Я обрёл бога в Африке: письма русского буш-хирурга
Tekst96. ВИЧ против нас-1
Один день жизни со СПИДом
В пятницу, 11.02.2002, профессор Копли попросил меня прооперировать по поводу «аппендицита» молодую красивую белую даму. Копли – кобель ещё тот. Он и в этот раз стойку уже принял. Дама была направлена к хирургу частным GP (General Practitioner – врач общего профиля, Джи Пи) с диагнозом «острый аппендицит». Этот диагноз не был исключён и частным радиологом, производившим ультразвуковое исследование живота. На операцию в частном госпитале у дамы не было ни медицинской страховки, ни денег.
Три ЮАРовских частнопрактикующих доктора просят – это уже для хирурга многовато. Тут поменять диагноз на «Да тут нет ничего!» очень немудро будет – в следующий раз могут просто не попросить. А это значит, у тебя будет меньше пациентов, меньше дохода.
После краткого разговора я убедился, что срочности тут нет.
– Я дежурю в воскресенье. Могу вас прооперировать под видом неотложности – если действительно найду, что именно аппендикс виноват в ваших мучениях.
Тут я тоже задом повилял, не хуже профессора Копли – два старых павиана.
Дама пришла сегодня в сопровождении своего отца (просто Жан Габен с кулаками – каждый с мою голову) и, как тут принято называть, своего «бой-фрэнда» (щупловатый, на молодого Рындина похож). Все трое требуют от меня аппендэктомии.
Клиника такова. Жалобы сегодня – тошнота, диарея, боли в правой подвздошной области с иррадиацией в спину и по внутренней поверхности правого бедра. Страдает уже около трёх месяцев – сначала диарея, потом боли в животе – в правой подвздошной области и около пупка. Последний раз приступ болей был вчера – спастические, длились около трёх часов, никакой связи с мочеиспусканием или отхождением стула.
Год назад была проведена лапароскопическая операция – удаление кисты правого яичника. Объективно: плоский живот красивой женщины. При поверхностной пальпации живот мягкий, каких-либо образований мне выявить не удалось, довольно болезнен в правой подвздошной ямке, где неубедительный симптом Щёткина.
И ничего больше.
– Мадам, я не уверен, что это аппендицит. Я могу лишь обещать, что после некоторого дополнительного обследования, если я ничего другого не найду, в качестве заключительного этапа диагностики могу сделать вам эксплоративную лапаротомию – открою брюшную полость и посмотрю, что там у вас болит.
Мадам, папа и бой-фрэнд:
– А вот другой доктор…
– Я понимаю… – прерываю я их излияния, – но ведь он не стал вас оперировать. Ему легко делать предположения, а мне за вас отвечать, если моя операция не принесёт вам облегчения.
Внутренний голос (Господь???) говорил мне, что тётку не следует трогать…
– Давайте так: рентгеновскую компьютерную томографию, бариевую клизму…
– Я на всё согласна… я уже жить так не могу… похудела…
Вялая мысль только ещё свербит в башке «похудела, похудела, похудела…», а моя рука уже выводит на пакете с рентгенограммами указание для интерна: «Кровь на ВИЧ (вирус иммунодефицита человека)! СРОЧНО!!!»
Медсестра говорит, что для забора крови на ВИЧ нужно предварительное консультирование больной специальной медсестрой с последующим подписанием больной «Информированного согласия». Такой сестры сегодня нет – будет завтра.
– Мне нужно сегодня! Сейчас!!!
– Тогда подписывайте «Согласие» сами…
Ставлю подпись, потом подписывается интерн, потом больная.
Через три часа звоню интерну в госпиталь:
– Марики, КТ сделали? Хорошо! А клизму? Нет ещё? Я иду… Что???
– Доктор Рындин, у больной ELISA-test (Enzyme-linked immunosorbent assay – иммуноферментный анализ, ИФА) положительный… Но я ей ещё про это не говорила…
– Не говори ей ничего… Я сам… Я иду сейчас…
Меня почти колотит… Только что звонил доктор Роберто и сообщил, что Игната Монсона вызывали в Медицинский Совет ЮАР по жалобе родственников больного, умершего от аппендицита, который Монсон не распознал при первоначальном осмотре (а потом он был занят в операционной, а потом…, может, и забыл). Комиссия постановила: «Доктор Монсон в течение 6 месяцев может работать только под контролем хирурга-консультанта…»
Самолюбивый и вспыльчивый кубинец вряд ли это проглотит – он уже заявил Роберто, что поедет домой. Глупо – мы его загрузим другого рода работой на эти 6 месяцев. Парень он очень толковый – пусть не сучит ногами. А на Кубе сейчас обстановка дерьмовая – нечего туда стремиться.
