Ночной директор. I том. История, рассказанная в тиши музея

Tekst
0
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Поэтому следующим воеводам был дан строгий наказ:

«Воров сыскивать, а сыскав отсылать их в Березов и Тобольск. А их имущество имать на государя царя, чтобы неповадно было впредь иным воровати и в том дальнем краю смуту чинить».71

В это время в Москве ещё не знали, что, несмотря на потери, из ста пятидесяти человек тридцать было убито, Шаховский и Хрипунов всё же достигли реки Таз и заняли один из построенных городков.72 Не получив никаких сведений о судьбе первой экспедиции, царь Борис Фёдорович всё же приказал подготовить вторую экспедицию под руководством Василия Кольцова-Масальского и Савлука Пушкина. Были учтены все ошибки предшественников, так что подготовка была более серьёзной. Экспедиция стала гораздо многочисленней, более трёхсот человек отправились осваивать новые земли. Их неплохо вооружили, отряд имел «одну пищаль скорострельную и 3 затинных пищали».73 Воеводе в Верхотурье был дан указ приготовить «для мангазейского хода 15 кочей». В Ярославле и Вологде было закуплено всё необходимое для трудной дороги: канаты, бечёвки, холст для парусов и прочее. И главное, воеводы должны были прибыть в Верхотурье ещё зимним путем, чтобы с первой водой отправиться в Тобольск. В наказе особо отмечалось, чтобы воеводы нигде не задерживались и пришли в Мангазею до заморозков. А во избежание стычек с инородцами экспедиционеры должны были «рекою Обью и морем идти бережно, и ставиться в крепких местах бережно и осторожно на якорях, а у берега однолично не ставиться, и от погодья беречься, чтоб запасом и людем истери никоторые не было».74

Задание тоже изменили. На этот раз воеводам достаточно было только заложить острог и провести тщательную разведку прилегающей местности. Они должны были узнать у местных торговцев «где лежит их дорога летняя и зимняя, где по ней становья и городки, дабы годные из них обратить в Государевы городки».75 А также обследовать торговые городки на реке Таз, слухи о которых достигли Казанского приказа, их нелегальная торговля тревожила московских дьяков. О кое-каких дорогах воеводам удалось узнать, и на них «от городка Обдорского» должны быть выставлены две заставы.76

Заодно они должны были узнать об участи, постигшей первую экспедицию.

Но первопроходцы-воеводы уже даже начали строительство острожка.

Сохранились описания первоначальной Мангазеи, пока в 1619 году пожар не уничтожил значительную часть городка. Создание острога предусматривало, прежде всего, строительство служебных зданий: воеводского двора, съезжей избы, тюрьмы, церкви и караульного помещения. Само поселение состояло из двух частей: города, окруженного деревянными стенами, и посада, примыкавшего к городу.

Служилые люди селились за пределами острога в новых постройках или в тех, которые остались со времён поморского городка. Через три года ограду воеводского двора заменили острожной стеной. Тогда же были возведены городовые укрепления: стены и башни, была построена первая посадская церковь.77

Но активнее всего строительство шло с 1607 года по 1629 год.78 За это время были поставлены крепостные стены высотой около десяти метров. Построено пять крепостных башен, одна из которых – Спасская, взметнулась ввысь на 12 метров. Стройная, торжественная, увенчанная двуглавым орлом она парадно возвышалась над южной стеной города и была проезжей. Выделялась ещё одна башня – Давыдовская, она была срублена на самой высокой отметке крепостцы, над рекой Таз, из её «смотрельни» хорошо была видна вся ширь реки, важнейшее в стратегическом отношении пространство.79 Остальные башни были различными по размеру, но объединялись общностью внешних форм и конструкций.80 Со временем, на одной из башен, жители Мангазеи даже установили часы с курантами.81

За эти два десятилетия в городке было построено около двухсот домов, две церкви, гостиный двор с двадцатью торговыми лавками, хлебные, соляные и пороховой магазины, винный подвал, два питейных дома.

После пожара пришлось возводить новую крепость. Расположенная на самом высоком месте она господствовала над посадом, имела форму близкую к квадрату, со сторонами по семьдесят метров. В стенах были срублены четыре угловые и одна проездная башня.

Для защиты городка, содержался постоянный гарнизон из полсотни стрельцов, казаков и ссыльных черкес и, ежегодно присылавшихся из Берёзова, «годовальщиков». Были и пушки.

