Последний дракон. Первый шаг в бесконечность

Глядя на этого удивительного человека, я с абсолютной ясностью понял, что сам, в одиночку, я не смог бы сотворить личность такого масштаба – её мог создать лишь большой коллектив заинтересованных в этом людей. А раз так, то не остаётся место для обид, ревности и уж, тем более, зависти. Понимание этого, похоже, полностью излечило меня от всего, чем я обзавёлся благодаря суете. Я почувствовал, что тяжкий груз, который последние годы я всё явственней ощущал на своих плечах, куда-то исчез, а я вспомнил ту удивительную лёгкость, которая свойственна молодости, когда ноги мои не знали усталости, а за спиной явственно ощущались крылья. И последнее, что я понял из рассказа Кувая, было то, что я совсем по другому увидел Странника. До этого, в самом начале нашего с ним знакомства, я смотрел на него с огромным искреннем удивлением; позже, особенно когда передал ему в обучение Кувая, всё чаще стал посматривать на него с некой ревностью, которая соседствовала и до поры мирно уживалась с моим к нему уважением. Теперь же я видел в нём воистину великого человека, который сумел дать моему воспитаннику то, чего я при всём желании не мог дать; и теперь я был по настоящему благодарен ему.

Слушая молодого дракона, я всё время поражался его удачливости. Это же надо, зашёл в трактир и встретился с отрядом разведчиков Серой империи, причём лучших разведчиков, как считали сами серые. Мало того, он ещё умудрился прочитать их предводителя, и вот вам, пожалуйста, завербовал агента из серых, да не простого, а целого полковника. Пошёл с Джоном ночью прогуляться, и предотвратил вторжение серых всадников. Всё это, я посчитал следствием того, что Кувай полностью осознал и принял свою судьбу, а она, в свою очередь, выстраивает для него события самым наилучшим образом. Теперь я за него был спокоен, конечно, в той мере, в какой можно было позволить себе в наше, столь тревожное, время. Мои размышления прервало окончание рассказа. Пора было переходить к решению конкретных вопросов, которые появились у меня и Странника, за время его рассказа.

– Ты доверяешь Кваргу? – спросил Странник, после того, как все мы выпили по кубку вина.

– Ну, до конца я никому не доверяю, как вы учили меня, – ответил Кувай сразу нам обоим. – Однако у меня есть средства, которые позволят мне сразу же определить, если он начнёт двойную игру. Всё же я склонен доверять ему, вспомните его общение с Жизнью и Смертью возле Вселенского маятника.

– Чем ты смог его подкупить, если это не секрет, конечно? – задал я свой вопрос, хотя, какой будет ответ, я примерно догадывался.

– Какие там секреты, – со смехом ответил Кувай. – Его не нужно было даже подкупать. Смерть так с ним поработала, что он буквально возненавидел своих начальников. Кому же понравиться, когда узнаешь, что тебя всю жизнь обманывали те, кому априори он изначально доверял, как своим Богам? Единственное, что он попросил за своё сотрудничество со мной, была гарантия сохранения жизни его воинам, которую я и дал ему.

– Как ты можешь гарантировать отряду Кварга безопасность? – с явным удивлением спросил Странник. – Ты что, хочешь, что бы они укрылись в Сегурии? А разумно ли допустить серых в вотчину?

– Я никогда не соглашусь пустить сюда шпионов Серой империи, пусть даже перевербованных, – категорически отверг я само предположение об этом.

– Разве я это предлагал? – не наши вопросы и заявления, вопросом же ответил Кувай. – Это было бы очень неразумно с нашей стороны, да и опасно в первую очередь для самого Кварга и его отряда. Не стоит недооценивать возможности разведки Серой империи, тем более, что империя Повелителей драконов буквально кишит их шпионами, да и наших предателей всех мастей то же хватает. Поэтому главной нашей задачей во время ближайших активных действий против Серой империи, а я предвижу, что мы скоро всерьёз столкнёмся с ней, необходимо сделать всё возможное для того, что бы никто ни смог догадаться о связи Кварга со мной. Так что Кваргу нельзя ни то, что бы укрыться здесь, в Сегурии, а и близко к ней подходить.

