«Surgery is not all glamor and drama. Most of my work as a surgeon is tedious and painstaking. But I wouldn't trade places with anyone else. The rewards of helping to bring healing are beyond measure.

I invite you to get acquainted with me and my surgical journey which covered Israel, South Africa, Italy, England, Brooklyn, Bronx, Iowa, and ended now in northern Wisconsin.

In these pages you can get acquainted with my scientific and non-scientific publications, take a glimpse at my books, and savor a few free samples».

Moshe Schein, M.D., FACS

Send me email

mschein1.@mindspring.com

* * * *

Плюнуть в душу пророка – дурацкое дело, а уж для неглупого человека и вообще – два пальца помочить под краном…

Вот пример:

On 25-Dec-08, at 10:41 PM, Moshe Schein wrote:

Dear members,

This morning I found time to read your comments – accumulated over the last week. A few I find insightful, some very entertaining, and others are extremely confused – almost psychotic.

This is what I have to say – not in order of its importance…

1. I applaud all of you who can judge what happen and criticise it based on an isolated static image taken perhaps 5 minutes before the complication occurred.

2. Unlike others, in the image I provided I see very clearly the GB, cystic duct and CBD – the distance between the former and later not more than 1 cm.

3. I do not think that removing a few more «fibres of tissue» from the CD would made it longer or easier to clip. In fact, overzealous skeletonization of the CD can tear it – as we all experienced.

4. I agree with Ramana that laparoscopic surgeons should learn laparoscopic suture techniques. However some of you do not understand limitations of practice. Some surgeons, like me, have missed on the laparoscopic revolution – which developed after they had concluded their training. Thereafter they continued practising in centers not exposed to advance lap surgery – and not doing cases which require lap suturing. Take the average US rural surgeon: his laparoscopic practice is limited to LC and some gynecological procedures – no opportunity to get confident in lap suturing. And now – when an opportunity arrives – is this the time to experiment on the patient?

5. Ramana. I have never seen a patient dying BECAUSE he was converted. I have seen many (not mine) who died because they were NOT converted to open. Thus, while I enjoyed reading your aphorism I would not use it as a plague on my OR room. In fact, I would consider such a plaque dangerous and remove it.

6. I found the post by the Russian Émigré colorectal surgeon from Florida (I forgot his name) really hilarious (he calls me a "broken man"). However I am honored that I may be the reason (my poor performance after 2006…) for his potential resignation from this list. As if this List depends on what one members writes or thinks…

7. That Russian Émigré accuses me for not admitting mistakes. This is not true. Those who know me here over the years know that I was among the very few who had the «courage» to report my surgical disasters. But not all complications are caused by a clear error – there is lots of gray zone and many way to skin the cat. And in the case under discussion of course that there was a technical error which could have been avoided. But once the complication has occurred there were many ways to deal with it – as manifested by all your replies.

8. The most entertaining mail was by our young friend Serg. I have to admit not having the patience to read through the whole length of his rumbling text but I got the message. I understand Serg's psyche: this is how I would have written when I was a first year resident.

9. Tovarish Serg is horrified by what he's read on the GB chapter in my book. I assume that he refers to the Russian version which is the first edition – written, I assume, when he was still a junior member of the Komsomol.

The approach to the acute GB has been updated in the 2nd edition and has been yet again revised-updated in the third edition which is in press. As you know – young tovarish – books have to play it safely and advocate safe and well proven approach. Not every and each short lasting gimmick has to be included. Anyway, my advice to people who do not agree is: write your own book!

10. A member (forgot who it was) asked: what is the purpose of presenting this case? It is like he would ask: what is the purpose of SURGINET? I presented this case – like the numerous personal cases – of success and failure – I presented over last 15 years for three main reasons: generate discussion, learn, teach. Dear Tovarish Serg and the emigre from Florida: when was the last time you have presented to us a problem case? Or your own complication? Enough rumbling on Xmas day. The year 2009 is approaching and my mental faculties are declining since 2006 and hence I cannot concentrate. So let me stop here and go into the sunny but frosty day to chop some wood, hunt for some rabbits and drink a glass of vodka mixed with snow. Perhaps it would alleviate my growing bitterness and stimulate my neurons.