Посадская часть была застроена домами на высоких подклетях с летними надстройками затейливых форм и богато украшенных резьбой и живописью. Выделялся большой дом воеводы Палицина. На посаде возвышались шатры часовни Василия Мангазейского и двух церквей – Успенской и Макария Желтоводского.82 И это неудивительно, в эти годы Мангазея, в социально-экономическом и административном отношении стояла в одном ряду с крупными городами Сибири – Тобольском и Тюменью. Но, в то же время, у неё оставались и свои особенные черты, придававшие ей характер северного городского поселения.83

В этом районе были расположены амбары гостиного двора и дворы, принадлежащие служилым людям. В межсезонье там жило около десятка человек. А зимой собиралось до тысячи и больше.

 

После очередного пожара произошедшего в 1643 году, который уничтожил практически весь город, его несколько лет отстраивали всем миром.84 Но, увы, новые постройки уже уступали по размерам и красоте сгоревшим.

Археологи установили, что площадь посада была около десяти тысяч квадратных метров, где до одной трети занимали нежилые постройки. На жилой площади были обнаружены остатки шестидесяти – семидесяти домов. Вероятно, их и не могло быть больше, так как исключая улицы, на двор приходилось около ста квадратных метров. Нетрудно подсчитать, если в доме жило шесть – восемь человек, то всё население Мангазеи едва насчитывало шестьсот душ. Многие служилые и промышленники жили здесь без семей, и, по всей видимости, селились на посаде. Но порой, в разгар «пушной лихорадки» здесь оставалось зимовать до тысячи человек, а в иные года и гораздо больше. Ещё в середине XVII века в Сибири сохранялась память о многочисленности русских людей в Мангазее:

«В прошлых де годех в Мангазее торговых и промышленных людей бывало много, человек по 1000 и по две и больше».85 Люди здесь жили минимум по два года.

Можно сказать, что посад и город жили в какой-то мере обособленно, так как посад был своего рода перевалочной базой для тех, кто отправлялся на промысел или возвращался в Россию. Социальный состав жителей был неоднороден и делился на две группы: большая часть – это промышленные люди, а вторая часть – торговые. Надо отметить, что деление происходило не по сословному признаку, а по экономическому положению. Например, в числе торговых людей, в документах упоминаются крестьяне, и даже холопы.

В то время мангазейские воеводы ведали всеми тазовскими, нижнеенисейскими инородцами, которые уплачивали наложенный на них ясак пушниной в самом городке.86 Судя по всему многие мангазейцы, несмотря на все трудности, жили всё же весьма зажиточно и старались максимально полно наладить свой быт. Например, археологи нашли на месте таможенной избы чернильницу красивой формы, один из важнейших атрибутов деятельности таможенного чиновника, футляры для печатей к проезжим грамотам, и рифлёная линейка. Сохранилось также много бытовых предметов, характерных для богатого владельца – фрагменты рисованного штофа, изделия из бронзы, стрелка часов, шахматные фигуры, узорчатая тесьма, изящные ложки и миски, аккуратно сшитые рукавицы, скребки для очистки мездры от кожи, копылы от нарт и лыжи и даже архитектурные украшения – балясины.87

Основа местной торговли состояла в обмене хлеба и других продуктов на меха, шкуры, рыбу. Здесь добывали соболей, лисиц, песцов и бобров. А так как место было выбрано удачно, один торговый путь шёл по Оби до Берёзова и Тобольска, а другой связывал Мангазейский край с европейской частью России, то торговля кипела. Связи местных купцов распространялись даже до европейских рынков.

Но основной целью, для чего и была основана Мангазея, получившая статус «государевой вотчины» это был сбор ясака, взимаемого с местных племён в пользу государевой казны:

«… со все мягкие рухляди имать на государя десятинную пошлину. От десяти соболей – десятый соболь, от десяти лисиц – десятую лисицу. От всякого зверя десятое, выбирая из всей мягкой рухляди лучшее». В «цареву казну» отбиралась только самая лучшая пушнина. Десятина собиралась также со всех продаваемых или меняемых товаров. Причём строго следили, чтобы «торговые люди» не торговали с аборигенами железными изделиями, оружием, вином и так далее, «и о том заказ учинить крепкой».88

В противном случае воеводам надлежало применять наказания:

«… у кого будутъ заповедные товары, пансыри и шеломы и копья и сабли и топоры и ножи и иное какое железо или вино, и князю Василию и Савлуку те заповедные товары и вино велети у тех поимати на государя царя».89 А также подлежала конфискации «мирская всякая рухлядь».90

В царской грамоте новым мангазейским воеводам указывалось:

«Чтоб государевой казне было прибыльнее, а тамошним людям тягости не было, чтоб им жить в тишине и в покое. И самому князю, государевой ясачной казной не корыстоваться и никакими товары не торговати, и у торговых и у всяких людей и у самоеди посулов не имати и насильства и обиды не чинити».