– А что тебе с того, что его разоблачат? – осторожно спросил я.

Во мне говорила естественная для любого человека, почитающего себя человеком чести, чувство некой брезгливости к шпионам и всякого рода предателям, а Кварг в моих глазах был именно таким. Нет, головой я понимал, что это обманутый главарями Серой империи, он был скорее жертва, но сразу избавиться от прирождённой брезгливости я всё же не мог. Я прекрасно понимал Кувая, который хорошо представлял себе ценность этого человека для нашего дела. Мало того, в этом я был полностью с ним согласен; мне просто хотелось услышать, как Кувай сам обоснует такую заботу о своём агенте.

– Ну, как же ты, дед, не понимаешь, что он будет нам очень полезен сейчас, когда против Повелителей готовится мятеж, но ещё больше пользы он может принести в не таком уж далёком будущем, – с горячностью ответил Кувай. – Я намерен всячески оберегать его и весь его отряд, вплоть до того как рухнет империя Повелителей драконов, и спасти их в последний момент. Мало того, я постараюсь спасти их так, что бы они в глазах своих выглядели настоящими героями. Я постараюсь, что бы карьера Кварга в Серой империи была стремительной и блестящей. Вот что я намерен для него сделать.

– Я, конечно, понимаю, что тебе удалось завербовать очень важного агента, и ты всячески готов сохранять его, – упорствовал я. – Но подумай, мальчик мой, не слишком ли ты собираешься опекать его, тем более он никак ещё себя не проявил? Может пусть сначала сделает для нас что-нибудь полезное, хотя бы в ближайших наших делах, а уж потом будем думать, как ему помочь в его карьере.

– А разве я против? – ответил Кувай. – Конечно, его ещё надо проверять и проверять, а для этого в ближайший год, как я думаю, у нас будут все возможности. Просто я говорю, что делать это надо очень осторожно, что бы не потерять, я бы даже сказал не агента, а союзника. Вы только посмотрите, ещё совсем недавно мы почти ничего не знали о серых всадниках, а сейчас мы уже знаем о них гораздо больше. Теперь, когда у нас появился союзник, а я верю, что Кварг всё же не просто агент, а союзник, у нас появился уникальный шанс узнать о Серой империи гораздо больше. Да, что там греха таить, возможно, с его помощью нам удастся проникнуть на территорию Серой империи.

Он замолчал, видимо давая себе передышку, а нам, что бы осмыслить его слова, сделал большой глоток из своего кубка, и продолжил излагать нам свои аргументы в пользу Кварга.

– Я ведь в последней вылазке много размышлял, – задумчиво говорил Кувай. – И многое понял и переосмыслил. Ведь когда я родился старый Ляргус, желая спасти меня от неминуемой гибели, подобрал для меня такой вариант судьбы, при котором я мог выжить, и это не привело бы наш мир к катастрофе. Раньше я об этом особо не задумывался, но с годами, когда развязка этой моей судьбы неумолимо приближалась, я много об этом думал и спрашивал сам себя, а выбрал бы я сам эту судьбу, если бы имел возможность выбирать? Какое-то время мне было обидно, что с самого рождения за меня всё решают другие. Но потом, до конца осознав, кто эти другие, и как они мне дороги, я понял, что будь у меня выбор, я бы всё равно выбрал бы вас, мои воспитатели, учителя и друзья. А значит, выбрал бы эту нынешнюю судьбу. В конце концов, что значит крах какой-то империи, пусть это даже империя Повелителей драконов в сравнении с гибелью целого мира; и я полностью и совершенно осознано принял свою судьбу.

Он опять замолчал и сделал глоток из кубка. Видимо эта откровенность давалась ему нелегко. Мы со Странником тоже молчали потрясённые его откровенностью.