However, this broken man will continue communicating with you, on and off (if you like what he says or not), until he shades his gloves off. [About 10 years ago I wrote to Professor Hugh Dudley – do you remember him? – asking for a chapter on abdominal wall closure. He wrote back that he has just retired and made a pledge not to speak or write or advice about practical surgical issues. Isn't this the right way to follow?]

As anyone who puts pen on paper I appreciate ALL your input… be it caustic or favorable.

Take care, Moshe

110. Где жил Муму…

Муму жил в Париже, или Полные штаны страха

Первого января 2004 года на именины грека Василия его жена Лариса из Набережных Челнов сумела созвать к себе чуть ли не всех православных жителей Питерсбурга-Полокване.

Большинство гостей представляли смешанные пары под стать хозяевам хлебосольного дома: грек Георгий и африканерка Анна-Мари, украинец Игорь с другой африканер-леди по имени Анике, поэтесса-сибирячка Люба с богатым бурским фермером в инвалидной коляске, профессор экономики из Болгарии Дочо Киров с русской женой Валентиной из Санкт-Петербурга, сын профессора с женой – красивой метиской из Намибии, москвич Денис с китаянкой с Тайваня по имени Келли…

Моя жена ворчала по этому поводу:

– Во всех парах такое экзотическое сексуальное разнообразие. Даже у Тани Юдиной муж Игорь, хоть и анестезиолог, а всё хохол. Только мне не повезло – мужик подобрался той же масти, что и я.

Я отпил чего-то противного из стакана супруги и попытался её утешить:

– Уймись – у меня мама из Астрахани родом, вылитая калмычка. Прими в утешение сексуальный интернационализм моей бабки за спиной моего деда Василия Хоперского.

Особо интеллектуальной беседы в таком вавилонском собрании ожидать было трудно. Вяло жевали разговор о породе двух щенков сына хозяев – таксы и моськи. Гриня Юдин попытался перевести кинологический разговор на литературную почву:

– Такса… Во-во, Муму ж таксой была…

– Скорее всего, дворняжка – откуда на селе такса?

– Ну, наверное, могла быть и таксой… Ведь Муму жил всё время в Париже… – поддержала литературную тему поэтесса, по-сибирски прилично принявшая внутрь.

– Правильно… Потом он приехал в Россию, где вместе с барыней утопил Герасима, – не удержался я.

Но ни на лингвистический ляпсус поэтессы, ни на мою попытку схохмить стол не отреагировал – откуда грекам было знать историю несчастной Муму?

Зачем Герасим утопил свою Муму?

Ну что плохого она сделала ему?…

Чудесная мелодия La Gazza Ladra при наполнении словами какого-то московского школьного поэта-шутника стала навязчивой песенкой типа «Ландыши» – она прилипла ко мне на весь остаток вечера.

Однако все мои мысли были вне праздничного обильного – по-российски – стола: в нашей повседневной хирургической жизни встречаются такие трагедии, что силе связанных с ними переживаний хирургов великий Тургенев мог бы просто позавидовать.

111. Опять умираем с каждым своим больным…

Мистер Ратшибая прибыл в тот момент, когда я только-только получил небольшую передышку от миссис Нел, больной с гиповолемическим шоком, связанным с профузным гастродуоденальным кровотечением.

И хотя я внешне был спокоен при осмотре мистера Ратшибая, все мои мысли были всё ещё в ICU – отделении интенсивной терапии, где конголезский анестезиолог Гибанго готовил миссис Нел к операции, а остатки нервной энергии уже утекали в предстоящую операцию: «Что я там встречу? Выживет ли она?»

Это непозволительно – каждый больной имеет право на полное твоё внимание. Однако так не получается – мы подсознательно решаем: «миссис N. – сложная проблема сейчас, ей всё внимание, а у мистера R. всё проще, он может подождать»… Но наше подсознание не всегда правильно оценивает ситуацию.

Опять ошибся…

При первичном словесном контакте и осмотре у меня не было сомнений в диагнозе мистера Ратшибая: кишечная непроходимость, связанная с генерализованным перитонитом. Причина? Редкие болезни встречаются редко. Скорее всего, перфорированный аппендикс.

– Мистер Ратшибая, сколько же дней вы больны?

– Три дня, доктор.