Никто тогда даже не догадывался, какие «тишина и покой» вскоре здесь воцарятся. Позже был издан наказ, в котором строго предписывалось:

«Казну мягкой рухляди сбирать с ясачных без оплошности; не присваивать себе шкур высокой цены и не давать сборщикам пользоваться от сборов, высылая на встречу им верных людей ко времени возвращения из волостей. Не заменять жалования дачею рухляди, а всю сполна отсылать в Москву».91

Ещё одной из забот мангазейских воевод была разведка земель лежащих к востоку от городка и приведение аборигенов под высокую государеву руку, заодно необходимо было собрать сведения о том, сколько инородцев здесь живёт. Ведь надо же знать, сколько ясака можно получить отсюда. А сколько ясачных жило в Мангазейском уезде было доподлинно не известно. Но воеводы резонно замечали, отписывая в Москву, что «в Мангазейском уезде люди кочевные и не сидящие, а живут, переходя с места на место и с реку на реку».92

Самым эффективным способом для сбора ясака в то время была система «аманатов», то есть воеводы брали в заложники самых знатных кочевников в роду, и потом требовали за них выкуп. Родственникам и соплеменникам не оставалось другого выхода, как выплачивать откупные. Ведь не имея места постоянного проживания, кочевники жили родами, и чем больше и знатнее был род, тем больше приходилось отдавать соболей и другого пушного зверя.

Условия содержания заложников были тяжёлыми, несмотря на то, что из Москвы присылали царские указы, в которых говорилось, что: «тех из аманатчиков в Мангазее начнут поити и кормити государевыми хлебными запасы во все дни довольно, и утеснения им в Мангазее не будет».93

На самом деле эти указы сплошь и рядом нарушались. Воеводы на местах не слишком озабочивались их содержанием. Тем более казённых денег на прокорм аманатчиков зачастую не выделялось, так что заложников приходилось содержать за свой счёт, вернее за счёт мирской общины. Впоследствии система аманатов тоже сыграла немаловажную роль в стремительном закате «государевой вотчины». Но здесь надо учесть, что и в самой Мангазее с продовольствием были большие проблемы и люди часто сидели впроголодь.

По всему Мангазейскому уезду были разбросаны зимовья, где и происходил обмен пушнины на заложников. Кроме этого они служили временным пристанищем для ясачных сборщиков, торговых и промысловых людей.

Зимовье, это самый древний тип русской постройки в Сибири. В простейшем виде это была маленькая изба, с плоской крышей, низкой дверью. Иногда дверь делали даже в кровле – это было удобно, так как не требовалось постоянно чистить снег у входа, и в то же время она служила ещё и дымовой трубой. Подобных зимовий, возводившихся охотниками-промысловиками, было разбросано множество на заполярных просторах Сибири. Так, на карте 1745 года, составленной участниками Великой Северной экспедиции (1733 – 1743 годов) только в низовьях Енисея обозначено более шестидесяти подобных зимовий.94

Но чаще всего зимовья строились с нагороднями, то есть сруб поднимался выше плоской крыши на метр. Получалось подобие стен, и зимовье становилось похоже на одиноко стоящую в тайге крепостную башню. Многие зимовья окружали тыном с бойницами, и тогда поселение приобретало вид небольшого острожка. Нередко из подобных зимовий в тайге позже вырастали города.95

Аманатов держали в Мангазейской тюрьме, и когда сборщики отправлялись за ясаком, то брали их с собой и держали в подобных зимовьях до тех пор, пока не получали ясак, а затем снова привозили в Мангазею. Количество ясачных людей каждый год было разным, так как кочевники уходили далеко от этих мест, но чаще всего они просто не хотели платить ясак. Из-за этого происходили вооружённые стычки. Бывало и так, что, называясь «царскими людьми», ушлые людишки собирали ясак и исчезали с ним в неизвестном направлении. Царь гневался, воеводы злились, а аманатчикам приходилось снова платить, компенсируя эти недоимки. Когда в Москве узнали про эти проделки ушлых людишек, то вышел указ:

«… преж сего приходили к ним в Мангазею и в Енисею вымичи и пустозерцы, и многих государевых торговые люди и дань с них имали воровством на себя, а сказывали на государя, а в государеву казну не давали».96 Чтобы уберечь инородцев от подобного насилья и притеснений, а также, чтобы не было убытка казне, решено было построить острог. Обиженным и притеснённым даже было разрешено «бить челом», а уж царь всегда найдёт управу на посмевших ослушаться высочайшего указа.

 

Ни один сибирский город не мог сравниться по количеству добываемой здесь пушнины. Поэтому Мангазея и получила со временем название – «златокипящая». Только с 1630-го по 1637-й года отсюда было вывезено около полумиллиона соболиных шкурок. То есть в разгар пушной лихорадки в Мангазейской земле добывалось до восьмидесяти процентов всей пушнины, промышляемой в Сибири.97 Эти деньги надолго стали одним из основных источников дохода в царской казне. Помимо этого здесь сколачивались крупные частные капиталы.

Наиболее активные и предприимчивые крепостные крестьяне отпрашивались у своих хозяев и уезжали в этот край далёкий. Подобное покровительство, конечно, давало льготы, однако эта зависимость пагубно отражалась на их деятельности, лишая их свободы предпринимательства, полностью подчиняя произволу их господ. Например, так случилось у крестьянина Тимофея, жившего в Ярославском уезде и принадлежавшего князю А. Ф. Литвинову-Мосальскому. Прослышав о «златокипящей» Мангазее он «съехал для торга в Сибирь»98

Князь Андрей обеспокоенный длительным отсутствием своего крестьянина, и вполне обоснованно подозревая его в побеге, в 1637 году он выхлопотал царскую грамоту о принудительном возвращении Тимофея. Его разыскали, но хитрый крестьянин заявил, что и «сам хочет жить за князем Андреем во крестьянах», и на следующий год был вынужден уехать в Россию. Но недаром он долгое время жил в Мангазее, делец вывез с собой мягкой рухляди на двести пятьдесят рублей. Этот эпизод, по-видимому, не отразился на его торговых делах, так как впоследствии, дело продолжил его сын, Иван.

Кстати, сколько лет он там прожил доподлинно не известно. Можно предположить, что отправился он в путь не ранее 1613 года, так как отправился на промыслы уже при царе Михаиле Фёдоровиче, то есть во времена расцвета этой «царёвой вотчины», сам же Тимофей говорил, что «сколько тому лет, как съехал в Сибирь и живет в Мангазее, того не упомнить».99

Были и другие примеры зависимости. Сохранилась любопытная челобитная, которую в 1631 году в Мангазее подал гулящий человек Иван Яковлевич Брагин на торгового человека С. Т. Шатеева. Дело в том, что Брагин пошёл в работы к купцу, и даже подписал необходимую бумагу: «наемную запись на себя дал, а, живучи у него, всякая работа робити и во всем его слушать». Но Шатееву этого было мало, и он назвал Ивана своим племянником, и, как далее жалуется Брагин: «и велел мне в свое место к мирским выборам руку прикладывать, а себя он велел мне дядею, и я, бояся его…, к мирским выборам… по его велению, руку прикладывал… А он, Семен, мне, Ивашку, не дядя, и я ему не племянник, и ни в роду, ни в племени». Таким образом Шатеев не только экономически подчинил себе «гулящего» человека, но и на «мирских выборах» заставлял голосовать как ему было выгодно.

Но даже настоящие племянники зачастую находились в полной зависимости от своих родственников, несмотря на то, что были полноправными заместителями своих дядьёв. А дядья, в свою очередь, пользуясь их незавидным положением, эксплуатировали их самым бесстыдным образом, даже не всегда оплачивая их труды.100

Но были, конечно же, и счастливые примеры, когда человеку удавалось сколотить капитал. Естественно, это было не просто, в этом случае не только трудолюбие играло свою роль, но и везение, или как говорят: «Его величество случай».