– В общем, я принял свою судьбу, – продолжил Последний дракон. – Причём принял её полностью, без всяких оговорок и условий. Тревожило лишь одно – я не знал, чем буду заниматься, когда полностью исполню свою судьбу, а жить без цели я просто не умею, да и не хочу. Но теперь я знаю, чем я буду заниматься после завершения этого этапа собственной судьбы. Ведь с падением империи Повелителей драконов принципиально ничего не изменится. Мы лишь предотвратим захват нашего мира Серой империей, и тем самым он избежит участи, полностью лишится жизненных сил, но сама-то Серая империя никуда не денется, и всё так же будет угрожать окружающим её мирам. Мы уже поняли, что уничтожить её извне вряд ли удастся, даже если в ход пойдёт Древняя сила, причём в неограниченном объёме; в этом случае мы сможем её полностью уничтожить, но последствия этого поголовного уничтожения будут катастрофическими, причём не только для нас, но и ещё для множества миров мироздания. Нарушения равновесия Вселенского маятника без последствий не проходят. Остаётся лишь одно – разрушить Серую империю изнутри, а для этого нам необходимо иметь в ней союзников из числа её подданных. Я полагаю, что Кварг и его люди, будут первыми ласточками на этом пути, который обещает быть очень долгим и трудным, но другого выхода я не вижу. По большому счёту, в этом нет ничего нового, как говориться – всё новое, это хорошо забытое старое. Точно так же поступает и Серая империя, внедряя к нам своих агентов, которые находят людей согласных на них работать. Когда же наступает время вторжения, эти люди начинают действовать, да зачастую так, что местная власть оказывается не в состоянии оказать сопротивления, в результате чего, ещё один мир ложится к ногам серых. А почему бы нам не воспользоваться их же оружием?

Он закончил свой рассказ и залпом осушил свой кубок. Было видно, что ему нелегко далась эта речь, которая поразила меня своей железной логикой и чрезвычайным пониманием сути. Да, мальчик вырос и стал настоящим человеком, которым я, знавший его с самого рождения, вполне мог гордиться, как может гордиться любящий отец состоявшимся как личность взрослым сыном.

В своё время я избрал судьбу мастера Высокого Искусства, и тем самым выбрал путь, который исключает наличие семьи, а соответственно и детей. Я был молод, честолюбив, меня влекли дороги и приключения, ни до какой семьи не было дела, тем более что я покинул семью родителей моих ещё ребёнком, и с тех пор моей семьёй стал Ляргус и несколько его учеников, некоторые из которых, впоследствии стали вотчинниками. С тех пор я постоянно находился в мужской компании, либо моих сверстников, таких же учеников, как и я, либо уже зрелых мужчин – моих учителей. Всё моё время целиком было занято интереснейшей учёбой, занятиями по овладению боевым искусствам и верховой езде, которая в империи Повелителей драконов считалась достоянием только элиты – лошадей в империи было очень мало и они ценились на вес золота. Кончилась учёба – начались мои хождения по мирам, которые так меня захватили, что я первые пятнадцать лет только этим и занимался. Позднее, видимо повзрослев, я почувствовал, что мне нужен дом, но не обычный дом, куда можно привести молодую жену, а свой, пусть небольшой, но мир. Будучи тогда отъявленным максималистом, ни на что меньшее я согласиться не мог. Так родилась Сегурия, сотворённый мной мир, ставший моим домом, где мне всегда было хорошо, как было хорошо в доме у Голубого озера в моём раннем детстве. Сотворение Сегурии заняло у меня несколько десятков лет, которые я считаю одними из лучших в моей жизни. О, эти незабываемые годы, когда я ходил пьяный от одной мысли, что я творю мир; о, эти бессонные ночи, когда я решал сложнейшие задачи, связанные с сотворением; о, эти взлёты до самых сверкающих вершин творчества, когда дух мой испытывал райские наслаждения от того, что я делаю; о, эти бездонные пропасти отчаянья, когда казалось, что всё кончено, что ничего-то у меня не получится. Однако всё получилось, и я стал вотчинником, тем самым приобрёл статус одного из высших аристократов империи. Формально я был подданным Повелителей драконов, но это только формально. На самом же деле я был свободен, как ветер – вотчинники в империи никакой службой империи себя не утруждали, имел свой дом, куда было так приятно возвращаться после долгих и, зачастую опасных, странствий по дорогам мироздания. Жизнь моя до отказа была заполнена интереснейшими приключениями, которые совершенно не оставляли места в душе моей для любви к женщине, хотя многие из них были не прочь повязать меня брачными узами. Когда же я был уже в зрелом возрасте и имел седую бороду, беспокойная судьба моя подкинула мне Кувая, которого я полюбил всей душой и который раз и навсегда занял всю мою душу, не оставив в ней места ни для одной из земных женщин. Поэтому сейчас, когда я видел, каким стал Кувай, я искренне был рад и горд за него.