– У вас перитонит. Скорее всего, в результате разорвавшегося аппендикса. К сожалению, сейчас в городе нет ни одного радиолога, чтобы сделать вам ультразвуковое исследование или компьютерную томографию для подтверждения моего диагноза – праздники. Вы немного задержались с обращением к врачу. Одно для меня несомненно – вам нужна операция, лапаротомия. Мы сейчас возьмём у вас кровь для анализов, необходимых анестезиологу, а пока перельём вам в вену немного жидкостей, введём антибиотики. Я думаю, что часа через два мы сможем вас взять в операционную. Что вы на это скажете? – Нет проблем, док… – ответил мне крупной конституции и довольно повышенной упитанности мистер Ратшибая. Он весьма мужественно переносил страдания, связанные с очень серьёзным, как это позже выяснилось, заболеванием. И именно это его мужество ввело меня в заблуждение.

Я сделал необходимые записи в истории болезни, спросил сестру:

– Вам всё ясно? У вас есть вопросы? – и попрощался с мистером Ратшибая:

– Увидимся в операционной!

Это была ошибка – не роковая, но ошибка, которая могла закончиться очень печально для больного.

Результаты рутинного анализа крови ничего примечательного мне не принесли: лейкоцитоз – 14.400, креатинин – 205 umol/L, что вполне вписывалось в мой диагноз «перитонит».

…Осторожно делаю разрез кожи живота мистера Ратшибая. Подсознание (молчаливый многолетний опыт?) подсказывает, что не следует широко открывать апоневроз. Оно правильно работает, это моё подсознание (чувствует, что я что-то пропустил во время обследования больного) – сквозь 10-сантиметровую рану изливается геморрагическая жидкость… по всему сальнику рассеяны мелкие бляшки жирового некроза.

– Панкреатит? – замечает доктор Мейнкис.

– Он самый, – стыдливо реагирую я.

Быстро осматриваю поджелудочную железу – признаков некроза нет, только геморрагическое пропитывание забрюшинной клетчатки – я оставляю в животе нежный катетер J-VAC и зашиваю рану.

Второй раз в своей жизни открываю живот с таким острым геморрагическим панкреатитом. Впервые это было около шести лет назад – там я пошёл в точке МакБёрнея^[35] на аппендицит, а потом, встретив геморрагический выпот в животе, вынужден был выполнить срединную лапаротомию. Больная тогда пошла хорошо, но, на мою беду, вскоре после операции наше отделение в первый (и последний) раз посетил наш университетский шеф – заведующий кафедрой хирургии MEDUNSA профессор Модиба. Профессор увидел мои абдоминальные дренажи и чуток покуражился на эту тему.

Дружите со всеми специальностями

После операции отправляю больного в палату, назначив стандартные антибиотики, взятие на следующий день крови на общий клинический анализ, мочевину/креатинин и электролиты, печёночные пробы, на амилазу и липазу…

Утром нахожу больного в прекрасном состоянии, что меня даже расстраивает:

– Это какой-то подвох, такого не может быть…

Смотрю «как в афишу коза» на результаты заказанных мной анализов крови – небольшой подъём калия, снижение СО², поползла вверх мочевина (вдвое больше нормы) и креатинин (в четыре раза выше нормы), амилаза в шесть раз выше нормы, липаза – в 12 раз, низкий общий белок и альбумин, слегка повышены цифры общего и связанного билирубина, фантастически высокие показатели АЛТ, АСТ и ЛД…

Нормальная температура тела. Стабильные показатели гемодинамики.

Сестра докладывает:

– Мочи за ночь всего 150 мл.

– Ну, это понятно, сестра, – он много теряет по дренажу из живота, – оптимизм невежды.

– Давайте увеличим ему часовой объём внутривенной жидкости.

Ухожу от больного с поганым внутренним беспокойством.

В день три (меня учили считать день операции – день первый, чего никак не могут понять местные сестры) известие о практическом отсутствии мочи у больного привело меня в ужас. Одно дело – читать про острую почечную недостаточность при остром панкреатите, другое дело – встретиться с этим у оперированного тобой больного.

На глаза мне попадается уролог Монаре, которому я приличное количество раз помогал на его урологических операциях.

– Ричард, можно с тобой проконсультировать больного?

– …Слава, этот больной – для терапевта.

Читатель мне может не поверить, но в тот же момент в коридоре появляется доктор Яннаш.

…Доктор Яннаш выносит решение:

– У больного острая почечная недостаточность. Я записал о необходимости его перевода в ICU – отделение интенсивной терапии – и заказал ему на завтра гемодиализ, если только у него скрининговый тест на ВИЧ-инфекцию, ELISA и тест на гепатит отрицательны.