В истории Мангазеи оставил свой след некий Надея Андреевич Светешников, крещёное имя – Епифаний, из Ярославля. Он принадлежал к той группе зажиточной посадской верхушки, которая, сильно пострадав от расстройства экономической жизни страны, вызванного интервенцией начала XVII века, приняла самое деятельное участие в ликвидации последствий так называемой «смуты». И потому горячо приветствовала, а затем и широко использовала в своих интересах реставрацию 1613 года, когда на древний Российский престол был избран Романов. Подпись Светешникова есть среди подписей других видных ярославцев, которые они оставили под посланием князя Дмитрия Пожарского, разосланное по русским городам с призывом к борьбе против польской интервенции. Епифаний Андреевич сумел воспользоваться выпавшим шансом, он стал торговым агентом нового царя по закупке для его «обихода» товаров, особенно иностранных.101 Пожалованный в гости, то есть в купцы, он стал появляться при дворе у отца царя, патриарха Филарета. Поэтому, как близкий к высшим сферам человек, он использовал эту возможность, и стал пользоваться в своих торговых предприятиях особым покровительством. Дело дошло даже до того, что его приказчик, служивший в Мангазее, прямо в лицо говорил воеводе Г. И. Кокореву, что «ему, Григорию, Надеиных прикащиков и людей не ведати ни в чем и не судити и к себе не призывати».102 Дело в том, что когда Светешников узнал о назначении Кокорева в Мангазею, а они были соседями по имению, и, судя по всему, отношения у них были весьма натянутыми, у них были какие-то нелады, он тотчас добился изъятия из подсудности Кокореву своих людей, находившихся здесь «за соболиными промыслами». Кроме этого, заручился специальным поручением для второго воеводы А. Ф. Палицына, в котором младшему воеводе было велено людей Светешникова: «от Григория Кокорева и от сторонних людей во всех мерах оберегать».103

Что уж говорить о том, что все ходатайства влиятельного гостя в различных приказах, разрешались с исключительной быстротой. Например, 7 января 1640 года он бил челом в Сибирский приказ, с просьбой привлечь к ответственности енисейского служилого человека Ивана Галкина, ограбившего его «животы» в Сибири. В тот же день начальник приказа доложил его прошению царю, и, само собой разумеется, иск был удовлетворён. Такие привилегии Светешников получил, конечно же, не за свои заслуги во времена «смуты», а своим богатством и размерами торговых операций. Для государства, ещё толком не оправившегося от «разорения» этот «гость» был крайне ценным плательщиком, пополнявшим опустевшую казну. Светешников это отлично осознавал, поэтому недаром хвалился в одной из челобитных на имя царя:

«А идет в твою государеву казну с меня, холопа твоего, пошлина немалая».104

Кстати, о подчинении. Иногда отношения между хозяином и холопом могли складываться весьма обоюдовыгодно. У того же Стрешнева в Мангазее был «торговый человек» Лёвка Дмитриев Петелин, который определял свой торговый баланс таким образом:

«…с моего торжишку в русских и сибирских городех на год… десятой пошлины и проезжей и порублевой и печатной тебе, государю, в твою государьску казну с меня Левки, сойдет рублев по 50 и больши».105

Но это были лишь редкие примеры удачливости.

На самом деле основная масса промысловых людей не только не имела своих денег, но часто даже не могла приобрести себе промышленную снасть. Поэтому новые сибиряки нанимались к купцам, или сами объединялись в небольшие артели. Иногда, на свой страх и риск промышляли в одиночку. Некоторые из них так и не смогли выпутаться из долгов. Но, несмотря на все трудности жизни, промысла и торговли, Мангазея манила к себе, всем хотелось поймать за хвост свою синюю птицу удачи, и заработать на дальнейшее безбедное существование.

Поэтому в первые десятилетия через мангазейскую таможню проходило до двух с половиной тысяч человек в год. И это только официальные цифры. Сколько на самом деле было добыто, то никому не ведомо, некоторые ловкие промысловики старались обойти немногочисленные сибирские таможни, чтобы не платить причитающийся налог.

Расширение торговли привело к тому, что в Мангазее стала ежегодно проводиться ярмарка, весть о которой разлетелась далеко за пределы уезда. Поэтому вся торгово-промышленная деятельность мангазейского купечества находилась под пристальным вниманием Казанского приказа.