– Я рассказал всё, что хотел рассказать, – вновь заговорил Кувай. – Теперь слово за вами, самыми близкими мне людьми. Принимаете ли вы мои намеренья или нет?

На какой-то период времени образовалась немая сцена. Я молчал, молчал и Странник, видимо, решивший первое слово предоставить мне. Наконец, Странник прервал молчание довольно странным образом.

– От всей души поздравляю тебя, Азар, – улыбаясь, сказал Странник, подойдя ко мне и протягивая мне руку для рукопожатия. – Ты вырастил настоящего человека и, смею тебя уверить великого волшебника. Бьюсь об заклад, не пройдёт и пяти лет, а наш мальчик заткнёт за пояс нас обоих.

Я тут же встал и крепко пожал ему руку, но видимо чувства переполняли нас обоих, поэтому мы крепко обнялись, и это проявление обоюдных чувств, растопило последние льдинки недоверия, которые ещё имелись в отношениях между нами. Улыбающийся Кувай в это время наполнил наши кубки.

В комнату кто-то осторожно постучал. Я снял с двери запирающее заклятие и на пороге обнаружился слуга, который сообщил, что для вечернего застолья всё готово и ждут только нас.

– Иди, успокой гостей, – приказал я ему. – Мы будем через пять минут.

– Я предлагаю выпить этот кубок за то, что бы ты, Кувай исполнил свою судьбу в лучшем виде, а мы, твои друзья поможем тебе в этом, – произнёс я тост, как только за слугой закрылась дверь.

– Сильно сказано, – поддержал меня Странник, поднимая свой кубок.

3

Я зовусь Странником, хотя откуда взялось это странное имя, хоть режьте меня, не знаю. Нет, не подумайте, что у меня проблемы с памятью. С памятью-то у меня как раз всё в порядке. Я отлично знаю, откуда я родом, кто мои родители, знаю имя, которым нарекли меня в одном из очень далёких отсюда, как в пространстве, так и во времени, миров, где много лет назад открылись глаза мои. Всё это я хорошо помню. Там до сих пор некоторые люди помнят меня, туда я вынужден время от времени возвращаться, туда, где, как принято считать, находится мой дом, если, конечно можно считать домом маленькую однокомнатную квартирку в блочном пятиэтажном доме. Почему-то меня туда совершенно не тянет, особенно, когда знаешь, что после смерти родителей ты там никому, в сущности, не нужен.

Скучаю ли я по тому далёкому миру, где совершилось моё нынешнее воплощение? И да, и нет. Скучаю, потому что мир тот волшебно красив, хотя и несколько суров; скучаю, потому что в том мире прошло моё детство, которое в большей степени определило моё нынешнее состояние; скучаю, потому что человеку, если он действительно человек, свойственно тосковать по Родине.