Скучные детали

Гемодиализ проводили через день. За его эффективностью следил доктор Яннаш. Меня волновало то, что первые четыре дня мочи отходило не более 150–200 мл за сутки. Однако я верил опыту доктора Янноша. Собственно говоря, у меня просто не было выбора.

Потом причиной беспокойства стал низкий уровень общего белка и альбумина крови. Тут на помощь пришла (по первому моему звонку – через полчаса!) диетолог – она выписала больному почечный стол.

На мою долю пришлось наблюдение за хирургическим состоянием мистера Ратшибая – как бы не пропустить развитие панкреонекроза, абсцесса.

Все дни пребывания больного в ICU температура тела была нормальной.

На день три по J-VAC катетеру вместо привычной геморрагической жидкости пошли какие-то помои. Я откровенно запаниковал, но только внутренне – показатели белой крови и температура тела оставались приличными. Бактериологический тест упомянутой жидкости – роста нет. Через день по дренажу стала отходить привычного цвета геморрагическая жидкость – правда, отходило её ежедневно прилично.

И был день, и ночь была…

На девятый день после операции на фоне нормальной температуры тела вдруг выявляется лейкоцитоз в 20 000!

Тут уж я точно впал в панику. Обращаюсь к старику Кронье:

– Если выявится, что у больного развился абсцесс железы, вы мне поможете на операции?

– Да, конечно. Но вы закажите кровь на прокальцитонин – очень чувствительный тест на бактериальное загрязнение.

На следующий день мне звонят из лаборатории Йоханнесбурга:

– Уровень прокальцитонина 3,4 ng/mL (норма = 0–0,49 ng/mL).

Иду к старику Кронье.

– А-а-а, всё в норме, – успокаивает старик Кронье.

Прошу радиолога сделать УЗИ и рентгеновскую КТ – результаты исследования неинформативны…

После седьмого сеанса гемодиализа (через две недели) отделение мочи нормализовалось. Мне даже показалось, что её стало вдруг очень много… Однако креатинин и мочевина оставались ещё довольно высокими. Яннаш успокоил меня: – Это ещё будет наблюдаться около недели.

Через 12 дней мистер Ратшибая был переведён из ICU в палату, а ещё через три дня я выписал его домой. На прощание я откровенно сказал ему:

– Мистер Ратшибая, я очень рад, что вы не подвели меня и выжили.

(Про себя я добавил: «Несмотря на моё лечение»).

Медицина – это учёт

Ну, и во сколько же оценивается такое моё двухнедельное состояние с полными от страха за больного (и за себя в этой связи) штанами? Вот, можно полюбоваться.

Date Code Description Total

28.12.2003 0141 Consultation for new patient R 121.00

0145 Consultation away from my room R 45.00

0146 Emergency consultation R 60.80

Diagnosis(ICD-10): K86 Hemorrhagic pancreatitis

K65 Pancreatogenic peritonitis

1809 Diagnostic laparotomy & drainage R 972.40

0011 Emergency operation

(12,0 unit per 30 min of operation x R 5,72 per unit =) R 68,64

4.7.2 TREATMENT IN ICU:

Category 3: Case with multiple organ failure

Diagnosis (ICD-10): K86 Hemorrhagic pancreatitis

K65 Pancreatogenic peritonitis N-17 Acute renal failure

30.12.2003 1208 First day visit in ICU (principal practitioner) R 575.00

from 31.12.2003 to 10.02.2004

1210 Subsequent day visit in ICU 11 × R 273.00 = R 3003.00

(Страховая компания удовлетворила все пункты моего счёта, за исключением стоимости моих визитов в отделение интенсивной терапии – за две недели моего страха она заплатила мне ровно в три раза меньше, нежели я требовал.)

**«А Герасим всё грёб и грёб…»**

17.01.04 21:30 (уже после написания вышеприведенных строк).

Иван Сергеевич Тургенев бы просто не выдержал такого.

Пошёл я вечером размять ноги и заскочил на минутку в ICU частного госпиталя – взглянуть на своего больного, прооперированного утром по поводу буллёзной эмфиземы лёгкого с рецидивирующим спонтанным пневмотораксом… Больной был в полном порядке, я пообещал его завтра перевести в общую палату и, пожав ему руку, был на пути к выходу.