Кроме сбора многочисленных налогов были и другие источники доходов, которых хватало, чтобы местной администрации покрыть свои расходы. Ведь государство не давало ни копейки на содержание своих людей. Зато в бюджет отсюда поступало до тридцати тысяч рублей в год, то есть практически каждый четвёртый рубль, который поступал в царёву казну, был, так или иначе, связан с мангазейскими промыслами.

Хорошие прибыли приносила торговля вином и мёдом, которые продавали доверенные лица предприимчивых граждан, а выручку потом отправляли своим хозяевам в Тобольск. Несколько лет эта торговля была вольной, и ею занимались все, вплоть до воевод. Пока в 1620 году тобольский воевода Куракин не обратил внимания московских дьяков на этот источник прибылей предприимчивых мангазейцев:

«Сказывали служилые люди, которые бывали в Мангазее, что Иван Биркин посылал в Турухан на продажу свое вино и мед и взял за то вино и мед больше восьми тысяч рублей. Да и прежние воеводы тем же корыстовались, и торговые и всякие люди меж себя вино и мед продают».106

Как впоследствии выяснилось, основателем игорного и питьевого двора был присланный из Тобольска торговый человек Никита Чаплин. После приезда в Мангазею он принял у воевод Погожева и Танеева «под кабацкие запасы новую избу и амбар». Кроме того, они передали Чаплину ещё одну «избу с сенями для того, что в одной избе государевы кабацкие запасы и ему, Никите, со служилыми людьми жить и питухом государева питья пить за теснотою не мочно».107

В Москве эти известия обеспокоили тем, что на горячительные пития менялись ценные шкурки. Да и вырученные суммы тоже впечатляли.

В Кремлёвских палатах быстро нашли выход. Воеводе было велено отправить подьячего и с ним «200 ведер вина горячего и 100 пудов меду».108 А мангазейский воевода должен был дать избу и амбар для торговли этими напитками.

Поэтому в Мангазее была введена государственная монополия на продажу алкоголя. К тому же продавать веселящие напитки промысловикам и купцам разрешалось лишь после уплаты ими всех пошлин, а инородцам – ясака. А служилым людям «ни вина ни меду продавать не велено, чтоб они не пропились». За нарушение этого приказа было велено отбирать питьё в государеву казну, штрафовать и наказывать.

Это введение и без того осложнило непростую жизнь купцов. В своих челобитных они писали, что им на промыслах «без зайцев и меду никак нельзя» потому что они заболевают цингой. В конце концов, им разрешили ввозить пресный мёд, но, естественно, с уплатой пошлины в государеву казну.109

Как известно, где водка, там недалеко и до игры на деньги. Здесь процветала, несмотря на многочисленные запреты, игра в кости – «зернь». Запрещения ни к чему не приводили, а чтобы доходы не уходили «налево», в съезжей избе было принято мудрое решение, сдавать на откуп кабак и зерновой двор, а также баню. Для этого из Тобольска приезжал откупщик, отчитывающийся непосредственно перед тобольским воеводой.

Судя по размерам пошлины, игра в зернь приобрела исключительно большие размеры. Так в 1638 году с игроков было намечено взять одной пошлины более шестидесяти рублей. А с квасного и пивного годового откупа, с откупщиков, было получено более шестидесяти рублей.

Но не только одной торговлей была знаменита Мангазея. Вместе с потоком купцов и охотников сюда ехали и мастеровые люди. Археологи нашли несколько плавильных мастерских, где ремесленники изготовляли и ремонтировали дефицитные металлические орудия охоты и домашнего обихода, выплавляли медно-никелевую руду, привозимую с Норильских гор. Местные ремесленники занимались резьбой по кости и по дереву.110

Кроме этого Мангазея на долгое время стала форпостом Руси на её восточных рубежах, отсюда происходило дальнейшее освоение северо-восточных земель Сибири. Из этого легендарного городка уходили бесстрашные исследователи неведомых земель.

Русские мореходы, плавая в северных бурных водах, приобрели бесценный опыт, который очень пригодился в дальнейшем освоении прибрежных территорий. Наиболее выдающийся морской поход в Берингов пролив совершил в 1638 году казак Семён Дежнёв «со товарищи». Из Мангазеи начал свой поход Хабаров.