Именно в том мире я одержал самую первую и возможно самую главную победу в своей жизни, по крайней мере, в этом своём воплощении. Вообще, когда у тебя более-менее восстановилась Древняя память очень трудно разделять всю свою жизнь с отдельными её воплощениями в телесной форме. У большинства людей, чья память ограничена лишь одним воплощением, таких проблем с определением важности того или иного события обычно не возникает, ибо для них это воплощение является единственной, а значит и всей жизнью.

Я спрашиваю себя, чем является для меня Древняя память, которая не так давно, по человеческим меркам, конечно, открылась мне и поменяла во мне очень многое? Благо это или проклятие? Что я приобрёл и что потерял в результате этого? Вопросы, вопросы, вопросы….

Вот уже две недели, как мы вернулись в Сегурию, после успешного завершения достаточно трудного дела, где в заключение получили приличную трёпку. Все вопросы обсуждены, все празднования нашего возвращения прошли, друзья мои наконец-то оправились от ран и даже Яргуст уже начал ходить, правда, пока с помощью костылей. Завершена грандиозная работа по созданию вотчины для Обсерватории, сам я тоже полностью восстановил свои силы, так что можно было в спокойной обстановке, что сейчас подарила нам наша беспокойная судьба, подвести итоги сделанного и наметить планы на будущее. Однако, вместо того, чтобы поразмыслить о наших делах, я углубился в себя, стараясь разобраться в собственных переживаниях.

Окружающие меня люди, за исключением разве что Джона, видели во мне могучего волшебника, чрезмерно одарённого Древней силой, всегда уверенного в себе, всегда знающего, что делать, спокойного в любых житейских перипетиях. А был ли я таков, как выглядел со стороны? Естественно, что хотелось заявить всем, а главное себе самому, что я именно таков, каким стараюсь выглядеть; но стоит ли в очередной раз пытаться обмануть самого себя? И я говорю самому себе, что вовсе не уверен, что соответствую моему внешнему образу, хотя больше никому на свете я ни за что не признаюсь в этом; я и себе-то признаюсь в этом не до конца откровенно.

Откуда пошло у меня этакое раздвоение, или оно было присуще мне изначально? Как только я задал себе этот, простой, на первый взгляд, вопрос, ко мне пришло понимание того, что, ответив на него, я гораздо лучше пойму себя, что ещё на один шаг приблизит меня к пониманию самого себя.

Обладая Древней памятью многих своих воплощений, я, по отношению к другим людям находился в привилегированном положении. Это происходило из того, что я мог, проведя глубокий самоанализ нынешнего моего воплощения, сравнить его с анализом других воплощений, и таким путём достаточно точно определить принадлежит ли эта раздвоенность этому моему воплощению или она является свойством любого воплощения. Поняв это, я смогу достаточно убедительно определить, какая часть меня предопределена судьбой, а какая является плодом моего личного труда. Это позволяло мне определить параметры доступного мне в данном воплощении, что значительно бы облегчило мне жизнь и позволило лучше распределять свои силы.