– Good evening, Dr. Ryndine! – прозвучало из вороха бинтов на голове больного с соседней койки.

– ????

– Это бывший ваш больной – мистер Ратшибая, доктор Рындин, – сообщает другой больной.

– ???????????????!!!!!!!!!!

– MVA – автомобильная авария. Его оперировал доктор Вельюн по поводу эпидуральной гематомы.

«А Герасим всё грёб и грёб…»

Иван Тургенев «Муму»

112. Как я был деревенским доктором

2003-09-17

Полокване

провинция Лимпопо

Южная Африка

Письмо брату

…Дорогой брат мой, пока писал тебе письмо, подвернулась левая работа – не особо денежная, но чрезвычайно важная для меня по значимости приобретаемого опыта…Назовём эту часть письма…э-э-э… «Как я был деревенским доктором».

…Я вскочил в четыре утра не по причине старческой бессонницы – просто стрессы последних двух дней вчера уложили меня спать слишком рано.

Первый стресс – из-за ожидания понедельничного интервью на предмет моих желаний получить пост повыше с зарплатой поболее.

Мне Маховский в пятницу «ЦэУ» дал – что и как говорить на этом интервью начальству. Он гарантировал 100 % успеха.

Я утречком нафраерился, сел в машину и тронулся в госпиталь. Вдруг звонок Маховского:

– Слава, плохая новость: кто-то там не может прийти на интервью – отложили на несколько дней.

Что ты с ними поделаешь – Африка…

Первая половина дня.

Поскольку шея у меня уже была помыта не для работы, я двинулся в суд, куда меня вызывали в качестве ответчика по жалобе больного на вред от операции – трансуретральной простатэктомии (удаление предстательной железы через уретру с помощью цистоскопа). Я эту операцию не только ему, но и никому другому в жизни не делал.

Тут тоже получился отлуп – чёрный адвокат больного после моих неоднократных объяснений наконец-то сообразил, что больной спутал меня с другим врачом (эту операцию ему 5 лет назад делал Ричард Горбашевич), и попросил судью отложить слушание дела. Жаль, я мечтал получить моральную компенсацию за отложенное интервью. Жалобщик, некий 68-летний мистер Лион (европеец), за время своего пребывания в тюряге был пять раз оперирован в нашем госпитале.

Первый раз ему, тогда 60-летнему, резецировали брюшную аорту – можно сказать, спасли говнюку жизнь (по-моему, его Маховский оперировал).

Второй раз Рафаэль Башия и Джеймс Томсон удалили ему жёлчный пузырь с камнями.

Тремя годами позже, в январе 1998 года, больной поступил с острой задержкой мочи, и тот же Томсон делал ему первую трансуретральную резекцию предстательной железы.

Похоже, что Джеймс ему не всё убрал, поэтому в марте того же года Ричард Горбашевич повторил эту операцию.

После чего больной обратился в госпиталь с жалобами на импотенцию. Как 63-летний заключённый узнал о своей импотенции – для меня остается загадкой и сегодня. Может, им там девок вволю поставляют? Или этот старый пердун голодных пацанов там покупает? Так или иначе, но попал мистер Лион на залетевшего к нам из Уганды профессора Эваристу Баруга, который и внушил больному, что причиной импотенции была его последняя операция.

Я получил больного уже после операции; мне стало жалко старика, и я написал письмо начальнику тюрьмы о целесообразности выпустить заключённого на свободу, поскольку в силу своего немощного здоровья он уж не представляет опасности для окружающих. Ах, как же глубоко я ошибался!!!

Смешно, но уже после того, как мистер Лион подал на меня в суд, он попал ко мне на операционный стол по поводу большой грыжи передней брюшной стенки, развившейся после операции по замене его брюшной аорты с аневризмой трансплантатом. Мне уже было поздно отказывать больному в операции – для закрытия обширного дефекта передней брюшной стенки я вшил ему ещё одну синтетическую сетку. Похоже, что было бы благоразумнее каким-нибудь способом уморить этого гада.

1. Country GP

Вторая половина дня понедельника была несколько скрашена небольшим заработком в частном госпитале: сначала мы с Ричардом Монаре удалили нефункционирующую почку (Монаре опять отдал мне на 80 процентов выполнение операции, за что я ему благодарен), а потом мы с Тхлелане Лоуэном повторно оперировали мужчину с огнестрельным ранением живота (больного уже оперировали в отдалённом госпитале, но у него развалился тонкокишечный анастомоз).