Поговорил с женой:
– Вот бы влип я… с этой красавицей.
Позвонил Денису:
– Будь осторожен, сын! Беззаботные времена невинного сифилиса миновали. СПИД косит даже молодых и красивых белых.
Звоню Маховскому:
– Андрей, могу я сказать больной, как ты думаешь???
– Я бы не стал, Слава. Завтра будет медсестра-африкаанер – она уполномочена давать посттестовое консультирование.
Перед разговором с больной иду в лабораторию – хочу сам прочитать результат теста.
– А я отправил результат в палату, – сообщает мне лаборант.
– Ну, это вы сделали большую ошибку… Если об этом узнает больная, у вас будут неприятности. Ответ может знать только лечащий врач. Распечатайте мне второй экземпляр и заклейте в конверт с печатью «Конфиденциально» и надпишите «Доктору Рындину».
В палате советуюсь с сёстрами, как мне завтра найти сестру Мейер для пост-тестового консультирования больной. Одна из сестёр:
– Я могу консультировать. Вы всё сделали неправильно – тест на ВИЧ не может быть срочным.
– Ну, это уж мне решать – может быть срочным или не может, поскольку мне это нужно для решения вопроса – оперировать или не оперировать больную сегодня.
После перепалки пришли к обоюдному согласию, что срочность теста обоснована, а администрация госпиталя должна обеспечить претестовое консультирование больных специально тренированным персоналом 24 часа в сутки.
Иду к больной:
– Мадам, я на КТ нашёл нечто, о чём я хотел бы проконсультироваться с радиологом. Этого нечто хватает мне для отказа от бариевой клизмы и операции. Я вам дам бактрим для лечения вашего поноса.
– Я его уже пила несколько дней – никакого эффекта.
Сам себе думаю: «Может она всё знает???»
– Мадам, у вас хронический колит…, а при нём проводят очень долгое и терпеливое лечение. Увидимся завтра.
Звоню частному хирургу:
– Доктор Лоуэн, а как ты действуешь в частной практике?
– Я сам сообщаю больному.
– Меня завтра будут пытать отец и любовник этой дамы. Ты сообщаешь в таких случаях?
– Да, я сообщаю больным результат исследования крови. А потом направляю их в Hope clinic (городской центр по СПИДу).
У меня ещё 16 часов дежурства, потом полный рабочий день – не выпить, блин! Может, и правда, на аспирин перейти???
На другой день я нашёл сестру Мейер, которая провела посттестовое собеседование по всем ЮАРовским правилам:
– Ваш ELISA-тест на ВИЧ оказался реактивным. Но это скрининговый тест, он не очень достоверен. В этих случаях есть два варианта: либо сделать более достоверный тест на ВИЧ – Western Blot, либо повторить тест ELISA через 3 месяца. К сожалению, в провинциальном госпитале мы не имеем возможности сделать Western Blot, но в частной лаборатории его делают. (Сейчас в нашем провинциальном госпитале Western Blot-тест делают больным всей провинции.)
Выписали мы больную с рекомендацией обратиться за дальнейшими советами в Hope clinic – такое учреждение по СПИДу.
Я с ней ни словом не обмолвился по поводу её ВИЧ-инфицированности – запомните эту важную деталь для дальнейших событий!
Где-то через неделю приходит эта самая девица ко мне на поликлинический приём и просит меня подписать бумагу, в которой говорится, что больная такая-то обследована в провинциальном госпитале на ВИЧ-инфицированность: ELISA-тест оказался положительным.
Без всякой настороженности и с состраданием я подписал бумагу и ещё раз попытался пациентке дать немного надежды:
– Это только скриннинговый тест. Повторите его: может, он будет отрицательным.
А ещё через месяц я получаю бумагу, предписывающую мне явиться в суд в качестве свидетеля по делу «Мисс G. против провинциального госпиталя».
Эта самая мисс решила подзаработать: «Мне сказали, что я «положительная», а пошла в частную лабораторию – мне сказали, что я «отрицательная». Мне нужно 100 000 рандов за моральный ущерб!!!»