Я родился очень чувствительным человеком, остро реагирующим на окружающий меня мир. Пока весь мой мир заключался в моей матери и частично в отце, которые очень любили меня, всё было хорошо, и мир этот мне очень нравился. Но подрастая, я поневоле столкнулся с совершенно другим миром, который встретил меня достаточно агрессивно, для которого я был лишь мизерной частицей, не заслуживающей ни любви, ни внимания. Оказалось, что в этом новом для меня мире, я оказался не единственным, как в мире моих родителей. Оказалось, что в этом мире, таких как я, великое множество, и каждый из них стремился занять в этом общем мире своё место. Пришлось и мне заняться этим, хотя душе моей претило насилие, без которого, как оказалось, этот мир существовать не может. Физически я был не очень крепок, поэтому своё место в мире мне пришлось отстаивать, прикладывая колоссальные усилия там, где более сильные мои конкуренты делали это играючи. В этом был свой плюс, постоянная борьба за место под солнцем приучила меня к труду. Я научился терпеть, преодолевать свою врождённую робость и неуверенность в себе, прекрасно понимая, что в мире, в котором мне суждено было воплотиться, иначе нельзя. Таковы были жестокие законы жизни в этом мире, и любой, кому судьба предопределяла родиться в нём, обязан был постоянно отстаивать своё место под солнцем. Это делало каждого его обитателя либо сильным, либо мёртвым, причём это могла быть не обязательно физическая смерть, которой заканчивается любое воплощение. Гораздо страшнее для любого обитателя этого мира была смерть духовная, когда человеческое тело вроде бы живёт, а дух человека и его душа либо сломлены, либо находятся в коме. Таков удел слабых, и в этом есть своя справедливость, ибо слабый человек умирает либо при родах, либо в раннем детстве. Коли ты выжил, то быть слабым просто не имеешь права, ибо «слабости», которыми человеку свойственно прикрываться при совершении греха, порождают все мерзости этого мира. Конечно, человек может быть от рождения физически слабым или больным. Это-то, как раз к человеческим «слабостям» не относится. Настоящей слабостью для человека является отсутствие у него духовной силы или духовного хребта, наличие которого и определяет истинную силу любого человека. Это я понял очень рано, и, хотя Творец обделил меня физической силой, а так же наглостью и агрессивностью, я сделал ставку на развитие именно духовной силы и выиграл, хотя выигрыш этот дался мне очень нелегко. Помогли мне в этом, как ни странно, врождённая робость и повышенное чувство собственного достоинства. Робость я испытывал, лишь сталкиваясь с людьми. Особенно меня обезоруживали хамство и наглость многих представителей человеческого рода, зачастую вызывая во мне самый настоящий страх. Стоило мне кого-нибудь испугаться, как тут на защиту моей чести вступало чувство собственного достоинства, для которого потеря мной самоуважения была страшнее физической смерти. И тогда я начинал противиться собственному страху.

А, чего я, собственно, в детстве боялся? Боли я, по большому счёты не боялся, хотя и испытывать её, как-то не было желания. Я почему-то совершенно не боялся природы, ни густого дремучего леса, ни крутых гор, ни бурь, ни дождя и снега, ни диких зверей, в общем, ничего такого, чего положено бояться, особенно маленьким детям. Оказалось, что больше всего на свете я боялся унижения, которое, на мой взгляд, влекло за собой потерю самоуважения, как тогда я трактовал понятие чести. На втором месте, после страха потери чести у меня был прирождённый страх обидеть окружающих людей, нанести им хоть какой-то моральный или физический вред. Наверное, именно поэтому я до сих пор не могу первым ударить человека, особенно по лицу, и не люблю оружия. Поэтому в детстве мне часто приходилось драться, причём я всегда дрался лишь тогда, когда кто-либо, невзирая на его возраст или физическую силу, пытался ударить или оскорбить меня. Это же правило осталось у меня и поныне, хотя теперь всё меньше желающих ударить или оскорбить меня. Таким образом, страх, являющийся по, большому счёту, чувством в основе своей негативным, использовался мной, по большей части, неосознанно, для формирования меня, как личности и вместо вреда, здорово помог мне стать тем, кем я стал, во всяком случае, вместо вреда он пошёл мне на пользу. Отсюда совсем не сложно прийти к выводу, что внешний образ мой, вовсе не был предопределён судьбой, а я сам создал его своим трудом, за счёт предопределённых судьбой моих душевных свойств, главными из которых были, повышенное чувство чести и боязнь как-либо навредить самому себе, а так же себе подобным. Эту боязнь я много позже стал понимать, как страх человека перед грехом.

Осмыслив собственную роль по сотворению своего внешнего образа в это воплощение, я стал сравнивать многие прошлые мои воплощения, я обнаружил интереснейшую закономерность, которая так тесно переплела судьбу с моей собственной свободной волей, что отделить одно от другого просто не было никакой возможности. Судьба направляла мою волю, а воля творила судьбу, а что первично, что вторично – попробуй, разберись, тут, как говориться, сам чёрт ногу сломит.