Второй стресс связан с началом моего недельного рабочего цикла в частном офисе Ричарда Горбашевича в роли General Practitioner'a – врача-на-все-руки… Ричард со своей супругой Дарьей пригнали мне в субботу её машину Jeep-Cherokee. Вот на этом самом джипе, который молодые ребята в России называют «широкий», я и отправился на подработку, окрашенную практическим интересом, за 60 км в горы Северного Трансвааля.

Haenertsburg

В первый офис небольшого посёлка Haenertsburg/Ханертсбёрга – дачной деревни в полсотни домов для белых пенсионеров или просто любителей горного покоя – я прикатил в 8:00. Там меня встретили секретарь Ричарда (англо-бурка с русским именем Таня) и её помощник (переводчица Фрида, миловидная чёрная дама из племени северных соту с волевым лицом и низким грудным голосом знаменитой русской певицы Руслановой).

Здесь был только один белый больной с медицинской страховкой, которому я по поводу вирусной инфекции верхних дыхательных путей выдал всё, кроме антибиотиков, чем несколько озадачил Татьяну.

Оставшиеся полтора часа мы с ней проболтали, в 10:00 я отправился во второй офис Ричарда.

Duiweiskloof

Во второй офис, расположенный в довольно большом чёрном таун-шипе (селении) Duiweiskloof (Даусклуф) в 40 км от Ханертсбёрга, я добрался только через час – за рулём новой машины на петлистой горной дороге я чувствовал себя не очень уверенно.

Здесь всем заправляла чёрная миссис Науме, жена оперированного мною дважды в частном госпитале больного со СПИДом, и ни слова не говорящая по-английски чёрная миссис Мелисия.

Посвящение в буш-врачи мочой беременной зулу

С 11:00 до 16:00 без перерыва на обед я принял 19 человек: трёх больных с медицинской страховкой и 16 «кэш»-пациентов, плативших за приём наличными.

Ну, это был тот ещё цирк… По моему глупому разумению, только четверти принятых мною больных я кое-как сумел помочь своими скудными нехирургическими знаниями. Половина пришедших на приём имели лёгкую вирусную инфекцию верхних дыхательных путей и могли вполне обойтись таблеткой аспирина, доступной в любом магазине, но, поскольку они уплатили за приём 110 рандов (около 14 долларов), мне ничего не оставалось, как «отшаманить» для них на всю уплаченную сумму – я смотрел им в нос-рот-уши с помощью моего блестящего ЛОР-прибора, делал анализ мочи, водил по их животам датчиком ультразвукового томографа и при этом с умным видом смотрел на экран, значение изображения которого для меня означало не более, нежели звёзды южного небосвода…

У четверти из принятых больных были действительные проблемы.

Господи, как же много всяких вещей нужно знать доктору, зарабатывающему себе на хлеб с маслом на свободном рынке медицинского сервиса!

Начнём с анализов крови.

У Ричарда в офисе имеется один прибор для определения гемоглобина крови, другой – для определения сахара крови, а также два каких-то удивительных набора для экстренного иммунологического тестирования крови больного на малярию и на HIV(ВИЧ)/СПИД. С определением гемоглобина и сахара в крови я кое-как справился…

Однако тестирование крови на малярию и СПИД я позорно провалил: убедил только-только вернувшегося из Конго молодого бура в большей надёжности лабораторного теста (я сам отвёз кровь в Полокване и по телефону сообщил интеллигентному буру отрицательный результат), а женщину с явными клиническими проявлениями СПИДa я направил в специализированный центр.

Ещё смешнее было с анализаторами мочи…

В офисе я нашёл три набора пластиковых палочек, элементарное погружение которых в мочу позволяет получить сведения о её химическом составе.

Самую дорогую выручалочку я освоил быстро – она говорила о pH мочи, наличии лейкоцитов, белка, жёлчных пигментов и чего-то-там-ещё, а также о концентрации сахара…

Имелась палочка подешевле – только для определения в моче сахара.

Самый большой конфуз произошёл у меня с палочкой для определения беременности. Женщина принесла мне ночной горшок с мочой на донышке. Я с умным видом распаковал пластиковый пакетик, извлёк магическую палочку и стал погружать её в мочу… Мне показалось, что мочи для омовения палочки до указанной на ней метки маловато. Я нажимом сгибаю палочки – пластиковая упругая палочка пружиной разгибается, и капли мочи попадают мне в лицо!!!