Переговоры с адвокатами, призванными защищать госпиталь:
– Доктор Рындин, ваша подпись под бумагой, в которой вы подтвердили, что госпитальная лаборатория дала «положительный» тест ELISA, является основным документом против госпиталя…
Опущу детали… За четыре последующих года было два заседания суда, на которых меня терзали: что и как… На одном из них я не выдержал и сказал:
– По-моему, миссис G. должна быть счастлива тем, что я не стал выполнять ненужную ей операцию по рекомендации смотревших её Джи Пи. Вместо этого она стала на путь попытки выжимания денег из ситуации, заложенной в фальш-позитивном результате теста ELISA; такие фальш-позитивные результаты возникают у определённого небольшого процента обследуемых больных.
В ответ на это адвокат миссис G. встал в стойку:
– А вам известно, что через месяц после выписки из провинциального госпиталя больную оперировал другой врач – он произвёл ей аппендэктомию?
Теперь в стойку встал я:
– Я не верю в острый аппендицит, который нуждается в операции через месяц после начала заболевания. Мне нужно видеть результат морфологического исследования удалённого аппендикса.
…Я достал-таки это заключение морфолога: удалили совершенно «голубой» (здоровый) аппендикс!
Вчера, 08.12.2008, спустя 6 лет с начала этой истории я позвонил нашему адвокату:
– Мистер Бронхорст, чем закончилась история с миссис G.? Кто проиграл?
– Доктор, история ещё не закончилась.
Я слыхал, что адвокатам платят по минутам заседания в суде. Я подозреваю, что госпиталь уже заплатил адвокатам больше того, что запрашивала не совсем адекватная миссис G.
97. ВИЧ против нас-2. Выдуманная история
Питерсбург
Северная провинция, ЮАР
13 марта 1999
Дорогой мой Денька… Денька-Денис – на верёвочке повис…
Ты, полагаю, веришь, как понятно мне всё пережитое тобою за прошедшую неделю.
Я пишу «мне», потому как мама, возможно, напишет тебе о своих чувствах сама… но, может быть, и нет – у неё всё «в себе».
Теперь помножь эти свои переживания на мои профессиональные знания, на мои ежедневные наблюдения за больными HIV/AIDS, на мой личный опыт переживаний при ожидании результатов теста моей крови после «профессиональных» проколов моих пальцев иглами. И я сам бывал неловок, и мои сверхусердные криворукие ассистенты пронзали мою бедную плоть во время операций на пациентах, из которых каждый десятый-пятый является носителем ВИЧ.
…Да-а-а, и умножь это всё на мою впечатлительность, а уж в заключение полученную гипертрофированную картину помножь на отцовскую любовь, и получишь ты, дорогой мой друг Денис, ту самую боль, которая гнездилась в моей душе в течение последней недели. Боль растерянности. Так всегда у нас, у людей: когда страдают другие – искренне сочувствуешь, но всё-таки всегда как-то со стороны, когда же касается тебя или, что ещё хуже, твоей кровинушки, – как? почему я? почему МОЙ сын?
Вот тут-то и наступает для тебя тот самый момент истины (ситуация, которую у нас в народе называют «жареный петух в задницу клюнул»), когда ты начинаешь понимать собственное ничтожество, вспоминать всех святых и молить Бога о помощи. Уже совсем по-иному переступаешь порог церковного храма («Я пришёл, Господи…»), и осеняешь себя крестным знамением («Я с тобой, Господи…»), и преклоняешь колена («Я повинуюсь тебе, Господи…»).
В ожидании результата теста крови днём и ночью неумело творишь искреннюю молитву и просишь Господа о себе: «Господи, прости меня, грешного, и помилуй, но мне ещё рано уходить – мне вырванных с Родины ребят нужно на ноги поставить, ведь без моей-то помощи сгинут они на чужбине…»
И просишь Господа за сына в ночи: «Пощади его, Господи, он хороший и добрый мальчик… добрый мальчик… добрый мальчик… добрый мальчик…»
Стараешься уснуть, а на тебя наплывают картинки из прошлого: маленький Дениска с собакой по кличке Бим в нашем доме в Нигере… Дениска на реке Ресе вблизи Юхнова Калужской области… Дениска на мотоцикле в костромской области… Дениска… Дениска… Дениска…
Ты хочешь провалиться в сон, твердя про себя: «Он добрый мальчик… добрый мальчик…» Но слёзы накатываются, прорываются наружу из закрытых глаз и бегут по щекам. Дыхание становится сначала частым, потом толчкообразным, и ты уже осознаёшь, что это – рыдание в полусне. Вскакиваешь с мокрой подушки и садишься за компьютер, чтобы отвлечься от дурных мыслей.