Долго размышляя над этим вопросом, я, в конце концов, пришёл к выводу, что судьба, которая определяется моими прошлыми воплощениями, под воздействием моей свободной воли, приобретает новую форму, образуя своего рода кольцо. Иными словами, судьба направляет волю в нужном ей направлении, а воля творит новую форму судьбы. То есть, здесь невозможно однозначно сказать, что в этой связке первично, а что вторично.

В свете этих новых осознаний, как-то сам собой отпал вопрос, является ли Древняя память благом или проклятием моим. Я однозначно уверился, что это одно из величайших благ, доступных воплощённому человеку. Ни за какие сокровища мира сего не отказался бы я от этого дара, который, сам не понимаю почему, преподнёс мне Творец, и мне жаль людей, не обладающих памятью прошлых воплощений. Хотя, если вдуматься, для многих забвение собственного прошлого, является высшим благом, и они панически бояться вспомнить всё. Ну, как говориться – каждому своё.

Размышления мои были прерваны осторожным, но при этом настойчивым стуком в дверь. Вот так вот, нигде не обретёшь покоя. Я вздохнул и пригласил гостя прекратить стучать и войти. Дверь отварилась, и на пороге я увидел хмурого, чем-то серьёзно озабоченного Кувая. Значит, случилось что-то по-настоящему серьёзное, раз вечно жизнерадостный Кувай хмур и озабочен.

– Добрый день, Учитель, – поздоровался дракон, входя в комнату. – У меня к тебе дело, решение которого не терпит промедления.

– Ну, что же, присаживайся. Рад тебя видеть, – ответил я своему лучшему ученику. – Что-нибудь выпьешь?

– Кубок вина, если можно, – ответил Кувай, присаживаясь к столу, за которым я предавался своим размышлениям.

Я наполнил два кубка и один протянул Куваю. Он с благодарностью принял его, мы чокнулись и выпили вино.

– Ну, и что за срочное дело привело тебя ко мне? – спросил я, поставив свой кубок на стол.

Кувай, какое-то время молча сидел за столом, крутя в руках пустой кубок, видимо обдумывая, с чего начать. Я не торопил его. Нет ничего хуже, когда начинают торопить человека, собирающегося сказать нечто важное и незнающего, как это сделать наилучшим образом. Тем более что, хорошо зная Кувая, я был уверен, что ради какого-нибудь пустяка, он ни за что не стал бы меня беспокоить.

– Пришли тревожные вести от Кварга, – наконец поставив кубок на стол, сказал Кувай – Нужно обсудить, как нам на них реагировать. По всему видно, что события начинают развиваться стремительно, что, впрочем, не является для нас неожиданностью, но всё же….

Он опять замолчал, видимо давая мне возможность переключиться от моих мыслей и настроиться на серьёзный разговор. Кувай оставался самим собой; человеком, который очень не любил ставить, кого бы-то ни было в неудобное положение, поэтому всегда старался подготовить собеседника, особенно, если предстоял серьёзный разговор. Так и сейчас, поняв, что я был занят серьёзными размышлениями, он давал мне время перестроиться.

– Что случилось? – спросил я, что бы показать свою готовность со всем вниманием выслушать его.

– Кварг доносит, что ему стало известно о конкретных сроках вторжения Серой империи в наш мир, – ответил Кувай, внимательно посмотрев на меня, словно пытался определить мою реакцию.