Я мужественно остаюсь невозмутимым и со словами:

– Сейчас посмотрим, есть ли у вас там бэби… – ухожу в другую комнату, где в первую очередь бросаюсь к умывальной раковине.

Однако, конфуз заключался не в моём крещении на частнопрактикующего врача мочой негритянки. Конфуз был в том, что я погружал в мочу совсём не тот конец палочки, фиолетовое пластиковое покрытие которого я принял за реагент…

Только на третьей женщине я сообразил, наконец, что для тестирования достаточно пару капель мочи поместить на противоположный конец волшебной палочки – моча побежит по промокательной бумажке и выкрасит вам две красные полосы (тест на беременность положительный) или одну полосу (тест отрицательный).

– Видите, мадам, эти две полосы? – с истинным изумлением воскликнул я – Это означает, что вы – беременны!

Науме невозмутимо переводит мои слова с английского на соту, и я пятым чувством улавливаю в её объяснении добавление:

– А если бы ты не была беременной, то высветилась бы только одна красная полоса… – подозреваю, что Науме понимала весь мой конфуз с предшествующими пациентками.

Географическая медицина

За целую неделю моих мытарств в роли частнопрактикующего GP я видел, пожалуй, только один заслуживающий интереса моих российских читателей случай.

Худощавая чернокожая женщина принесла своего трёхмесячного ребёночка, внешний вид которого свидетельствовал о тяжести его недуга.

– Что с вашим бэби?

– Болен. Сильно кашляет. Понос. Потеет.

Здесь у меня срабатывает подкорка/подсознание, где уложен весь мой опыт географической медицины: я едва-едва прошёлся пальцами и стетоскопом по маленькому тельцу, а затем обратился к маме с разрешением обследовать её. На шее у мамы – увеличенные лимфатические узлы. Я прошу:

– Разденьтесь до пояса.

На коже левой половины её грудной клетки от позвоночника к грудине по ходу рёбер шли келоидные рубцы. В одно мгновение хилый ребёночек, лимфаденопатия и худоба мамы дали мне ключ к разгадке не только рубцов на коже, но и ко всей трагедии этой семьи. У многих африканцев малейшее повреждение кожи способствует развитию келоида – в данном случае келоид развился на месте пузырьков герпеса – Herpes zoster (опоясывающий лишай). Опять-таки, в здешних условиях – Африка, особенно Южная Африка – у большинства больных с проявлениями такого герпеса вы найдёте положительную реакцию на ВИЧ/СПИД.

…Тут позвонил Маховский и сообщил:

– Слава, только что мне звонила миссис Ромотла и сказала, что русские доктора зарегистрированы в Медицинском Совете ЮАР. Ты сообщи им. Я сказал об этом профессору Молехе и попросил его написать «джоб-оффер». В пятницу я сам поеду в Преторию и отвезу в Медицинский Совет эти бумаги.

Я как-то даже очень вяло отреагировал – для настоящего возбуждения мне нужны бумаги в руках. И я оказался прав в своём скептицизме по поводу сообщения миссис Молото: когда Маховский прибыл за бумагами, то выяснилось, что комиссия в составе трёх ЮАРовских профессоров, в общем-то, регистрацию представленных мною русских докторов одобрила, но на всякий случай попросила одного профессора MEDUNSA, который обучался в СССР, просмотреть их бумаги. Сколько же займёт ещё этот этап???

Мне позвонила секретарь профессора Молехе (зам. декана факультета по нашему кампусу) и сказала:

– Доктор Рындин, мы вас приглашаем на интервью 1 октября 2003 года. Официальную бумагу приглашения я положу в ваш почтовый ящик.

Честно говоря, мне приятно. Даже если по какой-либо причине меня не пропустят на должность «Principal Specialist in Surgery» (по-русски это что-то типа «Ведущий специалист по хирургии»), поддержка чёрных профессоров служит признанием моих свершений в Африке, которой я отдал почти 18 лет своей профессиональной жизни.

35. McBurney Charles (1845–1914) – американский хирург.

Poprzedni 1 ...26 272829 30 ...46 Kolejny

Я обрёл бога в Африке: письма русского буш-хирурга

109. Мыслящий хирург