Понятно, что в моей, в прямом смысле слова кровавой работе постоянно присутствует риск заражения ВИЧ. К этой мысли привыкаешь. И уже отработана на такой печальный случай схема поведения «как жить с этим»: «Буду просто продолжать работать, пока ноги ходят – я троих на край света привёз – и я за них в ответе».
Когда в Свазиленде я первый раз укололся во время операции на пациенте с неизвестным ВИЧ-статусом, я сдал в лабораторию свою кровь и кровь больного (по такому случаю согласия у пациента не спрашивают) и стал принимать антивирусный препарат. Особых переживаний в тот раз у меня не было – просто щекотание нервов.
Суперинтендант госпиталя американец с Аляски Джекл Хикл выдал мне бесплатно лекарство со словами: «It can make you sick».
Он оказался прав, после первых трёх доз AZT (азидотимидина) я действительно стал «sick»: голова моя гудела, ход мыслей нарушился. Инструкция рекомендовала приём препарата в течение месяца.
«Это – не жизнь!» – сказал я самому себе и выбросил таблетки. К концу дня пришёл ответ из лаборатории: оба теста были отрицательны.
Второй эпизод с «иглоукалыванием» был очень серьёзным: после довольно напряжённого ночного дежурства я взял кровь у больного с выраженными признаками СПИД и накололся инъекционной иглой с кровью. Вот когда душа уходит в пятки!
Мысль работала в правильном направлении: «Нужно думать не о себе, а о своих близких! Мне нужно обеспечить себе право на получение бесплатного лечения, продолжения работы и какой-то пенсии по случаю нетрудоспособности в случае заболевания».
Я попросил медсестёр в качестве свидетелей написать рапорт о случившемся. Они взяли у меня кровь и вместе с кровью больного отправили в лабораторию: мне ведь нужны были доказательства, что в момент случившегося у меня в крови не было антител к ВИЧ, а у больного эти антитела были.
Потом я сам написал рапорт о происшествии, получил на нём подпись медицинского суперинтенданта и даже кого-то ещё. Мне выдали протокол, предписывающий действия на такой случай. Завёл историю болезни, попросил одного из врачей всё случившееся записать и выписать мне антивирусный препарат для профилактики. Лекарства я получил, но принимать их не стал, – пусть будет записано, что все профилактические меры мною были предприняты. Из лаборатории ничего нового мне не сообщили: Рындин – негативный, пациент – позитивный.
Моё психическое состояние было связано не с ожиданием результатов тестов, а с самим фактом исключительно высокого риска заражения. И это состояние было ужасным; убежать в чтение, в какую-нибудь писанину или в работу было невозможно.
Разговаривать с мамой-Таней?… – О чём? Просто травить ей и себе душу?
Говорить с детьми? – Ещё хуже…
Беседовать в тот момент можно было только с самим собой. И я думал: «А вообще-то с ЭТИМ можно жить? Не со СПИДом, конечно, а с мыслью о том, что у тебя, может быть, СПИД…»
К счастью, это психическое «возбуждённо-угнетённое» состояние довольно быстро прошло.
Я говорил на эту тему с моим заведующим отделением Андреем Маховским:
– Слава, я кололся много раз…
Джеймс Робертс Томсон как-то попросил меня:
– Слава, возьми у меня кровь на ELISA-test… Я укололся.
– Джеймс, зачем тебе это нужно? Для регистрации факта?
– Не-е-е-ет…
– Просто хочешь знать!? Ну, ты мазохист!
Ко мне обратился молодой бур – интерн хирургического отделения Йоханн:
– Доктор Рындин, можно мне с вами поговорить? Я укололся от больного со СПИДом. У меня невеста, она – интерн в терапевтическом отделении.
– Йоханн, риск заражения есть, хотя и очень-очень маленький – менее 1 %. Я дам вам литературу из Интернета по этому вопросу. Зарегистрируйте случившийся факт на всякий случай. По поводу приёма препаратов: гарантий никаких нет, лично у меня к ним непереносимость.
Решайте сами. По поводу невесты: мой совет – поговорите с ней. Степень риска заражения таким же путём существует и для неё, как и для всех нас. В ЮАР трудно предсказать, сколько ты проживёшь и от чего умрёшь – от СПИДа, от автомобильной катастрофы или от бандитской пули. Нужно ценить каждый день, отпущенный вам Богом, и не откладывайте на потом дел, которые можно сделать сейчас – женитесь и заводите детей. Ведь этого «потом» может и не наступить…
Ребята поженились буквально через две недели.