Когда на улице нет сильного мороза, то ночью на севере очень хорошо! Ярко блестят звёзды в чёрном небе, кажется, что действительно это серебряные гвозди, вбитые в бесконечную крышу мироздания. Свет от фонарей иглами бьёт вверх и растворяется в вышине. Дышится легко. Даже скрип снега под ногами припозднившихся прохожих уже не раздражает, а лишь подчёркивает тишину.

Ночной Директор стоял на крыльце музея и спокойно курил, пуская сигаретный дым вверх, к промёрзшему небу. Дежурство шло своим ходом, всё было спокойно, и потому мысли текли неторопливо. Поэтому можно было отдаться на волю чувств, не обращать внимания на окружающую действительность, которая мешала сосредоточиться, и действительно понять, что же произошло там, на реке Таз в XVII веке. Почему так стремительно и внезапно был ликвидирован городок Мангазея, почему так быстро его покинули люди?

Есть какая-то загадка, которая манит к себе, не даёт многим спокойно жить вот уже на протяжении нескольких веков. Наверное, поэтому исследователи вновь и вновь возвращаются к истории Мангазеи Златокипящей, бывшей «государевой вотчины».

Началом конца заполярного городка можно считать 1619 год, хотя экономический расцвет наступил спустя лишь несколько лет, а сам городок существовал ещё не одно десятилетие. Но именно этот год стал воистину несчастливым для мангазейцев – во-первых, от пожара выгорела значительная часть построек.

Но злому року этого было мало, суровая судьбина продолжала испытывать мангазейцев на прочность. Не хватало людям природных катаклизмов, так к делу подключилась родная власть. Именно в этот злополучный год в Москве вышел указ запрещающий пользоваться морским ходом. В кремлёвских палатах испугались, что вслед за русскими про этот путь прознают иностранцы, тоже активно ищущих дороги в богатые мехами края. В то время в Сибири сухопутных дорог практически не было, поэтому приходилось пользоваться исключительно водными путями. А так как Мангазея была «непашенным» городом, то есть продовольствие доставлялось по воде, то его судьба во многом зависела от погоды на речных и морских просторах. Зато этот запрет дал толчок развитию другого полярного поселения – Обдорску.

Куривший человек поёжился, но не спешил заходить в тепло музея. Он ещё раз подумал, как всё же хитро в истории переплетены меж собой разные события. Вот кажется, Мангазея, Обдорск и Москва. Отделены друг от друга на тысячи вёрст, а на самом деле связи настолько тесные, что и не разорвать. Если с Москвой всё более-менее ясно, всё-таки столица государства, то с этими двумя городками взаимосвязь прослеживается не так ясно. А ведь именно в Обдорске должны были организовать таможенный пост, контролирующий дорогу в «златокипящую».

Другая дорога, связывавшая Мангазею с Русью, шла по Оби. Но оба пути таили в себе немало опасностей. Особенно навигация осложнилась в середине XVII века, когда в Арктике наступило похолодание, так называемый «малый ледниковый период». Доходило даже до того, что с 1641-го по 1644-й год в город не пришло ни одного коча с припасами, все они были разбиты бурями в Обской губе, и в Мангазее наступил голод.

Ночной Директор продолжал стоять около музейного крыльца, выдыхая струйку сигаретного дыма в чуть морозный воздух. Наблюдая за падающими, сверкающими в свете фонарей снежинками ему не хотелось думать, что и в этом мире иногда так бывает, вот мелькнёт что-то, ослепит ярким лучом и исчезнет в непроглядной темноте, сгинет безвозвратно в прошлом.

Как это похоже на историю Мангазеи, государевой вотчины, прозванной «златокипящей»! Так стремительно появиться на мировой сцене и так же мгновенно исчезнуть! Конечно же, это вызвало череду слухов, легенд. Ведь этот заполярный городок даже сравнивали с легендарным Китеж-градом, который ушёл под озёрную воду. Но за эти семьдесят лет существования, люди, жившие в нём, смогли оставить глубочайший след в истории всего края, да что там края, страны в целом!

Неожиданно он вспомнил, как, проходя мимо выставки посвящённой истории освоения Сибири, суетливым днём или неторопливой ночью, но всякий раз бросая мимолётные взгляды на сани-розвальни, он не переставал удивляться как просто, но в тоже время надёжно они устроены. И тут же ловил себя на мысли, что ведь не только благодаря им была освоена Сибирь.

Действительно. А как же быть летом?

