с детьми была удивлена, что они почти не знают русского языка, а говорят по-английски как простолюдины. С ними начали серьёзно заниматься. У них появились собственные гувернеры и учителя.