Кубинский врач акушер-гинеколог Мария-Елена:
– Доктор Слава, я укололась от больной со СПИД’ом.
– Мария, словами не поможешь. Но все мы тут кололись. Только Господу известно, кому и как умереть. Из собственного опыта могу только сказать, что психическое угнетение проходит довольно быстро.
История с моим последним «иглоукалыванием» не закончилась – там ведь рекомендуется проверять кровь через 3 и 6 месяцев… Я не буду этого делать: в случае инфицирования без проявления заболевания и при отсутствии значительного снижения количества лимфоцитов (CD4/CD8 ratio) антивирусные препараты не назначают – нет эффекта. Мне ВИЧ по девочкам не разносить, а устанавливать свой ВИЧ-статус только ради праздного любопытства я не буду – я боюсь, что психологически это не для меня. Если вдруг заболею, то всякие тесты нужны будут для решения вопроса о лечении СПИД-обусловленных состояний – совсем другое дело.
А сейчас мне действительно нужно только молиться: «Господи, пронеси эту чашу испытаний мимо меня! Избавь меня от страданий. Пощади меня ради детей моих, которым я ещё нужен… я ещё нужен… я ещё нужен…»
Когда-то очень давно моя мама – уже совсем больная – говорила:
– Слава, я устала от жизни… смотрю на тебя как ты работаешь, крутишься… хотелось бы помочь, но мочи моей нет…
Когда о других думаешь, то и мысль о смерти не так страшна, любое страдание переносится легче.
Мудрость тысячелетий вложена в Библию: «…получишь, давая…».
Ну, когда всё это касается только тебя самого, то можно выстраивать какие угодно психологические конструкции для преодоления психического стресса. Однако, когда вдруг встаёт вопрос о твоей «кровинушке», то все твои мыслительные ухищрения рушатся, и остаётся только Бог.
– Татьяна, мы должны выработать план нашего поведения и жизни на случай несчастья.
Вдруг результат окажется «положительным»… у меня нет никаких идей: что говорить, как поступать? – Просто голова идёт кругом.
– Здесь просто нужно молиться… Ты не молишься… Нужно…
Я взорвался:
– Разговор с Богом – вещь интимная. Молись так, как твоей душе угодно – разве я против? Только не бери на себя право диктовать, как это должно быть у других. Я же говорю о делах земных: как поддержать сына, как нам всем жить с ЭТИМ? Ты знаешь? Я пока не знаю…
Теперь взорвалась мама Таня:
– Что ты его хоронишь прежде времени!
– Я не хороню… Я просто немного больше тебя знаю.
Мы разошлись по разным углам и больше не разговаривали на эту тему, каждый переживал ЭТО по-своему.
Мама Татьяна сказала, что Денис сдал кровь и результат будет известен только через 3 дня.
«Почему через 3 дня?» – подумал я, – «тест занимает всего несколько часов». Однако я не стал уточнять: может быть, просто проблемы «логистики» – доставки в лабораторию, получения результата и т. д.
Примерно за день до твоего звонка я уже был психически истощён и признался маме:
– Тата, я не знаю, как я со всем этим справлюсь…
Твой звонок «Ну что, пап, вроде бы, жить буду!» – вернул, прежде всего, к жизни меня.
Мама призналась, что она решила сначала получить результат сама и при необходимости иметь пару дней в запасе – пережить известие самой и продумать план извещения меня.
Можно подумать… Да, впрочем, ничего не нужно думать – человек заботился, прежде всего, не о себе, а о ближнем!
Ну, вот так, дорогой мой Денька-Денис, Denis the manace…
На этом и закончим нашу историю, которая могла бы о-о-о-чень сильно изменить жизненные планы нашей семьи.
На этом свете каждому из нас отведено точное число лет, месяцев и даже дней и часов… При любых обстоятельствах не следует укорачивать свой срок пребывания на этом чудесном свете – не стоит брать грех на душу!
Я каждый день наблюдаю из окна за парализованным мужчиной в кресле-каталке, играющим в теннис…
Он обходится со своим сроком жизни очень бережно.
Привет.
Папа-Айболит.
PS. Интересно, что Президент южно-африканского общества «Жизнь со СПИДом» – белый, сам болен СПИДом. Очевидно, что забота о других помогает ему жить с ЭТИМ.