Идти пешком по таёжным буреломам, или проваливаться в болотистую тундру? К тому же на своих двоих много вещей не унесёшь. Но ведь вся Сибирь буквально изрезана реками и речушками, достаточно взглянуть на карту. И каких только водных артерий не увидишь. Здесь и многоводные Обь, Иртыш, Енисей, Лена. И сотни безвестных речушек, буквально изрезавших всю Сибирскую низменность. Отчего она становится похожа на руки хорошо поработавшего, пожилого человека, которые буквально испещрены синими венами. К тому же на реке летом не так донимают гнус и мошкара, эти вечные бичи Севера, как метко назвал этих кровососущих тварей один исследователь.

71Миллер. Г. Ф. Указ. соч. – С. 395 – 396.
72Никитин Н. И. Освоение Сибири в XVII веке: Кн. для учащихся сред. и ст. классов. – М.: Просвещение, 1990. – 144 с. – 24 с..– С. 38.
73Хронологический обзор… – С. 127.
74Цит. по: Миллер Г. Ф. История Сибири. Том 2. Изд-во Академии наук СССР. М., Л., 1937 г. – 301с. – С. 396 – 397.
75Хронологический обзор… – С. 127.
76Хронологический обзор… – С. 127.
77Кочедамов В. И. Первые русские города Сибири. М. Стройиздат, 1978 г. – С. 109.
78Белов М. И., Овсянников О. В., Старков В. Ф. Мангазея. Мангазейский морской ход. – С. 31.
79Ополовников А. В., Ополовникова Е. А. Древний Обдорск и Заполярные города-легенды. – С. 285.
80Ополовников А. В., Ополовникова Е. А.. Древний Обдорск и Заполярные города-легенды – С. 285.
81Никитин. Н. И. Освоение Сибири в XVII веке. – С. 68.
82Кочедамов В. И. Первые русские города Сибири. – С. 109, 115—116.
83М. И. Белов, О. В. Овсянников, В. Ф. Старков. Мангазея. Мангазейский морской ход. – С. 31
84Буцинский П. Н. Мангазея. Мангазейский уезд (1601 г. – 1645 г.) – С. 63—65.
85Новые материалы по истории Сибири досоветского периода. Новосибирск. Изд-во Наука, Сибирское отделение. 1986 г. – С. 299.
86Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. Энциклопедический словарь. С-Пб, Гипо-Литография Ефрона И. А. Т. XVIII (А) – С. 526.
87Белов М. И., Овсянников О. В., Старков В. Ф. Мангазея. Мангазейский морской ход. – С. 71.
88Миллер Г. Ф. История Сибири. Том 2. Изд-во Академии наук СССР. М., Л., 1937 г. – 301с. – С. 403.
89Российская историческая библиотека. Т.2. С-Пб, 1872 г. – С. 1086.
90Российская историческая библиотека. – С. 1087.
91Цит. по: Хронологический обзор… – С. 131.
92Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 25.
93Вербов Г. Д. О древней Мангазее… – С. 17—24.
94Ополовников А. В., Ополовникова Е. А. Древний Обдорск и Заполярные города-легенды. – С. 59.
95Н. И. Никитин. Освоение Сибири в XVII веке.: Кн. Для учащихся сред. и ст. классов. – М.: Просвещение, 1990. – С. 66.
96Миллер Г. Ф. История Сибири. – С. 398.
97Старцев А. В. Гончаров Ю. М. История предпринимательства Сибири (XVII – начало XX в.):Уч. пособие. Барнаул: Изд-во Алтайского университета, 1999 г. – 157 с.; См.: Вербов Г. Д. О древней Мангазее… – С. 31.
98Бахрушин С. В. Статьи по экономической… – С. 131.
99Бахрушин С. В. Статьи по экономической… – С. 131.
100Бахрушин С. В. Статьи по экономической… – С. 136.
101Бахрушин С. В. Статьи по экономической… – С. 228.
102Цит. по: Бахрушин С. В. Статьи по экономической… – С. 228.
103Цит. по: Бахрушин С. В. Статьи по экономической… – С. 228.
104Цит. по: Бахрушин С. В. Статьи по экономической… – С. 228.
105Цит. по: Бахрушин С. В. Статьи по экономической… – С. 124.
106Цит. по: Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 35—36.
107Цит. по: Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 73
108Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 36
109Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 37
110М. И. Белов, О. В. Овсянников, В. Ф. Старков. Мангазея. Мангазейский морской ход… – С. 47