Чего-то примерно такого я и ожидал, лишь не думал, что серые решаться напасть так быстро, словно они что-то поняли и теперь торопятся опередить нас. Ещё бы, получив от нас хорошую взбучку, когда мы направлялись устраивать вотчину для Обсерватории, они сумели ответить, да так, что весь мой отряд чуть не отправился на свидание с моей давней знакомой, симпатичной такой брюнеткой и лишь чудо спасло нас. Эта их первая ощутимая победа над нами, видимо, прибавила главарям серых уверенности, что они могут победить нас. Пытаясь окончательно добить нас, они отправили серьёзный отряд, что бы напасть на имение Джона и захватить или уничтожить нас, и если бы не Кувай, плохи бы были наши дела. Все эти соображения мгновенно пронеслись в моём сознании, породив очередное озарение. Картинка одной из частей моего плана, которую так долго я не мог увидеть, ярко вспыхнула в моём сознании, и теперь я ясно представлял, чем буду заниматься в ближайшее время.

– А почему ты пришёл с этим ко мне? – спросил я. – Разве ты забыл, что я тебе больше не учитель? Вообще-то в Сегурии главными являются Азар и Ляргус, и это дело, скорее их, чем моё. Я ведь живу в Сегурии на правах гостя. Азар и так обижается на меня. Я вовсе не хочу быть здесь яблоком раздора. Ты уж, будь добр, иди с этой информацией к Азару, пусть он решает.

Кувай, умница, сразу всё понял. Он вежливо попрощался и покинул мою комнату, надо полагать, отправился к Азару. Оставшись один, я ещё раз обдумал полученную от Кувая информацию, и пришёл к выводу, что война неизбежна. Причём война, которая по своим масштабам, не пойдёт ни в какое сравнение с прошлыми нашими стычками с серыми, которая потребует от всех нас полной отдачи сил, а возможно потребует сами наши жизни.

Я опять погрузился в свои размышления, из которых меня вывел очередной стук в дверь. Нет, сегодня мне решительно не дадут поразмыслить. Я пригласил стучавшего войти, дверь открылась, и появился слуга, который в крайне вежливых выражениях передал мне просьбу Азара прийти к нему в кабинет, где в это время собирается совет старейшин Сегурии. Я заверил слугу, что буду через пять минут, и тот, вежливо поклонившись, удалился. Значит, Азар собирает совет старейшин, подумал я. Что же, всё правильно, я бы поступил точно так же, самое время объявить мобилизацию.

В обширном кабинете Азара, помимо его самого и старого Ляргуса, уже находились почти все старейшины Сегурии, со многими их которых я был знаком. Здесь же были и мои ученики во главе с Куваем, который, увидев меня, как-то загадочно посмотрел на меня. Ох, не люблю я такие взгляды, всегда они предвещают какой-то подвох, а то, что Кувай очень любит разные розыгрыши, мне было хорошо известно. Я подошёл к Джону, который, при виде меня призывно помахал мне рукой, показывая на свободное место возле себя. Ученики мои, по старой привычке держались поближе друг к другу. Здесь были все, даже Яргуст приковылял на своих костылях и занял место в покойном кресле в углу кабинета Азара.

Азар встал со своего места во главе стола, и хорошо поставленным голосом объявил причину, почему так экстренно был собран совет Сегурии.

– Уважаемые, господа, – сказал Азар. – Я пригласил вас по чрезвычайному важному поводу – мы находимся на пороге войны с Серой империей. Сейчас с информацией, полученной из надёжного источника, выступит всем вам хорошо известный Кувай. Прошу отнестись к его словам крайне внимательно.

Кувай поднялся со своего места и прошел в центр кабинета, откуда его всем было хорошо видно и слышно.

– По полученным мною данным, примерно через месяц в столице вспыхнет мятеж против царствующих Повелителей. Его организовали и возглавляют высшие аристократы империи. Но этот мятеж произойдёт синхронно с началом вторжения армии Серой империи в пределы империи Повелителей драконов. Я полагаю, что вторжение и мятеж произойдут одновременно, потому, что всё это единый план, организованный разведкой серых и предателями из числа элиты нашей империи. Нам надо очень серьёзно отнестись к этому и предпринять какие-то меры для срыва этих замыслов. -